Уолл-стрит

 Он закончил говорить. Шёл уже первый час ночи, было темно, и дождь заливал глаза, и люди стояли без зонтов, и слушали, и забывали о голоде и о сне.

 Сколько мы видели лживых и глупых людей? Больше них мы видели только тех, кто им верил. Толпы людей внимали самонадеянным глупым речам, доверяли и надеялись, вкладывали деньги, шли с оружием в руках, и в конечном итоге оставались гнить в нищете или братской могиле.

 Но в любом стаде овец всегда или почти всегда да находится та из них, что будет усердно твердить остальным об опасности и страхе, о собаках и человеке. В нашем стаде лже-императоров и вождей порой тоже высовывали голову на поверхность светлые умы: такой человек стоял под дождём и говорил с нами минуту назад. Сейчас он сходит с трибуны, его хватают под руки, протягивают плащ, улыбаются и благодарят от всей души. Он обещал нам не деньги и власть, хотя, впрочем, не так уж важно, что именно он обещал.

 Он шёл к нам, и я слышал его слова, но не мог разобрать их из-за шума. Я не мог видеть его из-за плотного кольца окруживших его слушателей, но знал: если бы я видел его глаза, то увидел бы в них ничто иное, как страх смерти. Этот человек, этот молодой мужчина был явно очень умён, по этому он понимал, что ждёт его дальше.

 Шёл дождь, и шёл человек, и толпа шла за ним. Они не поверят через день или два газетным заголовкам, и станут говорить, что его не убили, что он ещё вернётся, что сделает всё что пообещал.

 Люди верили этому человеку, а он уходил в ночь и темноту. Он уходил, и казалось, что нет никого живее его, и что он бессмертнее всех живых, и что он словно второй Наполеон, и что теперь наконец-то всё будет хорошо...