Соло

- Мальчик! – Женщина наклонилась к самому его лицу. – Мальчик, ты чей?
Сережа не знал, что ответить. Уже он и не помнил, сколько времени живёт с бабкой, которую все – и маленькие, и взрослые, звали просто Валькой. Только он иногда называл бабушкой. Уехавшие «на заработки» родители давно не наведывались, фотографии растерялись в переездах, а память хранила мамино лицо, и порой Серёжа видел её во сне. Всё и везде было ему чужим и сам он был чужой. Вот и сегодня его прогнали со двора, где до сих пор, а они жили здесь уже второй год, Сережу не признавали. А ещё он подрался и под глазом, медленно синея, растекался синяк.
Женщина помолчала. Поглядела по сторонам, вздохнула вслед уплывающим весенним облакам и присела рядом с мальчиком. Она заглянула в его насупленное лицо и долго смотрела, словно хотела прочитать его мысли.
- А ты хочешь чаю?
Её вопрос был таким неожиданным, что мальчик удивлённо поднял на неё глаза. Увидев на усталом женском лице улыбку, Серёжа вздохнул. Ему была знакома эта улыбка – он видел её у учительницы музыки, Надежды Иосифовны, которая иногда проводила в школе утренники и вечера. Рядом с ним сидела именно она. Серое весеннее пальто с короткими полами, платок на непослушных вьющихся волосах, руки с длинными музыкальными пальцами. Так не хотелось возвращаться домой, где бабка сразу бы начала кричать, а может даже и драться, давя и так придавленную детскую душу.
Сережа не понимал, откуда вдруг в его маленьком сердце взялась тоска и своей зыбкой пеленой потянула плечи вниз. Он опустил голову и, боясь посмотреть в глаза учительнице, снова вздохнул.
- Ну, что ты? – мягкий голос Надежды Иосифовны заставил его застыдиться своего синяка и опустить голову ниже. – Пойдём. Здесь рядом. Заодно и попробуем твою беду поправить. Бабка-то точно за рукав ругать будет.
- За рукав? За какой рукав? – мальчик испуганно и резко кинулся осматривать одежду и с ужасом пискнул, заметив на правом рукаве большую дырку. Такую ему самому ни за что не зашить! – А вы мне поможете? – он с надеждой заглянул в глаза сидевшей рядом и казавшейся такой доброй женщине.
- Конечно.
- И никому-никому не расскажете?
- Никому-никому.
- Тогда идёмте.
Они встали и по узенькой улочке окраины С. пошли к одноэтажному зданию музыкальной школы, где в задних комнатах жила Надежда Иосифовна и её дочь Варвара, девочка года на два младше Серёжи, хрупкая и болезненная. По небу перекатывались серые волны облаков, подгоняемые мартовским ветром. Было почти что не холодно, только ноги зябли от противной слякоти, что захватила весь город и не хотела исчезать даже под теплыми солнечными лучами. В небе кружили грачи, изредка садившиеся на деревья и провожавшие прохожих глазками-бусинами с нагло-ищущим выражением. Шли молча, только мальчик порой вздыхал, ёжась от мысли о наказании, если залатать рукав красиво и незаметно не получится. Бабка нехотя покупала ему новые вещи, ворчала, что он слишком быстро растет и всё на нём горит. А как не будет гореть на девятилетнем мальчишке, который бродит по городу, когда его прогоняют со двора? А ведь из других дворов тоже гонят! Но как ты это объяснишь человеку, который и слова не дает сказать? Серёжа бабку боялся.
Музыкальная школа стояла у пустыря. За ней был какой-то заброшенный склад с подвалом, крыша которого возвышалась над землёй наподобие холмика и которую ребята облюбовали зимой как горку. Вокруг домика росли кусты сирени и волчьих ягод, давно уже никем не стриженые и закрывавшие своими ветвями большие зарешеченные окна. Тут было два входа. Главный, школьный, был уже закрыт и они вошли через задний, который вел к учительнице. Они с дочкой занимали две небольшие комнатенки, служившие им и спальней, и гостиной, и кухней, и ванной комнатой.
По дому разносились звуки фортепиано. Кто-то играл гаммы и часто сбивался. Надежда Иосифовна улыбнулась и нарочно громко хлопнула дверью. Гаммы затихли и к ним навстречу радостно выскочила Варвара. Девочка тут же застыла, сунула руки в карманы синего платья и стала раскачиваться, чуть поворачиваясь по сторонам. Так она изображала своё смущение и удивление.
 - А ты кто? – наконец спросила она.
 - Вы знакомьтесь, а я пойду чайник поставлю. – надежда Иосифовна прошла в комнату-гостинную и стала звякать посудой.
Варя обошла вокруг мальчика, заглянула в его грустные глаза, внимательно оглядела его растрёпанную одежду и синяк.
 - Тебя били, да? – не дожидаясь ответа она продолжала. – Меня тоже в школе девчонки побили, - и показала ему поцарапанные руки. – Только ты маме не говори. Я ей сказала, что упала. Ладно? – и улыбнулась.
- Ладно. Я тоже боюсь бабке говорить. Только сегодня она и сама догадается.
- А ты…, а ты скажи, что упал. Неудачно.
Дети переглянулись и понимая друг друга рассмеялись. Мальчику сразу стало легче. Варя взяла его за руку и повела в кухню.
- Меня Варварой зовут, а тебя?
- Серёжа.
- Хорошо. Будем дружить?
- Будем.
А Надежда Иосифовна стояла над чайными чашками и в глазах её прятались слёзы…
Пока дети пили чай, женщина быстро и ловко штопала рукав Серёжиной  курточки. Варя без конца болтала. Она задавала вопросы, а Серёжа пытался на них ответить: почему в небе столько звёзд, почему кошка умывается лапой, почему, зачем и т.п. Это была забавная игра, которую Варя придумала для матери. На вопрос нужно было придумать интересный и забавный ответ. Мальчику игра понравилась.
- А ещё моя мама так хорошо играет на скрипке, - успевала между делом хвастать Варя. – Правда, мама? Ты нам поиграешь?
- Хорошо, сыграю. А ты, Серёжа, умеешь играть на каком-нибудь инструменте?
- Нет, я ничего не умею.
- А хочешь научиться? Я могу тебя научить.
- Но у меня нету денег, чтоб за занятия заплатить…
- Не надо денег. Мы с Варей тебя так будем учить, бесплатно. Да?
- Конечно, только ты приходи к нам. Будешь приходить?
- Буду. А на чём я играть буду?
- Сейчас посмотрим. Есть фортепиано, скрипка, гитара… Скрипка самая сложная, ты наверное не захочешь…
- А если захочу?
- Надо посмотреть, послушать. Тут нужен очень хороший слух – музыкальный.
Надежда Иосифовна взяла скрипку и сыграла на ней гамму. Потом дала инструмент мальчику и предложила попробовать. Серёжа, который заворожено за ней наблюдал и заметил каждый жест, с трепетом взял в руки скрипку. Она была гладкая и прохладная на ощупь и только в тех местах, где её держали руки учительницы, сохранила тепло. Мальчику показалось, что сам инструмент ждёт его действий, прислушивается к его дыханию, биению сердца. Он резко провел смычком по струнам и вздрогнул – звук, вызванный им, был резок и неприятен.
- Не спеши, нежнее. Она не любит рывков. Попробуй легонько. Настройся.
Серёжа вздохнул, попытался настроиться. Он подумал о тонких струнах, гладком корпусе, представил себе мамины руки и закрыл глаза. Дрожащей рукой поднёс к скрипке смычок и стал повторять увиденные движения. Если бы глаза его были открыты, он смог бы увидеть огромное удивление в её и восторг в Вариных глазах. У мальчика был великолепный слух! Конечно, гамму он повторить полностью не смог, но чистые, прозрачные звуки говорили о том, что он будет играть на скрипке.

2

Проводив мальчика и уложив дочь, Надежда сидела у кровати своей малышки и грустила. Она то улыбалась и удивлённо качала головой вспоминая Серёжу и его неожиданные способности, то утирала слёзы, что накатывались вдруг вместе с воспоминаниями.
Когда-то она мечтала стать известной музыкантшей, выступать с оркестром, выезжать за рубеж. Гастроли, поклонники, слава – всё это осталось мечтами, которые женщина забросила в дальний угол своей памяти. Никому, даже Варе, она не могла и не хотела рассказывать о том, что не сбылось. А ведь могла… Когда-то Наденька считалась очень перспективной начинающей скрипачкой. Но не сложилось, как говорила всем её мама. Сама же она ничего не говорила, а собрала вещи, подхватила только родившуюся Варечку и… оказалась в С., где стала преподавать игру на музыкальных инструментах.
 Иногда ей было стыдно, что она просто сбежала от людей, которые знали её всю жизнь. Но здесь, в забытом и тихом омуте С.-кой жизни…
Здесь был покой, пусть и давался он ночными слезами и одиночеством.

3

Бабка хмурилась. В её тревожном и непростом существовании было много забот, а мысли о внуке требовали отвлечься от них и возможно упустить какую-либо возможность это существование улучшить. Она не любила отвлекаться на мелочи. Поэтому только через какое-то время, когда закончилось лето и осенние дни стали короче, ей стало казаться, что с внуком что-то не так. Он где-то постоянно пропадал. Вечерами, когда детских голосов на улице уже не было слышно и делать во дворе под дождем и ветром было нечего, мальчика не было дома. А возвращался он всегда весёлый, спокойный и что-то напевал.
Она стала чаще проверять его дневник, но оценки не слишком отличались от обычных, а где-то и стали лучше. Но почему-то это не успокаивало Валентину, а тревожило сильнее. Она стала чаще сердиться и расспрашивать мальчика где он бывает. Но он всегда отвечал, что гулял. И по его глазам она видела, что мыслями он в другом месте.
А к середине ноября её тревога усилилась. Серёжа стал грустить. Он о чем-то подолгу задумывался в своей комнате, куда-то убегал сразу после школы и возвращался поздно. На её крики и запреты он просто опускал голову и говорил:
- Мне надо. Я потом расскажу. Скоро.
Валентина пошла в школу и стала спрашивать учителей. Все были довольны мальчиком, все удивлялись, что он стал казаться грустным, ведь для них было обычным такое поведение мальчика.
А Серёжа грустил не зря. Заболела Варя. Она кашляла и плакала от боли в груди. Надежда Иосифовна волновалась и бегала от одного врача  к другому. А Варя лежала бледная и тихо утирала лицо, чтобы мать не видела слёз и волновалась меньше.
- Серёжа, ты будешь играть на скрипке, когда я умру?
Варин вопрос заставил мальчика подпрыгнуть, а её мать побледнела.
- Варечка, ты так не говори, - мальчик чуть не плакал. – Ты обязательно поправишься!
 - А если поправлюсь, будешь?
- Буду.
- Тогда я поправлюсь, а ты мне поиграй.
Мальчик взял в руки ставшую родной скрипку. Она была такой маленькой, а так легко могла рассказать своей музыкой, что он думал и  переживал. Серёжа заиграл. Этот этюд он только выучил и готовил его сам, когда оставался с Варей, а Надежда Иосифовна уходила в школу или больницу за лекарствами. Ему нравились тонкие и лёгкие звуки, которые вылетали из-под смычка и будто бы порхали по комнате. В них была и грусть мальчика из-за болезни Вари, и радость, что у него есть такие, ставшие родными, люди. И ещё много было там, в этой музыке
Надежда подошла к окну. За ним было темно, только свет из него освещал маленький квадратик. Её хотелось плакать. Доктора говорили, что шансов у девочки почти нет. А Серёжа играл так, как когда-то играла она – вдохновенно, передавая всё, что хотел когда-то сказать этим этюдом автор. Подняв голову, она увидела стоящую за окном Валентину.
Так было странно слышать прекрасную музыку и видеть, что играет Серёжа. Валентина замерла и только смотрела в комнату. Она видела мальчика, закрывшего глаза и игравшего для девочки с бледным лицом и запекшимися губами, которая неотрывно смотрела на него и шептала:» я выздоровею». Она видела женщину с заплаканным лицом, отчаявшуюся помочь своему ребёнку.
Было холодно. Валентина развернулась и молча ушла.