Последннй миллион Паука

Ирина Вишневская
Последний миллион Паука  (иронический детектив)

1.
Александр Васильевич Мирошниченко, в деловых кругах известный также и по кличке Паук, встал в очередь на регистрацию. Настроение у него портилось с каждой минутой — он не любил аэровокзалы, ему не нравилось летать самолетами, он с удовольствием ездил бы поездом или автотранспортом, но дефицит времени диктовал определенные условия. От того он и злился, что постоянно приходилось принимать чужие правила игры: носить дорогие костюмы, часы, пользоваться золотым паркером — всё это тоже было частью его бизнеса.
Он автоматически, незаметно для окружающих, осмотрелся. Привычка всегда оценивать ситуацию осталась еще со времен Афгана. Задержав взгляд на двух женщинах, Паук улыбнулся. Одна из них, угловатая, в джинсах и свободном свитере, двигалась рывками, словно на шарнирах — настоящий Железный Дровосек. Ее приятельница была полной противоположностью: очень женственная, перемещалась плавно и грациозно. Она была в высоких сапогах и кожаном пальто серебристого цвета. «Ни дать ни взять Снегурочка», — подумал Александр Васильевич. Когда дамы оказались рядом, он невольно прислушался к их разговору.
— Смотри, не влюбись, — недовольным голосом предупреждала спутницу Дровосек.
— Ай, брось, словно ты меня не знаешь… Всё это от скуки. К тому же, в моей жизни было так мало любви, что я научилась обходиться без нее… — ответила ей Снегурочка.
Мирошниченко с интересом взглянул на женщину — она почти дословно произнесла фразу, которую он сам не раз повторял на протяжении восьми лет, с тех пор, как Муси — так Александр Васильевич называл жену — не стало. Он тоже частенько повторял, что, мол, в любви не нуждается, что женщин ему с лихвой заменяет работа.
Дамы трижды картинно, щечками, прикоснулись друг к другу, чмокая при этом пространство, Снегурочка пообещала приятельнице звонить, попросила ее не пропадать, после чего легкой походкой прошла на регистрацию.
В самолете ее место было недалеко от кресла Мирошниченко, и он невольно стал наблюдать за ней. «Чем она занимается? — гадал он. — Мужа, судя по всему, нет. Богатый любовник?» 
Но и эту версию он отверг — в женщине чувствовалась привычка к определенному статусу, уверенность и жесткость бизнес-леди. Александр Васильевич растерялся, неожиданно для себя поняв, что она ему нравится. Он, словно юноша, судорожно стал выстраивать комбинации, думая о том, как бы с ней познакомиться. Конечно, можно было бы обратиться к ребятам, с которыми когда-то служил, они быстро по своим каналам вычислили бы фамилию и прочую информацию о его очаровательной попутчице. Но Пауку не хотелось привлекать внимание посторонних людей. «Если судьбе угодно, всё само собой прояснится», — подумал он,  вспомнив как-то услышанную от сержанта-молдаванина поговорку: «Всё, что твое, отложено».
«Только у того парня всё, что было отложено, забрал Афган», — с грустью добавил он и попросил стюарда принести коньяку.
«А ты сидишь весь из себя преуспевающий и о смазливой бабенке голову ломаешь, словно других забот в жизни не осталось, — попрекнул себя Мирошниченко. — Прекратить немедленно!» — приказал себе он и постарался сесть так, чтобы женщина, заинтриговавшая его, не попадала в поле зрения.

2.
В аэропорту Паука никто не встречал, и он, получив багаж, решил тут же отправиться в офис. Отсутствовал он целую неделю, и ему, конечно, докладывали о рабочей обстановке, но Мирошниченко хотел посмотреть последние отчеты: недавно он запустил завод по производству топлиса — энергетического продукта, и ему не нравилась слишком уж положительно-безмятежная информация, поступающая с нового производства. Он не мог объяснить, что конкретно его беспокоило, но интуиция подсказывала: что-то там не так.
Александр Васильевич направился к выходу из аэровокзала и тут столкнулся со своей попутчицей. Она несла охапку роз, а рядом с ней вышагивал с чемоданами смазливый молодой человек. 
— Котя, я так скучал, так скучал без тебя, — тараторил тот. — А ты, наверное, ни разу обо мне и не вспомнила.
Паук поморщился: «Да-а-а! Похоже, у женщины проблемы среднего возраста!»
Он взял такси и постарался выбросить из головы незнакомку.
В офисе его не ждали, секретарша, завидев шефа, торопливо захлопнула дамский журнал — Мирошниченко терпеть не мог, когда подчиненные занимались на рабочем месте посторонними делами.
— Простите, Александр Васильевич, — извинилась девушка, но Мирошниченко, не обращая на нее внимания, не сводил взгляд с обложки — на ней была фотография той самой женщины.
— Я возьму это, — сказал он вконец растерявшейся секретарше и закрыл за собой дверь кабинета.
— Так-так-так! Очень интересно! Наша дама, оказывается, публичный человек! Так-так-так, сейчас посмотрим… — бубнил он себе под нос.
Привычка разговаривать вслух появилась после того, как он овдовел. Александр Васильевич пытался избавиться от нее, но из этого ничего не вышло.
«Вера Петровна Озерова, — прочитал он, — адвокат международного класса. Ого! — уважительно крякнул Паук. — Дамочка-то, похоже, с головой, так что можно ей простить забавы с мальчиком. Как она сказала? Это от скуки... Наверное, ей одиноко так же, как и мне», — с тоской  подытожил он и, поручив секретарю выяснить, где находится офис Озеровой, стал думать, под каким предлогом можно было бы к ней обратиться.
Но тут, надрываясь, стали звонить телефоны — то один, то другой. Рабочая суета поглотила Мирошниченко, на время заставив забыть об очаровательной адвокатше.

3.
Юлик кружил вокруг Веры Петровны, предупредительно открывая дверь в салон машины, подавая ей руку, поправляя пальто. Он говорил без умолку, окутывая Озерову приторно сладкими словесами. Но сегодня всё это раздражало ее.
— Гламур мур-мур… — резко прервала она Юлика.
— Котя, что-то не так? Может быть, ты влюбилась? — обеспокоился молодой мужчина.
— Нет, Юлинька, всё в порядке, всех на свете ты милее, всех прекрасней и умнее, —  улыбнулась она, погладив спутника по щеке.
Он принялся, осыпая суетливыми поцелуями, торопливо ловить губами ее руку. Вера Петровна не противилась, но и не обращала внимание на ласки — мысли ее в это время были далеко, рядом с мужчиной, летевшим с ней из Парижа.
Она заметила его еще во время регистрации — такой холеный франт с выправкой военного. Озерова привыкла ловить на себе взгляды мужчин, при этом всегда трезво оценивала свой потенциал. Незнакомец поглядывал на нее весь полет, стараясь, правда, делать это незаметно. Но разве можно скрыть от женщины возникший к ней интерес?!
Вера Петровна делала вид, что ничего не замечает, с грустью думая о том, что такие мэны с дамами ее возраста романов не заводят: «Для этого они выбирают юных длинноногих красоток», —  рассуждала она, всё же надеясь, что с минуты на минуту мужчина поднимется и подойдет, чтобы познакомиться. — С ним, наверное, легко быть просто женщиной, таким вот Юличкой», — усмехнулась Вера Петровна.
— Как там Коко? — желая прервать ставшие невыносимыми воркования, спросила Вера Петровна.
— Великолепно! Наш песик хорошо себя чувствует, я делал всё, как ты велела: гулял с ним, кормил — всё в порядке, он тоже соскучился… А я приготовил для тебя сюрприз, — интригующе сообщил Юлик.
«Сюрпризом» были надувные шары, развешанные по всей квартире, и ее любимый домашний красный борщ.
Правда, сегодня она была какой-то странной, сказала, что аппетита нет, и даже отказалась выпить шампанского за встречу.  Озерова не скрывала, что хочет побыстрее избавиться от воздыхателя и остаться одна.
— Давай перенесем всё на завтра, — предложила она. — Я ужасно устала.
И это действительно было так. Она устала от насыщенной впечатлениями поездки, устала от откровений Лидии, своей давней приятельницы, провожавшей ее в аэропорту. Лидия, засидевшаяся в старых девах, «сдалась» в брачное агентство. Ее фотографию разместили в Интернете, на сайте знакомств, и очень скоро на ее письмо откликнулся парижский клерк. События развивались так быстро, что не успела Лидия и ее подружки опомниться и насладиться бурно развивающимся романом, как она получила предложение руки и сердца и укатила во Францию.
Вера Петровна слушала ее душеизлияния и удивлялась: до чего же коротка женская память! Живя одна, Лидия, возвращаясь домой, здоровалась со своими тапочками, праздники ненавидела и готова была от одиночества бежать хоть на край света. И вот она уже устала от любви и внимания, ее раздражала забота мужа, она вновь была недовольна своей жизнью, жаловалась на нехватку общения и… на одиночество. «Точь-в-точь, как старуха из пушкинской «Сказки о золотой рыбке», — усмехнулась Озерова и с грустью подумала, что, наверное, все женщины таковы…
Мысли Веры Петровны прервал телефонный звонок.
— С возвращением, — радостно щебетала Аврора, ее помощница. — Вы завтра будете в офисе? На второй линии клиент — хочет записаться на консультацию...
— Да, конечно! — адвокат готова была хоть сейчас нестись в контору, лишь бы не сидеть дома.

4.
В кабинете, как всегда, была идеальная чистота. В вазе стояли свежие хризантемы
— Молодцы, девочки, — похвалила Озерова своих подчиненных и стала доставать из пакета сувениры: кому платочек, кому флакончик духов…
— Клиент будет через пятнадцать минут, — напомнила Вере Петровне секретарша. Адвокат любила встречать посетителей, сидя за столом, с приготовленными для записей бумагой, ручками, идеально отточенными карандашами.
Не успела Озерова устроиться поудобнее, в дверь постучали. Она автоматически взглянула на часы, отметив абсолютную — минута в минуту — точность клиента. Вера Петровна собралась было изобразить свою самую очаровательную улыбку, как на пороге возник мужчина, о котором она, не переставая, думала со вчерашнего дня.
От неожиданности адвокат растерялась:
— Вы? Мы же вчера вместе летели из Парижа…
— Да, здравствуйте. Меня зовут Мирошниченко Александр Васильевич, бизнесмен. У меня на производстве возникла ситуация, которая может перерасти в большую финансовую неприятность. Мне нужна ваша консультация.
Вера Петровна машинально записала его имя, отчество, потом резко отложила в сторону ручку. Сердце ее колотилось с неимоверной силой, но самое ужасное, она почувствовала, как румянец покрывает ее щеки. Озеровой овладело чувство странной, щемящей тревоги. Она вдруг ясно поняла, что если займется этим клиентом, то пропадет, обязательно влюбится. А это никак не входило в ее планы на будущее.
«В моем возрасте это безумие, — убеждала она себя. — Дорогуша, ты так радовалась своей свободе, а что теперь? С утра до ночи думать о мужчине, как молитву повторять его имя, потеряв контроль над эмоциями и чувствами, — ты этого хочешь?..»
Паук понял, что адвокат, поглощенная собственными мыслями, совершенно не слышит его. Он замолчал.
Вера Петровна встрепенулась и, как за спасительную соломинку, двумя руками взялась за карандаш:
— Простите, но я не буду заниматься вашим делом, — еле слышно произнесла она.
— Как? — опешил Паук. — Объясните, почему? Меня не смущают ваши гонорары.
— Дело не в деньгах, — Озерова не находила в себе сил посмотреть ему в глаза. — Мне больше нечего добавить.
— Странная вы дамочка, — возмутился Мирошниченко. Таких щелчков по носу он давно не получал. — Вы не профессионал!
— А вот этого вам не стоило говорить! — разозлилась Вера Петровна. — Не вам судить! И вообще, что вы себе позволяете! Буратино вы богатенький, вот вы кто! — выпалила она и, опомнившись, зажала рот маленькой изящной рукой, с поблескивающими бриллиантиками на тонких пальцах. Но извиняться не стала. «Он первый начал, — попыталась она оправдать себя и, расправив плечи, пристально посмотрела в глаза своего несостоявшегося клиента. — Эх, хороший мужик! — подумала Вера Петровна, с удовольствием глядя, как на скулах Паука ходят желваки. — Ничего, побесись. Эмоции — они для жизненного тонуса очень полезны...».
Паук резко поднялся и, не прощаясь, направился к выходу.
— Ноги моей больше здесь не будет. Хамка!
— Ничего, как-нибудь переживу, — бросила Озерова ему в спину.
Александр Васильевич сел в машину и впервые за последние лет десять пожалел, что бросил курить.
— Хамка, — бубнил он себе под нос, — вздорная бабенка! А еще адвокат международного класса! Ей ситро на вокзале продавать! Ну погоди у меня…
Он набрал номер Бориса Каткина, сына своего боевого товарища.
— Боря, мне нужна твоя помощь, — сказал Паук и договорился о встрече.

5.
У Миры Сорокиной день не заладился с утра. По дороге на работу она застряла в пробке, а когда приехала в редакцию, оказалось, что секретарь опять что-то напутала, отправляя письма рекламодателям. Телефон надрывался, а Оксана сидела перепуганная, боясь поднять трубку.
Ей было лет восемнадцать, она недавно окончила школу, где, похоже, успехами не блистала, — ей нельзя было доверить даже простейших поручений, поэтому пришлось до минимума ограничить список должностных обязанностей. Но и при этом, за всем, что она делала, нужен был глаз да глаз.
Мира устала от нее, но приходилось терпеть, списывая присутствие секретаря на издержки профессии. В журнал Оксану сосватал Борис Петрович Каткин, издатель. Он познакомился с ней на какой-то вечеринке, она встречала гостей в холле и провожала их в зал. Девушка была моделью агентства «Звезда плюс», с владельцем которого, Виктором Шаповаловым, у Каткина были деловые отношения.
Пару раз он встретился с Оксаной, после чего заскучал и передал ее на попечение Мирославы, своей бывшей одноклассницы и нынешнего редактора его журнала «Эльхин».
— Славка, я порядочный мужчина, ты меня сто лет знаешь. Не могу я бросить барышню на произвол судьбы, пусть при журнале побудет! Потерпи немного, может, куда-то в другое место пристрою, — попросил он.
Мире ничего не оставалось как согласиться. Точно так же пару лет назад он уговорил и ее «чуть-чуть посидеть в редакторском кресле»:
— Это пойдет тебе на пользу: женские истории табунами мимо ходить будут, любую для своих романчиков выбирай.
Они учились вместе с первого класса. В школе Каткина звали Борюсиком, он был хилым очкариком, и девчонки не обращали на него внимания. Когда лет в десять он признался Мире в любви и заявил, что она непременно будет его женой, она треснула его портфелем по голове и обозвала дураком. Позже Борюсик снисходительно наблюдал за ее романами, а когда и первый, и второй ее брак развалился, долго утешать не стал.
— Я тебе всегда говорил, что лучше меня мужа не найти, — только и сказал. Мира отмахивалась:
— Борюсик, открой глаза, вокруг столько сикилявок крутится!
«Сикилявками» она называла молоденьких длинноногих девчонок. И вот одна из них ни жива ни мертва сидела сейчас в приемной.
— Оксана, расслабьтесь, все живы — и это главное, — Мира попыталась вернуть ее к действительности.
— Борис Петрович звонил, — прошептала девушка, — вас спрашивал…
Упоминание о звонке Борюсика еще больше испортило настроение Мире: наверняка он хотел  напомнить о своей вчерашней просьбе.
— Славка, надо, чтобы ты встретилась с одним мужиком, он хочет заказать материал о женщине-адвокате, заплатит за него как за рекламный… — он мог больше ничего не говорить, потому что с таким «надо» обращался к ней уже не раз.
Борюсик любил повторять, что есть инженеры человеческих душ, а она — рентген этих самых душ, что когда она делает интервью, ее собеседники рассказывают истории, хранившиеся до этого за семью печатями.
Когда он впервые попросил ее о такой услуге, Мира чуть было не запустила в него горшком с любимым похиподиумом.
— Всё, с меня хватит, забирай обратно редакторское кресло! За кого ты меня принимаешь! — возмущалась она.
А он смотрел на нее и улыбался:
— Не переживай, на тайну исповеди никто не претендует…
Сейчас он хотел, чтобы она, пообщавшись с адвокатом, сказала ему лишь одно: пошла бы она с ней в разведку или нет.
— Что за ерунда, Борюсик, ты же знаешь, я против разведок. Людей нельзя загонять в угол, иначе они начинают вести себя неадекватно — по принципу «на войне, как на войне», — попыталась сорвать поручение Мира. Но не тут-то было.
— Понимаешь, — серьезно произнес Боря. — Мужик, его кличка Паук, ты, наверное, о нем слышала, — бывший афганец. Он, кстати, служил с моим отцом. История его жизни закручена так, что хватит для сценария нескольких телесериалов. Его батальон выполнял задание и почти весь погиб из-за бестолковых команд сверху. А когда ему за эту операцию орден вручали, он кэгэбешнику оплеуху влепил, а от ордена отказался. Скандал был страшный! Замяли, приняв во внимание его контузию. Так вот, теперь у него один критерий, которым он людей мерит, – можно с этим человеком идти в разведку или же нет. А про эту дамочку он тебе сам всё расскажет. Я ему сказал, что с тобой в разведку идти можно…

6.
Мира сделала себе кофе, отодвинула чашку и только принялась разбирать на рабочем столе бумажные завалы, как зазвонил телефон. Она потянулась за трубкой и, конечно же, опрокинула на себя кофе.
— Черт! — выругалась она. На белой юбке расплылось пятно. — Господи, что делать, ведь через час нужно быть в офисе у Паука...
Телефон продолжал трезвонить.
 — Мирослава Макаровна, — послышался лепет Оксаны.
— Деточка, сколько раз тебе говорить, чтобы ты называла меня Мирой! — зашипела редактор на свою секретаршу.
— Мира, к вам пришла женщина с гитарой.
— С чем, с чем? — переспросила она, понимая, что этот день ее доконает. — Скажи, что она ошиблась адресом, у нас журнал, а не музобоз.
— Я говорила, но она настаивает, хочет побеседовать именно с вами.
— Пусть ждет… — ответила Мира и, повесив трубку, тут же забыла о странной посетительнице.
Время поджимало, нужно было ехать к Пауку, а она крутилась перед зеркалом, передвигая юбку так, чтобы удобно было прикрыть кофейное пятно сумкой, и радуясь, что вместо изящных ридикюльчиков в моде дорожные баулы. Довольная результатом Мира поспешила из кабинета, но, переступив порог, невольно остановилась. В приемной, на краю стула, неестественно ровно сидела молодая женщина, прижимая к себе гитару.
— Послушайте, пожалуйста, песню, это займет всего пять минут, — не дав Мире опомниться, попросила она.
— Ну, хорошо, — обреченно согласилась Мира, понимая, что неумение говорить «нет» вынуждает ее вечно идти на поводу чьих-то желаний. «Это какой-то ужас, надо с этим что-то делать — за чужими просьбами собственной жизни не вижу», — с тоской подумала она и устроилась в кресле.
Женщина взяла первый аккорд и запела. Голос у нее был мягкий, тихий и какой-то обволакивающий. Незнакомка пела о том, что давно перестала мечтать о любви, но сегодня ночью ей приснился сон, в котором был удивительный мужчина, и теперь она знает, что такое любовь; проснувшись, она вновь мечтает о ней.
«Ничего, — отметила про себя Мира, — и стихи приличные».
— Меня зовут Наталья Пирожанская, — представилась женщина. — Это мои стихи и моя музыка. Подскажите, кому из продюсеров можно предложить песню?
Вот на этот вопрос у Миры ответа не было. Когда-то, но это было давно, ее сокурсник Серега Бесчастный тоже решил стать поэтом-песенником. Кто-то сказал ему, что Игорь Крутой в этих делах ведет себя чистоплотно, и Серега отправился в офис к Крутому. К композитору его, конечно же, не пустили, но стихи взяли, а через несколько месяцев Бесчастного разыскали в Магадане, куда он поехал за счастьем, и сообщили, что Крутой хочет купить его тексты. Да-да, так оно и было. А чуть позже одна из песен на его стихи даже стала хитом года! Кто стучится, тому откроют, — истина стара, как мир.
— Поищите информацию в Интернете, — посоветовала Мира и зачем-то попросила у Пирожанской номер телефона.
Женщина смутилась:
— Там, где я живу, телефона нет, а на мобильный я еще не заработала… На гитару заработала, а на мобильник — нет.
Мира с интересом вглядывалась в незнакомку. Крашеная блондинка с проросшими темными корнями  небрежно собранных в пучок волос, с руками, забывшими, что такое маникюр, и лицом без грамма косметики. При этом на ней были дорогие джинсы и свитер, кроссовки. «Вещи из прошлой жизни», — почему-то решила Мира.
Женщина перехватила ее взгляд:
— Я провинциалка, приехала в Москву подзаработать. Если можно, через некоторое время я позвоню сама…
— Конечно же, — поспешила с ответом Мира и протянула визитку. Что-то в женщине, сидящей напротив, тронуло ее. Может быть, как раз то, что она не спешила понравиться и осыпать своими откровениями, а может, дело в ее признании — провинциалка...
— Где вы работаете? — машинально поинтересовалась Мира.
— На оптовом рынке воду продаю. Рабочий день с утра и до позднего вечера, натаскаешься за день — к вечеру ни о какой красоте думать не хочется. Бессмысленный круговорот дней, бессмысленная жизнь ради бессмысленной работы. Чувствуешь себя «женщиной в песках».
Мира не смогла скрыть удивления:
— Вы читали Кобо Абэ!?
Женщина невесело усмехнулась:
— По образованию я филолог, в университете мы изучали зарубежную литературу.
— А семья у вас есть?
Пирожанская холодно посмотрела Мире в глаза и, не ответив на вопрос, поднялась.
— Спасибо за внимание.
— Позвоните через неделю, может быть, чем-то и смогу помочь, — предложила ей Мира и тоже встала.

7.
На встречу с Пауком она уже не успевала, но звонить, предупреждать, что опаздывает, не стала. «Ничего, подождет», — решила Мира и не спеша вырулила на своем «танке» со стоянки. На самом деле Хаммер, на котором она ездила, был редакционным. Просто Борюсик считал, что статус редактора популярного глянцевого журнала обязывает перемещаться на приличной машине. Поэтому однажды, заехав за Мирой в редакцию, он повез ее в автосалон. Менеджер, не разобравшись, для кого выбирают автомобиль, стал воодушевленно рекламировать внедорожник:
— О машине такого класса мечтает каждый мужчина!
При этом он нежно поглаживал капот, то и дело открывал дверь в салон, шумно втягивая носом запах натуральной кожи, которой были обтянуты сиденья.
— Ручная работа, — с гордостью, словно это было делом его рук, произнес менеджер.
Борюсик не заставил себя долго уговаривать:
— Вы меня убедили, эта машина идеально подходит для моей дамы.
Услышав это, менеджер растерянно захлопал глазами. Борюсик засмеялся:
— Вы не смотрите, что с виду она божий одуванчик, на самом деле три мужика в упряжке ее одной не стоят!
Мира, услышав этот комплимент, презрительно фыркнула, но против выбора марки автомобиля возражать не стала, лишь недовольно заметила:
— Если ты хочешь, чтобы я выглядела в ней как ложка в стакане, можешь покупать, мне все равно, деньги-то твои…
 Но Борюсик довольный собой не обращал на нее внимания и, ожидая, пока ему выпишут счет, мурлыкал что-то себе под нос.

8.
К офису Паука Мира добралась через полчаса после назначенного для встречи времени. Кокетливо прижимая к себе сумку, она прошествовала в приемную, представилась. Секретарь по телефону доложила о ней и, не отрывая от уха трубку, растерянно посмотрела на молодую женщину:
— Александра Васильевича нет на месте. Я передам, что вы приезжали.
— Вот дерьмо, — не совладала с эмоциями Мира, чем рассмешила девушку.
Мира больше не заботилась о том, чтобы скрыть пятно на юбке, и, размахивая сумкой, направилась к машине.
«Ну его, этого Паука и Борюсика с ним в придачу», — приговаривала она.
Подойдя к машине, оглянулась на окна офиса. Из одного из них высокий статный мужчина, не скрываясь, смотрел ей вслед. Помахав ему рукой, Мира забралась в машину и резко рванула с места. Тут же зазвонил мобильник. На звонок она отвечать не стала — на табло высветился номер Паука.
«Интересно, пожалуется он Борюсику или нет?» — думала она, увлекаясь начатой игрой. Настроение заметно улучшилось. По дороге на работу заехала в магазин, нужно было срочно переодеться, не ходить же весь день замарашкой.
Петрович не позвонил, и Мире было приятно, что Паук сам решил разрулить ситуацию. «Посмотрим, как он поведет себя дальше...», — мурлыкала она одну и ту же фразу на привязавшуюся мелодию песни, спетой Пирожанской.
Завидев редактора, Оксана подскочила со стула:
— Мира! Там… — не в силах продолжить фразу она, выпучив глаза, показывала на  кабинет. — Он сам… он даже спрашивать не стал… — твердила напуганная, как всегда, девушка.
В кабинете сидел Паук.
— Оксана, принеси гостю кофе. Вы пьете кофе, Александр Васильевич?
— Да, спасибо.
Они смотрели друг на друга, как два бойца, меряющиеся перед боем силами. Ни один из них не произнес ни слова. Оксана поставила перед Мирошниченко кофе и поспешила плотно закрыть за собой дверь.
Мира по-прежнему молчала, решив, что первым должен начать он. Паук сделал глоток, отставил в сторону чашку и представился.
— Александр Васильевич Мирошниченко. Я бизнесмен, у меня несколько заводов и еще кое-какой бизнес. Если вас что-то интересует, я готов ответить на все вопросы. А сейчас хотел бы изложить суть своего дела. Восемь лет назад я овдовел. Смерть жены пережил очень тяжело. Муся была настоящим другом. Я знал, что с ней можно пойти в разведку. Когда мы поженились, у меня была пара брюк и пара стоптанных ботинок, всё, чем я владею сегодня, во многом заслуга моей супруги. Все эти годы, что ее нет, я был уверен, что ни одна женщина не сможет занять мои мысли и, тем более, сердце. Но недаром говорят, что время лечит. Недавно я  встретил женщину, она адвокат, любит светские тусовки, вот информация, которую я смог собрать о ней, ее рабочий телефон, адрес офиса, — Паук протянул Мире папку. — Мне нужно знать о ней лишь одно, — продолжил он, — можно ли пойти с ней в разведку.
Мира полистала бумаги, собранные Мирошниченко, с интересом взглянула на него: волевой подбородок, плотно сжатые тонкие губы, высокие залысины и светлые, внимательные и цепкие глаза — что-то в его облике действительно было от паука.
— Странно, что вы сами приехали в редакцию. Люди вашего положения так себя не ведут, — медленно, делая паузы между словами, произнесла она.
— Считайте меня исключением из правил — я слишком старомоден, — усмехнулся он. — А теперь скажите, как много времени понадобится, чтобы уладить мой вопрос?
— Думаю, недели полторы.
Паука это вполне устраивало. Он даже не стал скрывать, что удовлетворен ответом, расплылся в широкой улыбке и, не допив кофе, поспешил попрощаться.
— Да! — он остановился в дверях. — Чуть не забыл. А что у вас с телефоном? Я вас набирал… Можно взглянуть?
Мира неохотно достала свой раздолбанный мобильник позапрошлого века. Ее знакомые уже давно прожужжали ей все уши, предлагая купить что-то поновее и поприличнее, и это ее так достало, что она решила и дальше пользоваться устаревшей моделью: «Работает, как новенький, что еще нужно!» — отвечала она.
— Тяжелый случай... — протянул Паук, увидев телефон. — Он вам что, дорог как память? Впрочем, это ваше дело. Я, кстати, в выходные на дачу на старом опеле езжу. Из вредности.
— А общественным транспортом для разнообразия не пользуетесь?
— Я не об этом. Поскольку вы сейчас, в какой-то мере, не обижайтесь ради Бога, работаете на меня, я хотел бы, чтобы вы всегда были в поле досягаемости, поэтому возьмите в пользование вот этот телефон, — и он протянул Мире последнюю модель Нокиа…
Мира с интересом разглядывала телефон:
— Надо же, эту модель мы рекламировали в последнем номере журнала. Хороший телефончик…
Паук, словно не слыша ее, продолжал:
— Но у меня есть небольшое условие — по этому телефону вам должен звонить только я. Идет?
— Во что-то подобное я в детстве играла, напомните, как это тогда называлось? — не выдержав, вновь съерничала Мира.
Мирошниченко пропустил ее реплику мимо ушей.
— Так что, согласны?
— Хорошо, особых возражений у меня нет. Вы только не обижайтесь, но вы, похоже, как и мой телефон, — тоже тяжелый случай.
Паук рассмеялся:
— А вы мне нравитесь. С вами я, пожалуй, пошел бы в разведку…

9.
У Веры Петровны всё валилось из рук. Она терзала себя сомнениями: правильно ли сделала, что отказала  Мирошниченко. Пытаясь отвлечься от этих мыслей, последние вечера она проводила в ночных клубах. Юлик был счастлив.
— Верунчик, ты просто прелесть, — без конца повторял он, глядя на нее с обожанием.
Разница в возрасте его не смущала — Озерова, конечно, не выглядела как девушка, но форму старалась не терять, к тому же в ней была респектабельность, у нее были деньги и связи. Правда, деньгами она не сорила, но если уж делала подарки своему Юличке, то они были щедрыми — в прошлом году на двадцатипятилетие он получил фольксваген. «Конечно, это не бог весть что, могла бы раскошелиться на машину покруче, — думал молодой мужчина, но вслух свои претензии не высказывал. Это было главным правилом, которое он усвоил: потребовав большего, можешь потерять то, что имеешь, ведь и у золотой рыбки иногда терпение заканчивается, а умная курочка по зернышку клюет». Умной курочкой, конечно же, он считал себя.
Он вспомнил приятеля, так сказать, по цеху — тот перегнул палку и остался ни с чем. Правда, в одиночестве долго не засиделся. «Одиноких дамочек бальзаковских лет с тугим кошельком на наш век  хватит», — учил он Юлика. И Юлик в этом не сомневался. Но он не любил лишней суеты и никогда «добра от добра» не искал. «Всему свое время», — убеждал он себя, поглаживая под столом ногу Озеровой.
Вера Петровна пристально посмотрела на него и скинула его руку с колена.
Юлику стало не по себе: «Неужели догадалась, о чем я думаю?!».
— Котя, что-то случилось, у тебя неприятности на работе? — несмело спросил он. — Ты какая-то нервная последние дни. Может быть, клиент тяжелый попался?
Раньше Вера Петровна иногда рассказывала ему о своих делах — он был благодарным слушателем. А ей, как и любому нормальному человеку, хотелось не только выговориться, но и похвастаться своими успехами.
— На днях отказалась от выгодного клиента, — призналась Озерова.
Юлик заметно оживился:
— Да ты что! Почему? Ты же никогда себе этого не позволяла. «Дело выше личных отношений» — твоя коронная фраза. А что за клиент?
Вера Петровна не знала, что ответить, не рассказывать же любовнику о том, что увлечена другим. Хотя Юлику, и она это прекрасно понимала, на это, по большому счету, наплевать. Для него главное, чтобы в довольствии не отказали и о предстоящей отставке предупредили заранее.
Иногда, из-за связи с мужчиной, годившимся ей в сыновья, Вера Петровна была себе противна. И в такие минуты она цинично говорила себе: «Относись к этому спокойнее. Это товарно-денежные отношения — не более! Каждый из нас дает то, что у него есть».
— Так что за клиент? Ты так и не сказала... — настойчиво поинтересовался Юлик.
— Какой-то бизнесмен — Мирошниченко Александр Васильевич.
— Чем же он тебе не понравился?
— Не знаю… Юлик, отстань со своими вопросами, и без тебя тошно. Измучилась совсем…
— Так позвони ему.
— Я что, с голоду умираю? Или у меня работы нет!? Клиентов, слава богу, пруд пруди!
— Верунчик, но это же непрофессионально!
— Вот и он так сказал.
Вера Петровна готова была расплакаться. Ей было жалко себя, ей хотелось любви и, как это ни банально, сильного мужского плеча.
— У Авроры наверняка сохранился его телефон, пусть позвонит. Она хитрая, найдет способ всё так обставить, чтобы мужика  обратно вернуть, — не унимался Юлик.
— Всё, достаточно, — одернула его Озерова. — Я как-нибудь сама разберусь, что мне делать. Отвези меня домой…
Юлик обычно лихачил на дорогах. Верунчик к этому относилась спокойно, всегда раскошеливаясь в  случае, если он нарывался на гаишника. Сегодня же он ехал как никогда медленно, даже Озерова это заметила.
— Юлинька, мы что, участвуем в черепашьих бегах? — удивилась она.
— Такой чудесный вечер, мне хочется продлить его, — не моргнув глазом, солгал Юлик.
Помолчав немного, он спросил:
— Котик, а как выглядит клиент, которому ты отказала? Это не тот лощеный мэн, прилетевший с тобой одним рейсом из Парижа?
— Откуда ты знаешь? — удивилась Вера Петровна.
— Я приметил его еще в аэропорту. А в тот день, когда он был у тебя, я приехал в офис и видел, как он, разъяренный, выходил от тебя. Решил, что этот противный дядька испортил моему котику настроение и не стал заходить, побоявшись попасть под твою горячую ручку... Если хочешь, я  наведу о нем справки.
— Каким образом? — вскинула красивые брови Озерова.
— Он иногда заходит в наш ресторан…
Вера Петровна раздумывала, соглашаться на предложение Юлика или нет. С одной стороны, ей не хотелось вовлекать его в эту историю — она никогда до конца не могла понять, что у него на уме, поэтому доверяла Юлику разве что в выборе вин, в этом деле он был докой и слыл едва ли не лучшим в городе сомелье. А с другой стороны, ее распирало любопытство, ужасно хотелось хоть что-то узнать о мужчине, заставившем дрогнуть ее уставшее от одиночества сердце.
— Хорошо, собери о нем все, что сможешь. Только аккуратно, чтобы до него не дошло. А я в долгу не останусь, ты же знаешь.
— Неужто часики, которые мне давно нравятся, подаришь?
— Посмотрим, всё зависит от того, что ты мне о Мирошниченко в клювике принесешь. Если это будет кусочек «голландского сыра», то я обменяю его на часы, — согласилась Озерова, с брезгливостью отметив, что мальчик начинает наглеть и запросы его с каждым днем растут. Юлик давно намекал ей, что мечтает о золотом Лонжине.

10.
Время неслось как угорелое. И неделя, в течение которой Мира пообещала Пауку встретиться и побеседовать с Озеровой, подходила к концу. Нужно было поторапливаться.
Вера Петровна, узнав, что ее персоной интересуется редактор популярного журнала «Эльхин», сразу же согласилась встретиться.
Мира приехала к ней в офис. Всё вокруг блестело, в вазе стояли свежие цветы, а рядом из стаканчика букетиком торчали остренькие, один к одному, простые карандаши. «Аккуратистка и педантка», — отметила Мира.
Озерова уже ожидала ее, восседая за столом и обворожительно улыбаясь.
Она была брюнеткой лет сорока на вид, с ухоженными, блестящими, как в рекламном ролике, волосами ниже плеч, сияющими карими глазами и несколько тяжеловатым подбородком.
— Прекрасно выглядите, — Мира комплиментом приветствовала адвокатшу. — И блузка у вас оригинальная.
— Правда? — по-детски обрадовалась комплименту Озерова.
 Тут же вышла из-за стола, расставила ладошки в сторону, демонстрируя свой наряд.
— Это я придумала модель, — похвасталась она и неожиданно предложила: — Давайте дружить.
Мира опешила. Она не ожидала такого поворота.
— Что вы пьете? — уточнила Вера Петровна у своей гостьи. — У меня есть чудесный зеленый чай.
За чаепитием женщины незаметно для себя перешли на разговор о мужчинах.
— Мой первый муж умер. Я тогда чуть с ума не сошла, — рассказывала Озерова. — Через какое-то время оклемалась. Но чувство, что виновата перед супругом, еще долго не проходило, ведь идеальной женой и хозяйкой никогда не была, хотя жили мы с ним совсем неплохо. А потом познакомилась с мужчиной. Ну, думаю, судьба дала мне шанс исправить ошибки, допущенные в первом браке. И я превратилась в японскую жену. Не отходила от плиты. И полностью растворилась в любимом. Но, оказалось, что образцово-показательная жена тоже не гарантирует счастливой семейной жизни. Нет, мы не ругались. Я старалась не обращать внимания на его непонятные вспышки гнева, раздражительность. Покорно молчала, подтирала, подавала, стирала, ублажала… А однажды на работу позвонила домработница. «Вера, нас ограбили!» — кричит в трубку. «Спокойно, — говорю ей. — Иди посмотри, что пропало». Та стала перечислять: «Холодильник, столовое серебро, иконы 19 века...». Но когда она сказала, что исчезли все вещи мужа, а мое барахло, в том числе бриллианты и норковая шуба, на месте, поняла, что супруг по-английски ушел, прихватив то, что, по его мнению, могло пригодиться ему в самостоятельной жизни. Вот такая вот история. Ну как после этого не согласиться с нашей гадалкой, утверждающей, что мужчин, как цитрамон, нужно принимать разово, когда здоровье требует!
— Кто-кто говорит? — не поверила своим ушам Мира. — Гадалка?
— Да, а что такого?
— Вы ходите по гадалкам?
— Да, и не только я, но и все мои подружки! Хотите, договорюсь, чтобы вас тоже приняла? Она такие вещи рассказывает — жуть! Я первый раз пришла к ней вскоре после смерти мужа. Она говорит: «Снимите шубу, я вас не вижу». Сняла шубу, Анька тут же засмеялась: «Шуба есть, а денег нет». Тогда я действительно была в очень сложном материальном положении.
А одной моей подружке, она сейчас во Франции живет, такое сказала — волосы дыбом встают. У нее мать тяжело заболела, вот она и пришла узнать, обойдется или нет. Анька ей и говорит: «Что ты переживаешь, мать твоя жива и здорова, правда, пьет сильно. Тебе с ней не суждено увидеться — далековато она от тебя уехала». Подружка моя раскричалась (она первый раз гадала), что Анька шарлатанка. А через пару дней выяснилось, что женщина, которую она всю жизнь считала матерью, подобрала ее грудной на вокзале. Вот такие вот дела! Анька уникум, ее в кино без ретуши снимать можно. И смех и грех... А муж ее при советской власти работал снабженцем в системе кооперации. Таскался по-черному, а стоило Аньке рот на него открыть — тут же начинал ее шантажировать: «Тебя никто здесь не держит, не нравится — скатертью дорожка. Только учти, алименты детям — а их двое — буду по прейскуранту платить, как полагается, и ни копейки больше! Посмотрю, долго ли ты на хлебе и воде протянешь». Терпела она, терпела, потом терпение лопнуло, и мужа она выперла. А потом, говорит, дар открылся видеть, что у людей было и что будет. Очередь к ней  на несколько месяцев вперед записывается. Даже сотрудники милиции иногда обращаются за помощью — просят найти пропавших людей. Так вот, Анькин муж после того, как Союз развалился, работу потерял, а другой такой хлебной не нашел. И попытался к супруге вернуться. Но не тут-то было. Она сказала, что как муж он ей больше не нужен, а вот как прислуга сгодится вполне. И на каждый вид работы таксу установила: помыть окно стоит столько-то, газовую плиту — столько. А когда он начинает возмущаться, что ковер опять затоптанный или плита снова заляпана, она ему отвечает: «Прислуга такие вещи с работодателем не обсуждает, молча убирает и всё. Не нравится — скатертью дорожка». И ужасно гордится метаморфозой взаимоотношений. Говорит, что теперь самолюбие ее абсолютно удовлетворено. «То я ему в руки заглядывала, денег на детей как милостыню просила, а теперь он с моих рук ест. Пусть знает, что такое унижение и материальная зависимость». А муж Анькин чуть не плачет, уверяет, что счастлив был бы даже в кладовке ее квартиры жить… Вот такие вот дела! А мои мужчины, — Озерова пожала плечами, — наверное, ждут меня в следующей жизни, — вздохнула она. — Хотя Анька сказала, что ждет меня дорога, на которой я встречу мужчину. Настоящего мужчину.
— И что? — оживилась Мира.
— Не знаю, — вздохнула Вера Петровна. — Пока ничего не хочу говорить. Мужчины — они же как инопланетяне, попробуй их понять!
Мира готова была просидеть у Озеровой еще несколько часов, но нужно было спешить на работу — сдавали очередной номер журнала.
— Не забывайте, мы договорились дружить, — напомнила, провожая гостью, Вера Петровна. — Вы мне очень понравились. Звоните. Куда-нибудь выберемся... У меня есть знакомый молодой человек, он работает сомелье, сходим к нему в ресторан, он нам хорошее вино предложит…
На этом и сговорились.

11.
Редакция ходуном ходила, как это обычно бывает перед выпуском, — настоящий сумасшедший дом. Рекламные менеджеры «добивали» заказные материалы, верстальщики — наводили глянец, корректор «вылавливала» в текстах последних «блох». В такие минуты Мира старалась без надобности никого не дергать и не отвлекать, поэтому, чтобы никому не мешать, взялась разбирать бумажные завалы на рабочем столе. Не успела начать, как в приоткрывшуюся дверь просунулась голова Оксаны. Она округлила глаза и прошептала:
— Там Мирошниченко.
— Где? — почему-то тоже шепотом переспросила Мира.
— В приемной. Вы есть?
От идиотского вопроса у Миры опустились руки.
— Так что, мне его запускать?
— Запускай, запускай, — отстранил секретаршу Александр Васильевич. — Да-а, — протянул он, — тяжелый случай. С ней бы я в разведку не пошел.
— И я не пошла бы, — согласилась с ним Мира.
Но девушку это ничуть не огорчило.
— Можно я тогда на обед схожу? — спросила она, изображая пальчиками, как она это сделает.
— Иди, дитя, иди, —  махнул на нее рукой Паук. — Госпожа редактор, вы, надеюсь, не возражаете?
Мира не возражала.
— Простите, что без предупреждения, просто я был в ваших краях, вот и заглянул. Новостей никаких? — спросил он, устраиваясь в кресле.
— Александр Васильевич, вы такой нетерпеливый, удивительно даже!
— Знаете, Мирочка, я понял, что деньги портят человека. Они приучают к мысли, что всё, что тебе хочется, можно получить, причем сразу же. Впрочем, мне никогда не нравилось ждать. Я, скорее, готов догонять… Так что, вы виделись с Озеровой?
— Виделась, она мне понравилась. А вам могу сказать лишь одно — в разведку с ней, не приведи Господь, конечно, я бы пошла.
Мира, улыбаясь, смотрела на Паука. Он ерзал на стуле, его так и подмывало расспросить о подробностях.
— Если мне память не изменяет, Борис Петрович утверждал, что вас интересует только это. Или я ошибаюсь?
— Хоть вы и противная, но мне всё равно нравитесь, — подытожил Мирошниченко, но уходить явно не спешил.
«Интересно, что теперь», — подумала Мира, и в эту минуту из приемной донесся грохот и душераздирающие вскрики Оксаны. Паук с Мирой бросились посмотреть, что случилось. Перепуганная Оксана лежала на полу рядом с опрокинутым стулом.
— Что произошло?
— Хотела достать бумаги со шкафа, поставила стул на тумбочку и упала… Ой-ой-ой, — стонала девушка, держась за ногу.
— Дайте взглянуть, — отодвинул ее руку Паук.
От его прикосновения Оксана взвизгнула.
— Не шевелитесь, — сказал ей Мирошниченко. — Мира, вызовите скорую, у девочки перелом, предупредите их и дайте что-нибудь подложить малышке под голову.
— Черт! Мне только этого не хватало! Кого в приемную теперь посадить?
— Мирочка, какая-то вы недобрая. Хотите, я вам на время кого-нибудь пришлю? — предложил Мирошниченко.
— И что я с этим «кого-нибудь» буду делать? Эта кукла хоть что-то, да умела! — махнула Мира головой в сторону Оксаны. — Господи, что за день!
Наконец приехала скорая, подтвердила диагноз, поставленный Пауком. Мирошниченко с удовольствием помог фельдшеру уложить девушку на носилки. «Довольный, как слон. Чего только не сделаешь, чтобы почувствовать себя героем! — усмехнулась про себя Мира. — Теперь придется чаем или кофе угощать...».

12.
 — От чая я бы не отказался, — с готовностью согласился Паук. — А вы умеете его заваривать?
— Для вас, Александр Васильевич, я готова на любой подвиг!
— Опять шутите?
Мира в поисках заварки принялась рыться в тумбочке секретарши.
— Можно к вам? — услышала она за спиной. Это была Пирожанская.
— Здравствуйте. У меня сегодня выходной, вот и решила, зачем звонить, если есть возможность приехать.
— А что же без гитары? — съязвила Мира, но тут же взяла себя в руки. «В конце концов, это у меня сумасшедший день, а не у них, поэтому не стоит валить с больной головы  на здоровую».
 — Извините, Наташа. Сегодня у меня, похоже, внеочередная пятница, тринадцатое. Проходите. Чай или кофе будете?
— А где ваша девушка-секретарь? — вопросом на вопрос ответила Пирожанская.
— Она ножку поломала, ее только что скорая увезла.
— Хотите, я приготовлю  чай? Меня это не затруднит, к тому же я хорошо это делаю, когда-то даже церемонии  дома устраивала.
— Замечательно! — обрадовалась Мира. — Вы с моих плеч гору сняли. Я в этом плане неумеха: могу яйца вкрутую сварить и чай из пакетиков подать.
Мира вернулась к Мирошниченко.
— Кто там? — понизив голос, поинтересовался он.
— Провинциалка, которая пишет песни о любви.
— А песни-то хорошие?
— Хорошие. Интересуетесь?
— Нет. Вы опять надо мной шутите?
— Александр Васильевич, будьте снисходительны, у меня сегодня дурацкий день, и я имею право на человеческие слабости.
— Вы похожи на Озерову! Какие слабости могут быть во время работы?
— А у меня сейчас кофе-тайм, вы запамятовали, наверное!
— Вы, Мирочка, просто невыносимы! И за что, удивляюсь, Борис Петрович вас любит?
— Ну, во-первых, я исполнительная, во-вторых, зарабатываю для него деньги и, в-третьих, не держусь за это кресло. Карьера меня никогда не интересовала, поэтому говорю, что думаю, а это качество, согласитесь, среди подчиненных не особо распространено…
Мирошниченко исподтишка рассматривал Миру. Худенькая, маленькая, ничем не примечательная, с мелкими, точеными чертами лица, совершенно не эффектными пего-пепельными волосами — обычная серая мышка. Будет проходить мимо — не заметишь. «То ли дело Озерова! — подумал он и вновь оценивающе взглянул на Миру. — А вот ее даже дорогая одежда не делает женственнее и привлекательнее. И надо же, дважды замужем была!»
— Вы знаете, мне о вас и Борин папа рассказывал. Мы же с ним вместе в Афганистане служили, — продолжил тему Паук.
— Да! Петр Александрович прекрасный человек. А супруга его — удивительная женщина, про нее книжки писать нужно! — Мира с удовольствием вспомнила родителей Борюсика. Она любила приходить к ним в гости на пироги и чай с вареньем. — А вот и Наташа...
В кабинет, неся на подносе чашки и заварочный чайник, вошла Пирожанская.
Несуетливо разложила салфетки, расставила чайные предметы.
— Но здесь только две чашки, — удивилась Мира.
— Не хочу мешать. Если можно, зайду через час, — сказала она.
— Договорились, — согласилась Мира.
— Чем ваша песенница занимается? — поинтересовался Паук после того, как Пирожанская закрыла за собой дверь. — Вид у нее слегка потрепанный, но с манерами всё в порядке. Деликатная женщина, вполне могла бы Оксану заменить, — не унимался со своими советами Мирошниченко. Он отхлебнул несколько глотков и одобрительно заметил: — Чай, кстати, хороший приготовила…

13.
 Пирожанская не знала, как скоротать час. По магазинам  ходить не хотелось — что толку, на покупки все равно денег нет, и она устроилась на скамеечке в соседнем скверике. «Странно, как материальное положение влияет на вкус человека, — подумала она. — Совсем недавно сомневалась, стоит ли покупать туфли за двести долларов, а сейчас хожу, заглядываюсь на десятидолларовую обувь…». Обувь всегда была ее слабостью. Она считала, что можно отказать себе в новом платье, но туфли нужно обновлять каждый сезон.
«Да, Пирожанская, этот сезон тебе, похоже, придется пропустить», — она выставила вперед ноги, разглядывая замученные ее неустроенной жизнью кроссовки. Они служили ей на все случаи жизни. «А какие у тебя случаи, кроме работы? — усмехнулась она. — Ни выходных, ни проходных, даже на несколько часов без скандала отпроситься — и то невозможно».   
Чтобы отвлечься от неприятных мыслей, Наталья стала смотреть по сторонам, отмечая едва заметные приметы приближающейся осени. Она смахнула с лица невидимую паутину, улыбнувшись при этом: «Бабье лето…». Подул теплом легкий ветер, наполнив ее душу томлением и грустью. Она увидела, как на площадку, обгоняя молодых мам, бежали дети, радостно перекрикивая друг друга. Пирожанская готова была заткнуть уши, лишь бы ничего этого не слышать, не возвращаться в прошлое.
«Это клиника, так нельзя, — упрекнула она себя и, поднявшись, не спеша направилась в сторону метро. — Проеду несколько остановок и вернусь», — решила она таким образом убить время.

14.
Мире не пришлось ждать Наталью. В приемной она появилась вовремя.
— Признаюсь, я ничего для вас не узнала, — извинилась Сорокина. — Честное слово, времени совсем не было. Но у меня есть к вам предложение. Сколько вы зарабатываете на рынке?
Пирожанская замялась, прежде чем назвала сумму.
— Негусто… — протянула Мира.
— А что делать? Без протекции приличной работы не найдешь, агентствам я не особо доверяю — был горький опыт: последние деньги отдала, а взамен получила адреса, по которым уже набрали людей.
— Не хотите поработать у нас офис-менеджером? — предложила Мира, назвав зарплату, превышающую ту, которую получала Пирожанская на рынке.
Наташа не верила своим ушам, о таком она даже и не мечтала.
— Вы еще спрашиваете! — тут же ответила она. — Когда можно приступить?
— Да хоть завтра… с утра.
Наталья растерянно посмотрела на Миру, явно не решаясь спросить ее о чем-то.
— Что-то не так? — уточнила Сорокина.
— Ничего, если я приду в том, во что одета сейчас? — она покраснела и отвела глаза. — У меня больше ничего нет.
— Не поняла, гитара есть, а сменной одежды нет?
— Именно так, — ответила Пирожанская. Теперь она смотрела Мире прямо в глаза, не отводя взгляда. И в них опять появился холодный блеск. — Я не хотела бы это обсуждать, по крайней мере, пока. К работе это не имеет никакого отношения.
— Хорошо, — согласилась Мира, подумав, что на сегодня с нее хватит, а завтра, возможно, всё разрешится само собой. — Жду вас утром, а там что-нибудь придумаем.

15.
Не успела Пирожанская уйти, как приехал Борюсик.
— Привет, красавица, — поздоровался он с Мирой, одарив ее своей самой обворожительной улыбкой. — Что ты с Пауком сделала? Он час целый хвалебные оды в твой адрес по телефону пел! Сказал, что с Оксаночкой беда приключилась. Ты съездишь, проведаешь ее?
Это была последняя капля, переполнившая Мирино терпение.
— Борис Петрович, я увольняюсь, — официальным тоном заявила она.
Сорокина всегда называла Борюсика по имени отчеству, когда злилась на него.
— Управление социальной защиты населения за углом. А если вы такой заботливый, сами поезжайте и проведайте свою протеже, можете и от меня привет передать.
Но Борюсика ее пламенная речь только развеселила.
— И что я в тебя такой влюбленный?
Мира рассмеялась, подумав, что у Борюсика удивительная способность сводить на нет ее плохое настроение. С ним ей было спокойно и уютно.
— Я действительно ужасно устала, — призналась она. — Целый день или на телефонные звонки отвечаю, или незваных визитеров встречаю. А тут еще Оксана со своей ножкой! — не успела Мира всё это произнести, как из ее сумочки донеслась птичья трель, но она, казалось, не услышала, что звонит мобильный.
Борис Петрович с недоумением посмотрел на нее.
— Не хочешь отвечать?
— Это не мой, — пожала плечами Сорокина.
— А чей?
— Ой, совершенно забыла, — хлопнула Мира себя по лбу и бросилась к сумочке.
— Да, Александр Васильевич, слушаю, — прокричала она в трубку.
— Мирочка, я хотел уточнить, вы с секретарем разобрались? — поинтересовался Паук. — В случае чего, мое предложение остается в силе, я кого-нибудь временно пришлю.
— Александр Васильевич! — прорычала Мира.
— Всё-всё! Проща-аюсь, — веселым голосом пропел Мирошниченко и отключился.
Борюсик ошалело смотрел на Миру:
— Глазам не верю! Ты купила новую трубку, да еще такую крутую! Дай посмотреть.
— Не положено, потому что это не просто мобильный, а секретное средство для связи между мной и Пауком, — она игриво завела за спину руку с телефоном и жалобно спросила Каткина: — Борюсик, теперь я с ним должна пожизненно дружить?
— Только во внерабочее время. А теперь пошли, поужинаем. Я тебя  приглашаю.

16.
В ресторане «Казанова» для них был забронирован столик.
Мира крутила головой, рассматривая интерьер.
— Хорошее заведение! — одобрила она выбор Бориса. — Ты здесь уже бывал?
— Нет, мне Шаповалов порекомендовал заглянуть сюда. Говорит, здесь и кухня отличная, и винная карта.
— Тогда не стоило и приходить, Шаповалову можно на слово верить. Он же у нас «Звезда плюс», — не удержавшись, съязвила Мира. У нее с хозяином престижного модельного агентства была давняя холодная война.
— Не будь язвой, заболеешь, — одернул ее Каткин.
Мира заказала семгу, запеченную с овощами, а Борюсик — стейк из говядины. Овощи он не любил, поэтому от гарнира отказался.
— Настоящий мужчина должен есть исключительно мясо, желательно с кровью, — принялся он наставлять официанта.
Лощеный сомелье предложил им перечень вин, с упоением рассказывая об их истории и букете. Он жеманно разводил руками, картинно поигрывал чашей сомелье, время от времени томно поглядывая куда-то поверх Мириной головы. Она не выдержала, обернулась и увидела за соседним столом Озерову.
— О-о-о! Мирочка! — воскликнула Вера Петровна. — Рада вас видеть! Созвонимся!? — и она пальчиком принялась наводить круги в воздухи.
— Это она!? — наклонившись к Сорокиной, шепотом спросил Борюсик. — А этот жигуленок от слова жиголо, — он кивнул на сомелье, — ее бойфренд? Я в шоке! Ты по-прежнему утверждаешь, что с Озеровой можно идти в разведку? — напирал он на Миру.
— Борюсик, вы с этой разведкой все сошли с ума. И вообще, какое отношение имеет одно к другому? Подумаешь, женщина содержит альфонса. Ну и что? Может быть, у нее материнское начало не реализовано! Или острая нехватка гормонов счастья наблюдается. Почему, когда мужчины узнают об этом, они готовы упасть в обморок? У самих сикилявки, как комнатные собачки, на содержании — и ничего!
— Не заводись, — остудил пыл приятельницы Каткин. Он прекрасно знал, что в этом вопросе они с Мирой никогда не придут к общему знаменателю. — Давай лучше позвоним Пауку. Может быть, он приедет, и они в неформальной обстановке наладят отношения?
Мира достала своего «связного». Мирошниченко ответил сразу же.
— Паук на связи, что случилось?
— Мы с Борисом Петровиче в «Казанова». Озерова тоже здесь, она одна, приезжайте.
— Задержите ее, скоро буду, — и, выяснив, где находится ресторан, Паук без лишних слов выключил телефон.
Не успел официант принести сделанный Каткиным заказ, как между столиками замаячил Мирошниченко.
«Надо будет узнать, как ему удается так быстро перемещаться, — просто фантастика!» — подумала Мира.
— Ты только посмотри на него — писаный красавец, — кивнул Борюсик в сторону Мирошниченко.
Паук действительно выглядел безупречно. Костюм на нем сидел, словно его только что сняли с вешалки, без единого залома и морщинки, а воротник и манжеты сорочки, казалось, должны поскрипывать при каждом вздохе — так туго они были накрахмалены. В руке Александр Васильевич держал орхидею.
Не глядя на Каткина и Сорокину, он направился прямиком к столику Озеровой. Она, увидев его, поперхнулась, схватилась за салфетку, чтобы вытереть выступившие на глазах слезы.
— Опять вы?!
— Хотел извиниться за свое непристойное поведение, — ответил Паук.
— Но как вы узнали, что я здесь? — недоумевала Вера Петровна.
— Как-как — разведка донесла, — отшутился Александр Васильевич и, оглянувшись вокруг, заметил Юлика. Он сразу узнал в нем молодого мужчину, встречавшего Озерову в аэропорту. Повернулся к ней, хотел сказать по этому поводу что-нибудь резкое, но вовремя сдержался.
— Что будете пить? Может быть, шампанское? — и легким кивком головы подозвал сомелье.
— Почему вы меня преследуете? Я что, единственный адвокат, оставшийся в этом городе? — Озерова решила не ходить вокруг да около, а напрямик выяснить всё, что ее интересовало.
— Честно скажу, на этот вопрос у меня пока нет ответа, — признался Паук. — Давайте поговорим о чем-нибудь другом. Например, об орхидее. Красивый цветок, не правда ли? Похож на вас...
От этих слов Озерова едва не выронила из рук нож и вилку. Она смотрела на Мирошниченко и не знала, как реагировать на его присутствие и слова.
— Всё, с меня хватит, — она бросила на стол салфетку, — я ухожу. Встретимся завтра в офисе.
Паук тоже поднялся:
— Во сколько? — торопливо уточнил он.
— В одиннадцать, — через плечо бросила ему Вера Петровна.
Паук, довольный, потер ладони.
— Ну вот, это уже что-то, — пробубнил он себе под нос. — А то «богатенький Буратино...». Да, богатенький, я этого и не скрываю. Но разве богатенькие не имеют права на место под солнцем?
Александр Васильевич кожей чувствовал, что Мира и Борис наблюдают за ним.
Он набрал Сорокину:
— Не вздумайте подходить ко мне. Соблюдаем конспирацию, — чуть слышно сказал он в трубку.
— Хорошо, — прошептала в ответ Мира.
— Что? — спросил ее Борюсик.
— Дурдом! Со времен детского садика в казаки-разбойники не играла!
— Ну, так поиграем, — воодушевился Борюсик. — Ты знаешь, Славка, мне ужасно в этой жизни не хватает разнообразия.
— Ой, я тебя умоляю, перестань, а то заплачу…

17.
Озерова пулей выскочила из ресторана. Юлик догнал ее у машины.
— Котя, что случилось?
— Как ты смел! — закричала на него Вера Петровна. — Ты должен был лишь собрать о нем информацию, кто позволил тебе заниматься сводничеством?
— Ты о чем? — до Юлика не сразу дошел смысл слов разгневанной женщины.
— Прекрати из себя дурачка строить! Ты сообщил ему, что я в «Казанова»?
Юлик удивленно посмотрел на нее и собрался было убеждать Озерову, что он здесь ни при чем, но тут сообразил, что ему на руку такой ход развития событий. «Это хороший знак», — подумал он и запел соловьем: — Думаешь, я не видел, как ты на него смотрела? У меня сердце от ревности на кусочки разрывалось! Но я себе сказал: «Ты ведь не жиголо, чтобы тебе было наплевать на то, что чувствует женщина, которую ты обожаешь». Вот я и решил, что вы должны увидеться и поговорить в неформальной обстановке. Только прошу тебя, не проговорись ему, что я имею к этому отношение! — умолял он Озерову, картинно заламывая руки. — Поехали к тебе, мне есть что рассказать, — предложил он Вере Петровне.
Она растерянно смотрела на Юлика. Ее смущала наигранность и слащавость его тона. Но он всегда был таким  — маленьким Нарциссом, не устающим носить перед собой невидимое для других зеркало.
— А как же работа? — только и спросила она.
— Не думай о мелочах, — он гордо вскинул подбородок, на мгновение почувствовав себя сильным и независимым. Озерова подбрасывала ему деньги, на которые можно было бы жить, но Юлик не хотел уходить из ресторана: он был на хорошем счету, к тому же работа позволяла заводить нужные знакомства, в том числе и с женщинами. С Верой Петровной он тоже познакомился в «Казанова».

18.
Машину вела Озерова. Юлик, рассказывая о всякой чепухе, словно нечаянно легкими прикосновениями  касался то бедра, то тыльной стороны руки Веры Петровны, распаляя в ней желание. Он чувствовал, как у нее меняется дыхание, и гордость за себя распирала его. «Сейчас, Котик, мы с тобой понежимся, уж сегодня я  постараюсь как никогда...», — самодовольно ухмыльнулся он. С тех пор как Озерова вернулась из Парижа, она, несмотря на все его ухищрения, не подпускала Юлика к себе. И у него день ото дня росло беспокойство — не потерял ли он за время связи с Верой Петровной квалификацию. «Говорили же мне ребята, что нельзя зацикливаться на одной партнерше. Секс, как спорт, требует постоянной тренировки…».
На Озерову накатывала истома. Но она прекрасно понимала, что желание, которое нарастало в ней, вызывал образ другого мужчины.
Они молча вошли в квартиру Веры Петровны, и Юлик с порога стал покрывать поцелуями ее лицо, шею, увлекая женщину в спальню. Под ногами путался Коко, маленькая болонка Озеровой. Радостно повизгивая, она кружила вокруг них.
— Кыш отсюда, — топнул на нее Юлик.
Но Коко решил, что с ним хотят поиграть, и заливисто залаял.
— Кыш, — еще раз приказал Юлик, понимая, что пес может спутать все его планы, изменив настроение Озеровой.
Так оно и получилось.
— Юличка, я сейчас, — выскользнула она из его объятий и метнулась в ванную. — Милый, поставь чайник! — крикнула она ему, закрывая за собой дверь.
— Ну вот, приехали, — разочарованно буркнул молодой мужчина.
19.
Озерова разглядывала свое отражение в зеркале. Ей хотелось увидеть себя глазами Мирошниченко.
— Как он сказал: орхидея такой же красивый цветок, как и я… —  Вера Петровна старалась в мельчайших подробностях воспроизвести в памяти сцену в ресторане.
Она поворачивала лицо то в одну, то в другую сторону.
— Подбородок немного тяжеловат, — недовольно отметила она, — но это если придираться, а в общем, ничего…
Она вспомнила слова своей визажистки Эльвиры Подгорновой, не раз повторявшей, что после тридцати пяти женщине не стоит ярко подкрашивать глаза. Основной акцент нужно делать на брови.
Озерова провела рукой по идеальным бровям и одобрительно улыбнулась. Тряхнув головой, она распушила волосы, припудрила носик — перед Юликом надо предстать в безупречном виде.
— Ну, душечка, — обратилась она к молодому мужчине, — есть у тебя новости для меня?
— Верунчик, может, пойдем в спальню? — осторожно предложил Юлик.
Вера Петровна не спешила с ответом, мысленно дискутируя сама с собой.
«Что ты жеманничаешь, — недоумевала она, — иди и получи удовольствие». И тут же себе возражала: «Не разменивайся! Наконец-то ты встретила мужчину своей мечты!». «А кто тебе сказал, что и ты его мечта? — одергивала она себя. — У него проблемы на производстве, вот пороги и обивает, небось, миллионы спасает, а ты уши развесила…».
Юлик, увидев, что Озерова колеблется, решил взять ситуацию в свои руки. Он убрал со спины Верунчика пахнущие жасмином волосы, осторожно отодвинул воротник блузки и неторопливо, обжигая  дыханием, легонько поцеловал шею. Выждав секунду, он вновь наклонился и, прерывисто дыша, стал нашептывать нежности.
Вера закрыла глаза, запрокинула голову. Юлик подхватил ее на руки и поспешил в спальню, думая лишь о том, как бы не споткнуться о Коко.
Когда все закончилось, Озерова лежала не в силах пошевелиться. Он погладил ее по аккуратненькому носику.
— Шелковая моя, — с нежностью произнес Юлик. В эту минуту он готов был поклясться, что рядом с этой зрелой женщиной его удерживают вовсе не ее деньги и положение. Он был благодарен Озеровой за возможность почувствовать себя искусным любовником, настоящим Казановой. Верунчик была изощреннее его в любви, и он немного робел пред ней.
Юлик продолжал поглаживать Озерову, но ее тело больше не отзывалось на его прикосновения, и он решил, что пришло время поговорить о Мирошниченко.
— Твой клиент — сундук с деньгами. У него большой бизнес, а проблемы, с которыми он обратился к тебе, наверняка возникли на новом заводе. На нем делают какие-то штучки, по виду похожие на сухарики белого хлеба. Говорят, что это альтернативное топливо. Но я в этом ничего не понимаю, — признался он. — Мирошниченко бывший афганец, был контужен, поэтому иногда выходит из берегов. Будь с ним осторожна. Он вдовец. Таких дам, как ты, использует как ширму… — Юлик замолчал, не решаясь произнести последнюю, заранее заготовленную фразу.
Озерова, стараясь скрыть нарастающее волнение, нетерпеливо спросила:
— Что ты имеешь в виду?
— Его больше интересуют мальчики, — скороговоркой выпалил Юлик и тут же добавил: — Я свечку не держал, но в ресторане об этом все говорят.
Вера Петровна поморщилась и, откинувшись на подушку, уставилась в потолок.
«Вот оно как, — от разочарования и обиды она готова была расплакаться. Но взяла себя в руки. — Что же делать?»
Юлик заглядывал ей в глаза:
 — Ты расстроилась? Признайся, ведь он тебе понравился? Так используй его как клиента, выжми все соки!
«Так и сделаю, — согласилась с любовником Вера Петровна. — Ну что ж, господин хороший, завтра свидимся».

20.
Мирошниченко долго не мог уснуть, поворачиваясь с боку на бок и думая о предстоящей встрече с Озеровой. Он навел о ней справки: она действительно считалась хорошим адвокатом и выиграла не одно дело, связанное с рейдерством. Пятнадцать лет назад, когда он начинал бизнес, под ногами болтались рэкетиры — бритоголовые накачанные мальчики. Сегодня всё изменилось, и бизнесу угрожают команды умненьких и хладнокровных, экономически образованных белых воротничков. Они просчитывают ситуацию на заинтересовавшем их предприятии, внедряют туда своих людей, меняют структуру собственности в свою пользу или в пользу анонимных заказчиков. Вот и на его новый завод, похоже, кто-то хочет наложить лапу. По крайней мере, именно такой информацией он располагал.
— Не на того напали, — зло проворчал Паук.
Он не стал бы втягивать в эту историю Озерову, у него на фирме была своя юридическая группа, и связей, которыми он располагал, хватило бы, чтобы привлечь влиятельных людей. Но уж очень хотелось Александру Васильевичу поближе познакомиться с Верой Петровной, а это был прекрасный случай.
«Я так устал от одиночества», — впервые признался себе Мирошниченко.
Он вспомнил рассерженное лицо адвокатши, улыбнулся и незаметно для себя погрузился в сон. Ему снился теплый песок и море — ослепительно белое под лучами палящего солнца. Он лежал на воде легкий, как перышко, и был абсолютно счастлив…

Впервые за многие годы Паук проспал. Он подскочил, спешно стал собираться, понимая, что в офис уже не успевает.
— Придется разговаривать с Озеровой без бумаг. Ну что ж, нет худа без добра — будет повод встретиться еще раз, — довольно хмыкнул он.
Вера Петровна терялась в догадках — клиент, в первый раз явившийся к ней минута в минуту, опаздывал.
«Хорошо хоть позвонил, предупредил, — раздраженно подумала она, — а то сидела бы как засватанная…».
Мирошниченко появился на пороге с видом победителя. Из-за спины его выглядывала Аврора с орхидеями, утопающими в вазе.
— Это вам, — не оглядываясь на помощника адвоката, торжественно произнес Александр Васильевич. Лицо его при этом расплылось в такой лучезарной улыбке, что Озерова засомневалась: что он имеет в виду — цветы или свою голливудскую улыбку? И с досадой отметила, что он ей по-прежнему нравится. И воздушные замки, которые вчера превратились в руины, стали возрождаться в ее мечтах. Но Озерова как заклинание повторила фразу, брошенную Юликом: «Ты для него всего лишь ширма»…
Вера Петровна, сдерживая ярость, изобразила дежурную улыбку.
— Итак, слушаю вас…
Мирошниченко обстоятельно стал излагать суть дела.
— Реальных причин бить тревогу у меня пока нет, —  говорил он. — Но я кожей чувствую — что-то уже происходит.
Вера Петровна, насмешливо приподняв бровь, постукивала карандашом по столу.
«Паранойя, — заключила она, но вслух не произнесла ни слова. — Мели Емеля, а я тебе потом счетик выпишу…».
— Вы должны поверить мне, — убеждал он ее.
— Хорошо, — согласилась адвокат. — Мне нужно посмотреть документы, только после этого я смогу точно сказать, в силах помочь вам или нет. Мои услуги  обойдутся вам… — она быстро написала что-то на небольшом листике и придвинула его Пауку.
Мирошниченко, увидев небрежно выведенную цифру, поперхнулся.
— Вера Петровна, но это неприлично! — не сдержался он.
— Ищите другого адвоката, — парировала она.
— Хорошо, — вынужден был согласиться Александр Васильевич. — Пакет документов я привезу завтра.
И после небольшой паузы предложил:
— Давайте сходим куда-нибудь поужинаем.
— Отчего бы и нет, — тут же согласилась Озерова. — В «Казанова»…
— У вас особенная привязанность к мальчикам этого ресторана? — не удержался Паук.
— Насколько я понимаю, здесь наши вкусы во многом совпадают? — не осталась в долгу Озерова. Она ожидала, что Мирошниченко вспылит или скажет гадость, он же в недоумении лишь скривил губы и пожал плечами.
— Не понимаю, о чем вы, но это не имеет значения. Куда мне за вами заехать? — уточнил он.
Адвокат хмыкнула:
— Встретимся на месте, доберусь сама.

21.
Выйдя на улицу, Паук набрал Миру. «Странно, девочка с виду серенькая, да и ласковой ее не назовешь, а людей к себе привязывает. Вот на кой я сейчас ей звоню? Ей что, интересно знать о моих свиданиях?» — думал он, не отрываясь от телефонной трубки. Мира не отвечала. Мирошниченко занервничал: «Что за чертовщина!? Эти женщины… С ними невозможно вести дела!»
— Алло, — послышался неровный голос Сорокиной.
— На связи Паук! — доложил Александр Васильевич.
— Не хочу вас обидеть, но я догадалась, — в своем стиле ответила Мира.
— Вы что бежали, отдышаться не можете? — спросил Паук и, не дождавшись ответа, похвастался. — У меня сегодня свидание с Озеровой. Хочу посоветоваться, можно приехать?
— Хо-ро-шо, — обреченно согласилась Сорокина, предвидя, что и этот день для работы потерян. Одна радость, что Пирожанская не подвела. Как и договаривались, уже утром она как штык ждала у офиса.
Наталья волновалась, о чем и призналась с порога.
— Я же никогда не работала секретарем. С бумагами справлюсь, это не проблема, а вот с людьми…
— А что люди? — удивилась Мира. — Относитесь к ним снисходительно, и всё будет в порядке. У каждого человека в голове свой таракан, а в шкафу персональный скелет — этим они и отличаются друг от друга.
Сорокина осмотрела Наталью с головы до ног.
— Так… — протянула она. — Возьмите лист бумаги и конспектируйте.
Мира стала перечислять новой подчиненной, что ей придется сделать в первую очередь:
— Сейчас за вами заедет стилист-визажист нашей клиентки, ее зовут Эльвира  Подгорнова. Я уже позвонила в магазины, размещающие в журнале рекламу, купите себе два костюма, четыре блузки, пару сумок и пару пар обуви, какую-нибудь бижутерию. Эльвира поможет. О прическе, маникюре, макияже тоже позаботится она. Да, — спохватилась Мира, — не забудьте купить косметику и духи. Всё это должно быть хорошего качества. Помните, скупой платит дважды, поэтому не экономьте.
Пирожанская от услышанного остолбенела.
— Но у меня нет денег, — наконец выдавила она.
— Считайте, что наша компания предоставляет вам бонус. Мне нужно, чтобы у вас был представительский вид. Не я, а вы — лицо журнала. Ваша задача — на уровне встретить клиента, а моя — превратить его в нашего верного друга. А для этого необязательно выглядеть на миллион, — Мира посмотрела на свои крохотные ходики. — Подгорнова уже должна вас ждать. И не забудьте, Наталья, на каждую вещь нужно выписать чек.
Когда за Пирожанской закрылась дверь. Мира в очередной раз стала думать, правильно ли она поступила и что скажет Борюсик о ее самоуправстве. Одно дело, когда он для редактора покупает машину, которой в любой момент может воспользоваться сам, а другое, когда на его деньги одевают и обувают новоиспеченного секретаря. Причем, даже не удосужившись спросить на это разрешение босса.
«Но мне эта идея пришла в голову только утром, а Борюсик не любит, когда в первой половине дня его отвлекают по мелочам, — оправдывала себя Сорокина. — А-а, — махнула она рукой, — будь что будет. Хуже этого, — она покосилась на редакторское кресло, — уже не будет!».

22.
Паук выглядел именинником.
— Да-а, сияете, как медный пряник, —  невольно улыбнулась Мира.
— Это вам, — Мирошниченко торжественно протянул ей что-то небольшое, продолговатое, завернутое в яркую упаковочную бумагу.
— Я не беру взяток, не принимаю благодарности в виде подарков! Это мой принцип, — отрезала Сорокина.
— Мирочка, ну зачем вы так, — настроение у Паука мгновенно испортилось, — я же из добрых побуждений. К тому же, здесь не бриллиантовое колье, а всего-навсего коралловые бусы. Петрович сказал, что бусы — ваша слабость.
Жена Мирошниченко не носила украшений, поэтому Паук даже не подозревал, что существует такое разнообразие и разноцветье натуральных камней. В магазине аксессуаров у него разбежались глаза. Вначале он не мог отвести взгляд от лунного камня, потом решил, что для Миры нужно что-нибудь поярче. Остановился перед бирюзой, но, увидев алые кораллы, отдал предпочтение им.
— Доставьте мне удовольствие, примерьте, — он произнес это таким жалобным тоном, что Мира не устояла.
Бусы были тяжелыми и холодными. Она погладила круглой огранки камни.
— Спасибо! Я сейчас, — торопливо бросила она и, захватив сумку, выскочила из кабинета.
Сорокина вернулась минут через пятнадцать. Мирошниченко, увидев ее, в изумлении поднялся навстречу. Из серой мышки она превратилась в обворожительную женщину, похожую на небольшую фарфоровую статуэтку. На аккуратные пухлые губки была нанесена алая, в тон бусам, губная помада. Она подчеркивала безупречной формы белоснежные зубы. Светлые тени сделали взгляд томным.
— Ничего себе! — не сдержался Паук. — Мирочка, да вы красавица! Почему вы постоянно не… — и он обвел рукой вокруг лица.
— Честно сказать, лень. К тому же, как я убедилась, в личной жизни от этого счастья не прибавляется. Ну разве что количество поклонников увеличивается. А как известно, важно их качество, а не количество.
— Можно спросить? Почему вы со своими мужьями разошлись? — поинтересовался Мирошниченко.
— С первым стало скучно. Мне казалось, что в нем не было полета и романтики. Он, как крот, всё в норку тащил. Копеечка к копеечке, не дай бог на незапланированную покупку потратиться! На самом деле, он вполне положительный, добрый и отзывчивый человек. По-видимому, мне дождя не хватало.
— Дождя? — с удивлением переспросил Паук.
— Это из замечательного мультика. Жила-была Курица, и ухаживал за ней Петух. А на дворе стояла засуха, и все вокруг — и Подсолнух, и Роза — ждали дождя. И вот Курица и Петух поженились, она уже яйца снесла, цыплят высиживала; Петух же вокруг нее, гордый и важный, круги выписывал. Вдруг за дверью раздался непонятный шум. Роза и Подсолнух радостно воскликнули: «Дождь, дождь!» Курица подскочила с яиц, выскочила за дверь, носится мокрая, всклокоченная, счастливая — и кричит: «Он пришел! Он пришел!»…
После того как мы расстались, мой муж женился, и его жена очень счастлива. Они по вечерам сводят дебет с кредитом, подсчитывая, сколько нужно сэкономить для покупки хрустальной люстры, телевизора и прочей ерунды.
А второй муж — из-за него я, в общем-то, и развелась — был полной противоположностью первому. Настоящий романтик, творческий человек, в то время известный и успешный фотохудожник, его лицо даже представляло в России фирму Nikon. В этом браке я незаметно для себя превратилась в крота (наверное, ни в одной семье без него не обойтись), а муж вечно томился в ожидании дождя. Я не особо люблю тусовки, а он без них жить не мог. Пару раз выводил меня на вечеринки, а потом под разными предлогами старался уйти один. Потом вдруг принялся убеждать меня сменить имидж — постричься, покраситься, тут убрать, здесь добавить. Однажды к нему друзья из Германии приехали, и он, собираясь на встречу, в открытую отказался взять меня с собой. Хотя по обрывкам телефонного разговора было ясно, что нас приглашали вдвоем. И тут до меня дошло: мой муж меня стесняется! Для него я — женщина для домашнего пользования. Знаете, есть одежда на выход и одежда для дома. Вот я была чем-то вроде халата: пришел домой, снял с себя напускное, показное, укутался, отогрелся, а с утра вновь в путь — покорять горизонты.
— И что, на ту встречу он ушел один? — не поверил Паук.
— Да. А что я могла сделать? Обидно было ужасно! Проревела весь вечер, а на следующий день собрала вещи и переехала вначале к подруге, а потом взяла кредит и купила маленькую квартирку. С мужчиной, который стесняется своей женщины, будущего не построишь.
— Вы с ним после этого встречались?
— Да, однажды утром обнаружила его спящим на своей лестничной площадке. Испугалась! Впрочем, и до этого не раз слышала, что деньги, водка и слава сделали свое, и он совсем опустился. Кончит где-нибудь под забором. Грустно…
— Да-а! Невеселая  история, — подытожил Паук. — А у меня, Мирочка, вроде как всё налаживается. Мне неловко признаться, но Муся у меня была единственной женщиной, поэтому я даже не знаю, как себя вести с Озеровой. После ужина я должен пойти к ней домой или пригласить к себе? Я так отстал от жизни, — пожаловался Мирошниченко, чем очень развеселил Миру.
— Александр Васильевич, слушайте свое сердце, а не чужие советы, тогда всё будет в порядке, — сказала она. И, дотронувшись до бус, добавила: — И не вздумайте в первый же вечер делать Озеровой подарки. Не ставьте ни себя, ни ее в дурацкое положение.

23.
Позвонила Подгорнова.
— Мы с Наташей будем с минуты на минуту. Советую вам сесть и не вставать, — многообещающим тоном произнесла она.
Но изменения, которые произошли во внешности Пирожанской, превзошли все самые смелые ожидания Миры.
— С ума можно сойти! Наташа, вы, прям, как царевна-лягушка! Ну нельзя же быть красивой такой! — не сдержалась Мира и принялась рассматривать Пирожанскую со всех сторон, отмечая, что темно-синий брючный костюм из тонкой английской шерсти выгодно подчеркивает ее спортивную фигуру. Волосы, до сих пор висевшие паклей, струились, как шелк. Макияжа, казалось, на лице не было, но Сорокина отметила, что Наташина кожа стала бархатной, ресницы — густыми, а глаза под дугами ровных аккуратных бровей — более выразительными.
— Эльвира, вы настоящая волшебница! — похвалила Мира стилиста-визажиста. — Теперь понимаю, почему Вера Петровна так вами дорожит! А вы почему молчите? — спросила она застывшего на стуле Паука.
— Сделайте и со мной что-нибудь, у меня сегодня очень важный вечер, — отозвался он, шутливо подмигнув Мире.
Александр Васильевич и Эльвира засобирались, а Пирожанская по-хозяйски принялась раскладывать бумаги и канцелярские принадлежности на столе своей предшественницы.
— Я готова, — доложила она Мире. — Будете вводить меня в курс дела?
Но Сорокина после напряжения последних дней хотела отдохнуть, прогуляться по городским улицам, послушать, о чем говорят между собой незнакомые люди… Поэтому она предложила Наталье поработать на телефоне, аккуратно записывая все входящие звонки.
— Оставляю вас на хозяйстве, в случае чего звоните, — сообщила она растерянной Пирожанской, скидывая ручку, блокнот, мобилки в сумку. — Всё будет хорошо, вы справитесь…

24.
Озерова тоже раньше времени распрощалась с подчиненными. Она спешила домой. По дороге позвонила Эльвире, попросив, чтобы та приехала к ней.
В ожидании Подгорновой Вера Петровна крутилась перед зеркалом, прикладывая к себе то один наряд, то другой. Она никак не могла решить, что надеть на предстоящую встречу. Но в конце концов выбрала бледно-голубой элегантный костюм-двойку. «Жемчужное ожерелье и серьги, белые туфли, сумочка — и я буду выглядеть королевой», — решила она.
Подгорнова примчалась со своим, как его называла Озерова, чудо-кейсом и стала колдовать над лицом и прической своей давней клиентки.
— Эльвира, это ужин на двоих, а не сельская свадьба, — на всякий случай предупредила Вера Петровна.
— Не волнуйтесь, макияж будет сдержанным, — успокоила ее Подгорнова.
Она наложила тени на подбородок, на веки, добавила немного блеска на губы, волосы собрала в небрежную ракушку, выпустив из нее несколько прядей.
— Чудесно, — отойдя на шаг, похвалила она свою работу.
Озерова критическим взглядом окинула себя в зеркале, но придраться было не к чему.
— К штурму денежного сундука я готова, — пошутила она.
Эльвира осторожно поинтересовалась, кого Озерова выбрала себе в качестве жертвы, но Вера Петровна поспешила сменить тему. Ей совершенно не хотелось афишировать историю, в которой, возможно, придется признать себя проигравшей.
Она не спеша ехала знакомым маршрутом, вспоминая, как год назад впервые в «Казанова» ее пригласила Эльвира. Озерова не любила новых ресторанов (обычно кухня и обслуживание в них еще не отлажены, поэтому сложно понять, хорошее это заведение или нет), а «Казанова» работал лишь первую неделю. Но тогда Вера Петровна уступила уговорам своего мастера.
Молодой человек, предложивший им винную карту, тут же принялся обхаживать Озерову, подобострастно заглядывать в глаза, якобы невзначай касаться ее руки.
Сомелье Вере Петровне не понравился и она пренебрежительно отозвалась о нем:
— Слаще сахара!
Эльвира заговорчески посмотрела на Озерову и, чуть понизив голос, заметила:
— Зато как хорош. К тому же — молод. Тело у него, наверное, бархатное, а губы мяг-ки-и-е, неж-ны-е…
Она издала гортанный звук и коротко засмеялась.
Интимные нотки в ее голосе загипнотизировали  Озерову. Она вновь посмотрела на сомелье. «А ведь действительно хорош!» — вынуждена была согласиться Вера Петровна. Он был жгучим брюнетом с зелеными глазами и прекрасной фигурой. Заметив, что его разглядывают, напряг мышцы торса, и его белоснежная рубаха вмиг стала ему тесна.
«Гарцует как конь на ярмарке», — усмехнулась Озерова, но взгляда отводить не стала, напротив, принялась утюжить им молодого мужчину.
Подгорнова, уловив перемены в настроении клиентки, накрыла ее ладонь своей и прошептала:
— Верочка, не будьте ханжой. Получайте удовольствие сейчас, ведь завтра может уже не быть!
— Но он альфонс, — попыталась возразить Вера Петровна.
— Странная вы, однако, — искренне удивилась Эльвира. — Во сколько вам обходится обслуживание машины, офисного аквариума, мои услуги? Но эти траты вы считаете необходимыми, потому что оплачиваете собственный комфорт, удобство и хорошее настроение. А ему будете платить за свое удовольствие. Как там старик Маркс писал? «Товар – деньги – товар»! На земном шарике никто не в силах придумать ничего нового!
Подгорнова обворожительно улыбнулась подошедшему к ним сомелье и, обращаясь к Озеровой, сказала:
— Мне нужно ехать, оставляю на вас очаровательного Казанову. Верочка, будьте с ним снисходительны, вы, кажется, уже разбили сердце этого сказочного красавца!
После этих слов она выскользнула из-за стола, на ходу послав воздушный поцелуй то ли Озеровой, то ли молодому мужчине. Вера Петровна так этого и не поняла. А сомелье сделал вид, что не заметил жеста Подгорновой, прибавил томности взгляду, а голосу — сладости:
— У вас такой утонченный вкус, сразу видно, что вы настоящая аристократка. Прекрасный костюм, а какие аксессуары! Еще вина?
«Он кружит вокруг, словно стервятник», — с неприязнью подумала Вера Петровна. Но тут же решила: «Пусть поговорит, давно меня не осыпали такими признаниями!» Стараясь сделать это незаметно, она выпрямила спину, слегка приподняла подбородок, чтобы ее изящная шея смотрелась еще эффектнее. Все эти действия заставили ее усмехнуться: «Вроде баба ты не глупая, а туда же, готова растаять от пошлых и лживых комплиментов…».
— Меня зовут Юлик, — представился сомелье. — Вам у нас понравилось?
Он изучающе посмотрел на Веру Петровну и предложил:
— Если хотите, я мог бы составить вам компанию, и мы сходили бы в какое-нибудь приличное заведение…
Озерова не ожидала такого быстрого развития событий, поэтому решила взять тайм-аут.
— Позвоните мне ближе к вечеру, я определюсь, что у меня со временем, — сказала она и протянула Юлику визитную карточку.
Еще до того, как он позвонил, Озерова решила принять его предложение. Это был их первый вечер. Поначалу Вера Петровна смущалась, опасаясь встретить знакомых или клиентов, а потом убедила себя, что она женщина самостоятельная и имеет право ни перед кем не отчитываться, особенно, когда речь идет о ее личной жизни.
«А ведь мне с ним было неплохо», — призналась себе Вера Петровна, понимая, что, независимо от того, как будут развиваться отношения с Мирошниченко, в истории с Юликом она уже поставила точку.

25.
Паук нервничал — Озерова задерживалась.
— Всё согласно женскому этикету, — успокаивал он себя. Но напряжение не уходило, к тому же, действуя на нервы, то и дело у него перед глазами возникал Юлик.
— Не нужно было соглашаться на этот ресторан, — укорил себя Александр Васильевич. Но в этот момент появилась Вера Петровна, и настроение Мирошниченко заметно улучшилось.
Паук наблюдал за Озеровой: она чувствовала себя здесь комфортно, словно на собственной кухне. Заказ Вера Петровна делала, выбирая блюда по принципу: «Несите всё самое дорогое». «Она, наверное, думает, что разорит меня, — снисходительно улыбнувшись, подумал Александр Васильевич. У него было желание в противовес ей заказать себе только десерт. «Представляю, как это будет выглядеть: перед ней — поляна тарелок, а передо мной — креманка с мороженым».
Он подавил смешок и решил не испытывать судьбу. «Эта дамочка, наверное, сама не знает, что может выкинуть через минуту, поэтому лучше не экспериментировать»… —  и Александр Васильевич продублировал заказ Озеровой. Официант посмотрел на него как на идиота, но не сказал ни слова.
С винами Вера Петровна тоже решила не мелочиться, остановив свой выбор на Шато Марго.
— Действительно, замечательный выбор, — вслед за сомелье повторил Паук и попросил принести для вина фужеры фирмы Ридель.
— Ваш знакомый рассказывал вам, что край этих фужеров — они, кстати, изготавливаются вручную — выполнен таким образом, чтобы напиток попадал на определенный участок языка, что дает возможность оценить достоинства этого великого вина? Более того, для каждой конкретной марки вина фирма Ридель изготавливает бокалы определенной формы и объема. Ничего не перепутал? — спросил Александр Васильевич Юлика, застывшего рядом со столиком. — Если нет, тогда поспешите с нашим заказом, мне не терпится выпить за сегодняшний вечер, — и обратившись к Вере Петровне, предложил, — а попозже мы попробуем один из сладких портвейнов, допустим, винтажный Порто 74-го года. Вы получите удовольствие, обещаю!
Юлик оскорбленно поджал губы, и Пауку стало стыдно. «Нашел, с кем тягаться!» — недовольный собой, подумал он.
Вера Петровна с интересом наблюдала, как  Мирошниченко обрушился на Юлика, и ее распирало от гордости. «Ой, сейчас лопну!» — попыталась она осадить свои чувства, но безрезультатно.
— Боже, как приятно! Александр Васильевич, а на настоящую дуэль вы его вызовете?
— Даже не знаю, что вам сказать, дорогая Верочка Петровна. Посмотрим, куда кривая выведет, ведь всё в этом мире во имя женщин и из-за женщин — и войны, и величайшие открытия!
— Пообещайте, что не станете обижать Юлика, — кокетливо потребовала Озерова и сама едва не поперхнулась от этих слов. «Фу! Что ты ведешь себя как кошка! Еще пальчик к щечке картинно приставь или ложечку начни облизывать…».
Но Паук вполне серьезно заверил ее:
— Обещаю его не обижать, если он не будет маячить на нашем горизонте. Обещаю никогда с вами не заводить разговор о нем.
Озерова против воли подалась вперед, словно хотела получше расслышать каждое слово Мирошниченко. Она вконец запуталась в своих мыслях и чувствах. «Ты для него всего лишь ширма. Ему нравятся мальчики…» — крутилось у нее в голове.
Вера Петровна заерзала на стуле, не зная, как построить разговор, чтобы получить ответ на тот единственный вопрос, который ее действительно волновал... Она даже не сразу обратила внимание на то, что на столе, как на сельской свадьбе, тарелки стояли одна на другой.
— Что это? — ткнула она пальчиком перед собой.
— Наш заказ, — силясь не рассмеяться, ответил Паук. — Ну что, приступим?

26.
Вера Петровна нехотя ковырялась в своей тарелке, мысленно пытаясь подсчитать, на какую сумму разорила своего кавалера. Она не могла проглотить ни кусочка. «Что такого в прошлой жизни я сделала, чтобы сейчас до полусмерти объедаться? В конце концов, предложу оплатить половину счета!» — решила Озерова. От этого решения ее настроение улучшилось, и она, отодвинув от себя блюдо, принялась издалека наводить справки.
— Александр Васильевич, вы женаты?
— Нет, — коротко ответил Паук. В этот вечер ему не хотелось говорить о Мусе. Эта тема была для него закрытой. Даже оставаясь один, он старался не погружаться в воспоминания о прошлом.
Они познакомились в Ташкенте, когда он с контузией лежал в госпитале. Муся была медсестрой. От остальных сестренок она отличалась непосредственностью и неуклюжестью. Но ему рассказывали, что во время операций девушка превращалась в медицинский компьютер — становилась собранной, организованной, готовой в любую минуту подменить хирурга. Муся была из потомственной семьи медиков, в детстве не расставалась с игрушечным набором доктора, приставала даже к прохожим, предлагая всем измерить температуру, просила показать ей язык. Ее куклы вечно были в повязках и пребывали на карантине. Она училась на пятом курсе мединститута, когда наши войска были посланы на помощь дружественному афганскому народу. Рассорившись с родителями, без пяти минут врач, она оставила институт и подала заявление в военкомат. Такой была его Муся… Но Мирошниченко не хотел говорить об этом даже с Верой Петровной. Он не был уверен, что вообще когда-нибудь сможет распахнуть для нее двери в закоулки своего прошлого.
Озерова словно почувствовала, что коснулась опасной темы, которую стоит деликатно обойти. Но ей не терпелось прояснить ситуацию. «Я взрослая девочка и уже умею выстраивать с мужчинами исключительно деловые отношения, — думала она. — Поэтому не нужно давать мне никаких авансов. Да — да, нет — нет! Я за честную игру!» И Вера Петровна ринулась в открытый бой.
— Александр Васильевич, я не стану ходить вокруг да около, к тому же, как адвокат, привыкла разговаривать с клиентами напрямую. Вот и сейчас хочу спросить… — сделав паузу, она заговорщицким тоном произнесла: — Вам женщины как женщины нравятся?
— Сформулируйте вопрос более четко, — у Паука внутри всё оборвалось. Он прекрасно понял суть вопроса, но отказывался верить тому, что услышал. «Не пойму, распущенная она или безбашенно прямолинейная?» — пытался понять он.
Озерова же, набрав воздух, выпалила:
— Говорят, что в сексуальных отношениях вы отдаете предпочтение мальчикам!
У Паука в буквальном смысле отвисла челюсть.
— Я — мальчикам? — возмущенно протянул он, ткнув себя в грудь указательным пальцем.
— Мальчикам? — переспросил он и, откинувшись на спинку стула, расхохотался в голос. Он смеялся до слез, не останавливаясь и то и дело повторяя: «Ха-ха-ха! Я — мальчикам!»
На них стали оборачиваться посетители ресторана, и Озерова, испугавшись, что у Паука началась нервная истерика, несколько раз обмахнула его салфеткой. Но видя, что это не помогает, выплеснула ему в лицо свой бокал минеральной воды.
Мирошниченко резко замолчал, посмотрел на мокрый костюм, развел руками и предложил:
— Дорогая Верочка Петровна! На днях знакомая сказала умную штуку: «Слушайте свое сердце, а не чужие советы!» Давайте выпьем за то, чтобы и вы, и я всегда слушали только свое сердце! — и помолчав, спросил: — Это, наверное, очень сложно?
— Я готова попробовать, — храбро заявила Озерова.

27.
Вера Петровна нежилась в постели, оттягивая минуту, когда нужно будет вставать. Она вспоминала вчерашний вечер, перебирая в памяти отрывки разговора с Мирошниченко. Вспоминала, как, проводив ее до парадной, он галантно поцеловал руку и попрощался. Она была рада, что он не поднялся к ней. Ее тело томилось от желания отдаться ласкам этого сильного мужчины, но она боялась, что, поспешив, спугнет то, что было больше и значимее телесного удовольствия. Она потянулась и подумала, что совершенно не злится на Юлика. «Мальчик просто ревнует, надо с ним объясниться», — оправдывала она экс-любовника. Зазвонил телефон. Это был Паук.
— Верочка Петровна, доброе утро, — ласковым голосом приветствовал он ее. — Как спалось?
— Отлично! — в тон ему ответила Озерова.
— Спасибо за прекрасный вечер. Не сочтите меня нахалом, но теперь я буду мечтать лишь об одном — о завтраке с вами…
Вера Петровна, услышав это, поднялась с подушек, спустила ноги на пол, пытаясь нащупать тапочки. От волнения голос отказывался подчиняться ей, и словно не она, а кто-то другой произнес в трубку:
— Так надо было не робеть, взять и приехать!
— Вы серьезно? — Паук в ожидании ответа задержал дыхание.
— Вполне, — скрывая смущение, наигранно весело произнесла Озерова.
— Какой номер вашей квартиры? Я сейчас поднимусь, — решительно произнес Александр Васильевич.
Вера Петровна заметалась по комнате, хватая и засовывая под кровать разбросанную одежду, потом ринулась к туалетному столику.
— Ужас! — воскликнула она, увидев свое отражение.
Поздняя трапеза бесследно не прошла — лицо выглядело уставшим, под глазами мешки...
— Что за глупость — в моем возрасте принимать посторонних мужчин, едва поднявшись с постели! — возмутилась она, но было уже поздно — требовательно заливался дверной звонок.
— Иду, иду, — крикнула Вера Петровна, открыла дверь и, стараясь не попадать в поле зрения гостя, выпалила:
— Можете пока сделать себе чай или кофе, а мне нужно минут десять, чтобы привести себя в порядок.
«Десять минут!» — удивляясь сама себе, покачала головой Озерова. Если бы она умела свистеть, то, наверное, присвистнула бы, потому что десять минут, которые Вера Петровна себе выделила, были настоящим рекордом, достойным внимания Книги Гиннесса.
Паук тоже готов был присвистнуть. Но вместо этого протянул:
— Да-а-а!
«Похоже, ты попал! — думал он. — Вечером дама диктовала тебе, в каком ресторане ужинать, а утром предложила, чтобы ты, впервые переступив пороге ее дома, сам сделал себе чай или кофе. А что будет дальше? — Мирошниченко почесал затылок. — Ну не брать же круглосуточную прислугу».
Он был старомоден во всем. Посторонние люди, которые трогали его вещи, прибирались в шкафах, стирали белье и знали о нем мелочи, которых он в себе не замечал, стесняли и смущали его. Поэтому он и не пользовался их услугами. Но он прекрасно понимал, что если строить серьезные отношения с этой женщиной, — а на данном этапе он хотел именно этого, — то ко многим вещам придется приспосабливаться и приноравливаться — Озерова, похоже, не сгорала от любви к домашнему хозяйству.
Наконец появилась она. На ней был прогулочный брючный костюм, волосы распущенны, на ногах легкие босоножки.
Паук невольно залюбовался ею, Озерова смутилась под его взглядом
— Если вы будете и дальше так пристально рассматривать меня, придется надеть темные очки, — и она похлопала себя под глазами, указывая на следы вчерашнего пира.
— Верочка Петровна, вы — неотразимы!
Озерова пыталась расслышать в его голосе фальшь, но Мирошниченко был искренен.
— Да, — спохватился он, — я принес вам весь пакет документов. Здесь оригиналы договоров, акты покупки оборудования и имущества, протоколы собрания акционеров. Ознакомитесь, потом я заберу…
— Вы что, ополоумели! — не дала закончить ему Озерова. — Да кто доверяет посторонним людям оригиналы?
Александр Васильевич потупился и стал похож на впервые влюбившегося школьника.
— Я вам абсолютно доверяю, и мне хотелось бы, чтобы вы не были для меня посторонним человеком...
Он не решался посмотреть на Веру Петровну, а она, напротив, не отрывала от него глаз, от растерянности не зная, что сказать в ответ.
Паузу прервал Паук.
— Днем я очень занят, а вечером мы могли бы где-нибудь поужинать, — предложил он. – Только ресторан в этот раз выберу я.
Тут из соседней комнаты послышалось то ли шарканье, то ли поскребывание.
— Что это? — насторожился Мирошниченко.
— Тьфу ты, — засмеялась Озерова, снимая возникшее вдруг напряжение, — совсем забыла представить вас.
И она направилась в соседнюю комнату, приговаривая:
— Коко, мальчик мой, сейчас мы тебя в люди выведем!
Вместе с ней в столовую, пританцовывая и виляя кисточкой постриженного хвостика, вошла болонка.
— А вы что подумали? — испытующе посмотрела на Мирошниченко Вера Петровна. — Надеюсь, под кровать заглядывать не станете? — и она захихикала, представив лицо Александра Васильевича, обнаружившего там ее роскошный голубой костюм и прочие предметы дамского туалета.
— Хорошо, тогда до вечера, — пробормотал Мирошниченко.
Выйдя на улицу, он тут же набрал Миру и сообщил, что был у Озеровой. «Исключительно по делу! — подчеркнул он. — Я оставил ей оригиналы всех документов»
— Что?  — с напором переспросила Мира. — Оригиналы? Да вы с ума сошли! Таких вещей никто не делает! — даже она, далекая от бизнеса, понимала, что поступок Мирошниченко, мягко говоря, неосмотрительный.
— Но вы же сами говорили, что в разведку с Озеровой идти можно! — парировал Паук.
— Одно дело — разведка, другое — документы стоимостью в миллион, — устало ответила Мира и отключила телефон.

28.
История, которая поначалу казалась ей безобидным романом, приобретала странный характер, и это Сорокиной не нравилось.
«Приеду на работу, нужно вызвонить Борюсика, посоветоваться с ним, — решила она. — Не хватало быть впутанной в какую-нибудь дрянную историю».
И только подъезжая к офису, Мира вспомнила о Пирожанской и запереживала: справилась она вчера с работой или нет.
Наталья встретила ее приветливой улыбкой.
— Отлично выглядите, — похвалила ее Сорокина и замолчала, увидев в уголке приемной Борюсика, листающего  журнал.
— Это к вам, — доложила Пирожанская. — Я хотела позвонить, уточнить, когда вы будете, но мужчина сказал, что в этом нет необходимости, что он готов подождать.
— Прошу вас, — Мира картинно распахнула перед Каткиным дверь кабинета и попросила Пирожанскую сделать им крепкий кофе.
— Хорошо, что ты приехал, — не дав вымолвить Борюсику и слова, начала Мира. — Тебе Паук звонил?
— Подожди ты с Пауком! Что за дама на миллион у тебя в приемной?
— Это Наталья Пирожанская, она вместо Оксаны работает, — торопливо доложила Мира. — Сейчас не до этого, Борюсик, выслушай же меня, наконец, — настаивала она на своем. — Ты знаешь, что Паук передал Озеровой оригиналы документов на новый завод?
У Борюсика округлились глаза. Вошедшая в это время Наташа хлопотала рядом с ними, расставляя кофейные чашки. Борис Петрович кивнул в ее сторону, показывая Мире, что они не одни. Но Сорокина лишь махнула рукой, мол, всё в порядке.
— Он сошел с ума! — резюмировал Борюсик. — Одно дело — в разведку с ней идти, другое — доверить постороннему человеку документы на миллион зелени.
— Я ему то же самое, слово в слово, сказала, —  разделила Сорокина опасения своего приятеля.
— Что будем делать? — спросил у нее Петрович.
— Контролировать ситуацию и ждать, как будут развиваться события, — предложила Мира. — А что мы еще можем?
Борис Петрович с готовностью согласился с ней. К тому же, он прекрасно знал непростой характер Мирошниченко и понимал, что Паук не так уж и прост, как считают некоторые. «Наверняка, и в этом глупом поступке есть здравый смысл», — успокоил себя Каткин.
— Шаповалов, «Звезда плюс», — доложила Пирожанская.
— О-о-о! — в один голос протянули Мира и Петрович. — Скоро запахнет жареным, если сам Звезда к нам явился…
У директора модельного агентства была не очень хорошая репутация, но все знали о его связях наверху, о том, что он частенько берется выполнять заказы больших боссов, особо не считаясь при этом с нравственной стороной вопроса. Поэтому с Шаповаловым старались поддерживать ровные отношения, но не забывали держать ухо востро.
Смерив с ног до головы Пирожанскую, тот распорядился:
— Милочка, сбацайте-ка мне зелененького чайку...
— Звезда, закажи лучше «Собачий вальс», — предложил Каткин.
— Да брось ты, — отмахнулся Шаповалов.
Мира не любила его и даже не пыталась скрыть, что этот напыщенный, самоуверенный мужчина дико раздражает ее. Но Шаповалова это забавляло.
— А офис-менеджер у вас девочка хоть куда, — бесцеремонно ляпнул он в присутствии Пирожанской.
Наташа вздрогнула, как от пощечины, и растерянно посмотрела на Миру.
— Относитесь к этому как к издержкам профессии, — успокоила ее Сорокина. — Представьте себе огромного жирного таракана, который никак не может развернуться в голове этого господина, и вам сразу станет легче, — посоветовала она.
Борюсик заерзал в кресле. С одной стороны, он радовался, что хоть кто-то может урезонить зарвавшегося визитера, с другой — в нем крепко сидело вечное «неудобно», нашептывающее: «Неудобно, человек в гости пришел, да и потом, он же твой партнер по бизнесу, хотя и пунктирообразный...».
Но меньше всех из присутствующих переживал по поводу всех этих шпилек Шаповалов. Ему всё было как с гуся вода. Самодовольно развалившись в кресле, он молча улыбался, наблюдая за накалом страстей. А потом ни с того ни с сего стал рассказывать о Миланской опере.
— Россини я просто обожаю. Мы специально выбрались в Милан, чтобы послушать «Травиату»… — и стал рассуждать о костюмах, декорациях, солистах, их манере исполнения, то и дело повторяя, что Россини — великий талант.
— Всё бы ничего, только оперу эту написал Джузеппе Верди, соотечественник Джоаккино Антонио Россини, — не выдержав, поправила его Наташа, ставя перед ним чашку с чаем.
Шаповалов замолчал на полуслове, уставился на Пирожанскую, но быстро справился с собой и с усмешкой  бросил Мире.
— Да-а! Секретарь у вас девушка образованная, вот только с профессиональным этикетом у нее проблемы. Можете ее ко мне на месячные курсы определить, дорого не возьму, гы-гы-гы, — загоготал он.
Борюсик попытался сгладить неловкость возникшей ситуации:
— Да ладно вам, бросьте. А зачем ты пришел, Звезда, не чай же пить?
— С новым секретарем познакомиться, — то ли в шутку, то ли всерьез сказал он. — Да, чуть не забыл, сегодня в Гоблин-клубе я устраиваю вечеринку. Постановка шоу и девочки, разумеется, мои. Приходи, Петрович, может быть, встретишь новую девушку своей мечты, — сказал он и с чувством собственного превосходства посмотрел на Миру. Шаповалов слышал о том, что Каткин якобы со школы безответно сохнет по Сорокиной, поэтому последняя фраза была камушком в ее огород.
«Ой, ду-урак, — лениво подумала Мира, — если бы ты знал, сколько воды утекло, сколько лет прошло. За это время любая быль становится мифом».
Шаповалов собрался уходить, и Борюсик вызвался проводить его, чего никогда раньше не делал. Мира удивилась: «Наверное, деловой разговор», — подумала она. Но Каткин очень скоро вернулся.
— Проконтролировал, чтобы к Наташе со своим злопыхательством не приставал, — пояснил Петрович и после небольшой паузы спросил: — Ты собираешься знакомить меня с новым сотрудником?
— Прости, — спохватилась Мира, — со всей этой суматохой совершенно из головы вылетело. И она позвала Пирожанскую.
— Прошу любить и жаловать, это Борис Петрович Каткин, наш издатель и работодатель, — представила она Борюсика.
— Наташа, если вы не заняты вечером, можете составить мне компанию. Гоблин-клуб — занятное местечко, вам будет интересно! — и смеясь, добавил: — А как Шаповалов обрадуется, увидев вас!
Наташа вопросительно посмотрела на Миру.
— Предупреждаю заранее, это не входит в ваши служебные обязанности. Есть желание — идите, нет — так нет. Мы все взрослые люди. Петрович, — обратилась Мира к Каткину, — видишь, девушка нервничает... Пообещай, что будешь вести себя как джентльмен.
— Обещаю, — шутливым тоном произнес Борюсик и приложил  правую руку к сердцу. — А теперь — соглашайтесь!
— Соглашаюсь, — в тон Борюсику ответила улыбающаяся Наташа.
—Теперь осталось выяснить, куда за вами заехать, — поинтересовался Петрович.
Пирожанская вдруг покраснела, взгляд ее стал холодным и жестким, как тогда, когда Мира спросила ее о семье.
— Я буду ждать на какой-нибудь станции метро.
Борюсик пожал плечами:
— Мне в принципе всё равно.

29.
Пирожанская попросила у Миры разрешения задержаться, сославшись на то, что хочет перебрать бумаги, оставшиеся от Оксаны. Мира не возражала. У нее самой накопилась работа, и она с головой погрузилась в нее.
Спустя какое-то время она вышла в приемную, но там было пусто, хотя вещи Пирожанской лежали на месте. Минут через пятнадцать, выглянув из кабинета, Мира вновь не обнаружила секретаря.
— Что за чертовщина, — удивилась она.
Новую сотрудницу Сорокина нашла в туалетной комнате. Она сидела на корточках рядом с умывальником, повернувшись спиной к двери, и как ни чем не бывало читала газету.
— Вы что как сирота казанская! — удивилась Мира. — Лучшего места не могли найти?!
Пирожанская повернулась к Сорокиной, и Мира ахнула:
— Боже, Наташа! Что вы с собой сделали? Вы же настоящий Франкенштейн!
На висках около глаз, на лбу Пирожанской были приклеены кусочки бинта, а на груди, поверх ворота костюма, в виде салфетки клочьями торчал разорванный полиэтиленовый пакет.
В глазах у Пирожанской заплясали смешинки.
— Мира, прошу вас, я не могу улыбаться, —  произнесла она. — Это я красоту навожу.
— И что, получается? — с недоверием поинтересовалась Сорокина.
— Да, пятнадцать минут — и морщинок как не бывало. Моя мама так делала: обмакивала кусочки марли в яичный белок, прикладывала их к тем участкам лица, на которых были морщинки, и не снимала примочки до тех пор, пока они не засыхали. Хоть и народное, но очень эффективное средство! — заверила Наталья.
— Да-а, — протянула Сорокина, — красота — убойная сила, но она убивает столько времени!
И пожелав Пирожанской хорошего вечера в Гоблин-клубе, Мира оставила ее одну.

30.
Борис Петрович относился к женщинам так же легко, как и к деньгам. Ни первое, ни второе он никогда в жизни не возводил на пьедестал. Заработать капитал, завоевать сердце очередной дамы было для него сродни шахматной партии. И чем сложнее оказывалась задача, тем больший азарт и желание заполучить желаемое овладевали им.
Он никогда не сказал бы, что Пирожанская — женщина его мечты. Она была обыкновенной, и при иных обстоятельствах Борис Петрович не обратил бы на нее внимания. Но в данном случае существовало два «но»: первое — на новой секретарше была одежда, не соответствующая ее статусу; и второе — она имела понятие о вещах, о которых девяносто процентов народонаселения страны (если не больше) и не подозревает. К этим девяноста процентам Каткин относил и себя. А он всегда испытывал почтение и интерес к людям, знавшим больше, чем он.
— И встретилась мне женщина — не то мечта, не то загадка, — напевал он, припарковываясь рядом с условленной станцией метро.
Пирожанская уже была на месте. Она стояла, разглядывая бесконечный поток людей.
— У-у! — прогудел над ее ухом Петрович. — Не испугались?
Наташа отрицательно покачала головой и, кивнув на вход в метро, грустно сказала:
— Люди с потухшими, усталыми глазами. А ведь большинство из них приехали сюда за счастьем!
— За каким счастьем, — возразил ей Каткин. — За деньгами они приехали, Наташенька, за деньгами!
— Деньги для них, Борис Петрович, эквивалент счастья. Для одних это недостроенный дом, для других —  возможность дать образование детям, для третьих — устроить личную жизнь…
— Может быть, вы и правы, — поспешно согласился Борис Петрович. Но ему сейчас не хотелось рассуждать о чем-то серьезном, тем более о вопросах, которые были далеки от его интересов. Его мысли в этот момент были заняты совершенно иным. Он думал о том, что Шаповалов умел собирать на своих вечеринках столичный бомонд, и это всегда было возможностью завести новые связи и знакомства.
Со словами: «Ну что, едем!» — Борис Петрович подхватил Пирожанскую под руку и только тут заметил, что на ней тот же костюм, в котором он видел ее в офисе.
— Я забыл вас предупредить, что на вечеринке дресс-код — все женщины должны быть в вечерних туалетах. Что же делать? — потер переносицу Каткин.
Пирожанская едва не призналась, что соответствующего наряда и обуви в ее гардеробе нет, но Борис Петрович опередил ее.
— У нас цейтнот, поэтому придется по-быстренькому что-нибудь прикупить. И не вздумайте возражать, я вас насквозь вижу: у вас повадки школьной учительницы позапрошлого века. Честно признаюсь, мне очень хочется увидеть кислую рожу Шаповалова, для него будет шок, что я пришел с вами! Ради этого я готов оплатить хоть десять вечерних нарядов. Всё очень банально: что бы мы ни делали — всё исключительно ради себя, — подытожил Каткин, припарковываясь у магазина «Мадам де Руш».
— Хозяйка салона — моя приятельница, — сообщил он Пирожанской, доставая мобильный телефон. — Елена встретит вас, а я подожду в машине.
И действительно, только Наталья переступила порог магазина, как навстречу ей, приветливо улыбаясь, вышла элегантная дама.
— Наташа? — вместо приветствия уточнила она и увлекла за собой. — Пройдите в примерочную, Борис Петрович сказал, что вы ограничены временем. — И словно листая страницы знакомой книги, она стала перебирать наряды, вывешенные на кронштейне.
— Это, это и это, — распорядилась Елена. Отобранные ею платья, белье, чулки продавец-консультант без промедлений занесла в примерочную.
— Обувь придется выбрать самой, — предупредила Елена.
Пирожанская потрогала платья. Все они были из тончайшего натурального шелка. «Их, наверное, можно, не помяв, протянуть через обручальное кольцо», — подумала Наташа и тут же испуганно посмотрела на безымянный палец правой руки. Она с облегчением вздохнула — никакого кольца на нем не было.
Пирожанская по очереди приложила к себе все три платья и остановилась на классике — черном, с американской проймой, обнажившей широкие плечи и крепкие руки легкоатлетки.
— Замечательно, — одобрила Елена, выложив перед ней аксессуары.
Пирожанская выбрала тонкий золотистый ремешок в виде цепочки, а из предложенных туфель ей понравились замшевые балетки.
— Ну что ж, в добрый час, —  улыбнулась ей хозяйка «Мадам де Руш».
Борис Петрович, завидев Пирожанскую, распахнул перед ней дверцу автомобиля, а когда они тронулись, протянул флакончик духов.
— Женщина без аромата — все равно что Новый год без елки… Пока вы наряжались, я заглянул в соседнюю лавочку.
Соседней с «Мадам де Руш» лавочкой был фирменный магазин Кристиана Диора.
Наталья опрокинула на пальчик бутылочку с духами, и в воздухе повис легкий запах сандала. Борис Петрович краем глаза наблюдал, как она дотронулась до волос, запястий, предплечий. Все, что делала Наташа, было вполне пристойно, но выглядело необычайно сексуально. Каткину стало душно.
— Я где-то читал, что аромат для женщины должен выбирать мужчина, а для мужчины — женщина, —  сдавленным голосом произнес он, всё внимание переключив на дорогу.
— Теоретически это разумно, но практически… Представляете, каково носить запах, который тебя раздражает! Уж лучше Новый год встречать без елки, — засмеялась Пирожанская.

31.
На пороге Гоблин-клуба гостей встречали ряженые.
— Вау! — на американский манер выражали они свой восторг. — Рады видеть вас в Стране чудаков! Здесь всё позволено, станьте самими собой…
Один из ряженых вплотную придвинулся к Пирожанской.
— Я твой герой, — вытянув шею, шипел он.
Петрович, не обращая внимания на маскарад, взял Наталью за руку и увлек за собой.
— Каткин! — Послышался голос Шаповалова у них за спиной. — Какие люди в Голливуде!
Наталья, вслед за Борисом Петровичем медленно обернулась. Улыбку как рукой сняло с лица хозяина «Звезда плюс».
— Вы нашли девушку, достойную своей мечты? — с ухмылочкой спросил он Петровича.
Но Петрович пропустил реплику мимо ушей.
— Командуй, где нам приземлиться, — поинтересовался он, а когда Шаповалов отвлекся на новых гостей, прошептал Пирожанской:
— В принципе, мы можем уже уходить, интереснее гримасы Звезды, нам больше ничего не светит!
 В этот момент блеснула фотовспышка.
— Что это? — насторожилась Пирожанская.
— Ничего особенного, фотография на память, — ответил Каткин и протянул фотографу визитку.
Пирожанская ругала себя за то, что пришла на чужой праздник жизни. Она чувствовала себя зажатой и готова была уйти немедленно.
— Еще минут двадцать потусуемся и пойдем, — сказал Каткин и окликнул официанта с подносом, уставленным фужерами: — Гарсон, шампанское даме!
Наташа дернула его за рукав пиджака и шепнула на ухо:
— Я не пью.
— Вообще? — уткнувшись в ее волосы, спросил Каткин.
Пирожанская отпрянула от него.
— Что вы делаете?
Петрович не отрываясь смотрел на Пирожанскую, и взгляд выдавал его с головой. От неожиданности Наталья задохнулась:
— Вы же обещали вести себя как джентльмен! Отвезите меня к метро, я не знаю, как выбраться из этого курятника, — попросила она.
Каткин в ответ лишь пожал плечами, а про себя подумал, что эта женщина — точно учительница из позапрошлого века. В ее интонации, жестах, возмущенном взгляде не было и намека на притворство. «Ископаемое!» — другого определения для нее в эту минуту он подобрать не мог.

32.
Всю дорогу Пирожанская молчала, прижавшись к дверце машины.
Каткина всё это начинало злить.
— Да не укушу я вас, черт возьми!
Но она словно не слышала его слов.
— Куда вы меня везете? Мы уже проехали несколько станций метро! — резким тоном сказала она.
— Вы что, в этом наряде собираетесь ехать в общественном транспорте? — удивился  Петрович. — Я довезу вас до дома!
— Об этом не может быть и речи, — отрезала Пирожанская. — Остановите, я пересяду на заднее сиденье и переоденусь, не вынуждайте меня делать это здесь.
Каткин лишь усмехнулся.
— Ну ладно, упрямый осел, — процедила она сквозь зубы, — я предупреждала!
И не обращая на него внимания, стала стягивать с себя платье. Петрович не знал, куда ему смотреть: то ли на дорогу, то ли на Пирожанскую. Это было странно, но Наташина выходка взволновала его: «Черт! Словно я голых баб не видел», — удивился он сам себе.
— Сумасшедшая! Вы создаете аварийную ситуацию на дороге! — осипшим голосом крикнул он.
В ответ она, сдернув с себя бюстгальтер, запустила им в Каткина.
— Посмотрите на него! Работодатель, возомнивший себя Богом! Да плевать я хотела и на тебя, и на твою работу, — выговаривала Наталья, натягивая на себя одежду, в которой была в офисе. — Трусики я завтра верну, а чулочки можешь забрать сегодня, — продолжала она свой монолог. — Работодатель! Завтра же опять на рынок вернусь. Лучше упаковки с товаром с утра до вечера таскать, чем за тараканами в ваших головешках наблюдать! — и повернувшись к Каткину, голосом старшего оперуполномоченного приказала: — Остановить немедленно!
Петрович послушно припарковался к обочине.
— Я не хотел вас обидеть, — успел произнести он до того, как Пирожанская выскочила из машины.

33.
Каткин посмотрел ей вслед и нажал на газ. Машина с визгом рванула с места.
— Сумасшедшая, — повторял он, на ходу собирая разбросанные Пирожанской вещи.
И тут Петрович вспомнил о Мире.
— Боже! — схватился он за голову. — Теперь эта язва меня со свету сживет! Так, вечером Славка звонить не будет, в первой половине дня тоже, но на всякий случай нужно отключить все телефоны. Утро вечера, говорят, мудренее, вот утром и подумаю, как разрулить ситуацию. Нужно, наверное, договориться о встрече с Наташей и спокойно  все обсудить.
Добравшись до дома, Каткин отключил все телефоны, но заставить себя не думать о случившемся не мог. В сотый раз он прокручивал в голове события прошедшего вечера, пытаясь понять, что привело Пирожанскую в такую ярость. Первый раз она разозлилась в клубе. Петрович закрыл глаза и втянул в себя воздух, пытаясь снова ощутить запах сандала. Его обдало жаром — он вспомнил Наташу, срывающую с себя платье, ее белое, напряженно изогнутое тело, обнаженную грудь.
Петрович взглянул на часы. Еще не было и полуночи, значит, в Гоблин-клубе вечеринка в самом разгаре. Он быстро припарадился вновь, взял такси и через час был на месте.
— Какие люди в Голливуде! — хлопнул его по плечу непонятно откуда появившийся Шаповалов. — Рад видеть тебя, дружище!
Прищурившись, он внимательно посмотрел на Петровича и, не меняя игривого тона, предложил:
— Пошли, покажу тебе новых девочек. Рядом с ними Мисс Вселенная отдыхает!
Каткин был признателен Шаповалову, что тот не стал расспрашивать о Пирожанской, но прекрасно понимал, что наступит момент, и за свою тактичность Звезда выставит счет. Но будь что будет — лишь бы избавиться от наваждения по имени Наташа.
— Черт бы ее побрал, — выругался Каткин.
Красотки агентства «Звезда плюс» гарцевали между гостями, приглашая их пройти, присесть, пригубить, откушать…
— Хозя-яюшки! — ласково протянул Звезда, с гордостью поглядывая на девушек. — Аленушка, — позвал он одну из них, — это ты мечтала стать журналисткой? Знакомься, издатель журнала «Эльхин».
 Глаза юной красавицы вспыхнули от восторга.
— Правда? — не поверила она. — Я покупаю каждый номер этого журнала! Он мне так нравится! — затараторила она.
— Ты действительно мечтаешь стать журналисткой? — начал уже знакомую игру Борис Петрович. — Я позвоню редактору, она даст тебе задание. Девочка, ты знаешь, что все мечты сбываются? — спросил он ее. В ответ она радостно закивала головой.
— Ну что ж, тогда пойдем, выпьем.
— Что вы, я не могу, я на работе, — испуганно отказала Алена.
— Тогда уйдем с этой работы, я договорюсь с твоим шефом, — предложил Каткин.
Девушка с готовностью согласилась, и они отправились по ночным барам. Наутро, обнаружив ее рядом с собой на широкой постели, Петрович с трудом припомнил, как оказался в гостинице. Алена с щенячьим восторгом заглядывала ему в глаза и щебетала:
— Ты бесподобен, я и не подозревала, что может быть так хорошо…
А Борис Петрович со скукой думал, что всё это он уже не раз слышал, всё это он уже давно проходил. И вновь вспомнил Пирожанскую.
Часы показывали полдень. Каткин спохватился — нужно было звонить Наталье. Он торопливо принял душ, чмокнул Алену в висок и протянул ей визитку.
— Мне срочно нужно в офис. Позвонишь, — сказал он и привычно солгал: — Ты мне тоже очень понравилась…
34.
Утром Мира решила не спешить на работу. «В конце концов, как честная девушка, после всего этого дурдома я тоже имею право на личную жизнь, — думала она, устраивая между подушками блюдо с бутербродами. —  Радость жизни! — оценила она его и потянулась за пультом. — Посмотрим, что ящик нам приготовил…».
На первом же включенном канале шла передача «Модные люди». На экране мелькали роскошные женщины, лощеные мужчины.
— Ба-атюшки! — протянула Мира. — Кого мы видим! — подавшись вперед, она не отрываясь всматривалась в телекартинку. — Борюсенька собственной персоной и Пирожанская тут же. А ничего… они неплохо смотрятся, — вынуждена была признать Сорокина, переключая телевизор на новостийный канал.
Не глядя, она потянулась к бутербродам, но блюдо была уже пусто. Вставать же за следующей порцией Мира поленилась. Полистав еще немного телевизор, она скомандовала себе «подъем» и нехотя отправилась в ванную.
— Будь моя воля, я бы в пижаме на работу ходила, — ворчала Сорокина. — И как это некоторые дамочки часами марафет наводят? От скуки можно с ума сойти!
Приняв душ, она на скорую руку причесалась и, облачившись в первые же попавшиеся под руку джинсы, свитер, мельком взглянула на себя в зеркало.
— Нормально! — заключила Мира, с усмешкой добавив: — Красота, конечно, убойная сила, но сегодня я никого убивать не собираюсь!

35.
Из сумки донеслась зазывная трель ее новенькой Nokia.
— Мирочка, — как-то уж слишком вкрадчиво начал Мирошниченко. — У вас всё в порядке?
— Да-а-а, — настороженно протянула в ответ Мира.
— У меня для вас не очень хорошая новость…
— Что случилась? — у Миры внутри похолодело. Первая мысль, которая пришла ей в голову, что документы Мирошниченко, переданные им Озеровой, пропали.
— Вы только не волнуйтесь, — поспешил успокоить Миру Паук. — Это касается Бориса Петровича…
Услужливое воображение Миры тут же нарисовало страшные картинки, конечно же, связанные с Борюсиком. Она тяжело опустилась на край кресла, подумала о Каткине в прошедшем времени и, почему-то перейдя на шепот, переспросила:
— Что, что случилось?..
Паук кашлянул и на одном дыхании выпалил:
— Напрасно вы Пирожанскую взяли в секретари, лучше бы я вам кого-нибудь прислал. Она того… — Мирошниченко старательно подбирал слова, чтобы помягче выразиться, — она увела у вас Бориса прямо из-под носа! Я смотрел утренние новости и на одном из каналов увидел их вместе. Они были на какой-то вечеринке…
Мира облегченно вздохнула.
— А-а, это… Ну, вы меня и перепугали! Александр Васильевич, всё в порядке! Мы с Борюсиком старые школьные друзья — не более! А все разговоры о том, что он в меня влюблен, — всего лишь миф…
Мирошниченко слушал Миру, не веря ни одному ее слову. «Бедная девочка, — жалея Сорокину, думал он. —  Мало того что упустила такого положительного, такого респектабельного парня, так еще и удар в спину получила. И от кого! От человека, которого сама же в люди и вывела! Если бы не Мирочка, Пирожанская до сих пор на рынке торговала бы!»
Что касается Каткина, то его Александр Васильевич особо не осуждал, по-мужски он его даже понимал: Наталья действительно, особенно по сравнению с Мирой, внешне была очень интересной женщиной.
И тут Мирошниченко вспомнил о своем племяннике, как снег на голову свалившемся на него накануне вечером. Конечно, на фоне Каткина он проигрывал по всем позициям, но с другой стороны, парень он был неженатый, самостоятельный, да и на жизнь неплохо зарабатывал. Проведя такой сравнительный анализ, Мирошниченко приободрился:
— Мирочка, знаете что, а давайте-ка сегодня в обед встретимся. Правда, я этот вопрос с Верой Петровной еще не обговаривал. Но, думаю, ей интересно будет посмотреть, как живут простые отечественные миллионеры, которых она презрительно называет богатенькими буратинами. Одним словом, я вас к себе в гости в загородный дом приглашаю, записывайте адрес, — о том, ради чего он собрался устроить этот званый обед, Паук предусмотрительно умолчал.
— Александр Васильевич, может быть, перенесем мероприятие на выходные? У меня на работе полный завал, к тому же, коллектив, наверное, уже забыл, как я выгляжу. Ваш звонок меня на пороге застал, — попыталась отвертеться Мира.
— Ми-ра?! — осторожно позвал ее Мирошниченко. — Вы, похоже, заработались, сегодня — суббота…
И он еще раз предложил записать свой адрес.
Закончив разговор, Сорокина достала ежедневник, решив проверить, пошутил Мирошниченко насчет субботы  или нет. Но он оказался прав.

36.
Каткин, не заезжая домой, поспешил в редакцию как был — в смокинге и бабочке.
— Только бы успеть перехватить Пирожанскую, — думал он, вновь вспоминая прошедший вечер. — Странная девушка, но что-то в ней есть особенное…
Он лихо припарковался, с удовольствием отметив, что машины Миры на стоянке нет. В этот момент Борис Петрович был рад обычно раздражавшей его манере Миры постоянно везде опаздывать. На мгновение он замешкался, решая для себя, стоит ли, потеряв минут пять, сбегать в соседний цветочный магазин и явиться перед Пирожанской с букетом, или нет. Но решил не рисковать — вдруг, по закону подлости, в эти пять минут как раз и приедет Мира, — и не экспериментировать — кто его знает, как на такой банальный джентльменский ход отреагирует Наталья.
Каткин глубоко вздохнул — это всегда помогало ему избавиться от волнения, и решительным шагом вошел в помещение офиса. Заспанный дежурный, завидев Бориса Петровича, встрепенулся. Но Каткин, не останавливаясь и не обращая на него внимания, направился в глубь коридора, в сторону приемной. Однако дверь оказалась запертой на ключ. Отказываясь в это верить — Борис Петрович уже настроился на разговор с Пирожанской — он несколько раз дернул за ручку.
— Закрыто! — он в растерянности пожал плечами.
— Так сегодня же суббота... — вкрадчиво пояснил ничего не понимающий дежурный.
Каткин удивился:
— Надо же! Совсем замотался…
И выйдя на улицу, набрал Миру.
— Славка, не разбудил? Слушай, дай мне телефон Пирожанской…

37.
Мира втянула голову в плечи. Нет, она совершенно не боялась гнева своего работодателя. Просто ей не хотелось выглядеть в его глазах полной идиоткой: принять офис-менеджером человека с улицы — буквально! — совершенно ничего о нем не зная (ведь Мира даже в паспорт Натальи не заглянула!), без мобильного (это в наше-то время!) и домашнего телефона... — чтобы учудить такое, нужно очень постараться! «А вдруг она вовсе не Пирожанская, а какая-нибудь Мата Хари? А вдруг она не на базаре торговала, а работает штатным агентом империалистической контрразведки?» — Мира усмехнулась, понимая, что вляпалась…
— Борюсик, — она наигранно громко зевнула и недовольно пробубнила, — имей совесть! Ты не издатель, а Бармалей какой-то! Ну кто звонит в такую рань, тем более в субботу!
— Ну ладно, прости, — Каткин действительно чувствовал себя виноватым. — Дело в том, что мы с Наташей вчера не очень хорошо простились, вот я и хотел позвонить, извиниться…
Мира оживилась:
— А что случилось?
Но Борюсик не собирался вдаваться в подробности. Сорокина сразу поняла это, услышав упрямые нотки в голосе Каткина, вновь, но уже более настойчиво повторившего просьбу.
— Борис Петрович, все данные нового офис-менеджера записаны у меня на работе, — соврала Мира. — Так что придется подождать до понедельника. В конце концов, сегодня выходной, и я тоже имею право на личную жизнь.
— Да брось ты, какая у тебя может быть личная жизнь, — разозлился Каткин.
Но Мира была непреклонной — она понимала, что не может уступить настойчивости шефа, иначе будет разоблачена; ей оставалось рассчитывать лишь на одно — на то, что с утра в понедельник она успеет исправить оплошность, которую допустила, принимая Пирожанскую на работу.
— Представь себе, — парировала она в ответ. — Я приглашена на обед. У меня свидание с о-о-чень интересным мужчиной!
Говоря это, Мира даже не предполагала, насколько она близка к истине.
В другой раз Каткин непременно стал бы выспрашивать у нее подробности, но сейчас он думал лишь о том,  что очень устал, — последние дни, напряженные и суетливые, совсем вымотали его.

38.
Звонок Мирошниченко разбудил Озерову. Она промурлыкала в ответ на приветствие Паука и с готовностью приняла его приглашение на обед. Единственное, она осталась не очень довольной, что в числе приглашенных будет и Мира. Не хотелось Вере Петровне, чтобы внимание Александра Васильевича рассеивалось еще на кого-то. Однако, услышав историю о том, что секретарь Миры увела у нее Каткина, Озерова проявила женскую солидарность:
— Конечно, ее нужно поддержать! — согласилась она с Мирошниченко, а его идею познакомить редактора журнала «Эльхин» со своим  племянником назвала конгениальной. Поглощенная неожиданным приглашением и сообщением о последних новостях из жизни Миры, Озерова даже не поинтересовалась, откуда Мирошниченко знает Сорокину. Столько всего произошло за последние дни, что в голове у нее всё перемешалось. Да и Мирошниченко, похоже, находился в том же состоянии. Лишь закончив разговор с Верой Петровной, он спохватился, что выдал себя, Каткина и Сорокину с головой. «Эх, ты, казак-разбойник! Мирочки нет рядом, а то бы она вволю посмеялась: конспирировался, конспирировался, а потом — как чихнул — всё сам, без пояснений и комментариев выложил». Ничего не оставалось, как перезвонить Мире, признаться в своем проколе и попросить ее изобразить при встрече с Озеровой удивление: мол, как тесен мир, и как всё в нем перепутано!
Мира похихикала, но, вспомнив о Пирожанской, подумала, что на каждую старуху бывает проруха, и согласилась выручить Паука.

39.
Вера Петровна посмотрела на часы, прикидывая, каким временем располагает, оказалось, его не так уж и много. Она решила, что должна приехать к Мирошниченко первой и вместе с ним встречать гостей. Вера Петровна понимала, что это глупо, что это похоже на какую-то игру, правила которой она выдумывает на ходу, но ей очень хотелось, чтобы со стороны она воспринималась не просто гостьей, а хозяйкой. Забыв о том, что собиралась еще немного понежиться, она подскочила с постели и принялась за ревизию гардероба. Хлопоты Озеровой прервал настойчивый звонок в дверь.
— Боже мой! Кого это в такую рань принесло? — недоумевала Вера Петровна. — Только бы не Юлик!
Она на цыпочках подошла к двери, решив, что, если это действительно он, открывать не станет. Вера Петровна посмотрела в глазок и ахнула. За дверью, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу и не отрывая пальца от звонка, стояла Лидия.

40.
— Ты одна? — отстранив подругу, Лидия стала заглядывать в комнаты. И лишь убедившись, что у Озеровой никого нет, скинула с себя куртку и небрежно бросила ее на роскошный белый кожаный диван, вслед за ней полетела и сумка. Вера Петровна молча подняла вещи, выругав про себя Лидию — какой была раскидайкой, такой и осталась, — и всё еще не придя в себя от неожиданного визита давней подруги, ошарашенно смотрела на ее манипуляции.
Лидия, не обращая внимания на замешательство Озеровой, прошла на кухню и по-свойски стала рыться в холодильнике, доставая оттуда масло, колбасу, сыр.
— Я на побывку, всего на неделю, — жадно поглощая огромный бутерброд, сообщила она. — Мне надо знать, как жить дальше. Хочу к Аньке сходить, пусть скажет, что делать — сама разобраться не могу…
Вера Петровна вконец растерялась. Она — ровным счетом — не понимала ничего! Но Лидия этого словно и не замечала.
— Если посмотреть со стороны — всё замечательно. Кристоф — идеальный муж: не пьет, не бьет, по бабам не шастает — ну что еще нужно? Да, забыла сказать, меня вроде как любит! — продолжила  Лидия. Она говорила на одном дыхании, не останавливаясь, и если бы Вера Петровна захотела перебить ее, ей все равно  не удалось бы вставить в монолог Лидии даже запятой. — Но как же он меня раздражает! Садимся кушать, а он нос вытянет и, как пылесос, воздух втягивает, губки трубочкой сложит, причмокивает, как, мол, еда аппетитно пахнет! Еще может с восторгом ладошки потереть... А меня от этого всю передергивает! Хорошо, если зеркало рядом и я свое отражение вижу, так еще как-то могу с собой совладать, улыбку на лицо натяну — «чииз!», глаза оловянного солдатика выпучу и счастье изображаю… Веришь, так достал, что теперь меня вообще от мужчин тошнит, у меня на них токсикоз!
Вера Петровна вскинула красивые брови, покачала головой и, воспользовавшись паузой, сказала:
— У тебя там, наверное, зеркала неправильные — молодильные, да к тому же и льстивые. Иди в мое посмотри… В нашем возрасте, милочка, замуж выходишь за мужчин, похожих на комплексный обед: в меню пишется «первое, второе, третье», но не уточняется, что суп жидкий, а компот кислый! И прежде чем нос кривить, нужно четко для себя уяcнить: других вариантов уже не будет! В этом весь и ужас! В двадцать лет, дорогая моя подруга, надо было семью создавать, тогда и лепила бы милого по собственному рецепту. А что толку сейчас жаловаться, когда над этим блюдом столько поваров уже поработало! Да и потом, мы тоже, наверняка, со своими прибамбасами, которые не так-то просто выдержать. Вот ты, к примеру, постоянно всё разбрасываешь — тебя проще убить, чем к порядку приучить! А я до утра не усну и никому спать не дам, если с вечера хоть одна ложка невымытая останется…
— Я и без тебя знаю, что мне уже не шестнадцать! Я к тебе, как к подруге! — обиделась Лидия. Но вспомнив, зачем, собственно, пожаловала, жалобно попросила Озерову: — Ну что тебе сложно, что ли? Давай сходим к Аньке!
Озерова, словно опомнившись, всплеснула руками и, не вдаваясь в подробности, вкратце рассказала Лидии о Мирошниченко. А потом, взяв с нее слово — сидеть мышкой в дальнем уголке и не мешать ей играть роль хозяйки, — предложила подруге пойти на званый обед вместе. И дамы принялись, крутясь перед зеркалом, прихорашиваться.

41.
В это время Юлик был занят тем же: в полдень в ресторане был заказан банкет, на котором, по его сведениям, будет много золотых курочек. Одной из них его даже обещали представить, поэтому он с особой тщательностью перебирал одежду. Вчера вечером Озерова объяснилась с ним, поведав о своем увлечении Мирошниченко. Немного пожурив «мальчика» за нелепые фантазии относительно «клиента», она заверила экс-любовника, что они останутся друзьями.
— Друзьями так друзьями, как вам будет угодно, — улыбнулся своему зеркальному отражению Юлик, с удовольствием отметив, как призывно поблескивают на его запястье золотые часики, о которых он так долго мечтал. Это были откупные Озеровой.
— Вот оно, наглядное преимущество женщин, прошедших советскую школу морали и права! — довольно ухмыльнулся он. — При расставании с альфонсом они еще и угрызениями совести мучаются! Да-а-а, нынешние девчонки им не чета — растопчут в пух и прах, в лучшем случае переступят и не заметят…
Юлик подмигнул себе и, дурачась, стал изображать сцену в операционной, не раз виденную им в кино: «Мы ее теряем, мы ее теряем», — имея в виду Озерову, повторял он. Через какое-то время, встряхнув руками, словно сбрасывая с них что-то невидимое, он, вплотную приблизившись к своему отражению, произнес:
— Когда подходит к концу одна история, наступает время другой!
Юлик не мог припомнить, слышал ли он эту фразу где-то или сам придумал ее, но она ему определенно нравилась. К тому же, она прекрасно подходила к ситуации, в которой он оказался.
— Ну, ты и фи-ло-о-соффф, — произнес Юлик, заверив себя: — Всё будет хорошо!
Он вновь пожалел, что это Озерова бросила его, а не он ее. Но впереди  маячили радужные перспективы, поэтому поводов для особой печали у него не было. Взглянув на часики, Юлик порылся в кармане пиджака, доставая оттуда мелочь, ключи от квартиры Озеровой (они оставались у него с тех пор, как во время поездки Веры Петровны во Францию он приглядывал за Коко) и, наконец, мобильный телефон.
— Котик, — промурлыкал он в трубку, набрав номер Озеровой, — я хотел вечерком заглянуть к тебе, занести ключи…
— Юлик! Мы же договорились, что между нами всё кончено! — нервно ответила ему Озерова. По дороге к Мирошниченко она застряла в пробке, и теперь ее план — вместе с Александром Васильевичем встретить гостей — был под угрозой. И в этом Вера Петровна готова была обвинить кого угодно: Лидию и, конечно же, Юлика, попавшего под горячую руку.
— Да-да, конечно, мы останемся друзьями! — поспешил заверить ее Юлик. — Я даже порог переступать не буду, только отдам ключи и одним глазиком взгляну на своего котика и всё. Кто знает, может быть, в последний раз…
Но Озерова, не настроенная на любовно-лирический лад, резко оборвала молодого человека.
— Сегодня я навряд ли буду ночевать дома… на днях сама загляну в «Казанова»…
— О-о-о! — понимающе протянул Юлик. — Поздравляю! Сердечные дела моего котика, похоже, в полном порядке. А как же Коко? Может быть, мне  присмотреть за ним? — поинтересовался он.
— Юлик! — раздраженно ответила Озерова. — Я не нуждаюсь в твоем участии! Между нами всё кончено! А что касается Коко — он у своей невесты…

42.
Вера Петровна и Лидия были в пути в то время, как к Мира и Мишаня, племянник Мирошниченко, уже были на даче. Мирошниченко, увидев, что Мира на званый обед оделась, как уважающие себя дамы в соседнюю булочную не ходят, подумал, что напрасно не предупредил ее о племяннике. «Ну что теперь сетовать, — вздохнул Александр Васильевич, — с лица и впрямь воду не пить, и в женщине внешность совсем не главное. Главное, чтобы она была душевной… — на этой мысли  Мирошниченко запнулся, Мирочку сложно было назвать душевной. — Судя по всему, хозяйка она тоже никакая, да и поварские таланты в себе принципиально не развивает. Зато как слушать умеет! Под пытками не расскажешь того, что ей доверишь через пять минут после знакомства!».
Оставив молодых людей наедине, он удалился в кабинет. Хотел было поработать над бумагами, но вместо этого принялся то и дело названивать Озеровой, справляясь, скоро ли она будет.
И вот, наконец-то, на пороге появилась Вера Петровна. Как всегда, она была неотразима — настоящая икона стиля. По крайней мере, Александр Васильевич для поклонения выбрал бы именно ее. Из-за спины Веры Петровны выглядывала ее подруга. Александр Петрович сразу признал в ней женщину, провожавшую Озерову в парижском аэропорту.
Лидия, не дожидаясь, пока будет представлена, сама назвала свое имя, скинула куртку прямо на пол и прижав сумку к груди, прошла в гостиную, к накрытому столу.
— Я так нервничаю! А когда я нервничаю, готова быка съесть! И не смотрите, что я такая худая, у меня просто хорошая наследственность и правильный обмен веществ! — сообщила она Мире и Мишане.
Мишаня поднялся ей навстречу, согнувшись пополам, и галантно поцеловал ей руку, произнеся при этом: «Зацелую до смерти!» Затем представился:
— Я моряк…
— С печки бряк! — тут же добавила Лидия.
Мишаня выпрямился, демонстрируя свои метр восемьдесят пять живого роста и улыбаясь самой обворожительной из своих улыбок.
— Ну, зачем вы так, — пробасил он, сияя золотым зубом. — На самом деле я самый что ни на есть взаправдашний старпом. На народный язык это переводится как помощник капитана… О! — и он ткнул пальцем в потолок.
— И куда вы плавали в последний раз? — тоном экзаменатора поинтересовалась Лидия.
Мишаня хмыкнул и деликатно заметил:
— Моряки не плавают... Плавает… сами знаете что! Моряки ходят в море. А ходил я в разные моря…
— А как же пираты? — не унималась Лидия.
— А я умный и хитрый! — вновь расплылся в улыбке Мишаня, семафоря золотым зубом. — Туда, где орудуют пираты, я не хожу. Зачем? Я не только у своей мамы, я у всей своей родни один-единственный такой хороший и пригожий.
Мира, отведя в сторону Озерову, несла какую-то чепуху о том, что мир тесен и что через пятые-десятые руки всегда можно найти общих знакомых — в данном случае она имела в виду Мирошниченко. Озерова вторила Мире, порой произнося что-то невпопад, — она напряженно наблюдала за Лидией, сто раз успев пожалеть, что взяла ее с собой. «И она еще на своего мужа смеет жаловаться! — возмущалась Озерова. На самом деле она любила Лидию, просто подруги давно не виделись и успели отвыкнуть от особенностей характера друг друга. — Ей молиться на Кристофа надо, ведь никакой другой нормальный человек с такой нетактичной и прямолинейной грымзой жить бы не смог!». Мира, разговаривая с Озеровой, тоже слушала ее вполуха, стараясь при этом не пропустить ничего из той тарабарщины, которую нес Мишаня.
 
43.
Она не переставала удивляться: «Неужто такое чудо-юдо может нравиться женщинам?!» Но, продолжая наблюдать за племянником Мирошниченко, вынуждена была отметить: через какое-то время Мишаня перестал ее раздражать, напротив, Мире казалось, что в нем есть то, что называют харизмой. А когда подали десерт, поймала себя на мысли, что не прочь была бы продолжить это знакомство: с Мишаней было шумно, весело и как-то очень празднично. Не замолкая ни на минуту, он рассказывал о своих приключениях, половина из которых, наверняка, была выдумкой. Но все, даже Александр Васильевич, с удовольствием слушали байки старпома, живо представляя описываемые им сцены.
— Мира! Идем курить, — неожиданно предложил Мишаня.
И Мира, которая отродясь ни в каком виде не употребляла табак и свято верила, что капля никотина убивает лошадь, а курение действительно вызывает рак, послушно, как кролик перед удавом, поднялась и направилась за старпомом в беседку летней террасы.
Мишаня, на ходу приобняв ее, пообещал: «Зацелую до смерти!»
— Повторяетесь, сударь! — на корню пресекла его намерения Сорокина.
Но Мишаня пропустил слова Миры мимо ушей, еще плотнее прижав ее к себе:
— А ты замужем?
— А что, хочешь предложить руку и сердце? Учти, других предложений не принимаю, возраст уже не тот — не так много времени осталось…
Старпом оторопело посмотрел на Миру и, блеснув золотым зубом, расплылся в улыбке:
— Тогда временно обойдемся лишь приемом дозы никотина...
И он закурил, ничуть не заботясь о том, что весь дым идет прямо на Миру.

44.
Когда они вернулись  к столу, в гостиной чувствовалось какое-то нервное напряжение.
— Мишаня, мы пропустили что-то очень важное! — Мира попыталась разрядить ситуацию и в то же время разузнать, что произошло во время их отсутствия. Она и впрямь, как говорил о ней Борюсик, была несостоявшимся чемпионом мира по любопытству.
— Ничего особенного! Просто моя подруга считает, что я лезу не в свои дела. А я только и сделала, что сказала уважаемому Александру Васильевичу, что не стоило бы даже такому замечательному и надежному человеку, как Верочка, доверять оригиналы документов на целый завод. Подумать только! — Лидия поднялась из-за стола, не выпуская при этом из рук сумку,  и принялась широкими шагами, мерить из угла в угол гостиную. — Вам что, по шестнадцать лет, что ли, чтобы в одну корзину складывать и дела, и чувства? А-а-а-а! Понимаю! У вас зеркала молодильные, да к тому же льстивые, — глядя в глаза Вере Петровне, с ехидцей заметила она, довольная, что смогла отыграться. — А если кто-то об этом узнает? Ведь Верочка документы даже на работу не удосужилась отвести, они так и лежат у нее дома. – Вера Петровна растерянно посмотрела на Мирошниченко.  На его скулах, как заведенные, ходуном заходили желваки. Он, плотно сжав губы молчал, не зная, что на все это сказать. А Лидия продолжала: - Сколько, уважаемый Александр Васильевич, стоит ваш заводик? Два… три миллиона? Неважно! Думаю, папка с документиками тысяч за пятьсот уйдет как за здрасьте!
Мишаня, хотевший было что-то сказать, так и остался сидеть с открытым ртом. Он громко икнул один раз, потом еще. Мира стукнула его по спине и протянула стакан с водой. Но икота прошла так же неожиданно, как и началась.
— Это правда? — осипшим голосом спросил он у Мирошниченко. — Ядрить меня в качель! Ребята! О каких пиратах вы тут меня пытали? Зачем вам пираты, если вы по доброй воле свое богатство, нажитое, замечу, честным непосильным трудом, вот этим самым горбом, — и он постучал (почему-то не Александра Васильевича, а себя) по лбу, — своими же, вот этими руками, — и он выставил на всеобщее обозрение свои (а не Александра Васильевича) огромные ручищи, —  на разграбление выносите! Та-а-а-к, Вера Петровна! Быстренько адрес называйте! - Мишаня картинно поправил свой жидкий чубчик, кашлянул и, выпятив карикатурный кругленький пивной животик, сообщил:
 — Пойду, пожалуй, покурю, над всем этим нужно как следует покумекать, план последующих действий выработать.
Мира неожиданно почувствовала себя неуютно, словно во всей этой очевидно глупой истории была и ее вина. Она прикусила губу, потупила глаза и промямлила:
— Всё было замечательно… спасибо за чудный обед… уже поздно, я, пожалуй, пойду…
Ни Мирошниченко, ни Вера Петровна не стали уговаривать ее остаться. Лишь Мишаня попросил подождать несколько минут, вызвавшись проводить Сорокину до дома. Лидия без слов резко поднялась из-за стола и, подхватив свою куртку, помахала всем присутствующим рукой:
— Адью… созвонимся…

45.
Мишаня вызвал такси, уточнив адрес Миры. Когда машина приехала, он расположился рядом с Сорокиной на заднем сиденье, по-хозяйски обняв ее. Но по всему было видно, что мысли его далеко. Когда они подъехали к дому, оказалось, что у старпома нет наличных.
— Если подождете, я сбегаю, сниму деньги с карточки, — предложил он.
— Я-я-тебя-прошу! — великодушно отмахнулась Мира, достав из сумки кошелек.
— Предлагаю устроить романтический ужин при свечах… — после того как отъехало такси, предложил Мишаня.
— Почему бы и нет, — согласилась Мира, а про себя подумала: «В конце концов, я взрослая женщина, к тому же не связанная ни с кем узами брака и клятвами супружеской верности. Боже, какое счастье! – и она уточнила для самой себя: - Счастье, что не связана!»
— Так, может, зайдем, горюче-смазочного средства прикупим, чтобы легче было по жизни к заветному общечеловеческому счастью катиться?! — подмигнул ей Мишаня, кивая на будочку нон-стопа.
«А-а! В омут так с головой», — махнула рукой на всё Мира и первой направилась к киоску.
— Две бутылочки коньячка, — попросил у киоскера Мишаня и пояснил Мире: — Ну, это чтобы, если мало покажется, за вторым не бегать. Я вообще-то, по жизни запасливый, со мной не пропадешь! Еще лимончик и папироски… Мира! — в эту минуту он был похож на кота, съевшего чужую сметану. — У меня же нет налички! Но если ты подождешь, я сбегаю, где здесь банкомат?
— Да ладно тебе, не мелочись, — ответила Мира, но ей отчего-то стало неловко и неприятно, и она суетливо, чтобы побыстрее покончить со всем этим, стала рыться в кошельке, выбирая необходимую мелочь. Потом, пытаясь вернуть недавнее приподнятое настроение, спросила себя: «Тебе что, денег жалко?»
Но от попытки разобраться в своих чувствах ей стало еще противнее и она решила не копаться в себе, пустив ситуацию на самотек.

46.
Мишаня с интересом оглядел Мирино жилье. Это была обычная, ничем не примечательная среднестатистическая квартирка, тесная от сувениров, привезенных Мирой или же ее друзьями из-за границы.
— Неплохо! — тем не менее одобрительно заметил он и, лихо откупорив бутылку, наполнил рюмки коньяком. — Вот, дурья башка! — хлопнул он себя по лбу. — Шоколадку забыл купить! У тебя в холодильнике ничего нет? В принципе, я и без шоколада обойдусь, в случае чего вот этой конфеткой закушу, — и он, приближаясь к Мире, выставил напоказ зубы и устрашающе защелкал ими.
Мира невольно отстранилась и рассмеялась.
— Ну, как в песне поется: «Он сказал, поехали!». Так что, не отставай! — и Мишаня по-гусарски, высоко согнув в локте руку и картинно отставив мизинец, разом опрокинул в широко открытый рот содержимое рюмки. — Не зевай, догоняй! — скомандовал он, наливая себе вторую. Опустошив и ее, он сделал паузу. — У меня в голове не укладывается, — признался он Мире, — как такой умный мужик, как Паук, мог дать такую слабинку? На него это совсем не похоже! Ты вообще, знаешь, почему у него такое погоняло? Мать рассказывала, что пацаном он обожал наблюдать за пауками, ловил их, в банку складывал, мухами подкармливал. Считал их умными, бесстрашными и… всемогущими. А когда в школе пацаны стали друг другу клички давать, сам себе эту выбрал. И видишь, на всю жизнь она к нему приклеилась. Мне иногда даже кажется, что он и вправду чем-то на паука похож, хотя по натуре он добрый и пушистый. Я бы даже сказал, сентиментальный! Но в жизни всегда добивался чего хотел, никогда не суетился и ни под кого не прогибался. Гордый мужик! Уважаю! А вот видишь, голову потерял, а всё почему? Любовь надо дозированно, в течение всей жизни равномерно принимать, тогда она на организм особого воздействия не имеет. А дядька после смерти жены сделал большую паузу, так сказать, на голодную диету присел. И вот к чему она привела. Как бы заворот кишок не случился!
— А у тебя-то какой интерес, что ты так о делах Мирошниченко переживаешь? — не удержалась Мира.
— Прямой, — не стал лукавить Мишаня. — Детей у него нет. Я единственный наследник всех его миллионов. Он уже и завещание на всякий случай на мое имя написал, моя мать на этом настояла. Хотя лучше бы он с этим делом повременил! Из-за этого самого завещания, он мне даже в мало-мальской текущей матпомощи отказывает. Мол, подожди, когда ноги откину, тогда и помогу, а пока сам — здоровье же есть! — зарабатывай! И его совершенно не волнует, что иногда у меня на текущую жизнь даже копейки нет. А ведь это неправильно: получается, я должен жить с мечтой о дядькиной смерти? Не по-христиански как-то! Так вот я сегодня весь вечер и думаю: если стоишь перед выбором, то из двух зол надо выбирать наименьшее. Понимаешь, к чему я?
Мира не понимала и даже скрывать этого не стала.
Мишаня занервничал от ее непроходимой бестолковости.
— А еще редактор журнала! Как, интересно мне знать, ты со своей непосредственной работой справляешься, если простую задачку на дважды два решить не можешь? — возмутился он. — Ты должна оценить ситуацию, я же не Лидию, а тебя в партнеры решил взять…
И тут до Миры стал потихоньку доходить смысл всего этого разговора и странного «романтического» ужина.
— И не надо смотреть на меня как Ленин на буржуазию! — Мишаня вновь засиял своей златозубой улыбкой. — Это я тебя проверял: можно или нет пойти с тобой в разведку! А ты что подумала?
Мишаня раскатисто рассмеялся, сложил ручки на своем нелепом круглом животике и пробежался по нему, словно по баяну, пальцами.
— Да я за своего дядьку, если хочешь, свой НЗ отдам, — Мишаня ткнул указательным пальцем в золотую коронку и стал дергать за нее, пытаясь снять.

47.
— Нет, нет, мне твой зуб не нужен! — поспешила остановить его Мира.
Мишаня вновь рассмеялся, стиснул Миру в объятиях и, потянувшись, попросил:
— Хозяюшка, кофейку бы испить…
В эту минуту Мира готова была на любой гастрономический подвиг, только бы побыстрее отправить его восвояси. Она суетливо стала открывать один кухонный ящик за другим, судорожно вспоминая, куда же засунула турку. Эти поиски так поглотили ее, что она не сразу заметила, что старпома на кухне нет. Но тут же он дал о себе знать: какой-то нечленораздельный рев, похожий на команду, отданную на неизвестном Мире английском диалекте, донесся из спальни. Вслед за этим раздался раскатистый храп.
— Вот и приехали! — подытожила Мира.
Что делать дальше, она не знала. Набравшись наглости — хотя и понимала, насколько это будет некорректно и некстати, — она позвонила Пауку. Но его номер не отвечал. Телефон Каткина тоже был отключен.
Мира села на краешек стула и расплакалась. Ей было жалко себя — всё в жизни складывалось как-то непутево. Ей было обидно, что в ситуациях, когда она действительно нуждалась в помощи и поддержке, рядом никогда никого не оказывалось.
— А назавтра опять толпень вокруг будет крутиться, — по-детски причитая и размазывая по лицу слезы, всхлипывала она. — А завтра я и без вас буду сильной и самостоятельной! Мне сейчас пло-о-хо!
Из спальни вновь донесся храп, а затем команда.
Мира прошла в ванную комнату, умыла лицо холодной водой, строго взглянула на себя в зеркало. Ничего утешительного она там не увидела, поэтому, как всегда в тупиковой ситуации, решила лечь спать. Но поскольку гостиная соседствовала со спальней, сотрясаемой храпом старпома, Сорокиной ничего не оставалось, как постелить себе прямо в ванной.
— Ну что ж, будем считать, что это неудобство — плата за преподнесенный старпомом урок: в следующий раз, когда нестерпимо захочется счастья, досчитай до ста. Если не перехочется — считай до тысячи… А еще — заруби себе это на носу — с незнакомыми мужчинами тесной дружбы не води и в дом их не пускай! И всегда помни, что из-за подобной доверчивости с Красной Шапочкой приключилось! — менторским тоном прочитала она себе лекцию и, свернувшись калачиком, тут же уснула.

48.
Вера Петровна была настроена решительно. Сразу же, как только за Мирой и Мишаней закрылась дверь, она безапелляционно заявила:
— Александр Васильевич, в понедельник же, с самого утра, прошу вас, загляните ко мне в офис и заберите свои документы! Вероятно, и Лидия, и ваш племянник правы. К тому же, мне для работы вполне достаточно иметь на руках копии… — Озерова хотела было оправдаться, что несколько последних дней были так переполнены событиями и переживаниями, что, вспоминая о документах, она тут же забывала о них. Но делать этого не стала. «Конечно, это безответственная халатность, это абсолютно непрофессионально! — ругала она себя и клялась, что подобного больше никогда не допустит!
— Вы знаете, Верочка Петровна, — прервал ход ее мыслей Мирошниченко, — я так устал во всем видеть подвох и всех подозревать! Ну, должен же быть в жизни хоть один человек, которому можно абсолютно доверять! У меня был друг детства. Я всегда знал, что ему можно доверять. Мы не виделись двадцать лет, и вот я приехал в городок своего детства, звоню ему, чтобы встретиться. А он извиняется, мол, не могу, тещу надо срочно на дачу отвезти. Я уехал, мы так и не увиделись. А через месяц он позвонил. Двадцать тысяч долларов попросил одолжить — ему на покупку дома не хватало. Я, конечно, отправил ему деньги, но для себя решил, что он — друг моего детства, но не сегодняшний друг. Не знаю, может быть, я и не прав. Но дружба, как и любовь, я считаю, понятия круглосуточные…
Он заглянул Озеровой в глаза, но она отвела их. Слишком уж быстро развивались события, чтобы Вера Петровна могла честно сказать даже себе, хочет ли она отнести к своей персоне стопроцентное доверие этого, в сущности, незнакомого ей мужчины. Ей было страшно! Слишком уж серьезно Мирошниченко относился ко всему, в том числе и к делам сердечным. Конечно, Озерову вполне это устроило бы, если бы речь шла только о нем. За себя же ручаться она пока не могла: привыкшая в последние годы к легким, ни к чему не обязывающим отношениям с мужчинами — и это ее вполне устраивало — так быстро перестроиться она просто не умела.
Они  с Александром Васильевичем стояли на заднем дворике его дачи, было по-осеннему зябко. Вера Петровна поежилась.
— Вечерами становится прохладно, — чтобы перевести разговор на другую тему, сказала она.
Мирошниченко улыбнулся, глядя поверх головы Веры Петровны: над ней медленно кружил крохотный желтый листик. Паук подставил под него ладонь.
— Загадайте желание, — предложил он Озеровой. — Знаете, есть такая народная примета: если осенний лист «приземлился» на голову, любое желание непременно исполнится, — и он протянул листик Вере Петровне.
Она взяла его и взглянула на Паука. Александр Васильевич не спеша наклонился над ее лицом и бережно, как целуют ребенка или цветок, поцеловал в губы.
Вере Петровне вспомнился ее первый поцелуй, на душе стало легко и спокойно. 
— А я и не знала о существовании такой приметы… Вы, наверное, ее сами придумали… — счастливо улыбнулась она и, взяв за руку Паука, повела его за собой в спальню.

49.
Мира так крепко спала, что не слышала, как утром в ванную комнату заглянул Мишаня. Увидев там Миру, он осторожно, стараясь не разбудить ее, на цыпочках вышел из квартиры и бесшумно прикрыл за собой дверь.
Прошло не менее двух часов, прежде чем Мира проснулась. Она, пожалуй, спала бы еще, не разбуди ее  навязчивый запах свежесваренного кофе. Мира села в ванной, раздумывая, как вести себя с Мишаней. Минувший вечер оставил в ее душе неприятный осадок, и это можно было даже не обсуждать! «По-хорошему, его надо просто выставить вон, — размышляла Мира. — Но, черт побери это дурацкое воспитание! Мне, видите ли, неловко указать жлобу на дверь, а мучиться и презирать себя из-за этого — ловко?» И решительно поднявшись, она направилась на кухню. Но, к своему удивлению, вместо Мишани обнаружила там Борюсика.
— Привет! — он внимательно оглядел ее с ног до головы. — С тобой всё в порядке? Вечером я был в клубе и загулял. И только сейчас в неотвеченных звонках увидел твой номер. Стал набирать — ты не поднимаешь трубку, вот я и приехал. Хорошо, что у меня есть твои запасные ключи. Кофе будешь?
Борюсик тактично уходил от расспросов — Мира это прекрасно понимала. Пользуясь отсрочкой, которую дал ей Каткин, она пыталась придумать какое-нибудь членораздельное и мало-мальски правдоподобное объяснение месту своего ночлега.
— На самом деле, спросонья я особо о тебе и не волновался, пока не добрался до твоей квартиры. Но стоило мне переступить порог, как в нос таким ядреным русским духом ударило — мамочка дорогая! У тебя здесь что, полк мужиков ночевал? Вся кухня в окурках, посуда немытая, лужи коньяка… — Мира огляделась: кухня сияла чистотой, словно всё, о чем рассказывал Борюсик, было плодом его больного воображения. — Но и это еще не всё, — продолжил он. — Самое ужасное случилось после того, как я стал повсюду тебя искать и нашел — знаешь где?
Мира готова была провалиться сквозь землю! Но поскольку она жила на восьмом этаже, и до земли было слишком далеко, она решила отменить свое намерение.
— Борюсик, личная жизнь на то и личная, чтобы у каждого быть какой получится. Ты же сам об этом прекрасно знаешь! Вот, например, ты с Натальей отправился на вечеринку к Звезде. И что из этого вышло? — интригующе, словно была посвящена во все тонкости конфликта между Каткиным и Пирожанской, начала Мира.
— Сорокина, не переводи стрелки! — пресек ее Каткин. — Как ты не понимаешь: ты женщина, а я мужчина — это разные вещи… Я так испугался, увидев тебя спящей в ванной! Не забывай, что ты дорога мне: а) как память о детстве; б) как замечательный редактор, верный друг и просто симпатичный мне человечек!
— Сейчас расплачусь, — огрызнулась Мира.
— Ну ладно, колись, — снисходительно глядя на нее, предложил Каткин.
— А что колоться-то? Если в двух словах, то это называется обозналась. Знаешь, как бывает: идешь по улице, а тебе навстречу прохожий, ты бросаешься к нему, тебе кажется, что это твой старый знакомый, но только приблизившись вплотную, ты понимаешь, что он совершенно посторонний человек. Вот вчера то самое и произошло. А подробности — они неважны. Когда-нибудь я напишу обо всем этом в одном из своих романов… Теперь ты рассказывай, что у тебя стряслось с Пирожанской?
Но Каткин, обреченно вздохнув, отмахнулся от Миры.
50.
— Я бы что-нибудь поела, — мечтательно произнесла Мира в надежде, что Борюсик по своему волшебному обыкновению быстренько воплотит это ее невинное желание в жизнь.
Каткин был не в том настроении, чтобы проявлять добродетельную активность, но, поскольку Мира включала в его организме какие-то скрытые инерционные механизмы, поднялся и направился к холодильнику. Однако в нем, как всегда, было пусто.
— Хочешь куда-нибудь поехать?
— Нет! Разве нельзя устроить так, чтобы не отходя от телевизора? Я вчера нагулялась на месяц вперед…
— Как скажешь! — согласился Каткин и заказал две пиццы с доставкой.
— Хорошо все-таки, что ты за меня замуж не вышла, а то мои познания в гастрономическом искусстве ограничились бы итальянским пирогом с поджаренной солянкой! — предположил он, потеснив Миру на диване у телевизора.
— Ну почему же, — возразила ему Сорокина, — я еще умею варить очень вкусные яйца вкрутую! Да и потом, разве пицца — это не радость жизни?
Мира с жадностью уплетала пиццу за обе щеки, не особо заботясь о том, что со стороны это могло выглядеть не совсем привлекательно.
Пицца была действительно вкусной, и Каткин подумал даже, грешным делом, что теоретически, возможно, он и мог бы питаться ею всю жизнь. Однако вслух эту мысль развивать не стал, к тому же, в эту минуту из Мириной сумки донеслась телефонная трель.
— Начинается! — обреченно произнесла Мира.
Это была Озерова.
— Мир-ра! Мир-ра! Быстро! Быстро! Пожалуйста, приезжайте, — жутким шепотом произнесла она, как-то очень странно пискнула и отключилась.
Мира с трубкой в руке застыла каменным изваянием.
— Что с тобой? — легонько толкнул ее Борис Петрович.
— Так! — с видом сомнамбулы Мира поднялась с дивана и принялась вытряхивать на пол содержимое своей сумки.
— Как интересно! Мне всегда хотелось посмотреть, что ты в ней вместо кирпичей носишь, — пытаясь оставаться отстраненным, пошутил Каткин. Но на фоне заупокойного вида Миры его тон звучал нелепо.
— Да что стряслось, в конце концов?
— Не-зна-ю! Но у нее был такой страшный голос! Она попросила приехать, а я не могу найти ежедневник: в нем был записан адрес…
Борис Петрович огляделся.
— Такой потрепанный в бордовом кожаном переплете? — уточнил он.
Мира утвердительно кивнула.
— Так вон же он, на кухонном столе…
— Странно!
Мира прекрасно помнила, что с того момента, как уехала с работы, ежедневник из сумки не доставала. Предчувствуя неладное, она принялась перелистывать его в поисках телефона и адреса Озеровой. Лист, на котором были записаны эти данные, оказался вырванным.
— Да-а! — протянул Борюсик. — Не знаю, как тебе, но мне всё это не нравится!
Каткин забрал у Миры телефон и сам набрал Озерову.
— Вера Петровна, мы скоро будем, уточните, куда ехать, — попросил он.
Озерова, называя адрес, то и дело попискивала. Теперь самообладание потерял и Борис Петрович.
— Что ты вечно копаешься! — раздраженно прикрикнул он на Миру. — Считаю до трех: не будешь готова — уезжаю без тебя!
Но Каткин не успел сказать и «один», как Мира уже стояла у входной двери. Вид у нее, конечно, был — при другой бы ситуации — обхохочешься: поверх пижамы она накинула на плечи какой-то помпезный шарф, на голову нахлобучила берет, а на ногах ее по-прежнему оставались комнатные тапочки в виде плюшевых бульдогов. Сменить их на стоявшие у порога кроссовки Мире, по всей видимости, даже и в голову не пришло.
— Ты едешь или нет? — теперь она торопила Каткина.
Борис Петрович хотел было сделать замечание по поводу ее внешнего вида, но решил, что сейчас это не имеет никакого значения, ведь неизвестно, что там стряслось у Озеровой, дорога была каждая минута! Только в машине он расслабился и  позволил себе посмеяться:
— Да! Парочка мы хоть куда: кавалер в смокинге и в бабочке, а дама в пижаме, берете и дегенеративных тапочках!
— Ах, оставь эти условности! — раздраженно осадила его Мира. — Представь, что мы едем на какую-то сумасшедшую вечеринку, организаторы которой решили объявить столь необычный дресс-код. Главное в жизни — не во что ты одет, а под каким соусом ты себя подаешь!

51.
Дверь в квартиру Озеровой была приоткрыта. Вера Петровна, вжавшись в стену, стояла в холле. Завидев Миру и Бориса Петровича, она бросилась обнимать то одного, то второго. Определенно, она находилась в состоянии нервного срыва. От Озеровой невозможно было добиться ни одного внятного слова, она лишь без конца указывала пальцем куда-то в глубь квартиры.
Мира и Борис Петрович бросились кто куда: Каткин заглянул на кухню, в ванную. Мира в это время обследовала спальню, гостиную. Дошла очередь до кабинета. Переступив порог, Сорокина взвизгнула. Каткин подскочил к ней и невольно попятился.
— Так, бабоньки, идите в столовую! Мира, соберись и сделай кофе! У тебя получится, иди! — скомандовал он, а сам, пытаясь побороть желудочные спазмы и неотвратимое чувство омерзения, зашел внутрь кабинета, плотно прикрыв за собой дверь. Настежь распахнул окно. Теперь ему предстояло решить, что делать с разбросанными повсюду дохлыми крысами, источавшими невыносимое зловоние.
— Да! Бедная наша адвокатша: от этого душка ей непросто будет избавиться! Но зачем? Кому это надо? — задавался вопросами Каткин.
Мира и Вера Петровна скукоженные сидели на кухне. Конечно же, Сорокина никакого кофе не сварила. «Глупо требовать от человека подвигов, на которые он не способен, — решил для себя Каткин и принялся хозяйничать на кухне у Озеровой. Во всех шкафчиках Веры Петровны был идеальный порядок, поэтому Борис Петрович без труда нашел всё необходимое, даже аптечку с полным набором препаратов для оказания первой медицинской помощи. 
Не жалея валерьянки и от души накапав ее Мире и Вере Петровне, он заставил их выпить ударные дозы и лишь после этого приступил к расспросам.

52.
Вера Петровна и представить не могла, кому она так насолила, чтобы столь отвратительно надругались над ее квартирой! Она сосредоточенно сводила на переносице брови, в уме перебирая потенциальных врагов, но тщетно!
— Верочка Петровна, — осторожно привлекла ее внимание Мира, — у меня есть один некорректный вопрос…
— Да, конечно, — разрешила задать его Озерова.
— Где вы храните документы Мирошниченко?
Вера Петровна взглянула на Миру, и в ее глазах появилось такое отчаянье, такой испуг, что всё стало ясно без слов.
— Подождите, — вмешался Борюсик, — для начала давайте определимся: милицию будем привлекать или нет? От этого зависит, убирать ту гадость из кабинета или оставлять как вещдок?
— Убирать! Убирать! — принялась выкрикивать Озерова.
— Может быть, Пауку позвонить? — предложил Борис Петрович.
— Нет! — отрезала Озерова. — По крайней мере, не сейчас…
— Ну, ладно! — согласился Каткин. — Вы здесь еще немного без меня поскучайте, а я попробую навести в кабинете порядок. А там по ходу будем решать, что делать дальше.
И, прихватив резиновые перчатки, мешок для мусора и освежитель воздуха, он удалился.
Мира и Вера Петровна молча сидели, не зная, о чем говорить в подобной ситуации. Каждая из них думала о своем.
Вера Петровна с тоской вспоминала о ночи, проведенной у Паука: «Неужели всё хорошее так быстро заканчивается?» — недоумевала она. Но винить в этом никого, кроме себя, она, конечно же, не могла. Озерова пыталась прикинуть, чем может обернуться для Мирошниченко пропажа документов. «Переделать их на другого собственника будет сложно. Скорее всего, ему предложат их выкупить, — предположила она. — Наверняка, не меньше, чем полмиллиона попросят, тут Лидия была права. Да! Подставила я мужика по полной программе!»
Легка на помине, на пороге появилась Лидия. На ходу раздеваясь, по своему обыкновению, она бросила сумку на пол у порога, а куртку небрежно повесила на спинку стула.
— Дверь настежь открыта, вот я без приглашения и зашла, — принялась тараторить она, озираясь по сторонам. Ей достаточно было взглянуть на Миру и на Веру Петровну, чтобы понять: произошло что-то уж очень нехорошее.
Лидия замолчала, потянула носом.
— Это у вас дохлятиной пахнет? — и не став дожидаться ответа, идя на запах, направилась прямиком в кабинет.
— Е-е-ханый бабай! — донесся оттуда ее голос. — Ну, прям, как в дрянном кино! Тот, кто это устроил, — конченный извращенец, уж в этом вы мне можете поверить на слово, я разбираюсь!
Она помогла Каткину убрать в комнате и лишь после этого позвала Озерову.
— А где документы? – возмущенным тоном потребовала она ответа и Веры Птеровны.

53.
Папки с документами в кабинете не было. Каткин, Сорокина и Лидия обследовали всю квартиру буквально по сантиметру.
— Хватит ползать! Только время попусту теряем, надо сесть и всё спокойно обсудить.
Так и сделали. Но спокойно обсудить ситуацию им так и не удалось. Лидия стала обвинять Веру Петровну. Вера Петровна завелась и с пристрастием принялась допрашивать подругу:
— Интересно знать, а куда ты поехала от Мирошниченко? Ты, между прочим, тоже  была в курсе того, что документы хранятся у меня дома и именно ты затронула за обедом этот вопрос!
— Мы вместе с Мишаней были у меня, — поспешила отвести от себя подозрение Мира.
Но ни Вера Петровна, ни Лидия ее не слышали. Они перешли на крик, осыпая друг друга претензиями и оскорблениями. Лишь Борис Петрович заинтересовался сделанным Мирой признанием.
— А не этот ли Мишаня, дорогая моя, позаимствовал в твоем ежедневнике листочек с координатами нашей очаровательной адвокатши? — вкрадчиво спросил он и, стукнув кулаком по столу, приказал: — А ну-ка, немедленно всем замолчать! Вопросы пока буду задавать я…
Женщины тут же послушно притихли.
— С вами, Вера Петровна, всё ясно. Мира, займемся тобой!
Борюсик был таким строгим и грозным, что Мире стало не по себе! Она точно знала, что к случившемуся — если быть точной, то к крысам и пропаже документов — она не имела никакого отношения. И в этом готова была поклясться даже на своем недописанном романе. Но Борюсик разговаривал с ней та-аким тоном, словно она была не только исполнителем, но и организатором всей этой гнусности!
— Борис Петрович, вы словно всю жизнь следователем в МУРе работали! Вы зачем со мной так разговариваете?! Я женщина слабая, вы же знаете… Вы меня пугаете! — принялась тараторить она, чтобы выгадать время и собраться с мыслями и чувствами. — Да и потом, Борис Петрович, именно вы меня сегодня с утра разбудили, — Мира, делая знак Каткину, чтобы он не особо распространялся, предупредительно кашлянула, — в моей тепленькой постельке.
Но Каткин был непреклонен: в такой ответственный момент он не собирался хранить невинные девичьи секреты, объяснения которым он своевременно так и не получил.
— Начнем с того, что вы спали не в постельке, а в ванной! — прояснил ситуацию Каткин.
Лидия и Вера Петровна вытаращили на Миру глаза. Но помня приказ Бориса Петровича молчать, не посмели пуститься в расспросы.
— Объясни собранию, что, вернее, кто заставил тебя спать в месте, отведенном для принятия водных процедур... И что ты знаешь о мужчине, которого на ночь глядя пригласила к себе в дом?

54.
Борюсик был подобен каменной стене — тверд и непробиваем. Мира вновь остро ощутила ту неловкость, которую испытала, рассчитываясь в будочке нон-стопа за коньяк, и ее едва не стошнило. 
Борис Петрович первым стал хлопотать вокруг Сорокиной, обмахивая ее руками и требуя немедленно распахнуть окна.
— Может быть, ты того… ребеночка ждешь? — участливо поинтересовался он.
Но Мире стало лучше, и она набросилась на Каткина:
— Когда ты прекратишь лезть в мои дела, ей-богу, мне это уже надоело! Я же не спрашиваю, куда ты из клуба повел Пирожанскую!
Лидия пнула ногой под столом Веру Петровну и понимающе прошептала:
— Это любовь!
Вера Петровна шикнула на подругу и, округлив глаза, указала на Бориса Петровича. Но Каткин и Сорокина вели себя так, словно в столовой кроме них больше никого не было.
— Мишаня — это племянник Паука, между прочим, старший помощник капитана! Он проводил меня домой, и мы решили еще немного посидеть. Выпили коньяку, и пока я искала турку, чтобы сварить ему кофе, он уснул на моей кровати…
— Что ты собиралась сделать? — не поверил своим ушам Каткин. — Оказывается, ты умеешь варить кофе? Так почему все время это делаю я?
— Потому что ты бизнесмен и издатель, а не старший помощник капитана! — Мира, мечтательно закатив глаза, томным голосом уточнила: — Он ходит в дальние страны, и каждый день рискует оказаться в плену у пиратов! У него такая опасная работа и жизнь, в которой так мало места обычным человеческим радостям! Ведь даже ночью он не может забыть о работе — и я тому свидетель! — кричит во сне, отдавая матросам команды...
Каткин пристально посмотрел на Миру, пытаясь понять, шутит она или говорит всерьез, но, спохватившись, вновь взял инициативу в свои руки.
— Ты знаешь, во сколько этот моряк ушел от тебя мутить воду в других морях, куда мог пойти и как с ним связаться?
— Нет, нет, нет! — вот такая я легкомысленная. Только, прошу тебя, нотации не читай! Борюсик, ты мне мою бабушку напоминаешь: она тоже о свиданиях с мальчиками меня пытала; вначале спрашивала: «Что он сказал, а что ты ответила...», — а потом начинала мозги вправлять. Видишь, до чего довправлялась, — демонстрируя себя, развела руки Мира, — до сих пор понять не могу, как правильно вести себя с мальчиками на первом свидании…

55.
Но Борюсик не унимался:
— А зачем, как ты думаешь, он вырвал из твоего еженедельника лист с координатами Веры Петровны?
Вера Петровна испуганно прижала к груди сложенные калачиком ладошки:
— Господи, час от часу не легче!
— Почему ты решил, что это сделал Мишаня? — вопросом на вопрос ответила Мира. — Это мог сделать и кто-нибудь из сотрудников редакции.
Борис Петрович внимательно посмотрел на Миру, понимая, куда она клонит:
— Под этими самыми «кто-нибудь» ты, конечно, имеешь в виду меня и Пирожанскую?
— Почему бы нет? — пожала плечами Сорокина. —  Пирожанская, если тебе память не изменяет, была свидетелем наших обсуждений по поводу неразумного поступка Паука. У тебя, скажи на милость, есть алиби? Где был ты днем в субботу и в ночь на воскресенье? Между прочим, телефончик-то твой не отвечал!
— Действительно, это очень интересно! — вдруг оживилась Лидия.
— А у вас у самой-то, сударыня, алиби есть? — моментально остудил ее пыл Каткин.
— А еще это мог сделать наш любезнейший господин Мирошниченко, — Миру понесло, и она уже не могла остановиться.
Все присутствующие в столовой онемели от ее слов. Но ее это ничуть не смутило:
— Почему бы и нет? Это довольно распространенный среди мошенников прием, которым они пользуются для того, чтобы отвести от себя подозрения.
Каткин возмущенно покачал головой:
— Славка, Паука не трогай, это святое! Он с моим отцом воевал! Я тебе рассказывал!
— Ну и что?! — не унималась Сорокина.
— Мне тоже, Мирочка, ваше предположение кажется абсурдным, — подала голос Озерова.
— Послушайте! В сложившейся ситуации все оказались под подозрением, поэтому никаких исключений быть не должно — слишком уж о большой сумме идет речь, поэтому давайте не будем изображать из себя кисейных барышень, а постараемся подумать, у кого и какой интерес мог быть в этом деле, — настаивала на своем Мира.
— Хорошо! — решил поддержать ее Каткин. — И какой интерес в данном случае мог быть у Паука?
— Очень простой: привлечь внимание правоохранительных органов и общественности к своему заводу и таким образом сорвать готовящуюся рейдерскую атаку, о которой ему, якобы, стало известно из его личных источников, — рассуждала Сорокина. — Сам же говоришь, что он далеко не глупый человек, достаточно хладнокровный и трезвомыслящий, не случайно же он себе, заметь — сам! — такое прозвище выбрал. А тут вдруг собственноручно вручает оригиналы документов адвокатше, о которой ничего толком не знает и которую в жизни видел от силы два раза. Если бы всё это происходило не на твоих глазах, и действующие лица не были бы тебе знакомы, ты в подобное в жизни не поверил бы!
Каткин вынужден был признать: всё, что говорила Мира, действительно было так. Действительно, Мирошниченко не был похож на легкомысленного человека готового из-за женщины расстаться не только с головой, но и с миллионами!
— Ты хочешь сказать, что нас попросту развели, что нас просто использовали? — уточнил Каткин.
— Похоже на то… — вздохнула Мира.
— Минуточку! — вмешалась Озерова. — Вы предполагаете, что Александр Васильевич затеял всю эту любовную катавасию лишь для того, чтобы спасти свой завод? Вот, подлец!
— Вера Петровна, подождите, — поспешила внести поправку Мира, — всё, что я здесь только что наговорила, — мои домыслы, не более. Да и потом, ведь еще каких-то пару часов назад вы, наверняка, готовы были побиться об заклад, что влюблены в Александра Васильевича и что он порядочнейший человек! Думаю, не стоит так поспешно менять свое мнение о людях — это как-то уж слишком по-женски, а вы у нас всё-таки не просто женщина, а адвокат! К тому же, международного класса! Да ведь я могу и о вашей заинтересованности в пропаже документов такое наплести, что вы сами себе противны станете! Не забывайте, что я какая-никакая, но всё же писательница и на масло к хлебу, который мне дает Борис Петрович, зарабатываю своим воображением! То есть я хотела сказать, что оно у меня очень хорошо развито!
— Не отвлекайся, — прервал поток ее слов Борюсик. — Давай, выкладывай свою версию относительно Веры Петровны.
Озерова гордо приосанилась, словно перед художником, собравшимся увековечить ее в портрете. Всем своим видом она давала понять, что к пропаже документов не имеет никакого отношения, совесть ее абсолютно чиста, именно поэтому она может не волноваться и с «открытым забралом» принять в свой адрес любую чушь.
— В мире есть лишь одно зло — это деньги. А большие деньги, соответственно, большое зло, — издалека начала Сорокина. — Вера Петровна из тех женщин, которая сто раз взмахнет ножницами, прежде чем что-то резать начнет. Особенно, если речь идет о ее жизни: она дама состоявшаяся, известная в определенных кругах, в состоянии сама заплатить за все необходимые ей радости: за бриллианты, авиабилеты в бизнес-классе до Парижа и обратно и — чтобы будни не казались уж слишком серыми — за хорошенького молоденького мальчика.
При последних словах Вера Петровна невольно поморщилась, она вдруг отчетливо представила, как корзину с ее грязным бельем вытряхнули на обозрение перед ее постоянными клиентами. Но привычка контролировать свои мысли и чувства, выработанная годами адвокатской практики, взяла верх: на лице Озеровой — словно Сорокина пела ей дифирамбы — оставалось прежнее выражение собственного достоинства и превосходства.
— Но запросы каждого из нас растут в какой-то там прогрессии, к тому же, говорят, бриллиантов много не бывает, да и на то, чтобы удовлетворять аппетиты юного любовника, тоже нужны средства. Одним словом, устоять перед соблазном в одночасье получить пусть не миллионы, но хотя бы полмиллиона долларов — очень сложно. И, честно скажу, если бы на одну чашу весов мне положили пятьсот тысяч долларов, а на другую — любовь мужчины, пусть и состоятельного, я бы тоже ножницами помахала, прежде чем начать резать! С деньгами, безусловно, хлопот немало, но они ни в какое сравнение не идут с хлопотами, которые доставляют мужчины. К тому же, имея такие деньги, можно купить любовь многих мужчин, и любить они будут не так, как им хочется и как им вздумается, а так, как надо: кто платит, тот и музыку будет заказывать!
— А как же чувства? — вдруг оскорбился Каткин.
— Борис Петрович, я-вас-про-шу! Не будьте вы таким сентиментальным, в конце концов, сегодня мир оперирует иными ценностями, — отмахнулась от него Мира, продолжая развивать версию о причастности Озеровой к случившемуся:
— К тому же, имеются еще и некоторые отягчающие обстоятельства. Судите сами: Вера Петровна достаточно опытный адвокат, но она берет у клиента оригиналы документов и, заметьте, не спешит отнести их на работу и запереть в сейфе за семью замками…
Мира замолчала. Молчали и все остальные. Даже Озерова не знала, что сказать. Бить себя в грудь и кричать: нет, я не такая — было бы глупо. К тому же, кое в чем Мира, безусловно, была права: доведись ей выбирать между Мирошниченко и пятьюстами тысячами долларов (конечно, в другой ситуации) — еще неизвестно, какой выбор она бы сделала. Это первое. И второе: согласившись взять оригиналы документов, она допустила серьезный профессиональный прокол — и это можно было даже не обсуждать!

56.
— Кто следующий? — спросила Мира.
Лидии суетливо стала поправлять манжеты свитера, при этом словно ученик, не готовый к уроку отводила глаза в сторону. Борюсик напротив, смотрел на Миру с вызовом, но по доброй воле предлагать свою кандидатуру на роль подозреваемого не стал.
Мира же, представив себя комиссаром Мегрэ, тоном знатока изрекла:
— На самом деле, в действиях каждого из нас можно найти кучу причин для участия в деле похищения документов.
И она вспомнила, что даже Мишаня, которому Паук завещал все свое движимое и недвижимое имущество, обсуждал с ней возможность урвать кусок от дядькиного пирога. Но вслух об этом говорить не стала. И дело тут было совсем не в Мишане! В данном случае, Мира заботилась исключительно о чистоте своего мундира — ей не хотелось признаваться, в том числе и себе, что пусть ненадолго, но увлеклась столь несимпатичным мужчиной. «Просто в своем желании быть счастливыми все бабы — дуры!» — сделала она для себя обобщающее заключение. И успокоилась.
— Ну что ж, — подвел черту Борис Петрович. — Получается, что в той или иной мере на каждого из нас падает подозрение. Чтобы нам не погрязнуть во взаимных упреках, предлагаю поручить расследование этого дела профессионалам. Мы здесь, кроме крыс, ничего не трогали, так что еще не поздно позвонить в милицию.
— Нет-нет! Только не милиция! — стала возражать Озерова. — Они тут же сообщат о случившемся Александру Васильевичу. Придумайте что-нибудь другое, может быть, нам удастся как-нибудь иначе разрешить ситуацию, не посвящая в нее Мирошниченко? По-жа-алуйста!
Она смотрела с такой мольбой, что против ее просьбы никто возражать не стал, хотя каждый понимал: долго скрывать пропажу документов от Паука все равно не удастся.
— Подождите, подождите! — Лидия сосредоточенно пыталась что-то вспомнить. — У меня есть один старый приятель, правда, мы с ним сто лет не виделись, думаю, он нам сможет помочь.
— Если Вера Петровна ничего не имеет против, я не возражаю, — согласился с предложением Лидии Каткин.
Что касается Миры, она не стала высказывать своего мнения, но про себя заранее решила, что знакомому Лидии доверять нельзя: как-то уж подозрительно ловко Лидия ушла от объяснений по поводу своего алиби. К тому же, именно она на званом обеде у Мирошниченко подняла шум вокруг этих злополучных документов. «Старый прием, шитый белыми нитками. В народе он называется «На воре шапка горит», — думала Мира. Но развивать эту мысль не стала: она устала и ей всё это надоело. Больше всего на свете в настоящий момент она хотела оказаться дома, о чем не замедлила сообщить. Лидия, как показалось Мире, обрадовалась этому заявлению и тут же принялась выпроваживать ее и Борюсика:
— Вечером свяжусь с сыщиком и сообщу вам о дальнейших действиях. За Верочку не переживайте, я о ней позабочусь...
Оказавшись за порогом, Сорокина тут же поделилась своими подозрениями с Каткиным.
— Боюсь, как бы с Озеровой ничего не случилось!
— А что с ней может еще случиться? Если бы документы по-прежнему оставались у нее дома, тогда можно было бы переживать. А так… Славка, вот за тебя я переживаю! У тебя все признаки быстротечной паранойи…
— Очень хорошо! Значит, быстренько протечет, и я опять буду как новенькая!
— Я отвезу тебя домой, иначе тебя, чего доброго, упекут в психушку — ты же одета как черт знает кто! — не унимался Каткин.
Но Мира не обратила внимания на его слова:
— Встретимся завтра в редакции, там и решим, что делать дальше. В любом случае, затягивать с этим нельзя, задумчиво произнесла она.
На том они и порешили. Но, прощаясь, Каткин задал Мире еще один вопрос, не дававший ему покоя:
— Слушай, а почему Лидия подняла за обедом вопрос о документах, они же, вроде как, с Озеровой в подружках? Зачем ей это?
— А-а! — махнула рукой Мира. — Это мансы женщин — как одиноких, так и замужних, — у которых личная жизнь того… не того. Вот они и живут заботами о других. Чаще всего, заботами о посторонних мужчинах. Это дает им иллюзию собственной значимости, добродетельности и чувство самоудовлетворения… У меня была знакомая — ты ее не знаешь — когда я уже уехала из дома, она опекала моих родителей, а своим и двух слов без крика и истерик сказать не могла… Иллюзии — самое доступное убежище от любых проблем…
— Да-а? Но за тобой я подобных штучек не замечал, хотя у тебя тоже с личной жизнью не всё тип-топ…
— Наверное, я не совсем женщина. Это бабушкина заслуга: промывая мои девичьи мозги, всё женское из них и вымыла… Да и потом, я много работаю, а это здорово отвлекает от ненужных мыслей и чувств… Пре-красное средство от одиночества, хандры и депрессии! А иногда еще и от безденежья помогает! Моя работа — это и есть мир моих иллюзий.
— А у меня какие иллюзии?
— Что ты всех и вся можешь купить. Отсюда патологическое увлечение сикилявками. Не будь у тебя денег и твоей роскошной машины, думаешь, они вешались бы на тебя табунами? Ты попробуй завести роман с женщиной, для которой все эти прибамбасы неважны, и посмотрим, что из этого получится…
Борис Петрович сник:
— Хочешь сказать, что если бы я перемещался на запорожце, на меня бы ни одна куколка не посмотрела бы?
— Ну что ты, — поспешила Мира исправить настроение друга. — Посмотрела бы, посмотрела бы, и не одна! Просто ты и на запорожце ездил бы как на самой крутой иномарке!

57.
За целый день Паук так и не позвонил Мире. И это обстоятельство настораживало ее, заставляя в мыслях возвращаться к своему предположению о его причастности к пропаже документов. Не выдержав, она набрала Озерову:
— Вера Петровна, ну как вы там?
— Нормально, играем с Лидией в лото, причем на деньги! Хотите — приезжайте, — предложила она.
— Нет, у меня много работы, — солгала Мира.
Приехав домой с твердым намерением сесть за роман, она так и не написала ни строчки — в голову ничего не лезло, а привередливая Муза Михайловна даже после съеденных Мирой нескольких плиток черного шоколада так и не захотела явиться к ней в гости.
Мира сделала глубокий выдох и спросила:
— Как там Александр Васильевич — ничего не заподозрил?
 Мира не стала говорить Озеровой о том, что звонила ему вечером в то время, когда та была у него на даче, что он до сих пор не ответил и что именно это и вызывало недоумение. 
— Да, игра очень интересная, нам тоже нравится, — не в тему ответила Озерова, давая понять Мире, что в данный момент говорить не может.
Через какое-то время она перезвонила сама и шепотом доложила:
— Он мне тоже не звонил, и я не знаю, что думать! Мирочка, а вдруг с ним что-то случилось? Может быть, попросить Бориса Петровича съездить к нему на дачу?
До Миры отчетливо доносился звук льющейся воды.
— Вы что, в ванной?
Озерова замялась, но вынуждена была признаться:
— Я не хотела бы посвящать Лидию во все тонкости, она и так знает больше, чем следовало бы, и ведет себя как-то очень странно — на всё так болезненно реагирует! Мирочка, не отвлекайтесь, — попросила она Сорокину, — у меня голова из-за всего случившегося просто ватная и я так легко теряю нить мысли… Вы поговорите с Борисом Петровичем? А я попозже, после того как Лидия, наконец, дозвонится  своему сыщику, сама позвоню вам.

58.
У Каткина, несмотря на то, что Мира предусмотрительно попросила его оставаться на связи, телефон был отключен.
— Что б ты был здоров! — разозлилась на него Мира.
Она села перед компьютером и тупо уставилась в экран монитора, словно на нем вот-вот должна была появиться подсказка, что делать дальше. Мира знала лишь одно: может, действительно, стоило бы поехать на дачу Мирошниченко, но лично ей этого делать ну совсем не хотелось!
— Даже в детстве я не мечтала быть героем, а что уж сейчас говорить... — попыталась оправдаться перед собой Мира.
Она тут же живо представила, как приехала на дачу, обнаружила там тепленький окровавленный труп Паука, попятилась к двери и… наткнулась на стул. Нет, на стол!.. А может быть, даже на убийцу! И тогда он — Мира от ужаса вжалась в кресло — схватил ее за горло и начал трясти, а потом выхватил нож…
И тут зазвонил телефон. Мира от неожиданности испуганно вскрикнула, подскочив на месте.
— Славка, что ты хотела? — веселеньким голосочком спросил ее Борюсик.
— Ты где? — вопросом на вопрос ответила Мира. Хотя об этом она могла бы и не спрашивать: нетрудно было догадаться, что ее старый друг, простившись с ней, отправился в какой-нибудь клуб развеяться. — Представляешь, вчера вечером я одновременно позвонила и тебе, и Пауку. Так вот, он до сих пор не перезвонил. И Озерову ни разу сегодня не набрал. Она переживает, как бы с ним ничего не случилось, и просит тебя съездить к нему на дачу.
Эта перспектива Каткина совершенно не вдохновляла. У него были другие планы: в клубе он встретил Звезду с его девочками, парочку из которых не отказался бы на какое-то время осчастливить.
Но Борису Петровичу ничего не оставалось, как выполнить просьбу Озеровой, — в конце концов, так уж получилось по воле судьбы, что все они оказались в одной упряжке и, пока  ситуация не разрешится, на безоговорочно личную жизнь никто из них не имеет права.
— Хорошо, называй адрес!
— А-а-а-дрес? — застигнутая врасплох растерялась Мира. Она совсем упустила из вида, что Борюсик вполне может и не знать, где находится дача Мирошниченко. Но и она не знала, куда засунула нужный в этот момент листок. — Тебе придется заехать за мной. Прости…
Во время этого разговора Звезда, не отрываясь, наблюдал за Каткиным и видел, как на глазах меняется выражение его лица.
— Что, дружище, проблемы? Может быть, я чем могу помочь?
— Нет, это личное, — поспешил ответить Каткин. От одной мысли, что в курсе всего происходящего может оказаться Звезда, Борис Петрович вздрогнул: «Боже, спаси и сохрани!»
— Колись, с кем говорил! Со своим новым офис-менеджером? — Звезда ткнул локтем Каткина в бок и засмеялся. — От меня ничего не скроешь! Я видел, какими глазами ты смотрел на нее, когда вы были в Гоблин-клубе! Да, телочка хоть куда и ведь не пустышка какая-то! С такой и в люди не стыдно выйти. Должность ей только надо поменять или на полное содержание посадить — и всё. Кстати, а как ее фамилия?
В душе у Каткина всё взбунтовалось: он не мог объяснить себе почему, но твердо знал, что не хочет, чтобы в вопросы, связанные с Пирожанской, совал нос Звезда. Одно дело девочки из его агентства, и совершенно другое — Наталья! Но в ответ он лишь многозначительно хмыкнул и тоже ткнул Звезду локтем под бок.
— Скоро вернусь, — с многозначительным видом, не прощаясь, пообещал он.

59.
Мира, вопреки ожиданиям Каткина, уже ждала его перед домом. Забравшись в машину, она стала сосредоточенно объяснять Борюсику, как проехать на дачу Мирошниченко.
— Слушай, а если с ним что-то случилось?
— Не трусь, — успокоил он ее. — Смысл? Во всем должен быть смысл, особенно, если речь идет о преступлении.
Мира посмотрела на него, удивляясь:
—Ты так говоришь, словно тайком заочную школу милиции окончил. Откуда ты знаешь, каким должно быть преступление? Преступления, как и всё в жизни, бывают двух видов: логичными и «по закону подлости». В любом случае, нам надо заранее выработать план. Допустим, мы приезжаем и сталкиваемся с Пауком. Что мы ему скажем, как объясним свой неожиданный визит?
Борюсик на мгновение задумался, но тут же нашел, что ответить:
— Допустим, ты, вроде как, забыла у него свой ежедневник. Будешь давить на то, что больше негде было, а тебе без него завтра ну никак!
— Хорошо, — согласилась Мира. — А если Паук того… — она провела ребром ладони по шее.
Борис Петрович сердито взглянул на Миру и перекрестился:
— Типун тебе на язык! Пусть живет! Да и потом, мне эти проблемы совсем ни к чему. Затаскают по кабинетам…
— Ну ладно! План «а» у нас есть. А если что, будем действовать по ситуации.
Подъехав к дачному поселку, они решили оставить машину на одной из  улиц, а к дому Паука пройти пешком. Тусклый фонарь освещал лишь часть дома, во дворе не было ни души, в окнах темно.
— Собака есть? — на всякий случай уточнил Каткин и лишь после этого подсадил Миру, помогая ей перелезть через невысокий забор. И тут же последовал за ней. Крадучись, они обошли дом, заглядывая в окна. — Вроде никого. Что делаем дальше?
Мира заметила, что одно из окон чуть приоткрыто:
— Другого выхода нет! — заключила она, указывая на нее.
Но Каткин попытался отговорить Сорокину, ссылаясь на то, что незаконное проникновение на территорию чужой собственности влечет за собой не всегда приятные последствия. Однако Мира была полна решимости, и Борису Петровичу ничего не оставалось, как уступить ее настойчивости.
В доме было так тихо, словно весь мир вокруг перестал существовать. Стараясь ступать бесшумно, освещая пространство вокруг себя мобильными телефонами, они исследовали одну комнату за другой. Оказавшись в столовой, Мира принялась теребить Борюсика за рукав, привлекая его внимание к обеденному столу. На нем стояла тарелка с остатками еды и чашка с недопитым кофе.
И тут раздался оглушительный командный выкрик. Мира и Борюсик вцепились друг в друга, одновременно и едва слышно выдохнув:
— Что это?
Они стояли, боясь шелохнуться, не зная, что делать дальше.
— Хр-р-р! — разнеслось по дому.
Мира облегченно вздохнула:
— Это старпом, я же тебе говорила, что он и во сне работает, а ты мне не верил!
— Ясно-красно! — ответил Борюсик и предложил: — По всему, Мирошниченко здесь нет, давай твоего моряка разбудим и обо всем, не вдаваясь в подробности, расспросим. В конце концов,  у него рыльце тоже в пуху: кто еще, кроме него, мог выдрать у тебя из еженедельника адрес Озеровой?
— Ну, хорошо! — согласилась Мира. — Только учти, он дядька здоровый, — и оценивающе измерив худощавого Борюсика, взглянула на вечно сползающие с его носа очки и предупредила, — в рукопашную не лезь, а то, пока твоя охрана приедет, такой замечательный работодатель в области лица может оказаться хоть и временно, но заметно для всех подпорченным!
— Заботливая ты моя, спасибо, что предупредила!

60.
Мишаня, раскинувшись на широкой кровати в одежде и обуви, спал сном человека, не имеющего ни малейшего представления о существовании налогов. При каждом его выдохе спальня наполнялась новой порцией коньячных паров. С подчеркнутой гордостью указывая на старпома, Мира заметила:
— Вот человек, который какую попало дрянь не пьет! И правильно делает! В жизни всё надо брать по максимуму, а твой максимум — сикилявки от «Звезды плюс», — ни с того ни с сего обрушилась она на Борюсика.
— Славка, иногда и в тебе женщина с большой буквы просыпается! Но это, должен сказать, тебе не к лицу!
— Больше дела, меньше слов! — Мира не дала Каткину развить мысль. И Борис Петрович послушно принялся выполнять задание — будить племянника Мирошниченко. Но стоило ему лишь прикоснуться к Мишане, тот подскочил, как ошпаренный, и заорал что есть мочи:
— Полундра! Свистать всех наверх!
Каткин предусмотрительно отступил в сторону.
— Товарищ, а товарищ… — не зная, как обратиться к старпому, то и дело повторял он.
Мишаня зажмурился, несколько раз отчаянно тряхнул головой, словно таким образом пытался вышибить из глаз искру, и, уставившись на Миру, ласково протянул:
— Ла-а-пушка моя, ты пришла?
— Вставай, моряк, есть разговор, — не стала церемониться с ним Мира.
— Что такое? — с готовностью продемонстрировал в улыбке свой золотой зуб Мишаня.
— Где Мирошниченко?
— Не знаю, — пожал плечами старпом. — Я часов в одиннадцать позвонил ему, спросил, можно ли приехать, ну, чтобы… — Мишаня многозначительно, с игривой улыбкой, покрутил в воздухе ладонями, — чтобы не помешать голубкам. Он сказал, чтобы приезжал. Приехал, смотрю, он сидит за столом, ест, меня присоединиться пригласил, а тут телефон звонит. Он поднес трубку к уху и в лице изменился, побелел весь, что-то на листке написал, выскочил из дома и на своем задрипанном опеле куда-то умотал. Да так спешил, что телефон забыл взять. А ему весь день — дзынь-дрынь, дзынь-дрынь… Я, конечно, на звонки не отвечал, дело это такое — конфиденциальное.
Мира, отойдя в сторонку, набрала номер Паука и, действительно, его телефон тут же отозвался.
— О! Что я говорил, — довольный собой заулыбался Мишаня.
— Ну ладно, тогда мы пойдем. Нам, в общем-то, Александр Васильевич нужен был, — соврала Мира. — Да, кстати, старпом, ты бы хоть телефончик на память оставил, может быть, как-нибудь пересечемся, коньячка на душу населения примем, — откровенно кокетничая, ворковала она.
— Забивай в телефон, — и Мишаня продиктовал ей свой номер.
— Я с техникой не дружу: в мобильном пользуюсь только двумя кнопками: принять вызов, отменить вызов, — потупив глазки, призналась Мира.
Мишаня бросился искать лист и бумагу.
— Не суетись, моряк, диктуй, — Мира, достав карандаш для подводки глаз, записала номер телефона старпома прямо на ладони, помахала ею же на прощание — до скорого! — и стала подталкивать ничего не понимающего Борюсика к выходу.
— Ты чего? — возмутился он, когда они оказались на улице. — Надо было его сразу же прижать к стенке и узнать, зачем ему нужен был адрес Озеровой и где он был до того времени, пока не вернулся на дачу к Мирошниченко? Да и потом, ведь он мог с Мирошниченко нам всё наврать.
— Не думаю! Иначе он не остался бы на даче…. Смотри, что у меня! — Мира извлекла из кармана куртки мобильный телефон. — Это мобильник Паука. Я его на всякий случай позаимствовала — если что с ним случится, мы сможем по входящим звонкам найти того, кто ему звонил.
— А я об этом даже и не подумал, — восхищаясь сообразительностью Сорокиной, вынужден был признаться Каткин.

61.
Мира, словно пасьянс, мысленно раскладывала перед собой события прошедших дней. Она вновь подумала о Пауке: «Как-то всё странно получается, всё одно к одному... Вначале Мирошниченко передает Озеровой оригиналы документов, потом устраивает званый обед. Озерова не ночует дома, и кто-то этим воспользовался. Наутро Озерова обнаруживает пропажу и практически в это же время Мирошниченко звонят по телефону. После чего он исчезает, не оповестив об этом даже даму своего сердца. И это после первой ночи любви! Можно предположить, что Озерова и Мирошниченко в сговоре, но на это указывает слишком много обстоятельств, чтобы на самом деле быть таковым. Другой вариант: Озерова здесь не при чем; Паук использовал ее точно так же, как и нас с Борюсиком... — но и эта версия показалась Мире далекой от  действительности: — Если бы это было так, умный и расчетливый Паук и дальше играл бы роль влюбленного! Нет, что-то здесь не так!»
— Славка, ты где? — вернул ее к реальности Борюсик. — Звони Озеровой, выясняй, что там с сыщиком.
Вера Петровна возбужденным голосом прошептала:
— Он как раз здесь. Думаю, вам не мешало бы посмотреть на него! Если вы недалеко, приезжайте, дверь будет открыта…
Мира с Борюсиком переглянулись, и Каткин, не произнеся ни слова, резко развернулся и поехал в сторону дома Озеровой.
Дверь в квартиру Веры Петровны действительно была открытой, и они вошли, стараясь не привлекать к себе внимания. Голоса, доносившиеся из столовой, тут же затихли. Мира с Борюсиком замерли на полушаге, каким-то шестым-седьмым чувством отчетливо понимая, что кто-то бесшумно движется им навстречу.
— Мирочка, Боренька, это вы? — донесся призывно бодрый голос Веры Петровны.
— Да-а-а! — слаженным дуэтом, словно долго перед этим репетировали, ответили Сорокина и Каткин.
В холле тут же зажегся свет. Жмурясь, Мира и Борис Петрович увидели странного — в интерьере Озеровой — мужчину и адвокатшу, выглядывающую из-за его плеча.
— Проходите, проходите, — приглашала она поздних гостей. — Знакомьтесь, это Валерий Павлович, Лидочкин знакомый.
Валерий Павлович мельком взглянув на Каткина и Сорокину, отвел глаза в сторону. Потом еще раз быстро взглянул на них. Руки Борису Петровичу он не протянул, не стал этого делать и Каткин, просто назвав свое имя:
— Борис Петрович.
Валерий Павлович, словно соглашаясь с тем, что Каткина действительно зовут Борисом Петровичем, одобрительно кивнул и молча скрылся в столовой. Озерова с видом абсолютной безысходности пожала плечами и многозначительно покрутила  рукой в области виска, произнося при этом елейным голоском:
— Проходите, проходите, мы как раз чай пить собрались!
— Чем-то похож на нашего сантехника дядю Ваню, — прошептал Борюсик Мире, сделал шаг и, споткнувшись о сумку Лидии, выругался.
— Да, и на охранника Петровича, — автоматически заметила Сорокина, подумав в этот момент о другом: странно, что в гостях у Паука Лидия носилась со своей сумкой, как с флагом полка, в других случаях бросала ее где попало.

62.
Мирино место за столом оказалось как раз напротив Валерия Павловича, и она, не таясь, внимательно разглядывала его. «В конце концов, что мы сюда в бирюльки играть приехали? — думала она. — От этого дядечки зависит исход дела на миллион долларов, а мы менуэт вокруг него танцуем!» — она начинала злиться. Борюсику достаточно было взглянуть на нее, чтобы понять это.
— Твой выход, — сердито сказала ему она и, подперев подбородок ладошками, вновь уперлась взглядом в Валерия Павловича.
— Лидия, внесите, пожалуйста, ясность: это тот самый ваш знакомый, о котором сегодня шла речь?
— Да, конечно! Валерий Павлович занимается частным сыском. В двух словах мы уже рассказали ему о случившемся, и он заинтересовался нашим делом, — взволнованно, как всегда, на одном дыхании выпалила Лидия.
— Валерий Павлович, у вас есть план действий? — поинтересовался Каткин у сыщика.
Тот вскинул на Борюсика свои невыразительные глаза и вновь потупил взгляд:
— Я осмотрел помещение, поговорил с Лидией и Верой Петровной, теперь мне надо поговорить и с вами. Желательно порознь, — ответил он каким-то совершенно бесцветным голосом.
Мира даже удивилась: есть голоса, которые можно назвать бархатными, шелковыми, звонкими, дребезжащими, а тут абсолютно бесцветный и невыразительный, как отстоянная вода. Сорокина еще раз, уже профессионально, как писатель, коньком которого был психологический портрет, присмотрелась к Валерию Павловичу и заключила: он человек-невидимка. Приятель Лидии  был мужчиной неопределенного возраста, ни худым, ни полным, а каким-то абсолютно усредненным, как стандартное куриное яйцо — обтекаемое и без каких-либо примет.
— Я вижу, вы устали. Перенесем разговор на завтра, — великодушно предложил он. Сделал небольшую паузу и спросил: — А что Александр Васильевич? Он уже в курсе случившегося?
— Сложно сказать, — взялся отвечать Каткин. — Дело в том, что часов в одиннадцать утра ему кто-то позвонил на мобильный телефон. Этот звонок очень взволновал господина Мирошниченко. И как следствие, Александр Васильевич отбыл в неизвестном нам направлении. Хочу заметить, господин Мирошниченко покинул город с такой поспешностью, что проявил несвойственную ему несобранность. Это проявилось в виде забытого телефона. Таким образом, господин Мирошниченко оказался без средства мобильной связи, полагаю, именно поэтому он в течение дня никому из нас не перезвонил. Кроме того, обозначенное ранее обстоятельство делает невозможным связаться с ним и поставить его в известность.
Мира с интересом посмотрела на Борюсика: «Наверное, усредненность нашего сыщика ассоциируется в сознании Борюсика с образом махрового чиновника, поэтому он и заговорил казенным языком, — и не сдержавшись, Мира хихикнула. — Как хорошо, что ему не пришлось сейчас выступать перед стадом коров…».
Борис Петрович с осуждением посмотрел на нее и замолчал.

63.
— Ну что ж, картина начинает проясняться, — неожиданно заявил Валерий Павлович. Думаю, через дня два смогу во всех подробностях рассказать вам о сокрытых деталях этого преступления. А теперь мы можем разойтись. Только, чтобы не привлекать внимания, не все сразу!
И он ушел от Веры Петровны первым. Оставшиеся исподтишка наблюдали за ним из окна: Валерий Павлович не спеша подошел к своему Фольксвагену. «Ну, конечно же, — улыбнулась Мира, — это должен был быть именно Фольксваген! — совсем недавно она где-то прочла, что, по статистике, Фольксваген — самая распространенная иномарка в Москве. — У дяди в голове бо-о-ольшой таракан, — решила она, но тут же снисходительно заметила: — Но, главное, чтобы это в работе ему не мешало, а так имеет полное право!»
Валерий Павлович, тем временем, делая вид, что убирает в сторону какую-то веточку, вроде как ненароком обошел машину со всех сторон. Посторонний человек на эти действия сыщика не обратил бы ни малейшего внимания. Но судя по тому, как вел себя сыщик во время общения, Мира предположила, что каждое его движения и каждый его шаг должен быть просчитан и осмыслен, — она спросила, обращаясь к Лидии:
— Что он делает? Зачем вокруг машины круги наворачивает?
Лидия всё с той же распирающей ее гордостью, словно ее знакомый был, по меньшей мере, Шерлоком Холмсом, замаскированным одновременно под сантехника дядю Ваню и охранника Петровича, ответила:
— Он проверяет, не появилось ли случайно на машине царапины.
— А если даже и появилась, так что? — Мира по-прежнему ничего не понимала.
Лидия взглянула на нее, испепеляя презрительным взглядом:
— Для особо непонятливых объясняю еще раз: царапина — это особая примета, по которой можно будет узнать машину. Настоящий сыщик не может позволить себе никаких особых примет. Ни в чем!
— Вот теперь ясно-красно! — развеселился Борюсик. Краем глаза он наблюдал за Мирой, опасаясь, как бы дремлющая в ней женщина с большой буквы вновь не сделала попытку взять реванш. Но Мира была какой-то заторможенной, видимо, она действительно очень устала, так как с равнодушным видом взирала вокруг. И тогда Борюсик, обращаясь ко всем, задал главный на этот час вопрос:
— Думаете, он справится?
Лидия презрительно фыркнула. А Озеровой было всё равно, кто будет заниматься поиском похищенных документов, лишь бы побыстрее вся эта волынка закончилась, и жизнь опять вошла в свое русло. Ее уже даже не очень заботило, как будут развиваться их личные отношения с Мирошниченко: «В конце концов, переживали и худшие времена!» — убеждала она себя.
Борюсик перевел взгляд на Миру, но она лишь пожала плечами:
— Товарищ, конечно, очень колоритный, к тому же так увлечен своей ролью! Но пусть попробует, нам всё равно уже терять нечего…

64.
За проблемами прошедшего дня на задний план отошел для Бориса Петровича его конфликт с Пирожанской. Лишь засыпая, он вспомнил о ней.
— Надо будет с самого утра поехать в редакцию, перехватить Наталью, прежде чем на работу заявится Сорокина, — решил он.
Мира в эту минуту тоже строила планы на завтра. Она думала о том, что сроки сдачи романа в издательство поджимают, а она не может выдавить из себя ни строчки:
— Завтра на часок раньше приеду в контору, перепишу данные Пирожанской, отдам их в отдел кадров, а потом засяду с ноутбуком в каком-нибудь кафе, отключу телефоны и не встану со стула до самого вечера, — планировала она.
А наутро, минута в минуту, словно сговорившись, Каткин и Сорокина столкнулись у входа в офис. По закону подлости.
— Есть новости? — спросил Миру Борюсик.
Синхронно она задала ему тот же вопрос. Друзья рассмеялись и направились к приемной. Но дверь оказалась закрытой. Мира взглянула на свои ходики. Борис Петрович посмотрел на свои часы.
— Стра-а-анно… — протянула Мира.
Каткин был с ней абсолютно солидарен.
— Наталья показалась мне человеком обязательным, может, что-то случилось?
С трудом отыскав в своем бауле ключи, Мира открыла приемную и сделала жест, пропуская Бориса Петровича перед собой. Он сделал то же самое. Они еще какое-то время галантно жестикулировали друг перед другом и в результате, толкаясь, одновременно шагнули через порог.
Борюсик развалился в кресле, наблюдая, как Мира в бумажных завалах на своем рабочем столе ищет пульты от кондиционера и телевизора.
— Слушай, ну почему ты постоянно что-то ищешь? — не выдержал Каткин.
Мира, уперев руки в бока, с вызовом спросила:
— Ты уверен, что именно сейчас хочешь обсудить именно эту тему?
Но Каткина интересовал другой вопрос, поэтому он без лишних слов перевел разговор в нужное русло:
— Славка, не заводись! А чтобы я не терял время, пока ты бумаги на столе разгребаешь, продиктуй, плиз, номер Пирожанской, мне нужно с ней поговорить…
Первым делом Мира хотела было соврать, что номер записан на каком-то листке и что его надо искать, но потом решила, что, в конце концов, нет смысла юлить — виновата так виновата! Проще сразу во всем признаться, выслушать кучу упреков и раз и навсегда закрыть эту тему. И она выпалила:
— Борис Петрович, что хотите со мной делайте — можете казнить, можете миловать, по первому вашему слову готова отказаться от редакторских полномочий...
Каткин смотрел на нее, ровным счетом ничего не понимая:
— Уж не хочешь ли ты сказать, что это ты на пару со старпомом стянула документы Паука?
Мира отрицательно покачала головой:
— Нет! Хуже!
— А что может быть хуже? На пару со старпомом вы убили несчастного Мирошниченко и закопали его под яблоней у него же в саду?
— Еще хуже!
— Перед этим вы надругались над ним? Господи, прости, — и Каткин, перекрестившись, тоном большого босса потребовал: — Сорокина, прекрати ходить вокруг да около, колись!

65.
— Борюсик, — Мира потупила глазки и с ангельским видом призналась: — Я принимала на работу Пирожанскую в такой спешке — ты же помнишь, Оксаночка как раз ножку поломала, — что не успела записать ее координат. Ни-ка-ких! Ни домашнего адреса, ни номера телефона, — почему-то Мира решила утаить от Борюсика, что у Натальи нет ни мобильного, ни домашнего телефонов. Это был один из тех поступков, которые не поддаются логическому объяснению. Впрочем, каждый из нас, порой, грешит тем же.
Борюсик оторопел и вытаращил на Миру глаза:
— Ты что, сошла с ума?
Мира молчала. Она представила себя советской разведчицей, попавшей в руки гестаповцев, и приготовилась с достоинством вынести предстоящую пытку попреками. Однако Борис Петрович не успел и рта открыть, как Мира передумала быть разведчицей и бросилась в атаку:
— Нет, это ты сошел с ума! Только работодатель с ограниченными умственными способностями будет крутить шашни со своими работниками, заметь, хорошими работниками! Тебе что — вот ответь мне! — мало сикилявок, поставляемых Звездой? И что ты, в конце концов, сделал с Пирожанской, что ее, — Мира сверилась по своим ходикам, — вот уже час как нет на рабочем месте?!
Но Каткин и сам терялся в догадках, куда запропастилась Наталья. Ее поведение абсолютно не вписывалось в привычные для него рамки: с тех пор, как он занимается бизнесом, Борису Петровичу не отказывала ни одна женщина (Сорокину он в счет не брал, она была особым случаем в его жизни).
— Что, в конце концов, произошло у вас в Гоблин-клубе? — потребовала ответа Мира, но Каткин, не говоря ни слова, поднялся из кресла и принялся нервно ходить из угла в угол.
— А-а-а! — хлопнула себя Сорокина по лбу и озвучила совершенно сумасшедшее предположение, пришедшее ей на ум: — Звезда сказал в клубе Наталье какую-то гадость, и она его задушила! —  и остолбенела, услышав за спиной знакомый голос.
— Не дождетесь!
Это был Шаповалов. Собственной персоной. Неожиданно, как джинн из бутылки, без предупреждения появившийся в редакции.
Звезда с интересом посмотрел на Каткина, на Сорокину и, не скрывая любопытства, спросил:
— Ребята, в чем дело? Кто должен был меня задушить?
Но ни Борис, ни даже Мира не проронили ни слова, и тогда Звезда без перехода заговорил о другом:
— Борис, тебе моя девочка понравилась? Она вот уже два дня как в себя прийти не может, все уши мне о тебе прожужжала… — произнес он и загоготал. — Да ты гигант!

66.
Каткин неожиданно покраснел, а Мира, не заботясь о том, что доставляет своей несдержанностью удовольствие Шаповалову, скривила презрительную мину.
Шаповалов собрался было съязвить по поводу отсутствия новоиспеченного секретаря Сорокиной, как в кабинет влетела разъяренная Пирожанская.
Не здороваясь и не обращая ни на кого внимания, она налетела на Бориса Петровича, потрясая в воздухе свернутой в трубочку газетой:
— Что это такое? — требовала она ответа у ничего не понимающего Борюсика. — Каким образом наша фотография попала сюда?
Борюс Петрович взглянул на газетную полосу и пожал в недоумении плечами:
— Что вы так нервничаете?! По-моему, снимок получился просто отличный, любая девушка была бы счастлива!
— Счастлива — от чего? От того, что оказалась в лучах вашего сиятельства? Я не любая девушка, прошу вас запомнить это раз и навсегда! — отрезала она, швырнув газетой в Каткина.
Сорокина и Шаповалов с интересом наблюдали за этой перебранкой. «Действительно, какая-то она странная», — вновь подумала Мира.
Каткин поднялся, встал перед Пирожанской, приготовившись тоже произнести речь. Но тут вмешался Шаповалов. Он предупредительно кашлянул и, делая Мире и Борису Петровичу круглые глаза, обратился к Наталье:
— Милейшая, очень вас прошу, заварите мне, пожалуйста, черного чаю. И, если можно, покрепче!
Услышав учтивый тон Звезды, Сорокина и Каткин онемели.
— Я, в принципе, здесь уже не работаю, зашла сообщить об этом и вернуть вещи, — ответила Шаповалову Наталья.
Лишь только теперь Мира заметила, что на Пирожанской были джинсы и свитер, в которых та была одета во время их первой встречи. Сорокина хотела возмутиться неожиданному заявлению Наташи — детский сад какой-то! — но сдержалась, лишь многозначительно посмотрела в сторону Борюсика. «Берегись, убью!» — прочитал он в ее взгляде.
— Так что насчет чая? — ни к кому не обращаясь, напомнил о своей просьбе Звезда.
— Хорошо, я сделаю, — вздохнула  Наташа. — В последний раз.
Наташа направилась в приемную, но, не успев переступить порог кабинета, попятилась.
— Ты-ы-ы?
Наступая на нее, в кабинет вошел коротко стриженный седоволосый мужчина небольшого роста. В руке он, точно так же, как недавно Наташа, держал газету, свернутую в трубочку. — Пупсик, тебе ли не знать, что я всегда с утра просматриваю свежую прессу. Фотография — потрясающая. Ты выглядишь на миллион. Кавалер, правда, так себе, зато ты у меня просто красавица, — дотронувшись до щеки Пирожанской, произнес он.
Наташа превратилась в соляной столб, застывший посреди комнаты.
Звезда, взглянув на незнакомца, напрягся, засуетился и вдруг засобирался уходить.
— Счастливо всем оставаться. Борис Петрович, я перезвоню, — на ходу попрощался Шаповалов и исчез.
Такое поведение было настолько несвойственным для Шаповалова, что Сорокина и Каткин невольно тоже занервничали.
— Вы кто? — не выдержала Мира.
— Я? — переспросил незнакомец и, не утруждая себя объяснениями, вновь сконцентрировал свое внимание на Пирожанской. Оглядев ее с ног до головы, он воскликнул: — Боже, во что ты одета?! Пупсик, поехали домой, сделаем вид, что ничего, и этого в том числе, — он потряс газетой, — не было.
— В конце концов, может быть, мне объяснят, что здесь происходит? — Каткин решил показать гостю, кто в доме хозяин. Но тот даже не взглянул в его сторону. Да и Наташа вела себя, по крайней мере, странно:
— Не вмешивайтесь, это вас не касается, — резко ответила она Каткину, подхватила под локоть мужчину и, увлекая его за собой, предложила: — Давай поговорим  без посторонних…
— Ну? — повернувшись к Мире, ждал объяснений Каткин.
— Баранки гну, — только и ответила Сорокина. Она и сама в эту минуту дорого бы заплатила, чтобы хоть что-то понять.
Борис Петрович потребовал рассказать ему подробности появления Пирожанской в редакции, но так и не успел услышать ни про гитару, ни про песню — у Миры зазвонил мобильный.

67.
Мира подняла трубку и сразу узнала Валерия Павловича:
— Здравствуйте, — поприветствовал он ее. — Насколько я понимаю, Борис Петрович сейчас у вас, а все остальные уже покинули кабинет.
Мира на всякий случай оглянулась, чтобы убедиться в том, что всё именно так, как говорит сыщик. Она не успела удивиться его прозорливости, как он ошарашил ее просьбой:
— Пожалуйста, попросите, чтобы господин Каткин прямо сейчас прошел в туалетную комнату для мужчин, я буду ждать его там. Только изложите ему эту просьбу в письменном виде. И как только он прочитает вашу записку, сразу же уничтожьте ее!
Мира, приложив палец к губам, подала знак Каткину, чтобы тот молчал, и принялась писать все, о чем только что ей сказал Валерий Павлович.
— Он что рехнулся? Что, приличнее места для разговора найти нельзя? — прочитав записку, возмутился Борис Петрович.
— А я-то здесь причем? — опешила Мира.
— Час от часу не легче: то Пирожанская, то этот Шерлок Холмс… — продолжал недовольно бубнить Каткин.
Тем не менее, он поднялся и пошел по направлению к туалетной комнате. Там с вантусом в руках и еще какими-то сантехническими инструментами его поджидал Валерий Павлович.
— Вот незадача… с этой канализацией вечно какие-то проблемы… и когда светлые умы человечества начнут думать над этой областью нашего бытия… — с отстраненным видом взывал в пространство Валерий Павлович, показывая Каткину, что они незнакомы. И лишь когда Каткин закрыл за собой дверь, он поинтересовался:
— Вас в коридоре никто не видел? Извиняюсь, конечно, за неудобства, но в кабинете редактора может быть установлена прослушка…
— Да вы что?! — не поверил своим ушам Борис Петрович.
Но сыщик не стал терять времени на объяснения и сразу приступил к делу:
— Давно ли вы знаете Шаповалова и в каких вы с ним отношениях?
— Знаю лет десять, а отношения у нас исключительно деловые. Почему вы интересуетесь?
Валерий Павлович нетерпеливо поморщился.
— В последнее время вы не заметили в поведении Шаповалова ничего странного?
— Да нет… Разве что... он стал чаще обычного заглядывать в редакцию…
— Замечательно… — довольным тоном заметил сыщик.
Он осторожно улыбнулся, продемонстрировав этим свое абсолютное удовлетворение результатами беседы.
— Хочу вас предупредить... Если вы решите передать наш разговор Мире, то не стоит этого делать в кабинете. Спасибо! Не смею вас больше задерживать. Возникнут вопросы, я позвоню.

68.
Но не успел Борис Петрович вернуться в кабинет, как Валерий Павлович уже звонил Мире.
— На углу есть столовая самообслуживания. Через пятнадцать минут жду вас там…
И Мире пришлось, попросив Борюсика остаться на хозяйстве, поспешить на свидание с сыщиком.
Она сразу увидела его за столиком в углу: он неторопливо, тщательно пережевывая, ел пирожок, запивая его компотом, при этом, не отрываясь, просматривал свежий номер газеты — тот самый, который Мира сегодня уже дважды видела.
Время близилось к обеду, и в столовой было много людей, все столики были заняты, поэтому ни у кого никаких подозрений не могло вызвать то, что Сорокина, с запеканкой и стаканом какао, водруженными на подносе, попросила разрешения присесть за столик к одинокому мужчине. Для Валерия Павловича это было очень важно! Мира же, по своему обыкновению, снисходительно отнеслась к чужим странностям. Она была уверена, что слежка, которой так опасался частный сыщик, — плод его буйного воображения, своего рода издержки профессии.
— Не заметили, за вами никто не следил? — вместо приветствия поинтересовался он и, только после того, как услышал отрицательный ответ, приступил к расспросам.
— Припомните: рекомендовала ли вам Озерова или Мирошниченко принять офис-менеджером Пирожанскую?
Сорокина напрягла память:
— Озерова с Пирожанской не знакомы — Вера Петровна ни разу не была у нас в редакции. А вот Александр Васильевич обсуждал со мной этот вопрос: дело в том, что предыдущий офис-менеджер упала со стула и поломала ногу как раз в тот момент, когда господин Мирошниченко заглянул ко мне в гости. Я была очень расстроена — сами понимаете, без помощи секретаря любому руководителю обойтись сложно…
— Можете не продолжать, — бесцеремонно прервал ее Валерий Павлович. — Как вы думаете, Шаповалов и Пирожанская были знакомы раньше?
Мира задумалась. Ход мыслей сыщика был ей непонятен. «Он сбился с пути!» — решила она. Ей стало жалко собственного времени, поэтому она сухо ответила:
— Абсурд! Нет, конечно!
— Вот и замечательно! — констатировал Валерий Павлович и, глядя  Мире прямо в глаза, вкрадчиво сказал: — Я приду в ваш кабинет следом за вами. Мне надо, чтобы вы закрыли меня там, а сами съездили куда-нибудь на часок, пообедали. У вас ведь сейчас обеденный перерыв, не так ли?
Мира посмотрела на него как на душевнобольного, вяло качнула головой и не спеша поднялась.

69.
Борюсик с нетерпением ждал Миру. Ему интересно было, как прошла ее встреча с сыщиком и чем он  интересовался. Мира вернулась озадаченная, распевая:
— Сумасшедшие люди достали меня, и я тоже схожу с ума…
При этом она методично закидывала в сумку еженедельник, мобильные телефоны, последний номер журнала.
— Ты хотел меня пригласить меня на обед? Только не говори куда! Пусть это будет для меня сюрпризом, — промурлыкала она, обращаясь к Борюсику.
Он усмехнулся: «Если и предположить, что в редакции установлена прослушка, то сейчас кто-то просто обязан принять нас за влюбленных голубков...».
Против хорошей еды Каткин никогда не возражал, поэтому, подыгрывая Мире, с готовностью произнес:
— Да, дорогая, сюрпризом ты останешься довольна, можешь в этом не сомневаться!
Тут в дверь приемной постучали, и на пороге, не дождавшись приглашения, появился мужчина в ярком галстуке, кепке и старомодных очках в тяжелой роговой оправе.
Мира недовольно посмотрела на него:
— Вы извините, но у нас обед… — и только тут до нее дошло, что это — Валерий Павлович.
Сыщик довольный, что его перевоплощение сбило с толку даже Сорокину, хмыкнул и, не двигаясь с места, сказал:
— Может быть, кто-то из ваших сотрудников сможет мне помочь? С вашего позволения, я пообщаюсь  с кем-нибудь из них… — и он сделал Мире знак, чтобы они уходили.
Мира, подхватив одной рукой сумку, другой вцепилась в Борюсика и потащила его к выходу.
— Если вопрос не удастся решить, милости прошу. А сейчас мне надо идти, у меня встреча… — продолжала разыгрывать спектакль Мира.
Она, как и договаривались, закрыла Валерия Павловича в кабинете, подумав при этом, что он очень понравился бы Мирошниченко: «По крайней мере, два казака-разбойника друг друга прекрасно бы поняли!»
Оказавшись на улице, Мира невольно огляделась вокруг и с удивлением заметила, что Борис Петрович делает то же самое.
— Что, дорогой мой друг, мания преследования оказалась заразной штукой?
Они невесело улыбнулись друг другу и принялись рядиться, на чьей машине отправятся обедать.
— Хорошо! — сдалась Мира. — Так и быть, поехали на твоей!
— Ресторан, чур, выбираю я! — поспешил выдвинуть свое условие Каткин.

70.
Оставшись один, Валерий Павлович стал обследовать телефонные аппараты, офисную мебель и ее содержимое. Методично выдвигал ящик за ящиком из стола и тумбочки офис-менеджера, потом с педантичной аккуратностью возвращал всё на прежнее место. Листал журналы, переписывая в свой блокнот встречаемые в них отметки. Постелив на стул газету, которую предусмотрительно захватил с собой, сыщик взгромоздился на него и принялся исследовать всякую всячину, заброшенную на шкаф.
— Ага! — довольным тоном пробубнил он и, достав из кармана носовой платок, осторожно снял со шкафа обычный цифровой диктофон. К диктофону на длинном шнуре был прикреплен крошечный микрофон, просунутый в небольшое отверстие над дверью редактора. С ним Валерию Павловичу пришлось немного повозиться. Справившись, он спрыгнул на пол и прошел в кабинет Миры, оставив дверь в приемную приоткрытой.
Валерий Павлович спрятал диктофон в нагрудном кармане пиджака и принялся рисовать в своем блокноте какие-то схемы. Времени до возвращения Миры и Бориса Петровича, по его подсчетам, было предостаточно, так что он мог спокойно заняться анализом уже собранной информации.
Тут Валерий Павлович насторожился: ему показалось, что за дверью в коридоре кто-то есть. На всякий случай, он огляделся, решая, куда лучше всего спрятаться, если вдруг пожалуют незваные гости. Но ни в приемной, ни в кабинете у Миры скрыться было негде.
«Если что, придется прикинуться пальмой», — усмехнулся Валерий Павлович. В этот момент кто-то осторожно вставил в замочную скважину ключ. Тут Валерию Павловичу стало уже не до веселья. Он заметался по кабинету и от безвыходности полез к Мире под стол.
В приемную вошел мужчина, закрыл за собой дверь на ключ и тут же направился к шкафу. Придвинув стул, на котором буквально еще несколько минут назад стоял Валерий Павлович, встал на него и стал шарить рукой по поверхности шкафа.
«Вот это удача!» — Валерий Павлович не мог поверить, что обстоятельства оказались на его стороне и он, с незначительным разрывом во времени, опередил незнакомца.
Мужчина выругался, еще раз прошелся рукой по поверхности шкафа, но так и не нашел того, за чем пришел.
Он соскочил со стула и задвинул его на место. По тому, как он это сделал, Валерию Павловичу стало ясно, что мужчина не профессионал: «Стул стоял сантиметров на десять левее к правому углу стола», — отметил Валерий Павлович и осторожно высунулся из-за своего укрытия, пытаясь увидеть лицо того, кому принадлежали черные лайковые туфли. В центре приемной, отряхивая руки от пыли, стоял Шаповалов собственной персоной. Его фотографиями кишел интернет, поэтому Валерий Павлович без труда узнал хозяина «Звезды плюс».
 Аккуратно, стараясь не испачкать свой прикид, Шаповалов достал мобильный телефон:
— Кукла ты чертова, где диктофон? Я тебя в порошок сотру! Там его нет! — рычал он в трубку.
Услышав что-то в ответ, Шаповалов нахмурился:
— Но сейчас его нет!.. Хорошо, слушай меня внимательно, дважды я повторять не буду: если кто-то тебя о чем-то будет спрашивать, не вздумай упоминать моего имени, просто забудь его, поняла? И смотри, чтобы мне не пришлось помогать тебе в этом… — грозно предупредил он. И по его тону даже Валерию Павловичу стало ясно: шутки с этим типом могут быть опасны для жизни.
Шаповалов подошел к двери, прислушался и, убедившись, что в коридоре никого нет, вышел из приемной, даже не позаботившись закрыть ее на ключ.
Спустя полчаса Валерий Павлович последовал его примеру, решив устроиться в каком-нибудь из соседних сквериков и спокойно прослушать диктофонную запись.

71.
В назначенное Валерием Павловичем время Сорокина и Каткин вернулись в редакцию.
«Странно!» — удивилась Мира, решив, что это она по рассеянности забыла запереть дверь.
Но когда в своем кабинете вместо Валерия Павловича она обнаружила восседавшего в кресле Мирошниченко, Сорокина уже и не знала, что думать. Вопросительно посмотрев на Борюсика, она возложила это занятие на него.
— Здравствуйте, — раскланялся с Пауком Каткин.
За те дни, что они не виделись, Паук осунулся и выглядел несколько помятым.
— Ну, рассказывайте! — предложил им Мирошниченко.
Сорокина и Каткин растерялись: они не знали, в курсе ли всего случившегося Александр Васильевич или нет.
— Вот, ездили с Борисом Петровичем обедать. Он такой чудный ресторан нашел. Нам с вами непременно тоже надо там побывать, — начала пустомелить Мира.
— Вы мне, Мирочка, уши не заговаривайте, — оборвал ее словоизлияния Паук. — Лучше объясните, почему ваш кабинет открыт, в приемной пусто, на телефонные звонки никто не отвечает. И где Озерова? Ее нет в офисе, а ее помощница ничего вразумительного по этому поводу сказать не может… 
72.
— А вы на что надеялись? — удивилась Сорокина. — Обнадежили женщину, а сами исчезли. Лично я на месте Веры Петровны при таких обстоятельствах просто повесилась бы!
— Опять шутите, — отмахнулся от нее Паук. — Если бы вы знали, в какой переплет я попал! Сделали меня, как мальчика, заманили в ловушку для школьников! Вот только понять не могу — какой в этом смысл?!
И Александр Васильевич рассказал о приключившейся с ним истории.
Проводив Озерову, он решил подождать до вечера, дать ей время осмыслить всё, что произошло между ними, а потом поехать к ней и сделать предложение. Но его планы спутал неожиданный звонок. Незнакомая женщина, волнуясь, сообщила, что Петр Каткин — его боевой друг и отец Бориса Петровича — попал в автомобильную аварию и в тяжелом состоянии находится в реанимации.
При этих словах у Борюсика подкосились ноги, он побледнел, задергался, не зная, что делать, куда бежать, кому звонить. Но Паук жестом приказал ему успокоиться и продолжил:
— Женщина едва не плакала: «Срочно прилетайте, ему нужны деньги, ему нужна ваша дружба!»
В голове у меня помутилось — я же контуженый и, когда сильно перенервничаю, такое случается. А тут она еще просит ничего не сообщать Борису, якобы, накануне Петр крепко с ним поругался и теперь не хочет видеть. Тут у меня вообще крышу снесло, аж в глазах потемнело! Как хорошо, Борис, что ты не попал мне под горячую руку, а то бы — сто процентов — быть беде!
— И что? — Мире не терпелось узнать продолжение.
— Схватил документы, деньги и помчался в аэропорт. Всё так удачно складывалось: приехал — как раз объявили начало посадки. Успел купить билет, хотел позвонить Озеровой, предупредить, что какое-то время меня не будет в городе, и только тогда обнаружил, что забыл телефон. Можно было бы купить новый, но на память я не помню ни одного номера! Так и оказался оторванным от всех, кого знаю.
— Так что с отцом? — теперь уже Борис Петрович торопил Мирошниченко.
Александр Васильевич усмехнулся.
— Прилетел я к вам, взял такси, а куда ехать, не знаю, забыл уточнить-то, в какой больнице лежит Петр, да и домашний адрес Петра в спешке не взял. Поехал в городскую больницу — там такого больного нет. Объяснил в приемном покое ситуацию, врачи вошли в положение, стали все больницы обзванивать — Каткина нигде нет. Отлегло у меня немного от сердца, но решил с другого конца проверить — поехал в милицию. Подняли сводки ГАИ за прошедшую неделю, среди потерпевших Каткина не нашли. Попросил ребят, нашли мне его адрес и к вечеру я не к Вере Петровне — как планировал — явился, а к твоим, Борис, родителям, — Мирошниченко засмеялся. — Сцена, конечно, была из серии «Не ждали!». Не волнуйся, отец жив и здоров. Мать тоже.
— Уфф! — с облегчением выдохнул Борюсик. — Ну, вы меня и напугали! Такой дозы адреналина я давно не получал!
— Звонить тебе оттуда не стал, чтобы не беспокоить. Первым же рейсом прилетел обратно, пришел на работу, попытался связаться с Озеровой, но в офис Озеровой — ее нет, с вами — телефон не отвечает. 

73.
Мира с видом факира извлекла из сумки мобильник Мирошниченко:
— В воскресенье мы с Борюсиком были у вас на даче, вот я его на всякий случай и прихватила!
Паук тут же стал проверять номера входящих звонков:
— Надо попробовать вычислить ту женщину!
 Но все его попытки ни к чему не привели — абонент был вне зоны доступа.
— Тук-тук-тук, — послышался в приемной бесцветный голос сыщика.
Мира и Борис Петрович заерзали на стульях, переглянулись, и Мира, перегнувшись через стол к Мирошниченко, прошептала:
— Александр Васильевич, вы только не волнуйтесь! Ваши документы украли, но с Озеровой всё в порядке!
— Что? — до Паука не сразу дошел смысл ее слов. — Что вы сказали, повторите? — требовал он, не обращая внимания на невзрачного мужчину, вошедшего в кабинет.
— А вот и наш Валерий Павлович. Между прочим, частный сыщик! — представила его Мира.
Валерий Павлович скользнул по Мирошниченко взглядом и попросил:
— Только давайте без истерик, у нас слишком мало времени! К тому же, у меня есть для вас интересная новость!
Но Мирошниченко поднялся, отодвинул сыщика с дороги и, набычась, медленно двинулся к двери. Там, ни жива ни мертва, стояла перепуганная Вера Петровна.
Паук взял ее за плечи и принялся трясти:
— Где мои документы?
— Украли, — пропищала Вера Петровна.
— Что значит — украли? Вы что, с ними на базар ходили или в общественном транспорте ездили?
Он продолжал трясти Озерову. Голова ее болталась из стороны в сторону, как у китайского болванчика, и Мира заволновалась: не опасна ли такая встряска для здоровья Веры Петровны?
— Вы хоть представляете, о каких деньгах идет речь! В это предприятие я вложил свой последний миллион!
Вот про деньги, пожалуй, ему говорить не стоило бы! Вера Петровна, услышав о последнем миллионе Паука, неожиданно разозлилась. Как ей это удалось, неизвестно, но она стряхнула со своих плеч его ручищи и со словами: — Что вы себе позволяете!? — влепила Пауку звонкую оплеуху.
Мирошниченко остолбенел. А Вера Петровна, как ни в чем не бывало, расправила на себе костюмчик, провела рукой по волосам, приводя их в порядок, и, презрительно взглянув на Мирошниченко, произнесла:
— Вот за это я и не люблю богатеньких буратино — они о последнем миллионе, как о конце своей жизни говорят, а то, что в активе еще несколько заводов, самолетов и пароходов осталось, в уме, про запас держат! То ли дело наши рядовые сантехники и инженеры! У них за душой ни копейки, но они при этом, не раздумывая, всю зарплату с любимой женщиной за ночь прогуляют, а наутро об этом даже и не вспомнят! — и без паузы обратилась к Мире: — Мне нужно с вами посекретничать о нашем, о женском!
Уверенная, что Мира следует за ней, Озерова, не оборачиваясь, царственной походкой вышла из кабинета.
Мира пожала плечами — выбора у нее не было.
Валерий Павлович тоже поспешил раскланяться.

74.
После этой сцены Мирошниченко чувствовал себя не в своей тарелке. Он был зол на Веру Петровну, он готов был ее придушить! И в то же время он восхищался ею: «Вот, чертовка, так всё перевернула, что из меня еще и виноватого сделала!»
Александр Васильевич поспешил раскланяться с Каткиным и тоже покинул редакцию.
Борис Петрович, не зная, чем заняться, бродил по кабинету, гадая, какую новость собирался сообщить им сыщик. Но долго скучать ему не пришлось: в редакцию вновь пожаловал Шаповалов.
— Мне нужно с тобой поговорить, — с порога заявил он. — Слышал, что у Паука пропали кое-какие бумаги.
— Откуда ты знаешь? — удивился Каткин.
Шаповалов развел руками:
— Положение обязывает… Я и про вашего офис-менеджера знаю больше, чем ты предполагаешь!
Каткин с недоверием посмотрел на Звезду. Ему не нравилось, что сегодня слишком многие вспоминали о Пирожанской.
— Да, Сорокина, приняв ее на работу, допустила бо-ольшую ошибку! Наталья — жена криминального авторитета по кличке Пупсик. Мы сегодня имели честь его лицезреть.
— Да брось ты! — не поверил Каткин.
— А жены таких товарищей, сам понимаешь, только зарплаты ради в офисе чай заваривать не станут!
Каткин схватился за голову:
— Ну, вляпался, так вляпался! Мне только этого не хватало! Ты думаешь, ее появление в редакции каким-то образом связано с пропажей документов?
— Нет! Ей по жизни просто нравится отвечать на телефонные звонки и чашки за посетителями вашего журнала мыть!
Но Борис Петрович отказывался верить в причастность Пирожанской ко всей этой истории. «Что-то здесь не то, что-то не вяжется! Ну, допустим, что она действительно для своего мужа или его подельников собирала информацию, но к чему тогда весь этот утренний спектакль с газетой и семейная сцена в театре для трех зрителей?»

75.
Озерова от возмущения аж пыхтела, как кипящий самовар!
— Мирочка, разве достойные уважения мужчины так себя ведут? — негодовала она.
Но Мира уже не знала, что правильно, а что нет, и как должны вести себя мужчины, узнавшие, что, возможно, потеряли несколько миллионов долларов. Она думала о другом — о том, что она была права: в экстремальных ситуациях люди ведут себя совершенно не предсказуемо, поэтому все разговоры о том, с кем идти в разведку, а с кем нет -  все это пустая трата времени.
— Ой! Посмотрите! — вдруг оживилась Озерова. — Лидия!
Лидия короткими перебежками, согнувшись в три погибели, перемещалась вдоль парковки, прячась то за одним автомобилем, то за другим.
— Это она конспирируется, — Озерова вдруг развеселилась и громко позвала: — Лидия, иди к нам, мы тебя видим!
Но Лидия застыла на месте, а потом так же, не разгибаясь и мелькая в просвете между машинами, добежала до угла здания и скрылась.
— Совсем под влиянием Валерия Павловича ополоумела… Вчера ей позвонил муж из Франции, а она отказалась с ним разговаривать, — осудила подругу Озерова. — Ну да Бог с ней, нам бы со своими делами разобраться… Поехали в «Казанова», перекусим и поговорим обо всем, — и Вера Петровна указала Мире на свою машину.
Но не успели они тронуться с места, как Мира буквально приклеилась носом к лобовому стеклу.
— Вы только на это посмотрите! — окликнула она Озерову.
Мимо них, выезжая с парковки, на самом обычном скутере проехал Паук.
— А я-то всё удивлялась, как это он умудряется так быстро перемещаться с места на место! — Мира была довольна, что хоть одна из загадок последних дней разгадана.
Озерова была в шоке:
— Фи! Мирочка, ну это же несерьезно! Чтобы мужчина его уровня опустился до такого?!
Мира снисходительно взглянула на Озерову.
— Вера Петровна, относитесь к жизни проще, и она вам покажется более радостной. Александр Васильевич только что предстал перед нами в образе современного принца — пусть на недорогой, но очень практичной и удобной, со всех точек зрения, лошадке!

76.
Юлик, завидев Озерову, неожиданно для себя обрадовался. Оказывается, он действительно к ней привязался!
— Котик, как я соскучился! — целуя ее руки, признался он.
Озерова потрепала его по щеке:
— Ладно, ладно… лучше принеси нам с Мирочкой что-нибудь выпить…
Женщины устроились за дальним столиком — так, чтобы их никто не слышал.
— Не нравится мне этот Валерий Павлович, — призналась Озерова. — Он только и делает, что сталкивает нас друг с другом. Единственный, кто вне его подозрений, — это Лидия. Странно, не так ли!?
— Может быть, нам параллельно другого сыщика нанять? — предложила Сорокина.
В это время к ним подошел Юлик. Услышав обрывок фразы, он насторожился, но, помня о том, что Озерова не любит, когда суют нос в ее дела, спрашивать ни о чем не стал. Вера Петровна на всякий случай, чтобы Мира не сказала ничего лишнего, толкнула ее под столом — после всего случившегося Озерова не знала, кому можно верить, а кому нет. Но чтобы затянувшаяся пауза не выглядела подозрительно, она так, чтобы могла понять только Сорокина, предложила свой вариант:
— Давайте перекусим и поедем к Аньке! Вы мне не верите, но у нее действительно дар — она как в воду глядит и всё как есть говорит.
— Вера Петровна! Я на всё согласна, лишь бы побыстрее за роман сесть. Уже все сроки вышли, а у меня с издательством договор!
«Кто о чем, а голый о бане», — усмехнулась про себя Озерова.
Юлик, кашлянув, привлек внимание дам к себе. Он предложил Вере Петровне пригубить вино, но та лишь махнула рукой:
— В этом деле на твой вкус можно полностью положиться!
Юлик расплылся в довольной улыбке и поинтересовался:
— Верунчик, как у тебя на личном фронте? Выглядишь прекрасно!
— На личном фронте у меня, как на войне, — невесело пошутила Озерова. — А как ты?
И Юлик, словно перед ним сидела задушевная подружка, а не вчерашняя дама сердца, принялся откровенничать, рассказывая о своей новой пассии.
Озерова что есть мочи старалась не зарычать и не ткнуть своего недавнего воздыхателя лицом в тарелку. Она чувствовала себя уязвленной, униженной и оскорбленной, при этом прекрасно понимая, что иного от Юлика и не ждала!
А Юлик продолжал, любуясь собой, рассказывать о новых победах.
— У моей курочки сеть ювелирных магазинов, так что, если нужно, могу договориться о скидке! — движимый искренним желанием сделать для Веры Петровны что-то приятное, предложил он, совершенно не понимая, что причиняет ей боль. Ему такое даже и в голову не пришло, ведь не он, а Озерова была инициатором их размолвки, и не Юлик, а она первой завела новый роман. К тому же, она сама не раз напоминала ему, что теперь они друзья и не более…
У Озеровой резко испортилось настроение. Заметив это, Мира предложила:
— У меня не так много времени. Может быть, прямо сейчас поедем к вашей Аньке?

77.
Как назло, лифт не работал, и Озерова с Сорокиной запыхались, поднявшись на одиннадцатый этаж пешком.
— Ну, Вера Петровна, если ваша Анька не та, за которую вы ее выдаете, я за себя не ручаюсь! — тяжело дыша, предупредила адвокатшу Мира.
Но Озерова была уверена, что только гадалка сможет им помочь, безошибочно назвав человека, похитившего документы Паука.
— Уф! — отдуваясь, Озерова остановилась, чтобы перевести дух. — Только пролет остался.
И она показала на добротную бронированную дверь. Дверь была приоткрыта.
— Странно! — автоматически перешла на шепот Мира. — Что-то мне становится не по себе!
— Может, она клиента ждет, — попыталась приободрить Сорокину Озерова, но голос ее звучал не слишком убедительно.
Набравшись смелости, Мира осторожно приоткрыла дверь, ведущую в Анькину квартиру, и заглянула в коридор. Там было пусто. Мира двинулась дальше. Вера Петровна, словно тень, не отставала от нее ни на шаг.
— Обычно она принимает на кухне, — Вера Петровна подтолкнула Миру в нужном направлении.
— А-а-а! — закричала Озерова над ухом Миры, и та от неожиданности подпрыгнула. — А-а-а! — продолжала голосить Озерова, пальцем указывая то на рассыпанную по полу колоду карт, то на перевернутую табуретку, то на выкипевший и уже дымящийся на плите чайник.
С перепугу Мира бросилась носиться по квартире, пока в спальне не наткнулась на тело женщины. Она лежала на полу в неестественной позе.
— Это она?
Вера Петровна, хлюпая носом, кивнула.
На всякий случай так, как это делают в кино, Мира пощупала пульс на шее у Аньки. Бьется он или нет — этого она сказать не могла. Но судя по виду гадалки, она им уже ничем помочь не могла.
— Уходим отсюда! — командным голосом приказала Мира.
Но Вера Петровна задержалась — вернувшись на кухню, она выключила под чайником газ.
Озерову трясло, и она отказалась садиться за руль. Мира, как о чем-то, не имеющем к ней отношения, подумала, что у нее при себе нет прав. Но на фоне последних событий это правонарушение показалось ей милейшей детской забавой.
— Вера Петровна, давайте рассуждать: убийца был в Анькиной квартире буквально перед нами — кто еще мог знать, что мы поехали к гадалке?
Озерова пожала плечами:
— Никто! Мне эта мысль пришла после того, как Мирошниченко устроил мне встряску… Юлик! — осенило ее. — Юлик слышал наш с вами разговор! Едем в ресторан!
Мира, словно участник «Формулы-1», понеслась по городским улицам, устанавливая новый рекорд нарушения правил уличного движения.
— Вера Петровна, вы верите в спасительную магию? — чтобы прийти в себя, ей надо было без умолку говорить о чем-нибудь отвлеченном. — А я верю! Вот смотрите, мы уже почти доехали, а нам ни разу не встретились гаишники. Представляете, сколько мы с вами на штрафах сэкономили?!
Болтовня Миры помогла и Озеровой прийти в себя.
— Ну, гаденыш! Я его сейчас задушу! — пообещала она Мире, имея в виду Юлика. — Так что, если в скором будущем вам понадобится скидка на ювелирные изделия, вы, пожалуйста, на меня не обижайтесь!
Мира краем глаза взглянула на Озерову и усмехнулась: «Вот это настоящая женщина! Только что опознала еще теплый труп своей приятельницы, а задушить соучастника, а может, исполнителя этого убийства хочет из-за уязвленного самолюбия!».

78.
Озерова первая выскочила из машины, тряхнула волосами и танком направилась к входу в ресторан. Но перед самой дверью преобразилась в настоящую «котю».
— Мы не должны его спугнуть, — объяснила она эту метаморфозу.
Грациозно передвигаясь между столиками, Озерова притягивала взгляды присутствующих в зале мужчин. Но она словно и не замечала этого. Присев за барную стойку, кокетливо приподняла брови и игриво поинтересовалась у бармена:
— А где наш молодой человек по имени Казанова?
В ресторане давно догадывались об отношениях этой постоянной клиентки и сомелье, поэтому Озеровой не пришлось пояснять бармену, о ком идет речь.
Включившись в игру, он в тон Озеровой ответил.
— Я догадываюсь, о каком молодом человеке идет речь. Но вы ошибаетесь, у него другое имя…
Озерова томно повела глазками.
— Конечно же, как я этого сразу не поняла... Казанова — это вы…
Бармен расплылся в довольной улыбке. Он недолюбливал Юлика за слащавость, за умение нравиться состоятельным женщинам. А может быть, просто завидовал. В любом случае, сейчас он с радостью готов был ему насолить.
— Он только что с моло-оденькой и очень хоро-о-шенькой девушкой куда-то ушел. Не уверен, но мне кажется, они куда-то собирались ехать, но он хотел еще заскочить домой…
Озерова достала из бумажника стодолларовую купюру и, помахав ею, мечтательно произнесла:
— Как бы мне хотелось узнать адресок этого сукиного сына!
Бармена как ветром сдуло. Через миг он вновь появился за барной стойкой и, сияя, протянул Озеровой листок с адресом сомелье. «Вот это удача! — думал молодой человек. — И Юлику нагадил, и деньги на ровном месте срубил!»
Озерова тоже была довольна. Ей не терпелось! У нее руки чесались за всё одним разом разделаться с бывшим любовником.
Как победное знамя, Вера Петровна несла над головой листок с адресом Юлика.
— Поехали, — решительным тоном сказала она Мире.

79.
Вера Петровна никогда не интересовалась подробностями жизни своего молодого любовника. К некоторому ее удивлению оказалось, что Юлик живет в хрущевке. Ей стало не по себе,  Озерова вдруг запереживала, опасаясь, как бы неизвестная ей бытовая жизнь Юлика не принизила ее в глазах Сорокиной. От этого чувства Озеровой стало неловко - она никогда не думала о себе как о ханже, - но поделать с собой ничего не могла.
Дверь в нужную им квартиру открыла неопрятного вида женщина. Возле ее ног крутилось сразу две кошки. Она отталкивала их, не позволяя выйти на лестничную площадку.
— Вам кого? — не слишком любезно поинтересовалась она.
Озерова, вдруг засомневавшись, по листку сверила номер квартиры.
— Юлик здесь живет?
Женщина подозрительно с ног до головы осмотрела Озерову и Сорокину:
— Допустим…
— Это главный редактор модного глянцевого журнала, — указывая на Озерову, вступила в разговор Мира. — А я журналист. По результатам голосования наших читателей, Юлик признан лучшим сомелье страны. Ему причитается денежная премия, и мы хотим написать о нем в нашем журнале.
— И фотография будет?
— Несколько фотографий! — заверила Мира. — Мы были в ресторане, но нам сказали, что он уехал домой. А нам срочно надо с ним поговорить!
Взгляд женщины смягчился, но чувствовалось, что она еще не вполне доверяет незваным гостьям.
— О нем так хорошо отзывался директор ресторана и даже пообещал, после того как выйдет публикация, послать Юлика на стажировку в Париж, — принялась ворковать Озерова. О Париже и о стажировке она знала из рассказов Юлика. Это была его мечта.
Услышав волшебное «Париж», женщина оттаяла и распахнула дверь, приглашая Миру и Веру Петровну пройти в квартиру.
В квартире пахло кошками, пылью и вискасом. Озеровой стало дурно от мысли, что придется сесть на засаленный диван, но женщина проводила их в дальнюю комнату.
— Здесь живет Юлик, — с гордостью, словно демонстрируя царские хоромы, сообщила она. Комната была крохотной, но чистенькой и светлой.
— Я вам сейчас чай принесу, — вспомнив о правилах гостеприимства, предложила старуха.
— Нет! Нет! — поспешно отказалась Озерова. От брезгливости у нее свело желудок. — Директор ресторана нас накормил и напоил.
Мира всё это время молчала. И в ее молчании было что-то гнетущее. Вслед за Мирой Озерова перевела взгляд на одинокую книжную полку, прикрепленную над тахтой. В ней, заслоняя корешки книг, на общее обозрение было выставлено несколько фотографий. И на каждой из них Юлик был рядом с одной и той же девушкой. Озерова сразу ее узнала. Но не могла поверить увиденному. Она несколько раз похлопала глазами, а потом опять уставилась в фотографии.
— А это кто? — как ни в чем не бывало, спросила у хозяйки Мира.
— Это Юличка с Эльвирой. Вы о ней тоже напишите! — попросила она. — Юлик и Эля — сводные брат и сестра. С самого детства они, как ниточка с иголочкой, не разлей вода! Мы с отцом на них нарадоваться не можем…
В голове у Сорокиной словно что-то щелкнуло. Недостающий пазл позволил увидеть всё еще разрозненную, но уже общую картину происшедшего.
— Ой! — всплеснула она руками. — Я сумку в ресторане забыла! Я только туда и обратно! Вера Петровна, вы оставайтесь, подождите Юлика. К тому же, сейчас должен подъехать наш фотограф — Александр Васильевич! — скороговоркой протараторила Мира, заговорщицки подмигнув Озеровой.

80.
Она выскочила на дорогу и, очумело кидаясь под колеса, стала останавливать проезжающие мимо машины. Но водители, видя ее полубезумный взгляд, шарахались в стороны. Наконец Мире удалось остановить такси. Но когда водитель спросил, куда ехать, она, к своему ужасу, поняла, что не знает! Сумка с ежедневником осталась в редакции, а без него Мира была словно без рук и без головы! Хорошо хоть с Мирошниченко можно было связаться без проблем.
— Александр Васильевич, — кричала она в новенькую Nokia, — срочно нужна ваша помощь, записывайте адрес, — и она продиктовала, где живет Юлик, и в двух словах ввела Паука в курс дела.
— Можете считать, что я уже там, — заверил Сорокину Мирошниченко и пообещал: — Я этого альфонса раздавлю как клопа!
Вот в этом Мира почему-то совершенно не сомневалась! Ее воображение быстренько нарисовало занятную картинку, как Вера Петровна и Александр Васильевич отталкивают друг друга с криком: «Уйди, это сделаю я! — Нет, я!» А бедный перепуганный Юлик сидит на корточках, прикрыв голову руками, и горько плачет: «Я больше не бу-у-ду, я больше не бу-ду!»
Поравнявшись с редакцией, Мира приказала таксисту ждать — денег-то у нее с собой тоже не было! Как угорелая она пронеслась мимо охранника, на бегу дернула дверь приемной. Та оказалась закрытой. «Славка, я ушел! Ключи у охранника. БК» — прочла она приколотую  на уровне носа записку. Мира помчалась обратно. Потом вновь вернулась к кабинету. Она ругала на чем свет стоит и Борюсика, у которого вечно ни на что терпения не хватает, и Пирожанскую, которая не нашла лучшего времени для самоувольнения! Всех! И прежде всего себя: «Си-и-де-ла бы дома в пижаме и писала роман! Нет, вросла пятой точкой в редакторское кресло и оторваться не можешь! Вот теперь и бегай как собачий хвост по редакционному коридору туда-обратно, туда-обратно!..
Она схватила сумку и выскочила из офиса. Так же на бегу вскарабкалась в свой Хаммер и рванула с места, не жалея асфальта!
— Эй! — кричал ей вслед таксист. — А деньги?..

81.
Вера Петровна сидела как на иголках. Ее решительность с каждой минутой таяла. Ей надоели бесконечные рассказы матери Юлика о том, какой у нее замечательный сын и такая же замечательная дочь. И о том, как ей, простой дворничихе, тяжело было растить их — приходилось работать с утра до вечера сразу на нескольких участках, от отца толку было мало – он пил. Озерова слушала ее и молила лишь об одном: «Только бы Мирошниченко успел приехать раньше, чем вернется домой Юлик! А что если он придет вместе с Эльвирой? Они придушат меня точно так же, как и Аньку», — испугалась Озерова. Почему-то она ни капли не сомневалась, что смерть гадалки — дело рук брата и сестры.
Послышался стук входной двери.
— Это Юлик, — обрадовалась старуха.
— Вы не говорите обо мне ничего, пусть это будет сюрпризом, — как сообщнику, прошептала ей Озерова.
Эта мысль матери Юлика понравилась, и она, поспешив выйти из комнаты, спросила у сына:
— Я борщик сварила, поешь?
— Хочу, но не буду. Нет времени, Эльвирка ждет! Всё, мать, скоро я от тебя тю-тю, съеду…
— В Париж?
— При чем здесь Париж? — удивился Юлик, входя в свою комнату.
Он остановился на пороге и принюхался, ощутив легкий запах любимых духов Верунчика.
— Это нервы! — успокоил он себя.
— Что-то не так? — забеспокоилась старуха. Юлик не любил, чтобы кто-то без его ведома заходил к нему в комнату. Исключение делалось лишь для Эльвиры. И мать это знала!
— Ничего, показалось! — отмахнулся Юлик и захлопнул перед ее носом дверь.
От неожиданности он замер — у стены, вытянувшись по струнке, стояла Озерова.
— Ты?
Юлик залился краской. Глазами Веры Петровны он увидел свою обшарпанную квартиру, неухоженную мать, этих ненавистных ему кошек... Он был себе противен, словно его уличили во лжи, — один и тот же человек не может любить лоск, красивые вещи и жить в таком сраме! Вся эта убогая обстановка так не соответствовала его имиджу, который он демонстрировал другим...

82.
Растерянность Юлика придала силы Вере Петровне. Она зло прищурилась, сняла с ноги туфлю и, прихрамывая, с угрожающим видом двинулась к Юлику. Размахнувшись, она стукнула совсем не пролетарским орудием по его голове:
— Где документы?
Размахнулась еще раз — и бац! — второй раз ударила Юлика.
— Ты зачем ее задушил?
Юлик пятился от Озеровой, прикрывая лицо и голову руками:
— Только не бей по лицу, только не бей по лицу! — молил он. — Ты испортишь мне товарный вид!
— Ах, дрянь ты этакая! О своем товарном виде переживаешь?! А ты видел, какой товарный вид теперь  у Аньки? — Озерова принялась колошматить Юлика, куда придется, гоняясь за ним — то на тахту, то с тахты — по маленькой комнате.
— Мама! Ма-моч-ка! Помогите, — заорал Юлик, словно его не били, а резали.
В этот миг затрезвонил дверной звонок. Мать Юлика заметалась, не зная, что делать — бежать на помощь к сыну или открыть дверь.
Но Юлик на секунду смолк, а в дверь безостановочно звонили. Женщина распахнула ее и увидела незнакомого мужчину. И тут из дальней комнаты вновь донесся вопль Юлика. Мужчина не стал дожидаться приглашения и  вместе с женщиной, спотыкаясь о кошек, бросился на крик.
В комнате Юлика всё было перевернуто вверх дном.
— Наконец-то, явились не запылились, — увидев Мирошниченко, проворчала Озерова. На самом деле она готова была броситься ему на шею и расцеловать.
Первое замешательство у Юлика прошло, и он уже стал оказывать Озеровой сопротивление, так что неизвестно, чем бы закончилась их потасовка, если бы Александр Васильевич не подоспел вовремя. Озерову распирало от гордости. Она чувствовала себя героиней и не особо переживала о том, как выглядит. Герой он ведь в любом виде герой!
Убедившись, что сын в относительной безопасности, старуха незаметно для всех исчезла. Но вскоре с видом победителя вновь возникла в дверном проеме.
— Сына! Не волнуйся, сейчас приедет милиция!
— Ду-ра! — завизжал Юлик. — Что ты наделала! — он сел на тахту и жалобно, совсем по-детски заплакал.

83.
Мира неслась, помня лишь одно дорожное правило: для того, кто за рулем Хаммера, закон не писан! Но на всякий случай молила о том, чтобы спасительная магия и на этот раз не оставила ее!
— Соберись, соберись, соберись, — твердила она, пытаясь сосредоточиться и принять правильное решение: главной задачей сейчас было максимально точно определить, где в данный момент может находиться стилист-визажист Озеровой.
Мира едва не проехала на красный, но вовремя успела затормозить. Она достала монетку и прибегла к своему верному способу решения любого сложного вопроса. «Если выпадет орел — еду к Подгорновой в офис, если решка — в ресторан!» — решила Мира и бросила монету. Выпала решка. Но Сорокина, как всегда, не могла вспомнить, в каком случае что загадывала. Загорелся зеленый, и она тронулась, свернув в сторону Эльвириного офиса.
— Оп-па! — Мира не верила своим глазам: из подъехавшего такси вышла Эльвира собственной персоной. Она плотно прижимала к груди кожаную папку цвета черного шоколада. «Не знаю почему, но я готова поспорить, что именно эта штучка еще недавно покоилась на столе у нашей очаровательной Веры Петровны», — промурлыкала Мира и, соскочив с подножки своего «танка», крадучись пошла за стилисткой. Что делать дальше, Мира не знала, поэтому положилась на вечный русский «авось».
Эльвира, словно почуяв неладное, оглянулась и, увидев Миру, бросилась наутек!
 — Стой! — крикнула Мира, наивно надеясь, что это сработает. Но Эльвира останавливаться не собиралась. Тогда Мира припустила за ней следом.
— Стой! Догоню, хуже будет, — кричала она.
Но после всего пережитого у Сорокиной не было сил ни то что бежать, у нее не было сил даже кричать.
 — Стой! — сделала она последнюю попытку. — Эльвира, я чемпион мира по метанию мобильных телефонов! — с этими словами Мира достала из кармана телефон и запустила им в Подгорнову.
В воздухе пролетела, очертив правильной формы дугу, новенькая «Нокиа».  Словно кто-то ею управлял, мобилка гулко стукнулась прямо о затылок Эльвиры и, отскочив на землю, разлетелась на части. Эльвира ойкнула, выпустила папку из рук и, как подкошенная, свалилась на землю.
— Ешкин свет! — вскрикнула следом за ней Мира и принялась на всю округу — и откуда только силы взялись?! — причитать: «Убила, убила!» На шум стал собираться народ, плотным кольцом обступив лежавшую на земле девушку. Спохватившись, Мира подобрала валявшуюся в стороне папку стоимостью в несколько миллионов долларов и, пятясь, пятясь, потихонечку добралась до своего внедорожника. Вскарабкавшись в машину, закрыла двери, зачем-то включила сигнализацию и сползла на пол под сиденье. И тут случилось что-то совершенно непонятное: вначале Мира услышала страшный скрежет, словно по швам лопнула земля, затем почувствовала толчок — машина как будто свалилась в яму и, накренившись, замерла. Тут же сработала сигнализация. «Конец света», — решила Мира и зажмурилась.
Машина продолжала завывать, снаружи взволнованно кричали люди. Но Мира сидела, не шевелясь. На нее навалилась дикая апатия, и она заплакала: «Я не хотела ее убивать! Тем более, ради чужих миллионов!»
85.
Наряд милиции не заставил себя ждать. Молоденький лейтенантик в сдвинутой на затылок форменной фуражке, ворвавшись в квартиру, взволнованно спросил:
— Не опоздали? Еще не убили? — сзади его теснили коллеги в таких же форменных фуражках. — Так, прикройте меня, — обратился к ним лейтенантик, видно, вообразив себя Джеймсом Бондом. Он достал из кобуры пистолет и рывками стал перемещаться в сторону комнаты, откуда доносились разъяренные голоса и жалобное всхлипывание.
Ногой резко открыл дверь и гаркнул:
— Всем стоять!
Юлик вскочил с тахты и застыл по стойке смирно, потом резко вздернул руки над головой: мол, сдаюсь… А стоявшие посреди комнаты Озерова и Мирошниченко, мельком взглянув на представителя закона, принялись браниться дальше:
— Как ты мог! — кричала на Паука адвокатша. — Из-за твоих документов моя жизнь была в опасности, а ты, вместо благодарности, набросился на меня с кулаками! Если бы я знала, — она театрально заломила руки, — я бы сама их украла!
— Ха! — так же театрально усмехнулся Александр Васильевич. — Посмотрите на нее, ну прямо святоша! Сама не крала, зато ключики от квартиры, где бумаги лежали, небось, любовнику и отдала. А насчет кулаков — попрошу не передергивать, — и он погрозил перед носом Озеровой пальцем.
Озерова возмущенно сдвинула бровки:
— Что за манеры, что за жесты?! Не смейте мне хамить! — вновь перейдя на «вы», вскричала Вера Петровна, после чего, развернувшись на сто восемьдесят градусов, накинулась на Юлика.
— А ведь он прав! Как я могла забыть, что у тебя остались ключи! — и она с видом, не обещающим ничего хорошего, двинулась к Юлику.
— Мамочка!.. — вновь заверещал Юлик.
Лейтенантик, в первый момент растерявшийся от столь наглого неповиновения его приказу,  завопил:
— Стоять! Стрелять буду!
Вера Петровна, Юлик и даже Александр Васильевич замерли в той позе, в которой застал их милицейский выкрик. Со стороны это выглядело так, словно взрослые люди решили поиграть в детскую игру «Море волнуется раз»…
Лейтенантик, не тратя время попусту, прикинул стоимость костюма и туфель Мирошниченко, Юлика, взглянул на Озерову и подумал: «Тоже, наверное, не в Лужниках одевается», — посчитал, сколько стоит покой и время этих людей, и с видом вершителя судеб предложил:
— Ну что, господа хорошие, поедем в отделение и там составим протокол или как?
— В отделение!  — в один голос ответили Мирошниченко и Озерова.
— И этого прыща, — добавил Александр Васильевич, кивая на Юлика, — не забудьте прихватить! А еще лучше, наденьте на него наручники. Лейтенант! У вас сегодня счастливый день — новая звездочка вам обеспечена!
Лейтенант не очень понимал, что происходит, — обычно в таких ситуациях люди ведут себя иначе. Они быстренько на месте стараются уладить недоразумение, особо при этом не торгуясь.  Но по тону, каким было сказано про наручники и про звездочку, лейтенантик как-то сразу понял: в этой компании роль вершителя судеб принадлежит не ему.
— Мне нужен адвокат! — вспомнил о своих правах Юлик. — Я имею право на один звонок!
— Лейтенант, всё в порядке, — испепеляя Юлика взглядом, сказала Озерова. — Я его адвокат, вот мое удостоверение, — и она извлекла из сумочки корочку члена Ассоциации адвокатов России.
— Котя, ты вправду мне поможешь? — цеплялся за последнюю надежду Юлик.

86.
Сколько бы еще Мира просидела по полу внедорожника, оплакивая себя, неизвестно, но отвлек ее от этого занятия методичный стук в лобовое стекло.
Она осторожно приподнялась и выглянула самым краешком глаза. С другой стороны стекла, присев на корточки и согнувшись при этом сикось-накось, на нее смотрели Лидия и Валерий Павлович. Причем, кроме их лиц и коленей Мира больше ничего не видела.
— Жива! — одобрительно сказал сыщик.
Мира почему-то сразу поняла, что речь идет о ней, и удивилась предположению о возможности своей преждевременной кончины. «Хотя еще час назад, — подумала она о своем, о грустном, —  я тоже не предполагала, что Эльвира умрет от удара мобилкой! Вот она, суровая правда каждого нового дня — жизнь уязвимее, чем яичная скорлупа!» 
Снаружи опять раздался стук в лобовое стекло:
— Мира, чего вы там сидите, выбирайтесь! И отключите, наконец, сигнализацию!
Сигнализацию Мира отключила, а вот выбраться из машины у нее с первого раза не получилось. Двери словно заклинило.
— До нее, наверное, не доходит, что произошло, — услышала Мира голос Лидии. Посмотрела в лобовое стекло и опешила: она видела лишь ноги, да и те по колено.
Мира запаниковала, стала дергать за ручку одну дверь, другую. Вновь сработала сигнализация.
Перед ее носом снова возникло перевернутое лицо Валерия Павловича. Он заговорил с ней терпеливо, как с тяжелобольной:
— Мирочка, не волнуйтесь, вы просто провалились под землю. Здесь проходят какие-то коммуникации, поэтому под асфальтом образовались пустоты… Такое случается.
Его монотонный голос подействовал на Миру — она действительно успокоилась.
— Попробуйте опустить стекло и выбраться через него, — посоветовал сыщик.
Но автоматику заклинило, и стекло не сдвинулось ни на миллиметр.
— Остается только одно — разбить, — поставил Миру перед фактом сыщик.
Лидия с энтузиазмом бросилась в сторону, тут же притащила откуда-то булыжник и с радостью совершила акт вандализма над дорогущей чужой машиной.
Мира кое-как выбралась на волю и, не выпуская из рук заветную кожаную папку цвета черного шоколада, попросила отвезти ее в редакцию.

87.
Сорокина сидела на заднем сиденье машины сыщика. Валерий Павлович вместе с Лидией наблюдал за ней в лобовое зеркало.
— Уже знаете, что я ее убила? — нарочито равнодушным голосом поинтересовалось у них Мира.
Лидия и Валерий Павлович с заговорщицким видом переглянулись.
— А я тебе что говорила! — торжественным голосом произнесла Лидия и пояснила, обращаясь к Сорокиной.
— Мы так и подумали, что вы решили, будто бы Эльвира мертва. Нет, она жива. Просто в тот самый момент, когда вы ударили ее телефоном, она споткнулась о булыжник — кстати,  именно им мы потом и разбили стекло в вашем вездеходе. Так вот, значит, Эльвире не повезло: она неудачно упала, ударилась головой и потеряла сознание. Но вы так громко голосили о том, что ее убили, что добрым людям ничего не оставалось как вызвать скорую и милицию!
— Когда вы, испугавшись и растерявшись, спрятались в машине, под ней провалился асфальт, — хотел продолжить рассказ Валерий Павлович, но Лидии не терпелось самой поведать обо всем.
— Скрежет, вой сигнализации, сирена скорой — можете себе представить, как это выглядело со стороны! По крайней мере, нам, когда мы подъехали, стало не по себе!
Мира была уверена, что Валерия Павловича и Лидию на подмогу ей послали Мирошниченко и Озерова. Но всё было совсем не так.
Обнаружив на шкафу в приемной редакции диктофон, Валерий Павлович направился в скверик и, расположившись там на скамеечке, стал слушать запись. Так он узнал о подробностях появлении в редакции Пирожанской, о том, с чего начался роман Паука и Озеровой, о «секретном» телефоне и о многом другом. Но главное, Валерию Павловичу стало ясно: столь примитивную прослушку в кабинете редактора установила молоденькая секретарша — моделька агентства «Звезда плюс». И мотивы у нее были столь же бесхитростные, как и она сама. Первый и главный — и это было ясно из записи — их обоюдная с Мирой «любовь» друг к другу.
— Да-а! Приоритетным качеством офис-менеджера все-таки должна быть любовь и преданность шефу! — как бы между прочим заметил Валерий Павлович.
А Лидия неожиданно проникновенным голоском предложила:
— Мира, что вы вцепились в эту чертову папку, как в последнюю надежду стать счастливой, Дайте ее мне, я передам ее Мирошниченко.
Но Сорокина еще крепче прижала к себе свою добычу.
— Не переживайте Лидия, я с этим как-нибудь разберусь…

88.
Оксана к моменту обнаружения диктофона  уже выписалась из больницы, но на ноги еще не встала и передвигалась по квартире в инвалидной коляске. Она чувствовала себя покинутой всем миром и от того несчастной. Пару раз она набрала Звезду, но тот отмахивался от нее, мол, у него и своих забот предостаточно. А когда Оксана намекнула на проблемы с финансами, вспылил:
— Ты знаешь, сколько у меня таких, как ты? Если я буду думать о том, есть у каждой из вас деньги на жизнь или нет, то сам останусь без средств к существованию!
Оксане стало обидно до слез и, как она ни сдерживалась, голос выдал ее — дрожащим фальцетом она пропищала:
— У меня есть информация, я хочу ее продать…
Девушка знала, о чем говорит: речь шла о сведениях, касающихся Паука, а он в последнее время очень интересовал Шаповалова. Звезда оживился. Но оказалось, что диктофонная запись, на которой  была информация, осталась в офисе. Ехать за ней было рискованно. «Забавная будет сцена, представил себе Шаповалов, — если я явлюсь к Сорокиной и скажу: понимаю, мол, любви, дружбы и сотрудничества между нами не получилось, но, Мира, будьте человеком — выйдите погулять, мне надо забрать доморощенное подслушивающее устройство, которое моя безмозглая модель в силу обстоятельств забыла в вашей приемной!».
Но, к удивлению Шаповалова, Оксана оказалась предусмотрительной — в свое время она сделала дубликат ключей. «Ну что ж, — решил Звезда, — остальное дело техники!». Он позвонил в редакцию, но трубку никто не поднял. Тогда он набрал Каткина, предложив срочно встретиться. Но Борис Петрович извинился и отказался, сославшись на то, что они с Мирой едут обедать. Шаповалов, решив, что это — знак судьбы, тут же отправился в редакцию. Но диктофона на месте не было.
«Не успею, — пожалел Звезда, — пока доеду до дома, где она живет, всю злость расплескаю!» В первый момент у него было только одно желание — прибить Оксану из-за того, что зря мотался в редакцию. А потом его осенило: если диктофона на месте нет, значит, кто-то его уже забрал и рано или поздно этот кто-то выйдет на Оксану, а затем и на него... И Звезда разозлился еще больше: выгоды он пока еще никакой не получил, а проблемы, похоже, уже нажил. Ему оставалось лишь надеяться, что, если он как следует припугнeт Оксану, она будет держать язык за зубами.

89.
В дверь позвонили.
— Кто? — заволновалась Оксана. Совсем недавно она говорила по телефону со Звездой, и ей стало страшно, вдруг это он?! Вдруг он решил не рисковать и убрать ее, ведь свидетелей всегда убирают — Оксана знала это по кинофильмам!
— Почтальон Печкин! — послышался за дверью резкий женский голос.
— Лидия, перестань! — одернул «юмористку» мужской голос. И представился: — Я частный сыщик. У меня ваш диктофон. Нам надо поговорить.
Оксане стало еще страшнее, и она решила, что в дом никого не впустит! Но Валерий Павлович уходить не собирался. Стоя за дверью, он терпеливо стал задавать вопросы. Поначалу Оксана от всего отнекивалась, но стоило Валерию Павловичу включить диктофон, перечислить все ужасы, которые влечет за собой дача ложных показаний, упомянуть о задушенной Аньке, как Оксана пустилась в рев, открыла дверь непрошенным гостям, и выложила всё как на духу.
В тот вечер, когда она познакомилась с Каткиным, все девушки их агентства были предупреждены: на вечеринку придет молодой, холостой, богатый бизнесмен, он же издатель популярного журнала «Эльхин».
— Сердце Бориса Петровича в очередной раз в поиске квартирантки, так что, куколки, не упустите свой шанс, — предупредил своих красоток Шаповалов.
И охота на Каткина началась. Модели вились вокруг него. Не успевал он озвучить какое-нибудь из своих пожеланий, как оно тут же выполнялось.
Шаповалов со стороны, посмеиваясь, наблюдал за всем этим театром марионеток. Звезда знал, что его приятель давно влюблен в невзрачную редакторшу своего журнала, а его романы с прелестницами-моделями длились, в лучшем случае, всего несколько дней. Но Шаповалову это было только на руку. Обиженные на Каткина девушки с готовностью рассказывали ему всё, что успели узнать о Борисе Петровиче. Зачем нужно было это Звезде? Он и сам себе, пожалуй, тогда еще толком не мог объяснить этого. Просто ему нравилось собирать информацию о людях, которых он знал. «Кто владеет информацией — владеет миром», — любил повторять он.
Оксане казалось, что ей повезло больше ее предшественниц: Борис Петрович, пресытившись ею, пристроил ее на теплое местечко в редакцию. Поначалу она надеялась, что со временем сможет взять реванш, но, чем дальше, тем очевиднее было: шансы ее равны нулю. К тому же, с самого первого дня ее невзлюбила Мира. И Оксана, понимая, что в истории с Каткиным ей больше ничего не светит, с особым рвением стала докладывать Звезде, кто приходил в редакцию, о чем говорили… Она надеялась, что в благодарность за это Шаповалов подберет ей какого-нибудь другого своего приятеля с таким же свободным, как у Каткина, сердцем. 
Информация о странной девушке с гитарой — Наталье Пирожанской — Шаповалова не заинтересовала, зато к сведениям о Мирошниченко и Озеровой Звезда отнесся с острым вниманием.  Оксана без труда раздобыла для него телефоны Мирошниченко и Озеровой – за время работы девушка хорошо изучила привычки Сорокиной и прекрасно знала, что, покопавшись в бумажных завалах на Мирином столе, можно отыскать любую информацию, которой владела редактор.
Когда Шаповалов стал собирать дополнительные данные, то обнаружил, что стилист, услугами которой пользовалось его агентство, обслуживает и Озерову. И тут на Звезду, как из рога изобилия, посыпалось столько информации, что у него голова пошла кругом. Вариантов оторвать кусок от чужого каравая было много, все рискованные, но очень заманчивые. И самый верный из них — умело использовать Озерову, как приманку.
Эльвира постоянно подначивала Звезду:
— Шаповалов, игра стоит свеч, давай рискнем.

90.
Но внутренний голос останавливал Звезду.
— Подождем, еще не время!
И вот, дождались. Оксана поломала ногу, и теперь один источник информации оказался недоступным, и как раз в то время, когда, по сведениям Эльвиры, Мирошниченко передал Озеровой оригиналы документов на свой новый завод.
Звезда не стал выяснять, откуда у Подгорновой эти сведения, он давно знал Эльвиру и в подобных делах обычно доверял ей. Но здесь речь шла о слишком больших деньгах, чтобы можно было рисковать! Поэтому Звезда и попытался наладить отношения с новым офис-менеджером редакции. Но Пирожанская оказалась девушкой с большими странностями. И тогда Звезда стал строить планы, как посадить на ее место одну из своих девочек. Эта задача казалась ему пустяшной. Для этого нужно было только одно — время.
Но Эльвира нервничала:
— Звезда, бумаги могут уйти в любой момент! Если трусишь, так и скажи, я найду другого партнера!
Шаповалов не говорил ни «да», ни «нет». Что-то его сдерживало. А своей интуиции он доверял больше, чем очевидным фактам и аргументам. Сто раз он взвешивал минусы и плюсы предлагаемой Подгорновой операции — она брала на себя «доставку» документов, от него требовалось лишь найти на них покупателя.
— Это будут самые легкие твои деньги! — убеждала его Эльвира, требуя от Звезды делиться с ней всеми имеющимися сведениями о «клиентах».
— Мы же партнеры, - улыбалась она, коробя этой фразой Звезду.
На самом деле, Эльвира считала, что вполне могла бы обойтись и без Шаповалова. Проблема была лишь в том, что она не знала, кому предложить бумаги. «Не в глянцевых же журналах размещать объявление “Продается завод. Недорого!”» — усмехалась она. При этом Эльвира была уверена: как только будет товар — сразу же появится и покупатель.
 Но и для этого нужно было время. А ей хотелось всё — или почти всё — и сразу!

91.
Шаповалов радовался: обстоятельства складывались в его пользу, значит, не зря он затеял вечеринку в Гоблин-клубе. Борис ушел из клуба вместе с Натальей, но вскоре вернулся один. А это означало, что с новой куколкой у Каткина не склеилось. Шаповалов в срочном порядке объявил девочкам, что сезон охоты на Каткина открыт, и стал гадать, над какой из них в этот раз его приятель «одержит победу». Но он так и не увидел, с кем ушел Каткин, — внимание Шаповалова отвлек один из гостей вечеринки.
— Звезда, а что за тетка сопровождала Каткина? Вылитая жена Пупсика…
И тут до Шаповалова дошло, что смущало и сдерживало его в этой, на первый взгляд, простой и очень соблазнительной операции, связанной с документами Паука. В первый же раз, когда он увидел Пирожанскую в кабинете у Миры, ему показалось, что он раньше уже где-то ее встречал. И это ощущение навязчивым фоном сопровождало его все эти дни.
— Чушь, — тем не менее, ответил Звезда. — Каткин в этих вещах щепетилен: от криминала держится в стороне так же, как и от замужних женщин, — уж я-то его знаю как облупленного!
Гость вечеринки лишь пожал плечами:
— Мне по барабану! Я просто поинтересовался!
Но на всякий случай предупредил:
 — Ходят слухи, что от Пупсика сбежала жена…
«Да! — готов был рассмеяться Звезда. — Сбежала только для того, чтобы пойти и поработать офис-менеджером!» 
Но, вернувшись домой, он убил несколько часов, пересматривая файлы с фотографиями прошлогодних вечеринок и встреч, пока не нашел снимки с какого-то мероприятия, на котором, среди прочих приглашенных, был и Пупсик с женой.
— Ну, Каткин, ты — покойник! — это было всё, что пришло Звезде на ум после того, как он убедился: Наталья Пирожанская и женщина, запечатленная на фото рядом с Пупсиком, — одно и то же лицо.

92.
До утра Шаповалов так и не уснул — всё думал и думал. А к утру был стопроцентно убежден: разумеется, жена Пупсика никуда не сбегала — это легенда для доверчивых лохов. На самом деле, всё гораздо проще: Пупсик по своим каналам узнал о романе Паука и адвокатши, о готовящемся рейдерском захвате его завода и решил разыграть собственную партию, посадив жену — а кого же еще, когда речь идет о миллионах!? — на главный перекресток всей этой истории.
— Нет, ребята, когда такие паны дерутся, я лучше в стороне постою, живее буду! — решил для себя Звезда.
Едва рассвело, он набрал Подгорнову:
— Эльвира, я выхожу из игры. И тебе советую не лезть в эту кашу — слишком уж кашевары серьезные!
Вдаваться в подробности Шаповалов не стал. В конце концов, его делом было предупредить, а захочет Эльвира воспользоваться предупреждением или нет — это уже сугубо ее личное дело.
Эльвира успела грязно выругаться до того, как Звезда отключился, но его, особенно  сейчас, меньше всего заботило, что думает о нем Подгорнова. Ему не давало покоя другое — то, что он грубо, по-хамски вел себя с Пирожанской.
«Но кто же знал, что она жена Пупсика? Предупреждать надо!» — оправдывался Звезда перед собой.
После разговора с Шаповаловым Эльвира металась как обезумевшая по своей небольшой съемной квартирке, единственным достоинством которой было лишь то, что она находилась в центре.
Только что Звезда поставил крест на всём, о чем она так долго и безнадежно мечтала и что могла получить враз: свою настоящую студию, возможность участвовать в международных конкурсах, иметь собственную квартиру и не бегать больше с кейсом по тем клиентам, которых застолбила еще во время работы «на хозяина». В грезах Эльвира уже видела себя на модных тусовках, в телесюжетах, посвященных светской жизни, — в них она была такой же звездной, как Зверев! И теперь она должна всё это похоронить?
Эльвира тупо обвела взглядом стены, пол, потолок комнаты, вспомнила обшарпанную, вонючую квартиру родителей, всегда неопрятно одетую мать. Вспомнила Юлика, которого так любит, и взвыла:
— Я не хочу так больше жить! Не хочу! Мне надоело каждый день выживать, тратя все заработанное на поддержание собственного имиджа…
В этот момент Эльвира решила, что любой ценой, но доведет задуманное до конца:
— Другого выхода вырваться на другой уровень ни у меня, ни у Юлика нет!
И впервые за долгое время она собралась поехать домой.

93.
Мать опешила, увидев на пороге Эльвиру.
— Какая ты у меня красивая! — с восторгом и любовью, сказала она, разглядывая дочь. Эльвира была похожа на тех красоток, фотографии которых ей приходилось видеть в журналах, которые Юлик откладывал на выброс.
— Зато ты страшнее Бабы Яги! Неужто нельзя постирать халат, вымыть волосы и выбросить эти тапочки? Сколько им лет? Они, наверное, мне в бабушки годятся!
Мать обиженно поджала губы:
— Мне некогда было за собой смотреть, всю жизнь вам отдала!
— Забери свою жизнь обратно!
Она поморщилась, вспомнив, как всё детство они донашивали вещи, из которых повырастало не одно поколение соседских детей; как во дворе их с Юликом называли «дворничихины дети» — и это было клеймо; как сверстники, чьи родители работали инженерами, врачами, учителями, казались ей представителями другой расы. Она научилась перешивать и перевязывать чужие обноски, требовала от матери покупать ей шампунь, отказывалась мыть волосы хозяйственным мылом... А мать ругалась, называя дочь «интеллигенткой», и пилила за расточительство: где это видано каждый день купаться — так никакого шампуня и мыла не хватит! 
От этих воспоминаний Эльвире стало противно. Она оттолкнула мать и прошла в комнату Юлика, остановилась у порога и невольно залюбовалась братом. Он действительно был красавцем, не зря ненавистные ей богатые тетки задаривали его ради минут любви. Эльвира не раз уговаривала брата последовать ее примеру, снять квартиру и переехать от матери. Но на этот счет у Юлика была своя теория: он считал неразумным попусту тратить деньги, лучше откладывать их в кубышечку, пока не наберется нужной суммы для осуществления какой-нибудь из заветной мечты. Да, Озерова периодически подкидывала ему деньжат, иногда делала дорогие подарки... Но, во-первых, ему нужно было гораздо больше, а во-вторых, он жил в постоянном страхе, что что-то может случиться... Ну, например, его бросит Озерова, и он не сразу найдет ей замену (как жить на одну зарплату — Юлик уже не представлял). Или что он попадет в аварию и останется инвалидом. И это стало настоящей фобией... Поэтому ни один из аргументов, приводимых Эльвирой в пользу того, чтобы съехать от матери (вернее, чтобы тратить деньги на съемную квартиру), не казался ему убедительным. Он приводил ей встречные:
— Я не считаю себя слишком умным, тем не менее, точно знаю: если не пускать людей дальше обозначенной черты, они будут думать о тебе по тому, как ты выглядишь и что о себе говоришь! Со старыми знакомыми я не общаюсь, а новым не позволю переступить эту черту. Так зачем, скажи мне, делать ненужные траты?
Это был их вечный спор. И Эльвира, войдя в комнату Юлика, вновь вспомнила о нем.
— Юльчик! — позвала она брата. — Мне нужна твоя помощь!
И Эльвира рассказала ему, что Звезда вышел из дела, и стала убеждать, что они вполне справятся сами.
Юлик испугался:
— Мы так не договаривались! От меня требовалось только уговорить Верунчика взяться за дело Паука и раздобыть ключи от ее квартиры и офиса!
Но Эльвира прекрасно знала слабые места брата:
— Ты собрался всю жизнь быть альфонсом? А если что-то случится, и ты уже не будешь таким красивым? Помоги мне, и тебе больше не надо будет спать с этими старыми целлюлитными коровами. Ты купишь себе квартиру, поедешь учиться в Париж…
И он уступил. К тому же всё складывалось так удачно: Озерова отправилась с ночевкой к Пауку, Коко не было дома. Единственное, против чего возражал Юлик, — против крыс. Но Эльвире эта идея очень нравилась. Она решила, что таким образом она отомстит Озеровой за то, что та спала с ее братом (Эльвира старалась не вспоминать, что именно она свела адвакатшу со своим братом). К тому же, она уже договорилась насчет крыс — их можно было купить на станции переливания крови, там же и отравить.

94.
К Озеровой они отправились поздно вечером. Юлик сам открыл дверь, не глядя нащупал выключатель. Мысль о том, что брат здесь бывал частенько, неожиданно покоробила Эльвиру, и она огляделась, по-новому увидев хорошо знакомый ей интерьер квартиры. Эльвира презрительно фыркнула:
— Рюшечки-хрюшечки, — хотя про себя в очередной раз отметила, что у Верочки очень уютно, и будь у Эльвиры своя квартира, она обустроила бы ее точно так же.
— Не отвлекайся, — одернул сестру Юлик, — давай быстрее, мне не по себе!
И они поспешили в кабинет. Документы, словно дожидаясь их, лежали на столе, аккуратно сложенные в дорогую кожаную папку.
— У меня есть идея, как на некоторое время вывести из игры Паука, - попыталась поделиться своими планами Эльвира, но брат ее не слушал, занятый собственными мыслями.
«Верунчик, разве можно так!» — по инерции, осуждая Озерову, как «свою», пожурил ее про себя Юлик и потянулся к папке.
— Подожди, крысы! — напомнила Эльвира. Видя, что брат сомневается, она наигранно хихикнула:
— Представляешь, после ночи любви с Пауком — денежным сундуком, вся в романтических чувствах и мечтах возвращается наша адвокатша, а тут крыски! Как начнет визжать и подпрыгивать — вот умора!
Юлик представил холеную Озерову, подпрыгивающую среди дохлых крыс, и ему стало смешно.
— Будет брать их двумя пальчиками за хвостик и кричать: «Фи-и!» — продолжил Юлик фантазии сестры. Ему показалось это забавным так же, как в школьные годы казалось забавным подкладывать на стул учителя кнопку или жвачку. Юлик с воодушевлением схватился за мешок, в котором они притащили крыс, но Эльвира остановила его, протянув захваченные с собой респиратор и резиновые перчатки. Изображая Озерову, они вытаскивали за хвост крыс одну за другой и с взвизгом «фи!» бросали на мягкий ворсистый ковер.

95
Эльвира заверила Юлика, что буквально через несколько дней она пристроит бумаги, и они наконец-то заживут как люди!
Юлик верил сестре. Он не помнил такого, чтобы Эльвира, пообещав что-то, не выполнила обещания. Но когда он услышал от Озеровой, что она собирается обратиться к гадалке, то едва не потерял сознание. Об Аньке он слышал не раз и от Верунчика, и от сестры (Эльвире адресок ясновидящей дала Озерова). И обе они в один голос говорили о поразительных Анькиных способностях видеть то, что было, и то, что будет. Она с такой точностью описывала внешность незнакомых людей, что иногда к ней приходили из милиции и составляли по ее словам фоторобот преступника.
И вот Верунчик собралась ехать к Аньке, чтобы узнать, что документы из ее кабинета украл он, Юлик.
Молодой человек сказал что-то невнятное Озеровой и женщине, которая была с ней, разлил вино по бокалам, а потом пустился в рассказы о своей новой возлюбленной. Он готов был говорить и говорить, только бы подольше задержать Озерову в ресторане и оттянуть момент своего разоблачения. Но приятельница Озеровой вдруг заскучала и стала торопить Верунчика.
Юлик запаниковал! Он метался по ресторану в поисках укромного уголка, откуда можно было позвонить Эльвире, не боясь быть услышанным. Таким местом оказалась туалетная комната. Юлик заперся там и, набрав сестру, зашептал, захлебываясь от волнения и страха:
— Всё! Нам конец, она поехала к Аньке!
— Не волнуйся, я всё сделаю! — успокоила его сестра.
И Юлика отпустило. Выходя из туалета, он даже, как ни в чем не бывало, насвистывал себе под нос мелодию какой-то веселой песенки.

96.
— Они поедут на машине и обязательно застрянут в пробке, — рассуждала Эльвира, вприпрыжку направляясь к ближайшей станции метро.
Не прошло и пятнадцати минут, как Подгорнова уже была у дома гадалки. Лифт не работал, и ей пришлось подниматься пешком. Слава богу, регулярные занятия в фитнес-клубе сделали это восхождение легким.
— Только бы у нее никого не было, — перескакивая через ступеньки, молила Эльвира.
Несколько раз она позвонила в дверной звонок.
— Открыто! — крикнула Анька. По всей видимости, она кого-то ждала, но была занята, поэтому и оставила дверь незапертой.
Эльвира, зная, что Анька принимает на кухне, прямиком направилась туда.
Гадалка сидела за столом, с колодой карт в руках.
— Ты? — удивилась она, увидев стилистку Озеровой, но не успела ничего заподозрить, как Эльвира схватила ремешок нашейной сумочки, в которой у Аньки лежал мобильный телефон (чтобы всегда был под рукой), и стала накручивать его на руку.
От неожиданности Анька замахала руками, соскользнула с табурета и упала на пол, тем самым помогая Эльвире затянуть на ее собственной шее смертельную петлю. Она билась и хрипела. И  в этом было что-то животное... Анька задыхалась, глаза ее почти вылезли из орбит. Эльвира не могла оторвать от них взгляд — это было жуткое и гипнотическое зрелище. Анька еще раз дернулась и чуть приподнялась, ослабив натяжение петли. Из груди Эльвиры вырвался рык, и она,  ударив Аньку ладонью по лицу, придавила ее к полу, продолжая при этом затягивать ремешок:
— Да сдохни же ты, наконец!
По Анькиному телу волной пробежала судорога, и она затихла.
— Как после оргазма! — подумала Эльвира и вздрогнула от накатившего на нее возбуждения, мимоходом удивившись своим садистским наклонностям. Краем глаза она заметила кипящий на плите чайник. «Наверное, сейчас кто-то придет», — машинально отметила она и зачем-то потащила обмякшее тело гадалки в спальню. Бросив его там, Эльвира выскочила из квартиры. Но вспомнив, что лифт не работает, поднялась этажом выше: «Меня не должны видеть!» — подумала она, опасаясь столкнуться с Озеровой и с сопровождавшей ее женщиной (тогда Эльвира еще не знала, что это была Мира) на лестнице, поэтому и решила подождать, пока они зайдут в Анькину квартиру.
Машину Озеровой она увидела сразу, как только та въехала во двор. «Наконец-то! — нетерпеливо сказала она, снова поразившись себе: — Словно душить ясновидящих — твоя вторая профессия!»
Эльвира слышала, о чем, поднимаясь по лестнице, говорила Верунчик с Мирой, и мысленно подгоняла их: «Да заходите вы уже скорее в квартиру!» — и только они скрылись за дверью, Эльвира бросилась по лестнице вниз. Она хотела остановить такси, но не стала рисковать — вдруг ее запомнит водитель? — и побежала обратно к станции метро. Но поехала не на работу, а в ресторан к Юлику — папка с документами Паука лежала в его шкафчике в раздевалке. Подгорнова посчитала, что это самое безопасное и удобное место для хранения столь ценных бумаг.
Юлик ждал ее в «Казанова».
— Ну как? — поинтересовался он, словно спрашивал о визите сестры к стоматологу.
— Нормально! — в тон ему ответила Эльвира.
Она забрала документы, договорилась встретиться с братом через два часа, взяла такси и поехала на работу.
Но на ее пути лежал булыжник, который и решил ход последующих событий.

97.
Озерова, сопровождаемая нарядом милиции, с гордым видом вышла из дома Юлика.
— Вы на своем драндулете? Если хотите, могу подвезти, — спросила она Мирошниченко, давая понять, что знает, на чем он перемещается по городу.
Мирошниченко неожиданно смутился. А довольная этим Озерова, покрутив на пальчике ключи от машины, еще раз спросила:
— Так что, подвезти?
— Эй! Погодите! Вы задержаны! — не упустил случая воспользоваться своими служебными полномочиями лейтенантик. — Вам, господа хорошие, придется проехаться на нашей карете!
Но Озерова была в таком состоянии, что ей было все равно — хоть на скутере! А уж Мирошниченко и подавно. Ему не терпелось объясниться с Верой Петровной, перед которой он вот уже второй раз за день чувствовал себя виноватым.
Вера Петровна, словно плененная царевна, восседала в «воронке». Рядом с ней пристроился поникший Юлик, а напротив — Паук.
Лейтенантик запер задержанных на замок, сел в кабину, и они тронулись.
— Верочка, я перед тобой в долгу! — Мирошниченко не знал с чего начать.
— В вечном долгу! — заметила Озерова.
Мирошниченко согласно кивнул.
— Я ужасно виноват!
Теперь согласно кивнула Озерова.
— Будь моей женой!
Вера Петровна, вздернув подбородок, повела им и отвернулась.
— Это означает «нет»? — заволновался Паук.
Вера Петровна одарила его надменным взглядом и ответила:
— Мне надо подумать!
— Конечно-конечно! — Паук был готов на всё.
Поняв, что прощение не за горами, он расплылся в счастливой улыбке и, не решаясь смотреть на Озерову, предложил:
— У меня на Байкале есть домик. Там такая красота! А какая тишина! А какая рыба! А какие ягоды! Как в детстве! Может быть, махнем туда на недельку, отдохнем… — и поспешно добавил: — Это тебя ни к чему не обяжет!
Вера Петровна посмотрела сквозь зарешеченное окошко «воронка» и сощурилась: сквозь пожелтевшие деревья к ней веером развернулись солнечные лучи. Она еще сильнее сощурилась, и лучей стало еще больше! Вера Петровна вспомнила, как в детстве она точно так же смотрела на звезды и на вечерние фонари, заставляя их лучиться. Она снова почти физически ощутила свою причастность к волшебству, которую испытывала в такие моменты, и от этого на душе ее стало покойно и ясно. Неожиданно ей захотелось, как в детстве, стать настоящей, перестать изображать из себя невесть кого, подстраиваясь под стандарты и условности, и она, повернувшись к Мирошниченко, просто  сказала:
— Поехали! Хочу в детство! 
В отделении милиции их долго задерживать не стали: записали показания, поблагодарили за содействие правоохранительным органам и отпустили.
Через два часа они уже сидели в салоне самолета, сокрушаясь, что не успели позвонить Мире, поблагодарить за всё и извиниться за причиненное беспокойство.

98.
Валерий Павлович и Лидия довезли Миру до редакции. Приемная по-прежнему была закрыта.
«Все ушли на фронт!» — тихо произнесла Мира, зачарованно слушая, как за дверью безнадежно надрывается телефон.
Все также прижимая к себе папку, она вошла в кабинет, закрыв за собой дверь на ключ. Села за стол и, пытаясь собраться, стала рассматривать документы. Аккуратный Мирошниченко подошел к передаче документов как следует, составив список содержимого папки. Мира, не отдавая себе отчета, зачем она это делает, стала проверять все ли документы на месте. Их была ровно половина. Вместо недостающих, в папку предусмотрительно были вложены чистые листы формата А-4.
Мира опешила. Но опасение, что теперь ее – и не безосновательно -обвинят в воровстве,  заставило думать. «Возможно, Эльвира, не рискуя показать покупателю все документы, часть из них спрятала… - предположила Мира. Но тут же отказалась от этой мыли: - отправившись к Аньке мы с Озеровой спугнули воришек и Эльвира решила перепрятать папку. Скорее всего, она даже не знала, что они украли лишь часть документов… Значит, кто-то поорудовал еще до них? Кто?» И тут Мира вспомнила странное поведение Лидии в гостях у Паука: поучительный тон, которым она разговаривала с Озеровой и сумка. Которую она не выпускала из рук. К тому же, не спроста она хотела забрать у Миры папку… В теории все сходилось. Теперь оставалось только заставить Лидию во всем признаться.
Мира улыбнулась: «Как там говорят китайцы – если хочешь увидеть труп своего врага, сядь на берегу реки и жди, он проплывет мимо! Если все правильно, Лидия будет искать возможность незаметно вернуть документы. Интересно, как это она сделает?»
Мира, закрыв кабинет, замешкалась. Порывшись в сумке, она нащупала ежедневник, а ручку так и не нашла. Карандаша для глаз тоже не было. И тогда Мира достала губную помаду, прямо на двери аккуратным почерком вывела: «Я уволилась. Ключи от танка у охранника. МС».
Она вышла на улицу и вдохнула полной грудью. Пахло осенью.
— Радость жизни! — хотела крикнуть Мира, но не решилась. Ее хватило лишь на то, чтобы, запрокинув голову, встать посреди тротуара и протянуть руки к небу.
— Надо ехать? — вернул Миру к реальности таксист, выглянувший из проезжавшего автомобиля.
Мира села в машину и насторожилась: молоденький таксист выжидающе смотрел на нее.
— Всё в порядке? — поинтересовалась она.
— Деньги у тебя есть?
Мира утвердительно закивала головой.
— Покажи! — не поверил таксист.
— Послушайте, — хотела возмутиться Мира, но парень перебил ее:
— Ты что, не помнишь? Ты мне должна!
И тут Мира вспомнила его.
— Да, да! Конечно! — она хлопнула себя ладонью по лбу. — Простите, день выдался просто ужасный!
— Проехали... с кем не бывает! — с пониманием отнесся таксист, но попросил сначала все-таки рассчитаться.

99.
Мира попросила его не заезжать во двор, ей хотелось еще немного пройтись. На ходу она ногой подбрасывала шуршащими листьями, крутила головой, удивляясь, как незаметно пришла, нет, подкралась осень!
— Мирчик! — услышала она знакомый голос.
У ее подъезда, как всегда радостный, стоял старпом.
— У-у-у-у! — взвыла Мира.
— Лапушка, это не то, о чем ты думаешь, — поспешил Мишаня развеять еще не оформившуюся в голове Миры мысль. –—Я миссионер и благовестник!
— Как, уже? — не сдержалась Сорокина.
Мишаня блеснул в ее честь золотым зубом, не спеша и с достоинством извлек из полиэтиленового пакета две бутылки коньяка и, потрясая ими в пространстве, сообщил:
— Есть повод!
— Уходишь в море? Счастливого пути! Или, как там у вас говорят, попутного ветра!
Все с тем же добродушно-радостным выражением лица старпом скривился:
— Какая злюка!
— Ты неправильно понял — просто я учусь говорить «нет», — Мире стало неловко за свою бестактность, и она добавила: — Понимаешь, за две недели я должна дописать больше половины романа!
— Ты что, идиот? — удивился Мишаня.
Мира грешным делом подумала, что старпом сравнивает ее с Достоевским, который, проигравшись, вынужден был за месяц написать роман. Но Мишаня поспешил с уточнениями:
— И не лень тебе на это жизнь тратить?! Вот я, будь моя воля, вообще бы ничего не делал, а на удовольствия зарабатывал бы, продавая свободное время. Представляешь, час свободного времени — три тысячи рублей минимум! Сказка, а не жизнь! А ты из-за недописанного романа хорошего человека в тренажер превращаешь! Посмотрите на нее, — и он обратился к несуществующим зрителям, — перед вами девушка, которая учится говорить «нет». А что ты на это скажешь?
Мишаня сделал широкий жест, привлекая внимание Миры к чудному курносому Фольксвагену-жуку.
— Красоточка! Мечта жизни! — абсолютно искренне, без всякой задней мысли, с чувством и расстановкой ответила Сорокина.
Грудь Мишани от этих слов выгнулась колесом, он даже, вроде как, ростом стал выше.
— Подарок! — почему-то с грузинским акцентом сказал он.
Мира обалдела: «Вот это да!» — и сильно смутилась. А потом от стыда стала себе противна. Как плохо она подумала о Мишане, когда рассчитывалась вначале за такси, а потом за коньяк: «Словно отдавала последние деньги, нажитые непосильным трудом!». И вот только что она так грубо отказалась выпить со старпомом коньяку. Как-то всё получилось уж очень неловко, очень некрасиво и глупо!
— Ну что, ключики берем? — потряс Мишаня перед ее носом бантом, на котором висели ключи.
Мире всё еще было стыдно, поэтому всё происходящее представилось ей в каком-то ином, искаженном ракурсе. Ей почему-то вспомнилась конфетка, на фантике которой была нарисована девочка, дрессирующая или дразнящая собачку. Девочка что-то держала в руке, а собачка стояла перед ней на задних лапках. Именно этой собачкой неожиданно представила себя Мира. «Это, наверное, потому, что я отказалась пить с ним коньяк», — попыталась разобраться она в своих чувствах.
— Нет, не берем! — кислым тоном ответила Мира и едва удержалась, чтобы не добавить: «Гафф!»

100.
Мишаня удивился. Но не успел ничего сказать, так как его тело «зазвенело», причем тем же милым голоском, каким давала о себе знать «убитая» Мирой Nokia. Старпом похлопал себя со всех сторон, отыскал мобильник, но, не отвечая на звонок, протянул его Мире:
— Тебя!
Из трубки донеслось:
— Ми-и-рочка!
Это надо было выдержать: в одно ухо ей кричали сразу два голоса: Мирошниченко и Озерова.
— Спасибо вам за всё! Понравился наш подарок? Мы решили, что Жучок подойдет вам больше, чем вездеход! И не вздумайте отказываться! Мы сейчас на Байкале. Здесь так здорово, приезжайте… — неожиданно голоса пропали и вместо них просочился приглушенный смех, словно трубку зажали рукой. А потом связь вообще прервалась.
Мира посмотрела на Мишаню. Что было написано на ее лице, она не знала. Но старпом вдруг закатил свою грудь колесом на место и вернулся к прежнему росту. И стал оправдываться:
— Я и не говорил, что машину дарю я. Наоборот, честно предупредил, что у меня к тебе есть миссия и благая весть.
— Ключи! — потребовала Мира и подставила ладонь.
Мишаня без слов выполнил ее требование.
— Телефон! — подставила Мира другую ладонь.
Она уже открыла дверь в подъезд, но вдруг вспомнила:
— Слушай, старпом, всё хотела у тебя узнать: а зачем ты из моего еженедельника листы с адресом Озеровой вырвал? Это же так глупо!
Мишаня смутился:
— Мой личный финансовый кризис переплюнул всемирный. А когда оказываешься в затруднительном положении, то не до рассуждений.
— Так что же тебя остановило?
— Не поверишь... Я уже подъехал к дому Озеровой — слава богу, чужие двери жизнь научила открывать меня еще раньше, — но тут вспомнил глупую историю. Один мой приятель работал в Мурманском пароходстве. Когда большая страна накрылась таким же большим тазиком, в пароходстве каждый стал тянуть всё, что мог. Мой приятель с группой товарищей утащили пароходик. Как им это удалось — не знаю, в подробности не вникал. Но он приехал ко мне и, как друга, попросил помочь продать их корыто. Представляешь? Кому продавать? Филиппинским или украинским матросам? Правда пару раз, зайдя в бар, чтобы культурно выпить коньячку, я спросил мимоходом, нужен ли кому-нибудь пароходик. Но желающих так и не нашлось. И вот я представил, что точно так же буду продавать заводик по производству топлиса, — и он, сделав движение, словно хотел боднуть Миру, засмеялся, — и в результате предложу его Пауку, по дешевке…

101.
На лестничной площадке пахло пиццей. Мира потянула носом. Так и есть! Запах доносился из-за двери ее квартиры.
— Борюсик! Что ты делаешь на территории чужой частной собственности? — с порога, еще не видя Каткина, набросилась она на него.
Борюсик как ни в чем не бывало, сидел перед телевизором и уплетал пиццу.
— Это — твоя, — показал он Мире на нетронутый «итальянский пирог с запеченной солянкой». В морозильнике еще десять штук, чтобы ты с голоду не умерла, ведь, наверное, сейчас засядешь калапуцить свой роман?!
— Борюсик, я уволилась!
— Знаю, читал надпись на заборе…
Каткин замялся, снял очки, протер их... Это означало, что он хочет поговорить о чем-то серьезном, но не знает, с чего начать. Мира злорадно молчала, не собираясь помогать ему.
— Тут такое дело, — тоном провинившегося школьника, произнес Борюсик. — Мне кажется, я влюбился.
Мира, услышав это, подавилась. Каткин с готовностью принялся колошматить ее по спине.
— Хватит, хватит! — закричала Мира.
Она отодвинула пиццу и выжидающе посмотрела на Борюсика.
— Ну и?
— Пирожанская!
— Совет да любовь! — конечно Мире нашлось бы, что сказать еще, ведь она по-прежнему была зла на Пирожанскую, но сдержалась, подумав: «А вдруг и впрямь влюбился? Тогда не стоит сыпать соль на сердце!»
— Спасибо, что отнеслась с пониманием, но тут есть два отягчающих обстоятельства, — и Каткин опять завис в мучительной паузе.
— Во-первых, она оказалась женой Пупсика — ты его сегодня видела, он из блатных. А во-вторых, она от него сбежала. Один раз. А сейчас второй…
— Да брось ты, — не поверила Сорокина. И первое «обстоятельство» и второе были из разряда вон выходящих.
— Когда мы наняли Валерия Павловича, он мне так много вопросов задавал о Наталье, что я попросил его параллельно заняться ее делом. Он собрал мне кое-какую информацию о ней. Они с Лидией только ушли.
Мира во все глаза вопросительно смотрела на Каткина.
 — Они позвонили, но я сказал, что еду к тебе. Лидия очень обрадовалась и сказала, что они тоже приедут. Кстати, она здесь пакет забыла, надо будет ей передать.
Мира  подскочила, словно ошпаренная, и кинулась к пакету. Как она и ожидала, в нем были недостающие документы Паука.
Теперь Борюсик смотрел на нее во все глаза, в ожидании объяснений.
— Когда наша адвокатша рассказала Лидии о Мирошниченко и о документах, та решила «проучить» подружку, чтобы в следующий раз та с важными бумагами была поаккуратнее. Но тут вмешался случай в лице Юлика и Эльвиры и дело приняло неожиданный поворот, - рассуждала  Мира.
Но Борис отказывался что-либо понимать:
— Но ведь они подруги! Как так можно! Ты представляешь реакцию Озеровой, если бы она, не будь крысиной истории, обнаружила бы недостачу… Для нее это был бы двойной шок: пропажа документов и такая необычная «забота» подруги.
— Представляю. Но это, наверное, издержки  дружбы: люди дружат, дружат и в какой-то момент их начинает зашкаливать, они начинают считать, что вправе беспардонно вмешиваться, давать советы и преподносить уроки. При этом свою беспардонность  они маскируют высоконравственными ширмами… Поэтому у меня и нет подружек. С некоторых пор я стала предпочитать дружеским отношениям деловые… - Мира, улыбнувшись, добавила. – Ты, конечно, не в счет. Просто деловые отношения гораздо честнее: ты четко представляешь, до какого порога можешь доверят человеку, до какого момента можешь на него рассчитывать. И никаких никому не нужных претензий и обид. Ой, что-то меня понесло! Не знаю, как ко всей этой истории отнесется Озерова, но лично меня Лидия здорово разозлила!
- Предлагаю ничего не говорить об этом Вере Петровне…
- Я тебя прошу! Лидия все равно придумает какое-нибудь благородное оправдание своим поступкам. Даже тому, что так малодушно «забыла» пакет с документами у меня, - махнула рукой Мира и вернулась к прерванному разговору: - Так что тебе наш сыщик на Пирожанскую накопал?

102

— Когда Наталья заканчивала школу, в ее семье случилась какая-то темная история, связанная с отцом. Время тогда было, сама знаешь, накопления первичного капитала, вот ее отец во время этого накопления и погорел. Влез в страшные долги, ему включили счетчик, и неизвестно, чем бы закончилось дело, не появись на горизонте Пупсик, уже побывавший на зоне. Он уладил все вопросы, помог отцу Натальи начать новый бизнес и всячески его опекал от «братвы». А сам всё это время клинья к Наталье подбивал. Вот родитель и попросил дочку быть с благодетелем поприветливее, объяснил, откуда в их доме мир, счастье и благополучие.
— Ах, только не говори, что она вынуждена была выйти за него замуж, а то я расплачусь! Это так трогательно: чтобы спасти семью, девушка пошла под венец с бандитом! Лучшего сюжета для мыльной оперы не найдешь!
Каткин рассердился:
— Славка, не будь такой грымзой. Девчонке тогда было семнадцать. А сколько было тебе, когда пару лет назад за тобой тоже какой-то бандюган ухаживал? 
— Борюсик, это другое! Он был такой красивый, с такими бархатными глазками, с такой матовой кожей — ну просто загляденье, — томно вздыхая, пустилась Сорокина в воспоминания. — Как ты не понимаешь! Я смотрела на него и получала эстетическое наслаждение. И потом, он так нестандартно за мной ухаживал! Когда мы первый раз пришли в ресторан, музыканты весь вечер пели только одну песню — «Ах, какая женщина!». Все посетители уже выли в голос, а он всё равно продолжал заказывать ее для меня. Я даже не знала, что я такая женщина!
— И на эту пошлятину он тебя купил? — Борис Петрович был в шоке — такого от Миры он не ожидал.
— Ну, прям, скажешь — купил. Как он мог меня купить, если я сама не знаю, сколько стою! Ты, Борюсик, какие-то глупые вещи говоришь, а о главном, с чего мы начали весь этот разговор, умышленно умалчиваешь. Ведь я-то замуж за него не вышла! А Пирожанская за своего Пупсика вышла!
Борюсик, который был уверен, что знает про Сорокину абсолютно всё, почувствовал себя едва ли не обманутым.
— Ты не говорила, что он тебя замуж звал!
— Так он и не успел! Хотя и намекал… «Вот, — говорил, — если бы у меня была семья, я бы знал, ради чего жить, а так...». Но у меня многопрофильный опыт семейной жизни, и я твердо знаю: как только создам очередную ячейку общества, тут же забуду, ради чего живу! Поэтому затягивать отношения не стала, пару раз в ресторан с ним сходила, и все! Хотя, — призналась Мира, — если бы не его бригада, таскавшаяся за нами по пятам, может быть, история и затянулась бы. Но ты себе не представляешь, какая разница между телевизионной бригадой и той, которая дышит тебе в затылок! Ну как такое можно выдержать: он со мной танцует, а они неподалеку стоят — разгруппируются и за обстановкой наблюдают! Словно их «главный» собрался не меня брать, а банк какой-то! И еще меня вот что смущало (я специально наблюдала): они как-то все одинаково ходили, словно им брюки тесны в том месте, которое между ног. У меня даже мысль возникла, что они там какие-то особые улики прячут, ну, скажем, автомат Калашникова или взрывное устройство.
Борис Петрович понял, что Мира над ним попросту издевается, испытывая его терпение. В другой ситуации он давно бы уже, хлопнув дверью, ушел. Но сейчас Каткин так поступить не мог — ему нужна была помощь Сорокиной. Поэтому он терпеливо слушал ее болтовню, ожидая, когда она надоест ей самой. Надоела скоро, и Мира предложила Каткину продолжить рассказ о Пирожанской.

103.
Наталье тогда было семнадцать лет, а Саше Федотову по кличке Пупсик — двадцать семь. Он уже отсидел за хулиганство и считался крутым парнем. По крайней мере, к Наталье никто из ее сверстников не решался подойти. И ей — она и не скрывала — это нравилось. К тому же, Саша красиво ухаживал: цветы, духи — всё как положено!
Когда она поступала в университет, ходил с ней на экзамены, ждал под дверью и всё рассуждал, что вот он необразованный, но очень хочет, чтобы у его детей мать обязательно была с высшим образованием!
Наталья понимала, что, говоря о матери своих детей, он имеет в виду ее. И это ей тоже нравилось: ни у кого из ее подружек не было взрослых кавалеров, строивших столь далеко идущие планы на будущее.
Она училась на третьем курсе, когда он предложил ей выйти за него замуж, и она согласилась. Из ее знакомых этому никто не удивился, никто не отговаривал ее — всё к тому шло. Чем занимается Саша, откуда у него деньги, она особо не задумывалась, а он туманно называл это бизнесом. Исчезал куда-то на несколько дней, не предупреждая об этом. Наталья возмущалась, плакала, а он недоумевал:
— Что тебе еще надо? Дом полная чаша, читай свои умные книжки, учись — никто тебе не мешает! 
Единственное, что требовал от молодой жены Пупсик, чтобы она неукоснительно после восьми вечера была дома и не бывала без него в тех компаниях, в которых есть мужчины.
Скоро Наталья заскучала в своей золотой клетке — диплом был на руках, но на работу в школу Пупсик ей идти строго-настрого запретил.
—Тебе что, денег не хватает? — удивлялся он.
— Сколько учитель получает в месяц? — спрашивал Пупсик и говорил, что будет платить ей столько же в день, только чтобы она сидела дома.
Она попыталась устроиться в библиотеку, но и эта работа показалась Федотову недостойной его жены. На самом деле он подсознательно ограничивал ее общение с другими людьми, боясь, что на их фоне он будет проигрывать.
Он любил Наталью как умел и не мог даже представить, что она увлечется кем-то другим! Он пытался занять ее чем-то в границах дома: предлагал разводить цветы, купил вязальную машинку, а однажды принес гитару.
— Ты говорила, что всегда мечтала играть на гитаре? Учись! — хотя ему больше хотелась бы, чтобы жена брала уроки игры на фортепиано. Он даже место для инструмента определил…

104.
Постепенно с Пирожанской перестали общаться практически все ее школьные и университетские подружки, осталась только одна Нинка Дыханова. С ней Наталья дружила с детсада. Саша эту дружбу как мог поддерживал: Нинка была женщиной замужней, правда, детей у нее не было.
— Дыханова плохому не научит! — не раз уверял он жену.
Но умалчивал, что Нинкин муж у него в долгу, и Нинка прекрасно понимает: чуть что, Пупсик пустит ее семью по миру и даже глазом не моргнет!
Наталья плакалась подружке, та слушала ее, искренне сочувствуя, но советовала лишь одно: «От добра добра не ищут! — и со знанием дела добавляла: — Идеальными бывают только соседские мужья и то лишь потому, что мы не знаем, как они ведут себя на кухне и в постели! Тебе надо ребеночка завести — и тогда все будет по-другому!»
И Наталья решилась родить. Пупсик после рождения сына отгулял месяц, не выпуская его из рук. А после этого приставил к Наталье «пацана».
— Времена сейчас смутные, пусть за вами приглядывает, мне будет спокойнее, — объяснил он, накануне своей очередной отлучки.
А еще через несколько дней пропал и «пацан». Зато в дом зачастила милиция.
Наталья отказывалась верить в обвинения,  выдвигаемые против ее мужа, стараясь не думать о том, что так ей удобнее жить в ладах со своей совестью. Ведь если разобраться, она всегда догадывалась, каким бизнесом занимается Саша.
За разбойное нападение Пупсика осудили на пятнадцать лет лишения свободы и сослали куда-то на край географии. Чтобы иметь представление, где находится эта тьма тараканья, Наталья купила географический атлас автомобильных дорог, на котором с трудом отыскала нужное ей название.
Что делать дальше — не знала. Дыхановы на телефонные звонки отвечать перестали, а идти за советом к матери Наталья не хотела. Она и так знала, что посоветует ей мать: «Терпела, когда было хорошо, тем более терпи, когда пришло худо!»
Пирожанская, возможно, и хотела бы поступить по-другому, да  не могла — совесть замучила бы.

105.
Мать пришла сама. Принесла авоську с продуктами, посмотрела на осунувшуюся дочь и спросила:
— Долго собираешься ждать милостыни Божьей? Иди, работай, а за мальцом я посмотрю!
Пирожанская шла устраиваться на работу с теми же чувствами, с какими сдавала экзамены в университете. Диплом у нее был с отличием, и она не сомневалась, что ее с руками и ногами возьмут в любую из школ.
Но в первой же она услышала отказ и «добрый» совет поискать работу в какой-нибудь другой отрасли.
Наталья сразу даже не поняла, почему ее не взяли.
— Как вы не понимаете, — удивился директор. — У вашего мужа руки по локоть в крови, чему вы можете научить детей?!
Наталья не знала, что сказать, и стала цепляться за спасительную ложь:
— Это неправда! Муж не признал обвинений, которые ему предъявили! Его оболгали, он не мог…
Она выскочила на улицу и бросилась бежать по улицам, куда несли ноги. Сердце выскакивало из груди, душа рвалась на части — она вдруг поняла, что теперь всю жизнь будет соучастницей своего мужа. И даже если решится когда-нибудь уйти от него, это все равно ничего не изменит!
— Что же делать, что же делать?
Самым легким было покончить с собой!
«Но как же малыш? — вспомнила она о сыне и впервые после того, как Пупсика арестовали, расплакалась. — Он тоже его соучастник. И это тоже пожизненно!»
До вечера неприкаянной она бродила по городу, машинально подмечая объявления, начинающиеся со слова «Требуется». Требовались швеи, уборщицы, реализаторы…

106.
Наталья вернулась домой, когда уже совсем стемнело. Сын спал, а мать сидела на темной кухне, ждала ее. Взглядом спросила: «Как дела?» и в глазах дочери прочла ответ.
— В этом нет твоей вины, — попыталась переубедить она Наталью. — У него был шанс, он им не воспользовался. У тебя сейчас тоже есть шанс — делать всё, что от тебя требуется, как от матери и жены, и при этом строить свою жизнь перпендикулярно обстоятельствам!
Наталья из слов матери ничего не поняла, решила, что слишком устала и что обдумает их на досуге.
А наутро в дверь позвонил «пацан» и протянул ей конверт:
— Это братва в помощь собрала. Своих в беде у нас не бросают! Через месяц  опять приду…
Чтобы не поддаться соблазну, Наталья спрятала руки за спину:
— Передай братве спасибо, но денег брать не буду, — и она закрыла дверь.
Мать стояла на пороге кухни, строго глядя на дочь.
— Вот это и называется строить жизнь перпендикулярно… Пошли завтракать!
За завтраком и было решено, что Наталья начнет свой бизнес. Мать сняла с себя золотые сережки, цепочку с кулончиком, простенький перстенек, оставила лишь обручальное кольцо, и сложила всё это в кучку перед Натальей.
— У отца сейчас дела идут не очень, хватает только на пропитание, так что помочь могу только этим. Сдай в ломбард.
Наталья, не дослушав ее, выскочила из комнаты и тут же вернулась со своими, как она их называла, «побрякушками».
Мать с интересом перебирала ювелирные украшения дочери.
— Для начала хватит, — посчитала она.
Денег, вырученных за золото, действительно хватило, чтобы зарегистрировать предприятие, взять в аренду место на промтоварном рынке и купить первую партию товара.
За прилавок Наталья встала сама, решив, что пока у нее нет возможности оплачивать реализатора, да и для начала ей самой неплохо бы изучить рынок.
Через месяц, день в день, появилась Дыханова и вновь пришел «пацан». И в руках у него опять был конверт.
— Братва велела передать, что лишних денег не бывает, особенно, когда ведешь свой бизнес.
— Передай от меня спасибо и скажи, что мне чужого не надо! Больше не приходи!

107.
Раз в полгода она ездила к Пупсику на свидание. Ей было нестерпимо жалко его. Но еще больше она жалела себя: других чувств, кроме жалости, она к мужу не испытывала. 
Пупсик видел перемены, происшедшие в жене: она как-то сразу повзрослела и из безропотной, безвольной девочки превратилась в сильную, упрямую женщину, знающую, чего хочет.
— Пообещай, что ты не бросишь меня, — попросил он ее.
— Когда-нибудь, может, и брошу, но только не сейчас, — это было всё, что она могла пообещать мужу.
Но и это для него было очень много!
Из весточек, доходивших с воли, Федотов знал, что Наталья отказалась брать общаковские деньги, полагающиеся ей и сыну, но не решался обсуждать с супругой этот вопрос. Он осторожно расспрашивал, как идет бизнес, но с советами тоже не лез.
Как-то она приехала к нему вместе с сыном. Пацан подрос, в нем ничего уже не осталась от того крохи, каким запомнил его Федотов. На свидании он увидел чужого, испуганного мальчика, который ни на секунду не выпускал руку матери и отказывался подойти к отцу.
— Лучше бы ты его не привозила! — в сердцах сказал Пупсик жене и расплакался.
У него не было за душой ни университетов, ни даже полного среднего образования, но он прекрасно знал: ниточка, которая связывала его душу с душой сына, оборвана навсегда.

108.
Пупсик попал под амнистию и освободился на три года раньше положенного срока.
Ему страшно было возвращаться домой, а Наталья не могла заставить себя хоть что-то сделать, чтобы помочь мужу преодолеть этот страх. Она прекрасно понимала: Саша боится остаться в четырех стенах наедине с ней и с сыном.
Сын тоже, хоть и старался не подавать виду, нервничал, ожидая встречи с отцом.
— Папа, правда, бандит? — впервые за все время спросил он.
Наталья растерялась, застигнутая этим вопросом врасплох. Все ее «домашние заготовки» вдруг вылетели из головы. Она села на стул, притянула к себе сына и, глядя ему в глаза, сказала:
— Каждый человек, так уж мы устроены, в жизни делает что-то плохое. Например, я вчера грубо разговаривала с продавщицей в булочной. Может быть, она это и заслужила, но я не должна была так разговаривать с ней, и я извинилась. Сегодня мне звонили со школы и сказали, что ты ударил какого-то мальчика. Не сомневаюсь, он дал тебе для этого повод. И тем не менее, ты не смел его бить и тебе нужно будет извиниться! Папа совершил очень плохой поступок, и одним извинением нельзя было искупить свою вину за него, поэтому его наказали.
— Но он исправился? — искал ответы на какие-то свои вопросы сын.
Наталья неопределенно пожала плечами:
— Мне этого очень хотелось бы…

109.
Дома Федотов чувствовал себя неуютно, поэтому старался, чтобы у них всегда были гости. В присутствии посторонних ему было проще затеряться, не привлекать к себе внимания и, главное, не оставаться наедине с женой и сыном.
Как-то Наталья заговорила о разводе. Но Саша об этом даже и слышать не хотел:
— Я тебя люблю, мы венчаны, и только смерть может разлучить нас!
После этого разговора он, как и раньше, стал надолго отлучаться из дома, заранее не ставя Наталью в известность.
В свои дела Федотов Наталью не посвящал, да и она особо в них не вникала: ее жизнь была заполнена сыном и работой. К этому времени у нее уже было несколько магазинов. И даже когда забегала Нинка, это раздражало Наталью — ей было жалко времени на пустые разговоры.
Перед Рождеством Саша предупредил жену, что пригласил друга детства с женой.
— Я не виделся с ним сто лет, — возбужденно говорил Федотов. — Представляешь, он работает инженером, а она бухгалтером!
Несколько дней перед праздником он никуда не отлучался, помогая Наталье по хозяйству. Это был тот редкий случай, когда в доме царили мир и согласие. И Пирожанской даже казалось, что она счастлива.
Гости действительно оказались людьми очень симпатичными. Уже за полночь Саша распорядился:
— Всем спать!
Гостей решили положить в спальне, а сами устроились на узком диване в гостиной. Федотов, уткнувшись носом в плечо жены, моментально уснул, а Наталья еще долго лежала без сна. Среди ночи она внезапно открыла глаза и стала вслушиваться в тишину спящего дома. И тут услышала какой-то странный хлопок, еще один. Через какое-то время звук повторился. Потом послышались шаги, хлопнула входная дверь. Наталья подскочила на постели и стала теребить Пупсика. Взглянув на нее, он изменился в лице и бросился в спальню, а потом в детскую.
Когда Пупсик вернулся в гостиную, она увидела его волосы — они стали белыми-белыми и дыбом стояли на его голове. Наталья так и осталась сидеть на постели, только медленно раскачивалась взад-вперед. Она вдруг подумала, что еще до того, как раздался первый хлопок, уже все знала. «Но разве так бывает?» — машинально, совершенно не ко времени, удивилась она.

110.
На похороны, казалось, пришел весь город. Не было там только одного человека — Пупсика.
Утром после случившегося, уже после того, как в доме побывала милиция и специальная бригада скорой помощи, после того, как какие-то женщины пришли и убрали следы происшедшего, он ушел. Наталья осталась на попечении Нинки и матери.
Вернувшись через час, попросил оставить его наедине с женой. Наталья сидела всё в той же позе, что и несколько часов назад, слегка раскачиваясь взад-вперед, и невидящим взглядом смотрела куда-то в стену. Саша проследил за ее взглядом и, встав перед женой на колени, поцеловал пол рядом с ее ногами и сказал:
—  Я уже давно не при делах. Недавно вот решил заняться недвижимостью, уже оформил документы на участок под застройку многоэтажного дома…
Наталья сухим отстраненным голосом перебила его:
— Ты о чем?
 — Я хочу, чтобы ты знала, я давно не при делах… В городе была разборка, и меня попросили…
— Ты о чем? — Наталья посмотрела на мужа, и от этого взгляда у него оборвалось всё внутри.
— Мне надо на год лечь на дно, исчезнуть с экранов всех радаров. Если хочешь, можешь поехать со мной, но можешь и остаться. Мне дали слово — тебя не тронут. Но я должен уехать из города прямо сейчас.
Наталья отвела от Федотова взгляд, вновь уставившись куда-то в стену.
— Я хочу, чтобы ты дал мне развод, — второй раз за годы их совместной жизни попросила она.
— Об этом не может быть речи. Я люблю тебя, — ответил ей Саша и, не осмелившись дотронуться даже до кончиков ее пальцев, встал и ушел не прощаясь.
Вернулся он через год. В разговорах с Натальей старался не касаться случившейся у них трагедии. И она была ему благодарна за это. Со стороны казалось, что отношения между ними налаживаются: супруги вместе бывали на вечеринках, званых обедах и праздниках. Наталья по-прежнему занималась бизнесом, и дела у нее шли хорошо. Саша по-крупному занялся строительством и в городе на нескольких площадках, принадлежащих ему, возводились многоэтажки.
К разговору о разводе Наташа больше не возвращалась, и Пупсик решил, что жена успокоилась, и их семейная жизнь потихоньку входит в нормальное русло.
Прошло еще два года и в один из будничных, ничем не примечательных дней уходящего лета Наталья после работы не вернулась домой. К полуночи Пупсик поднял на ноги весь город, но следов жены так и не нашел. И лишь утром в почтовом ящике обнаружил от нее письмо. В нем была всего лишь одна короткая строчка: «Я от тебя ушла».
Об этом письме Пупсик никому не сказал. Он ждал, что Наталья вот-вот вернется, ведь все ее вещи и украшения остались дома, да и работающий бизнес по-прежнему принадлежал ей. На месте не оказалось лишь ее паспорта и водительских прав.

111.
Мира, забыв об остывшей пицце, с открытым ртом слушала рассказ Борюсика.
— И что дальше?
— Не знаю, — пожал он плечами.
— Но почему Пирожанская ни с того ни с сего ушла от Пупсика? — не понимала Мира.
— Я тоже хотел бы об этом узнать!
— Так напряги Валерия Павловича!
Каткин обреченно вздохнул:
— Напрягал. Не напрягается. Он разузнал, на каком рынке работала Пирожанская, надыбал, что ночевала она в маленькой парикмахерской, которую за постой должна была убирать – и все. Говорит, что больше никакой информации о Пирожанской раздобыть не может. Ему сейчас не до этого. У него, видите ли, реорганизация предприятия. Теперь у него будет настоящая артель. И знаешь, кто у него в подсобниках? Лидия! Ее настолько увлекло расследование дела, связанного с бумагами Паука, - Борис Петрович осекся и поправил сам себя, - с бумагами, которые украла Эльвира и Юлик, что решила посвятить себя профессии сыщика. Сообщила об этом своему французскому мужу и потребовала развод и девичью фамилию. Тот в шоке, бьется в истерике, кричит, что жить без нее может и обещает приехать и открутить голову Валерию Павловичу и ей в том числе.
— Боже! Не француз, а итальянец какой-то! — с восторгом отозвалась Мира. — А представляешь, если он и впрямь приедет? Кровищи будет! — она перевела дыхание и философски заметила: — А с другой стороны — это я на всякий случай, на будущее, — если с Лидией или Валерием Павловичем что-то произойдет, у нас уже есть подозреваемый номер один!
— Да ну тебя! — осадил ее Каткин. — Отключи на время свое больное воображение и сосредоточься лучше на Пирожанской.
После той сцены в редакции — с газетой, Пирожанской и ее мужем — Наталья вышла вместе с Пупсиком из офиса и предложила ему зайти в ближайшее кафе и всё обсудить. Наш бдительный охранник это видел. Ну а разузнать об остальном Валерию Павловичу уже не составило труда. Пока Пупсик делал заказ, Пирожанская отправилась в туалет, но, не заходя туда, свернула на кухню и через черный ход скрылась в неизвестном направлении.
У меня есть адрес той самой Нинки, детсадовской подружки Пирожанской. Она сейчас живет в Москве, и у нее свое кадровое агентство, которое занимается подбором нянь, гувернанток, горничных, одним словом — прислуги. По логике вещей, Пирожанская, снова сбежав от Пупсика, именно ей могла бы дать о себе знать — больше Наталье идти некуда. Но наш Шерлок Холмс встречался с Нинкой — она молчит, как рыба об лед. Может быть, Пупсика боится, а может, действительно ничего не знает. Славка! — жалобно произнес Каткин, и внимательно посмотрел на Миру. — Вся надежда на тебя! Только ты сможешь вывести ее на откровенный разговор.
— Так вот зачем ты мне всю эту жуткую историю рассказал! Ты опять хочешь, чтобы я для тебя чужую душу наизнанку вывернула? Не выйдет! Я уволилась! — Мира была настроена, что называется,  решительнее не бывает.
И тут Борюсик брякнул:
— Хочешь, на колени встану? 
— Влюбился так, что ополоумел?
— Обещаю! Последний раз! Встретишься с Нинкой, разузнаешь все про Пирожанскую: почему ушла от Пупсика, где ее искать — и увольняйся на здоровье!
— Так и быть! — уступила Мира. — Но знай, что этот трудовой подвиг я совершаю не ради тебя, а в честь всех влюбленных на планете Земля! А после того, как я его совершу, сяду за следующий роман. Угадай, кто будет прототипом главной героини? Это же такой сюжет — нарочно не придумаешь!
Каткин с недоверием посмотрел на Сорокину.
— А что здесь такого? — на всякий случай приготовилась она к обороне.
— Славка, ты извращенка! Я тебе такие ужасы понарассказывал, сердце и душу перед тобой нараспашку открыл, а ты?
— Закрой немедленно, ты же знаешь, я боюсь сквозняков!
И Мира потихоньку стала подталкивать Борюсика к выходу.
Уже стоя одной ногой на лестничной площадке, он не сдержался и спросил:
— Уже придумала, как назовешь роман о Пирожанской?
— «Сезон охоты на провинциалку». Сразу предупреждаю, авторского экземпляра не получишь. Купишь в магазине на общих основаниях, зачитаешь до дыр, а уж потом придешь за автографом, — и Мира, не дав сказать Борюсику последнего слова, закрыла за ним дверь. Она отключила телефоны, опустила на окнах жалюзи и села за компьютер дописывать давно начатый роман.