Тайна замка Ричарда

Подходил к концу первый год двадцатого столетия… Супруги Орловы собирались в оперу. Дмитрий Борисович, известный киевский промышленник, в ожидании супруги разглядывал себя в зеркале и заметно нервничал. В душе он считал себя неудачником и посредственностью и потому терпеть не мог банальных ситуаций. Они, считал Орлов, умаляют его мужское достоинство, выставляя напоказ невысокий рост, заметно округлившийся животик и поредевшие волосы. И вот, похоже, попал таки, словно юноша, в донельзя банальную ситуацию – влюбился без памяти в актрису, оперную певицу!

Он встретил ее в Питере и был сражен необычайно яркой красотой молодой женщины и выразительностью ее божественного сопрано. Орлов послал букет с запиской, но знакомый, сопровождавший Дмитрия Борисовича в театр, улыбаясь, предостерег его:
— Милостивый государь, даже и надеяться не смейте: Ниночке Букиной сам князь N покровительствует!
С князем N Дмитрий Борисович несколько раз встречался в свете, слышал о его высоких связях, большом состоянии и вздорном характере. В числе его личных врагов не пожелал бы оказаться никто, и это обстоятельство несколько остудило любовный пыл Орлова. Он решил, что даже ради самой красивой женщины не стоит наживать себе столь могущественного недруга, да и удовольствие от романа может оказаться меньше, чем его неприятные последствия.
После спектакля все поехали в ресторан, и там его представили Букиной.
— А-а-а, это вы прислали букет, а ручку поцеловать так и не пришли... Наверное, князя испугались, — прошептала она, близко придвинувшись к Дмитрию Борисовичу.
Его обожгло горячее дыхание женщины, и голова закружилась от запаха герани. Запах исходил от Ниночки.
— Ха-ха-ха... — звонко рассмеялась она. — Князь, идите сюда, я познакомлю вас с господином Орловым. Вы, кажется из Киева? — обратилась она к Дмитрию Борисовичу и, не дожидаясь ответа принялась кокетничать с князем: — Вы распугаете всех моих поклонников, милейший, кто же мне бриллианты и мануфактуру покупать станет?!
— Ах, Ниночка, душа моя, — князь галантно склонился к ее ручке, успев при этом испепелить взглядом стоявшего рядом Орлова, — вы же знаете, все ваши желания — закон для меня...
Питерский знакомый подошел к Дмитрию Борисовичу:
— Нам лучше уйти, пока Букина окончательно не вскружила вам голову. Опасная женщина! Она имеет власть; над мужчинами, да-да, какую-то особенную, колдовскую власть... Даже князь иногда уступает ее прихотям, позволяя ей позабавиться новым романом, а потом, когда Ниночка наиграется, сводит счеты со своим соперником.
Они было направились к выходу, но дорогу им преградила улыбающаяся Нина.
— Дмитрий Борисович, куда же вы? А ведь я собралась для вас петь. Не уходите, а то общество сочтет, что вы действительно испугались князя, ха-ха-ха… — она вновь залилась смехом, нисколько не заботясь о том, что на них обращают внимание. — Ну, пойдемте же, пойдемте, — Нина взяла его за руку и, словно они были давно знакомы, увлекла за собой.
Она подвела Орлова к роялю: I
— Вы будете меня вдохновлять...
— Князь N уходит, — сообщили ной кто-то из гостей.
— Я сейчас, останьтесь, — приказала она Орлову и упорхнула прочь.
Дмитрий Борисович наблюдал, как в дверном проеме князь склонился над Ниночкой, что-то шепча ей на ухо. Она слушала его, закрыв глаза и запрокинув голову. Было в ее позе что-то очень неприличное и откровенно интимное. Орлову стало жарко, нестерпимое томление разлилось по всему его телу, рождая страстное желание немедленно овладеть этой женщиной.
Ниночка снова подсела к роялю, спела какой-то романс — Орлов не мог сосредоточиться ни на музыке, ни на словах, — потом поднялась и громко произнесла:
— Господа, время позднее, завтра рано вставать, я должна с вами проститься, — и, повернувшись к Орлову, не понижая голоса, попросила: — Дмитрий Борисович, окажите любезность, проводите меня домой...
На улице накрапывал дождь, мокрая булыжная мостовая то тут, то там вспыхивала отблесками ночных фонарей.
— Красиво, — неожиданно тихо и мечтательно произнесла Нина.
...Ее дом стоял на набережной Невы. Даже сквозь запертые окна отчетливо слышался плеск невской воды.
— Это моя колыбельная, — скинув шляпку и плащ, сообщила Орлову Нина и неожиданно для него добавила: — А сегодня вы споете ее для меня...
Он вдруг испугался. Вспомнил о своем невысоком росте, заметно округлившемся животе, лысеющей голове: «Что я здесь делаю? Бежать, немедленно бежать», — приказал он себе и не смог двинуться с места. А Нина скидывала с себя одежду, как скидывают листья осенние деревья, обнажая белое гладкое без изъянов тело.
Дмитрий Борисович зачарованно смотрел на нее, думая, что если на Букину брызнуть водой, капли — все до единой! — мгновенно скатятся: им не за что зацепиться...
Когда на пол соскользнули шелковые чулки, Орлов очнулся от своих мыслей и запаниковал.
— Да вы, батюшка, как я посмотрю, ханжа... — насмешливо прошептала Ниночка и подошла к нему.
Воздух снова наполнился запахом герани, и у Дмитрия Борисовича опять закружилась голова. Он глубоко вдохнул, закрыл глаза, отыскал жадным ртом ее влажные губы и отдался воле желания.
— Так, так, — поощряла она Орлова, — ты — мой Ричард... Львиное Сердце... так, так... — стонала она.





Они встречались еще несколько раз.
— Переезжай в Киев, — как-то предложил Букиной Орлов.
— А ты построишь для меня замок?.. Князь N несколько лет собирается, да все никак собраться не может, хотя инженерные чертежи уже приобрел, да и место приглядел — на Аптекарском острове...
«Ну вот, попался», — противно заныла в голове у Дмитрия Борисовича трусливая осмотрительность. Но это продолжалось всего мгновенье. Странное дело: рядом с Ниной Орлов чувствовал себя сильным, способным на любой поступок. Он, не отдавая себе отчета, расправил плечи, приподнял подбородок, даже ростом стал выше — и Нина поняла: Орлов готов ради нее на все.
— А я, мой Ричард, позабочусь о чертежах... — нежно промурлыкала она.
Орлов приехал в Киев утром. Пасмурные городские улицы, казалось, уже знали о его измене и осуждали за это: серые дома неприветливо смотрели мрачными, слезящимися от дождя окнами. Глухой звук падающих каштанов больно отдавался в голове. Дмитрий Борисович с отвращением подумал, что дверь ему наверняка откроет вездесущий управляющий, в любой момент тенью возникавший неизвестно откуда. Его звали Лаврентий Петрович Колюхов. Он перешел к Орлову вместе с приданым супруги — Лидии Леонидовны, но Орлов не имел над ним никакой власти — это было одним из условий, выдвинутых Дмитрию Борисовичу его чудаковатым тестем. Тот, смеясь, рассказывал Орлову, что Лаврентий Петрович не лыком шит — родом из обнищавших дворян. Как-то увидел Лидию и влюбился в нее с первого взгляда. Пришел и во всем признался, сказал, что понимает: шансов у него никаких, поэтому ни на что и не претендует, лишь хочет всегда быть рядом с этим ангелом, оберегать ее жизнь и ему все равно, кем служить при Лидии Леонидовне — лакеем или конюхом.
— А ведь он, батюшка, в то время университет оканчивал, без пяти минут инженер был... — говорил Орлову тесть.
Над Лаврентием Петровичем посмеялись да и выставили за дверь. Но студент оказался настойчивым: неделю ни днем ни ночью с места не сходил. И тогда отец Лидии махнул рукой:
— Кто его знает, может быть, не только в книжках великая любовь бывает, сказал он и назначил Колюхова управляющим. А когда Орлов посватался к Лидии и они поженились, Лаврентий Петрович отошел к молодым супругам вместе с домом.
Колюхов и Орлов тихо ненавидели. друг друга. Дмитрия Борисовича раздражало, что его супруга всецело доверяла управляющему. Но больше всего его злило другое: он понимал, что Лаврентий Петрович действительно любит Лидию даже через пятнадцать лет ее замужества, после рождения пятерых детей, она в е глазах по-прежнему отражается прекрасным нежным созданием, а не грузной дамой с потяжелевшим подбородком и п ходкой, утратившей прежнее изящество.
Колюхов же, принимавший действительность без иллюзий, никогда не считал своими соперниками претендентов на руку Лидии, у него перед ними был значительное преимущество — он бы единственным другом Лидии. Орлову же, ставшему ее мужем, он не мог простить того, что Дмитрий Борисович не любил супругу и не пытался сделать ее счастливой. Их супружество было классическим браком по расчету.
Извозчик подвез Дмитрия Борисовну к дому, и не успел Орлов приблизиться порогу, как дверь перед ним распахнулась.
— С возвращением, — сухо поприветствовал его Колюхов и взглянул на него. Дмитрия Борисовича охватила предательская слабость, испарина покрыла лоб.
«Он догадался и обо всем доложит жене, — подумал Орлов, закрывая за собой дверь кабинета. — Что же делать?» Лидия унаследовала чудаковатость своего отца и никогда неизвестно было, чего от нее ждать. Ее мало заботило мнение света, да о ней никто и не сплетничал — она не давала для этого повода: всегда со всеми была искренне приветливой и за глаза ни о ком не судачила. Зато в глаза любому могла сказать такое, из-за чего Орлову потом долго приходилось восстанавливать отношения с теми, кто обиделся на прямолинейность его супруги.
— Дипломатичнее нужно быть, дипломатичнее, — учил он ее.
А она с презрением отвечала:
— Сделайте одолжение, не втягивайте меня в это...
Через полчаса после возвращения Дмитрия Борисовича супруги встретились в гостиной за завтраком.
— Как съездили? — поинтересовалась Лидия.
— Вполне успешно, — ответил Дмитрий Борисович.
Больше они не произнесли ни звука. Не поднимая друг на друга глаз, молча закончили завтракать и разошлись по своим делам.
Ниночка передавала с оказией для Орлова записки. Он по несколько раз читал ее короткие послания, целовал пахнущую пылью и геранью бумагу.
«Мой Ричард Львиное Сердце, я скоро к тебе приеду. Наш театр собирается на гастроли в Киев, так что мы увидимся. Ты покажешь мне город, и мы вместе выберем место для нашего замка», — писала она в своем последнем письме. Оно лежало у Орлова в нагрудном кармане. Он дотронулся до него, и бумага ответила тихим стоном-поскрипыванием. Дмитрия Борисовича бросило в жар, и сердце его заколотилось. Он выпрямился, кивнул своему отражению в зеркале. Терзавшее его волнение — через четверть часа он с супругой будет сидеть в театральной ложе, а на сцене будет петь его возлюбленная! — улетучилось прочь, и он вдруг успокоился. Наконец-то он увидит ее — все остальное уже не имело значения. Хочет Ниночка замок — он построит ей замок, пусть даже мир вокруг них катится в тартарары...
Лидия сразу все поняла.
— Это она?
Он замешкался с ответом, опасаясь, как бы не вышел при людях скандал. Но Лидия, не обращая на него внимания, всем телом подалась вперед, не спуская глаз с Букиной.
— Красивая, — с тоской признала она. — Я на вашем месте тоже в нее влюбилась бы.
После этого, сославшись на мигрень, она уехала домой. А в соседних ложах долго шушукались дамы, заметившие пристальные взгляды певицы Букиной, обращенные в сторону орловской ложи.
Спектакль вызвал восторг у киевской публики, но примадонна отказалась петь на бис, села в карету и исчезла в вечерних сумерках. Орлов поспешил за ней, забыв о том, что Киев — это не Питер и здесь каждый неверный шаг тут же становится предметом всеобщего обсуждения.
Дверь в дом, который Орлов снял для Букиной, была приоткрыта. Дмитрий Борисович прошел в гостиную. В камине потрескивал огонь, отражаясь неровным светом на теле его возлюбленной. Она лежала прямо на ковре обнаженная, ожидая его. Вокруг были разбросаны свернутые трубочкой бумаги. Нина подобрала одну из них и как в подзорную трубу посмотрела через нее на Орлова.
— Львиное Сердце, смелее, дама устала ждать...
Он опустился на колени рядом, хотел дотронуться до нее, но Нина со смехом ускользнула:
— Подожди, поиграем в другую игру, — предложила она и стала водить пальцем по его лысеющей голове. — В нашем замке будут вот такие вот башенки...
Ее рука соскользнула на плечо Орлову.
— А это у нас флигель, — она провела пальцем по его груди и устремилась вниз. — А тут у нас турнирные поля, закрытый замковый сад, винтовые лестницы... Ричард, пообещай, что мы завтра поедем выбирать место для замка. Чертежи я привезла.
Орлов был согласен на все.
Наутро он даже не стал заезжать домой, чтобы переодеться. Они с Ниночкой отправились на экскурсию по городу.
Букина выглядывала из окошка кареты и с интересом рассматривала городские окрестности.
— Нет, мой рыцарь, это не то! Замок должен стоять на горе.
Желая угодить ей, Орлов распорядился везти их на Андреевский спуск, всю дорогу ругая себя: «А если Нине понравится Вздыхальница, что делать тогда?»
— Останови! — приказала Букина кучеру, не дожидаясь, пока Орлов подаст ей руку, вышла из кареты и, высоко подбирая юбки, стала подниматься на Вздыхальную гору («гору вздохов»). Сверху открылся прекрасный вид на Подол и Днепр.
— Красиво, — тихим мечтательным голосом произнесла Нина. Орлову тут же вспомнился Питер, ее дом на Неве, их первый вечер вместе...
— Здесь строить нельзя, это проклятое место, — отговаривал возлюбленную Дмитрий Борисович. — Здесь в полнолуние собираются ведьмы, а в подземелье, в замурованных пещерах, живет нечистая сила. Нина, умоляю тебя, здесь строить нельзя!
— Ха-ха-ха, — рассмеялась Букина, — да вы, оказывается, трус? — и тотчас спохватилась, сообразив, что может в один миг разрушить все, что так долго складывала. Придав лицу нежное и покорное выражение, она дотронулась до щеки Орлова: — Милый мой, прости! Я знаю, что неправа. Твое сердце отважное, как у короля Ричарда, — она произносила слова, которые не раз говорила другим мужчинам, и в очередной раз пыталась понять, почему грубая лесть так зачаровывает их, делает податливыми и уступчивыми. — Прости! Ведьмы, нечистая сила — все это выдумки для простолюдинов! Да и потом, согласись, я ведь тоже не ключик от церкви... Кстати, здесь и до церкви рукой подать, в случае чего батюшку пригласим, — и она достала из рукава перевязанные красной ленточкой чертежи.
— А теперь поехали ко мне, — Нина заставила его взглянуть себе в глаза. Орлов, словно во сне, отметил: зрачки ее дрогнули и расплылись черной бездной, а воздух вокруг пропитался запахом герани...
Домой он вернулся под вечер. Лидия Леонидовна, демонстрируя презрение, молча прошла мимо. Ее нос и губы были припухшими, веки покраснели. «Плакала», — равнодушно подумал Орлов и направился к себе в спальню.
У входа его ждал Лаврентий Петрович.
— Рано или поздно, но я убью тебя, так и знай, — прошипел он в лицо Дмитрию Борисовичу. Надо было одернуть Колюхова, но Орлов так устал за прошедшие сутки, что не в силах был ответить на дерзость управляющего. «Потом», — лишь сказал себе он и, не раздеваясь, улегся на кровать.
Утром Лидия пригласила его в библиотеку. Орлов судорожно перебирал в голове всевозможные варианты, якобы оправдывающие его: «Был в игорном доме, выехал за город, у кареты отвалилось колесо...»
Лидия рукой указала ему на соседнее кресло:
— Дмитрий Борисович, не ищите объяснений, — сказала она. — Женщина лишь тогда принимает их, когда хочет быть обманутой. Это не по мне, вы знаете мой характер. Но хочу напомнить, у нас с вами пятеро детей, и я не позволю обездолить их. Вы влюбились — на то воля Божья. Но не забывайте, что состояние, которое вы получили, женившись на мне, заметно поправило ваше финансовое положение, и ваш роман с этой женщиной не должен отразиться на нем — я не позволю!
Орлов невольно поежился: в голосе супруги зазвучали незнакомые нотки: «Ба-а! Так они с Колюховым спелись!» Он вдруг понял, что Лидия действительно ни перед чем не остановится, — ее голос и взгляд источали леденящий холод. Но и ему отступать уже было поздно: к обеду Дмитрия Борисовича ждала Нина, они должны были ехать к подрядчику.
Орлов клятвенно пообещал жене соблюдать приличия, но каждый из них понимал, что это невозможно и что в их совместной жизни наступил перелом. Клубок их судеб все больше запутывался, и только случай и время могли распутать его.
В этот же день Орлов получил письмо от своего питерского знакомого. Тот сообщал, что князь N скончался и при очень странных обстоятельствах. В свете поговаривали разное, ходили даже слухи, что его отравили. После смерти князя пропали его фамильные драгоценности и чертежи неоготического замка, который он собирался строить на Аптекарском острове в Петербурге. Знакомый справлялся об отношениях Орлова с Букиной и настоятельно советовал ему порвать с ней: «Все, до чего дотрагивается эта женщина обречено», — писал он в письме.
Дмитрий Борисович отложил исписанный мелким почерком лист и задумался: «Неужели смерть князя N — дело рук Ниночки?»Он гнал от себя подобные мысли, понимая, что его ужасная догадка может быть ужасной правдой. Но это, как ни странно, еще больше теши мужское тщеславие Орлова, а близость опасности неимоверно возбуждала его.
В Киеве к бурному роману Орлова и Букиной скоро привыкли и, хоть и не выпускали их отношений из виду, говорить о них стали гораздо меньше. Лидия тоже молчала. Она чаще стала появляться на людях с детьми, и общество, конечно же, приняло ее сторону.
Вскоре Нина полностью сердцем и волей Орлова и теперь хотела большего — ей нужен был официальный статус. Но она не решалась заговорить об этом, чувствуя, что к таким серьезным переменам ее Ричард пока не готов. И Букина ненасытно брала то, что можно было взять: модные французские портнихи снимали с нее мерки, она заказывала в Париже бесчисленные наряды — шляпки, зонтики, сумочки, перчатки заполонили дом. Каждой обновке она радовалась, как маленькая девочка первому выходу в свет, и Орлова тешила мысль, что все это — благодаря ему.
На Андреевском спуске невероятно быстро возводились стены замка — обыватели удивлялись замысловатым архитектурным формам готического стиля. Интереса к замку добавляли строители, рассказывающие о том, что в каждый ярус, в каждое помещение существует отдельный вход — с балкончика или с передней лестницы, или же с пристройки. А в башню вела единственная винтовая лестница, тщательно укрытая в толще стены, и непосвященный с трудом отыскал бы ее. Нина частенько сама наведывалась на стройку, требовала у строителей чертежи и долго вымеряла шагами залы, заглядывая в бумаги.
Орлов чувствовал себя вполне счастливо: Лидия Леонидовна игнорировала его, и его это устраивало; Букина всегда рада была видеть Дмитрия Борисовича, лаской и лестью внушая ему уверенность в себе. С ее легкой руки кое-кто в свете за глаза стал называть его Ричардом Львиное Сердце... Строящийся на Андреевском спуске дом тоже все чаще величали замком Ричарда. Беспокоило Дмитрия Борисовича лишь одно — на строительство дома ушло около восьмидесяти тысяч рублей, немалые средства нужны были и на содержание Нины. Денег не хватало. Но он не мог обсуждать эти вопросы с Букиной, не мог урезать ее в желаниях, понимая, что этим может подвести черту под их отношениями. Он судорожно искал выход и решил приспособить замок под доходный дом.
— Ниночка, душа моя, это необходимо и это всего на год-два. А потом замок будет принадлежать тебе, — уговаривал он возлюбленную.
Букина, слушая его, накручивала на палец прядь своих роскошных волос и улыбалась, но глаза ее с каждой минутой становились все темнее от гнева. Орлов боялся услышать от нее колкости, но Нина сдержала распиравшие ее чувства. «Мерзавец, мерзавец! — стучало у нее в голове. — Ну почему всегда одно и то же: то князь осыпал обещаниями, теперь вот этот... И когда желаемое уже почти в руках, они под разными предлогами забирают его...» В этот момент Нина лютой ненавистью ненавидела Орлова — этому ничтожеству она отдала два года жизни! А что получила взамен? Пшик! Она готова была уничтожить его раз и навсегда, так нестерпимо ей захотелось прямо в лицо сказать ему все, что она думает о нем на самом деле.
— Что ж, Ричард, я все понимаю, — ровным голосом произнесла она, с тоской думая о том, что если сейчас прогонит его, придется вновь начинать все сначала, опять искать поклонника и плести хитроумные сети, чтобы как можно дольше удержать его рядом. А за время, проведенное в Киеве, Букина привыкла к обеспеченной жизни, да к тому же Орлов, в отличие от других Ниночкиных ухажеров, был безумно в нее влюблен. «Ты делай то, что считаешь правильным, а о судьбе замка я позабочусь сама», — решила она и под предлогом, что опаздывает к модистке, поспешила на Андреевский спуск.
Строители давно привыкли, что красивая содержанка ведет себя по-хозяйски, поэтому, когда она появилась в замке, на нее никто не обратил внимания. Нина прошла в большой зал и, убедившись, что рядом никого нет, спрятала какую-то штучку в дымоход камина.
— Ну вот, теперь можешь заселять сюда постояльцев, а я посмотрю, что из этого выйдет, — сказала она.
Строителям оставалось лишь закончить флигель, поэтому Орлов, чтобы не терять время и деньги, распорядился дать объявления в городских газетах о сдаваемых в Замке Ричарда комнатах. Желающих поселиться на Андреевском спуске было достаточно. Но жильцы здесь не задерживались. Скоро по Киеву поползли слухи, что в доме № 15 живут привидения. По ночам замок при каждом порыве ветра наполнялся разноголосым воем. Постояльцы съезжали из него, повсеместно рассказывая о страшных звуках — тяжелых шагах, скрипящих половицах, душераздирающем женском смехе. Орлов был в растерянности.
— Я же говорил, что на этом месте строить нельзя, что оно проклято, — несколько раз попрекнул он Нину. Но она лишь загадочно улыбалась.





Поговорив со знающими людьми, Дмитрий Борисович решил заложить замок и на вырученные деньги взять подряд на строительство амурской железнодорожной ветки. Это предприятие обещало большие прибыли, а в деньгах он нуждался как никогда. К его решению Нина отнеслась внешне спокойно и тотчас же предложила взять ее с собой. Дома у Орлова тоже, казалось, все были рады такому повороту событий. Попрощаться с супругом спустилась даже Лидия Леонидовна, выстроив перед ним пятерых детей. «Как они выросли», — машинально отметил Орлов и удивился, что дети не вызывают в его душе никаких нежных чувств. «Странно», — признался себе Дмитрий Борисович, машинально чмокнув подставленные ему розовые щечки. Он спешил за своими мыслями, которые этот момент были уже далеко от Киева.
На несколько дней Орлов с Букиной заехали в Питер, а затем железной дорогой отправились дальше. Дмитрий Борисович волновался, приживется ли в провинции Ниночка, привыкшая к столичной жизни. Но менять что-либо было уже поздно: поезд увозил их все дальше и дальше от знакомых людей и мест. Нина, обняв себя руками, сидела напротив. Из-под шляпки выбились локоны, отчего она выглядела беззащитной и трогательной.
Орлова переполняли эмоции.
— Я люблю тебя, — прошептал он. Она устало улыбнулась в ответ и сказала:
— У нас будет ребенок... Что-то екнуло в груди Дмитрия Борисовича. Это был страх. Орлов запаниковал, споткнулся в мыслях, запутался в ощущениях. Он торопился что-то ответить Ниночке, но она опередила его.
— Милый мой, ты обещал мне построить замок и сдержал слово. Теперь пообещай, что наш сын будет законнорожденным, — ее уверенность в том, что она носит мальчика — его наследника, растрогала его до слез. И, чтобы скрыть слабость, он лишь часто-часто закивал в знак согласия головой.
Нина облегченно выдохнула, выпрямилась, собрала под шляпку волосы и отвернулась к окну. Все, он согласился жениться на ней, остальное зависит лишь от нее. «Это все равно что рыбку, пойманную на крючок, на берег вытянуть. Моя рыбка не сорвется, по крайней мере, пока», — подумала она. А что будет после того, как она станет законной супругой промышленника, Букину совершенно не интересовало. Перенесясь мыслями в будущее, Ниночка представила себя рядом с высоким статным красавцем, который когда-нибудь займет место Орлова.
— Душечка, о чем ты думаешь, — его голос вернул ее к действительности, и Букина, словно надела другое лицо и вновь вошла в опостылевшую ей роль возлюбленной.
Городок, в котором они поселились, был захолустным и провинциальным. Его жители, привыкшие к ленивой размеренной жизни, развлекались едой и рассказами о затертых временем впечатлениях, оставленных давними поездками в столицу. Но Ниночка была снисхотельна, она готова была стерпеть все, ведь Орлов всем представлял ее своей супругой. Вот только попросить развода у Лидии Леонидовны он никак не решался. Ниночка даже пару раз закатила истерику, но Дмитрий Борисович находил то одну, то другую отговорку. И лишь когда земляное полотно под строящуюся железную дорогу протянулось на сотни миль, он отправил в Киев письмо.
Письмо Лидии Леонидовне лично в руки передал Лаврентий Петрович. Оставив Лидию в библиотеке, он притаился за дверью, ожидая, вдруг она позовет. Прошло минут десять, прежде чем до Колюхова донеслось тихое завывание и он услышал, как о пол звякнула бронзовая пепельница, посыпались с полок книги. Без стука он вошел внутрь. Лидия сидела в кресле, уставившись в одну точку, и маятником раскачивалась из стороны в сторону. Лаврентий Петрович опустился перед ней на колени:
— Что, что? — спрашивал он, но она, казалось, не слышала его.
Колюхов подобрал с пола письмо. «Лидия Леонидовна, — писал, обращаясь к супруге, Орлов. — Я прошу у вас развода, поскольку люблю другую женщину, которая скоро должна стать матерью моего ребенка. Что касается финансовой стороны вопроса, предлагаю обсудить это с моим адвокатом».
— Подлец, подлец, — повторяла Лидия. — Как с этим позором жить дальше, как будут жить мои дети?
— Не переживайте, Лидия Леонидовна, я все решу, — пообещал Колюхов. — А об этом письме пока никому не говорите. Мне теперь нужно уехать. Я вернусь через месяц. Пожалуйста, до моего возвращения ничего не предпринимайте!
Он заставил Лидию посмотреть ему в глаза, и она прочла в них то, о чем он не говорил.
— Хорошо, — согласилась она, — поезжайте и сделайте это. Я буду ждать, — и, наклонившись, впервые одарила Колюхова легким поцелуем.
Ниночка готовилась стать матерью. Она с утра до ночи шила малюсенькие распашонки и чепчики, мурлыкая под нос колыбельную. Она успокоилась, решив довериться судьбе и не торопить события. Орлов попросил супругу о разводе, поэтому все идет своим чередом, все строго по плану. Дмитрий Борисович был счастлив как никогда. Вернее, наконец-то он был счастлив. В маленьком, затерянном в сибирских просторах городке они с Ниночкой жили без прошлого, а их будущее, считал он, зависит только от него. Вечером он гладил ее живот и всякий раз шумно радовался, когда его сын давал о себе знать, толкаясь в материнской утробе.
— Наш Ричард буянит, — смеялся он.
Все было так хорошо! Назавтра он запланировал ехать к строителям. Нужно было рассчитаться с ними за работу. А еще через неделю по железнодорожной ветке пойдут поезда и она наконец-то начнет давать долгожданную прибыль. А уж потом можно будет поехать в Киев и закончить все дела там. Так думал Дмитрий Борисович.
Утром он тихонько встал, чтобы не потревожить Ниночкин сон.
Солнечные лучи отражались в окнах домов тусклым золотом. Орлов сощурился, потянулся навстречу зарождающемуся дню и вздрогнул: на противоположной стороне улицы стоял Колюхов. «Рано или поздно, но я убью тебя, так и знай, — пронеслось в голове. А еще он успел подумать: — Как жаль умирать в такой солнечный день...»
Колюхов выстрелил несколько раз, подобрал саквояж Орлова и скрылся из виду.
Нина проснулась от шума за окном. Выглянула на улицу и, держась за подоконник, тяжело опустилась на пол. Она распласталась у стены, нервный смех сотрясал ее тело.
— Мерзавец, мерзавец, — без остановки повторяла она, — как ты смел, как ты смел, ты должен был вначале жениться на мне...
Когда Колюхов вернулся в Киев, Лидия Леонидовна уже носила траур — у плохих вестей большие крылья, долетают они очень быстро. Вдова промышленника Орлова на удивление скоро продала с аукциона Замок Ричарда и, выручив за него 114 тысяч рублей, рассчиталась с кредитным обществом. Колюхов посоветовал ей продать и акции Амурской железнодорожной ветки. Он отдал ей деньги, которые нашел в саквояже Дмитрия Борисовича, там было около 50 тысяч рублей.
— Теперь вы свободная, состоятельная молодая женщина, вольны сами распоряжаться своей судьбой. Может быть, вам стоит переехать в Италию и начать жизнь сначала, — предложил Лаврентий Петрович. — А если вы позволите мне сопровождать вас в поездке, я буду считать себя самым счастливым человеком на свете.
Лидия Леонидовна взглянула на управляющего, и в ее светлых глазах засветилась робкая надежда.
— Вы так думаете? — переспросила она.
Через два дня в поезд, отбывающий с киевского вокзала, садились высокий мужчина в скромном костюме и дама в дорогом платье и шляпке с густой вуалью. С ними было пятеро детей.
О Ниночке Букиной до Киева доходили разные слухи. Якобы она пыталась очаровать какого-то князя из сибирской глубинки, но провинциалы — народ осмотрительный и осторожный, поэтому у нее ничего не вышло. Говорили, что через какое-то время она вместе с сыном вернулась в Петербург, где снимала комнату в доходном доме, перебиваясь уроками музыки и проживая деньги, вырученные от продажи оставшихся драгоценностей и вещей. После революции ее след окончательно затерялся.
О Замке Ричарда по-прежнему рассказывали страшные истории с привидениями, он по-прежнему тревожил воображение обывателей. И вот однажды, когда страсти раскалились донельзя и разъяренная толпа готова была идти разбирать по кирпичику дом №15 на Андреевском спуске, на улице появилась скромно одетая женщина. Ее сопровождал молодой мужчина. Они остановились у Андреевской церкви, прислушиваясь к разговорам. Их принимали за нищих и подавали милостыню. Подал пятак и Степан Тимофеевич Голубев, профессор Киевской духовной академии. Женщина сделала шаг к нему и, обдавая жарким дыханием и запахом герани, прошептала на латыни: «МигаНз тташНя» («Измени то, что следует изменить»). От неожиданности профессор впал в ступор. Его никогда не интересовали женщины, у него была другая страсть — книги. Он бесстыдно воровал понравившиеся ему томики, бывая у кого-нибудь в гостях. Для этого с внутренней стороны пиджака Степан Тимофеевич пришил огромный карман. Но эта женщина заинтересовала его: «Кем же она была в прошлом, если знает латынь?»
— Голубушка, я вас приглашаю откушать чаю с баранками. Я квартирую неподалеку, в Замке Ричарда... — без особой надежды предложил он. Но женщина неожиданно приняла приглашение.
Молодого мужчину, сопровождавшего ее, она попросила подождать на улице. Он кивнул в ответ, подобрал с земли длинную хворостину и стал отгонять входа в замок зевак и туристов:
— Пошли вон отсюда! Это мой заме Я — Ричард, — твердил он.
Загадочная незнакомка окину взглядом скудное жилище Голубева, подошла к камину, погладила его:
— Как вам здесь живется? — поинтересовалась она. — Привидения не беспокоят?
— Иногда, особенно когда ветер улице, жутковато бывает, — признался профессор, — такой вой в замке сто: Но я помолюсь, укроюсь с головой и ж когда все это закончится. А горожане, слышали, наверное, хотят замок снести…
— Что возьмешь с черни, — пренебрежительно пробормотала гостья и, помолчав, спросила: — А вы не смотрели, может быть, в дымоходную трубу какой-нибудь баловень яичную скорлупу засунул? Я слышала о подобных фокусах, за подобной мелочи и может такой вой подняться, что весь замок разбудит!
Не успела женщина закрыть за собой дверь, Степан Тимофеевич нагнулся, сунул руку в камин и извлек из дымохода яичную скорлупу. На ней в нескольких местах виднелись проколы, сделанные толстой иглой.
Очень скоро весть об этой находке разнеслась по Андреевскому спуску, успокоив городской люд. С того дня прошло уже более восьмидесяти лет. Но, говаривают, когда луна выкатывает ночное ложе свое совершенное белое покатое тело, в заколоченном Замке Ричарда по-прежнему гуляют привидения.


Ирина Вишневская