Be happy

Он тряхнул головой и проснулся окончательно. Ну и дурацкий же сон приснился, Вообще-то он любил, когда снились сны, но с содержанием, значительные. Чтобы удивиться им, и поразмыслить бы хотелось. А тут… Он, почему-то с чёрными южными усами брился в полудрёме, впадая и выпадая из сна. Когда же он в эту неглубокую, утреннюю дрёму погружался, и бритва замирала в его руке, головки двух рыжешерстых баранов, со смехом приближались к нему, он, удивлённый открывал глаза, бараны, так же радостно смеясь, в миг удалялись. Со смехом – потому что это были никакие не бараны, а маски. А в масках кто? – Ну, конечно, дорогие племяннички – семилетний Денис и шестилетняя Даша. И Фаинка, вдова покойного брата Виктора, естественно, была с ними, обнимала за рыжие бараньи шеи, и хохотала, хохотала безудержно, тоже вся в стихии этой детской шалости. Давно не видел он Фаину такой радостной, освобождённой хоть на миг от всяческих забот. Всегда она была какая-то зажатая.

Феликс потянулся и соскочил с постели, радуясь, что выходной, что день хорошо, что он сам бодр, здоров в отличном настроении. И всё, что приснилось ему, так на самом деле и есть. Дети, пусть не его, а сестры Кати, всё равно своя, дроновская кровь, бегали по коридору и смеялись чему-то.
- Я же говорил тебе, - кричал Денис. – Он приехал, приехал! Я вставал воды попить и видел в окно, как он машину парковал.
- Не ври! Он завтра приедет!
- Спорим. На что?
Тут Феликс открыл дверь и явился «народу».
- Приехал, приехал!
- Ну, а я что говорил?
Дети радостно завизжали и повисли на нём. Да, дети, будто его собственные. И разведённая сестра Катя, и Фаина, и мать. Они все вместе. Они – семья. Дроновы. И хотя Виктора, старшего брата, они три года назад потеряли, Фаина, Викторова жена, осталась всё же в семье.

Вообще они с братом Виктором были такие разные. Оба высокие, хорошего сложения, красавцы. Виктор был даже красивее. Но девочки бегали почему-то не за серьёзным, немногословным Виктором, а за гулёной Феликсом. Феликс как слыл хулиганом в школе, вечно попадал в какие-то истории, так и вырос. Озорник, ловелас, говоря по-русски, просто бабник – гулял, гулял. Нагуляться не мог. Мастер на розыгрыши. Жизнь его пенилась подобно шампанскому. Он ко всему легко относился. Женщины менялись. Он им изменял, они ему изменяли. Он считал, что так и  надо относиться к жизни. Смерть забрала основательного, серьёзного Виктора. Наверное, он, Феликс был для смерти слишком легковесным, порхал, как мотылёк. Поди, прихлопни сачком… В конце концов, у каждого своя философия жизни.

Прибежала из кухни Фаина за детьми. Увидела Феликса, обрадовалась. Приветливо помахала рукой.
- Феликс! Как хорошо, что ты уже дома. А мы тебя завтра ждали. Давай, приводи себя в порядок. Будем все вместе завтракать. Я сейчас такой омлет приготовлю.

Он смотрел на неё и вспоминал, как она смеялась в его сне… Да, обычно у Фаины лицо было словно затянуто тонкой вуалькой. Выражение лёгкой печали никогда не покидало его. Феликса в глубине души это даже раздражало, будто она что-то страшное, что-то греховное, о чём постоянно думала, скрывала ото всех. Наверное, это было немного тяжело для окружающих, как-то давило – так считал Феликс, но долго он над этим не задумывался. Он и для своих печалей был слишком легковесен, чтобы ещё в чужие вникать. Да жизнь должна быть подобно бокалу шампанского, которое пенится и бурлит, и так приятно смаковать эту сладкую пену. И кто этого не понимает, что ж – его проблема.

Дети, оставив Феликса, бросились к Фаине. И она, обняв обоих за плечи, как во сне повела на кухню. Как во сне, в котором она вся была открыта бездумной радости. А ведь Фаина была когда-то влюблена в него… Они учились в одной группе в институте. Да, в него, а вовсе не в Виктора. Но как «Фигура» - она ничего собой не представляла. (В их компании девушки назывались «Фигурами».
- Посмотри, новая фигура, - говорили его дружки, - О, класс! – восхищались они, когда появлялась в их круге общения очередная девушка – стильная, бойкая, вызывающая.
- О, вот это фигура!) Сестра Катя выражалась проще:
- ****ун ты, Феликс, и подружки твои – ****и!
- Да, мне нравятся вот такие девушки. С ними мне хорошо и легко. Они сами любят свободу и на мою не посягают.

Фаины, конечно, и «близко тут не стояло». Застенчивая, скромная, какая-то совсем не современная. Глаза скрыты за густыми длиннющими ресницами – как будто за занавесками. О чём она думает? Хотя, если честно, что-то в этой Фаинке было – Было! Море женственности и ещё чего-то несказанного. Сама Фаина этого даже не осознавала. Стеснялась своих слишком крупных, как её казалось, рук, более чем скромных туалетов. А Феликс как-то даже ленился додумать до конца, что всё же такого особенного было в Фаине.

Однажды, когда он болел, она принесла по его просьбе какой-то курсовик, и брат Виктор её увидел. В отличие от Феликса Виктор, наверное, понял. Что же особенное, ото всех отличное было в этой скромной застенчивой Фаинке. А если не понял, то очень хотел понять. Потому что однажды, слегка смущаясь, попросил брата пригласить Фаинку к ним в дом на вечеринку. Феликс удивлённо посмотрел на Виктора:
- Ты чего? Зачем тебе эта серая мышка? У нас в группе знаешь какие кадры…
Но Виктор упрямо просил пригласить Фаину. А если нет… Конечно, он пригласил. Жалко, что ли? Фаина покраснела, растерялась. Она так посмотрела на Феликса, с таким счастливым выражением лица. Глаза её засияли… Вот  тогда-то он и понял, что она влюблена в него по-сумасшедшему. Ну и что?! Не она одна… На фиг ему эта влюблённая дура…

На вечеринке он танцевал с красоткой Филатовой. Вёл он великолепно, с твёрдой нежностью касаясь гибкой Филатовской спинки… и травил последние анекдоты. А Виктор не отходил от грустной Фаины. Она даже танцевать не захотела. Так они весь вечер и простояли у окна. Фаина – молчаливая и печальная, в каком-то старомодном платье. А Виктор, неизвестно чем вдохновлённый, не закрывал рта, в чём-то Фаину убеждал, о чём-то рассказывал – с непривычной для него страстью. Обычно немногословный. Застёгнутый на все пуговицы, Виктор был на себя не похож. «Дурак и только!» - думал Феликс в своей весёлой круговерти – как в танце – когда меняются партнёры – и дружки и подружки. Такая и только такая жизнь его устраивала. Он был свободен, он выбирал. Жизнь складывалась как надо. Всё путём… Феликс даже не заметил, как Виктор стал серьёзно и всё серьёзней, всё настойчивей – ухаживать за Фаиной. И через год крепость пала. Он повёл её в ЗАГС. Теперь она тоже стала Дронова. Фаина Дронова.  Феликс сам был свидетелем на их свадьбе. Он посмотрел Фаине в глаза. Она – ему, даже показалось это странным – ответила спокойным, слегка отстранённым взглядом. Будто его издалека видела. И не покраснела! Он был слегка уязвлён. Год, всего год ей понадобился, чтобы избавиться от своей глупой жалкой влюблённости. А он-то думал, влюблена, как кошка…

А Виктор-то вовсе был не дурак! Они с Фаиной оказались прекрасной парой. От счастливой пары всегда исходят какие-то флюиды… И вообще, в семье Дроновых тихая, добросердечная Фаина пришлась ко двору. А уж когда Виктор заболел, и они все на ушах стояли. Консультации со светилами, операции – всё было так дорого. Фаина мало что каждый день моталась в больницу, ухитрилась ещё достать надомную работу. И сидела, склонившись за столом, иногда далеко за полночь… Уже умирая, Виктор имел беседу с Феликсом. Он сказал:
- Брат, береги Фаинку. А если обидишь… Я с того света вернусь. Понял?
- Витёк! – вскричал оскорблённый Феликс, - за кого ты меня держишь? Она ведь мне как сестра стала… И что ты думаешь, я ничего получше не найду? А ты, давай, поправляйся, братик.

Но Виктор умер. Не помогли ни светила, ни операции. Изнурительная болезнь вытянула из семьи почти все сбережения и душевные силы. Почти до дна исчерпала… Но семья держалась скрепами взаимной любви. После смерти Виктора Фаина собралась уходить, но тут у матери, Зои Николаевны случился инфаркт, и Фаина осталась. И снова больница, передачи, дежурства. Вытянула свекровь – она. Кстати мать в Фаинке души не чаяла. Трудно даже было сказать, кого больше любила, родную дочь Катю, или невестку Фаину, которая за четыре года брака не успела, или не смогла родить ребёнка. Потом сестру Катю бросил муж, и она в глубокой депрессии осталась с двумя маленькими детьми на руках. О каком уходе могла идти речь? И Фаина стала бедным малышам, погодкам Денису и Даше, можно сказать, второй матерью. А сколько она с самой Катькой возилась! Катя потеряла всякий интерес к жизни. Фаина тормошила её, вытаскивала на прогулки. Иногда приходила с билетами в театр.
- Феликс, милый, - говорила она, - сходил бы ты с Катюшей в оперу, пусть отвлечётся.
- А ты что, не можешь?
- Феликс, это не обсуждается. Пусть пойдёт с кавалером. Ты же у нас неотразимый. Сходи. Подними девочке настроение.
И Феликс с радостью почему-то  подчинялся. Как будто Фаина была главой семьи, а не он, единственный мужчина в доме (не считая, конечно, семилетнего Дениса). Феликс вспомнил, как однажды он чуть концы не отдал с перепою. И опять вся семья дружно, без слова упрёка (а это было крепче упрёка. Как он потом стыдился себя!)  «вытаскивала» его. Мать принесла что-то для опохмелки. Он, было, задремал, но явилась Фаина с мокрым полотенцем на голову. Сразу почему-то стало легче. Он поймал Фаинину руку и поднёс к губам. Говорят, что у трезвого в голове, у пьяного на устах.
- Фаина, - пробормотал он, - а что если… - он не докончил.
Фаина мягко, но решительно освободила руку.
- Не надо, Феликс. Я, конечно, понимаю, Виктора давно нет. А мы – живые люди, но я так не хочу!.. За неимением лучшего…
- А ведь ты когда-то была влюблена в меня, - голос Феликса дрогнул.
Фаина вспыхнула.
- И ты знал?!
- Все знали.
- Стыд-то какой, - сказала Фаина. Она стояла спиной к нему у окна. Молчала, потом спросила, как показалось Феликсу, не без ехидства:
- Ну, как, шампанское пенится?
- Не очень. Иногда теперь оно мне кажется пресным… после Витькиной смерти… Вот ты ещё можешь выйти замуж. И у тебя будет другой муж. А у меня другого брата не будет. Я его злил,  раздражал, я знаю, но он не переставал любить меня.
- Я часто думаю, даже до сих пор ещё, - сказала она тогда. – Что, если бы я не встретила Виктора… А на тебя вдруг накатил каприз, и мы были бы вместе. Но очень ненадолго. Как в песенке герцога из «Риголетто»… Ты бы также запросто выбросил меня из своей жизни… Интересно, стала бы я этого дожидаться, или сама, первая ушла. И я думаю, нет, знаю, я бы первая. Не из-за гордости, а потому, что это невыносимо. Нелюбимая женщина – неполюблённая, или разлюблённая, в общем, нелюбимая, и ходит по-другому. И глядит не так, как женщина, которую любят. И некоторые потом на всю жизнь закомплексованы. Это чувство униженности словно клеймо. Но я переболела любовью к тебе, как корью. Я полюбила Виктора. Я бы иначе в вашу семью не вошла. Ты веришь?

Однажды Феликс явился домой несколько возбуждённый. Он собрал всех Дроновых. Феликс пригласил на воскресный обед знакомого бизнесмена, потенциального компаньона. Этот человек, Юрий Туманов, жил в Америке. Там основал маленькую, но довольно прибыльную фирму. И Феликс уже несколько раз довольно удачно с ним контактировал… Мать, Зоя Николаевна, обещала сварить свой фирменный, вкуснейший кофе.
- А вы, девушки, - обратился он к Кате и Фаине, - вся моя надежда. Выручайте. Создайте благоприятную обстановку. Вы же у нас красавицы, - он имел в виду в первую очередь свою сестру Катю. Она ведь тоже была дроновской породы. Катя давно пережила свою депрессию и стала прежней хохотушкой. Фаина деловито осведомилась, что приготовить на обед. Она понимала, что призыв Феликса относится, прежде всего, к хорошенькой Кате, а не к ней.

Туманов появился в воскресенье с точностью до минуты. Он принёс бутылку очень дорогого коньяка и букет роз для всех дам. Голова его была как бы в шапочке седых волос, но глаза голубые – яркие, зоркие. Он казался человеком без возраста. С чувством собственного достоинства, уверенный в себе – как и подобает человеку, который всего добился сам. У него и походка была решительная, с твёрдым шагом, как военного. Он пришёл к Дроновым, чтобы спокойно, не спеша обсудить дела за чашечкой кофе, во-первых, во-вторых, потому что Феликс Дронов был ему чем-то симпатичен. Несколько раз он боялся, что Феликс его подставит, но Феликс не подставил. Надо сказать, что к тому времени Феликс, а стукнуло ему 35, несколько поубавил в своей лёгкости, как бы немного приземлился. Феликс представил своих женщин. Катя действительно была хороша в своём лёгком цветастом платье, открытом, на лямочках. А Фаина… Он оглядел Фаину и немного прибалдел -  Фаина и не совсем Фаина… Она была одета в своём стиле – просто. Да, но это была уже та простота, которая называется элегантностью. Чувствовалось, что над имиджем любимой невестки мать и сестра хорошо поработали. Что в ней было своего хорошего – это натуральные, без подкрашивания, темно-рыжие волосы. Мать с Катькой соорудили ей какую-то причёску, приподняли волосы, открыв маленькие розовые ушки и высокую шею. Тёмные «бархатные» глаза и чёрные тонкие брови красиво оттенялись цветом её волос. Длинные, густые Фаинины ресницы были хорошо накрашены. Действительно, как занавески. Платье, тёмно-зелёного шёлка, тоже, наверное, из материнских запасов, простенькое, но как оно сидело на ней, как шло! И единственное украшение – мать добавила к платью – старинный, отделанный жемчугом, крестик. В облике Фаины стало больше чего-то, что Феликс всегда, этот знаток женщин, вечный охотник, затруднялся определить… Туманов в женском вопросе, очевидно, тоже не так далеко ушёл от Феликса. Был он приветлив, услужлив, но и только. Ни на смешливую Катю, ни на молчаливую Фаину особого внимания не обратил. Но зато он оказался интересным собеседником. Он хорошо и много рассказывал о всяких заграничных городах и весях. А он, казалось, объехал весь свет… Так что он, а не дроновские женщины, создал в этот вечер приятную атмосферу в доме.

Уже уходя, Туманов вдруг обратился к Фаинке.
- Фаина, - он запнулся.
- Андреевна, - с лёгкой улыбкой подсказала Фаинка.
- Фаина Андреевна, у меня к вам маленькая просьба. Я ухаживаю за одной женщиной. Думаю, что с серьёзными намерениями. Не подскажете ли, какие цветы стоит ей поднести, чтобы ей они, действительно, понравились.
- Но я не знаю её вкус, - задумалась Фаина. – А вы… вы тоже не знаете? Но я вам посоветую, - оживилась она, - от нас недалеко, на улице Лебедева есть маленький цветочный магазин, но он с большим выбором. Мне нравятся там, к примеру, кремовато-розовые розы. Они небольшие, с тугими бутонами. Когда эти розы распускаются, розового становится больше, как будто заря… А вообще, спокойно покупайте, что вам нравится. Ведь не цветы главное. Она поймёт… Да ещё с серьёзными намерениями…

Туманов поблагодарил, распрощался и ушёл. А утром Феликс проснулся от какого-то шума. Лёг он поздно, не выспался и был сердит на своих. Ведь знают, что он спит… Шум – неясное какое-то волнение, охи, вскрики, похоже, дети там тоже крутились – не прекращался. Феликс влез в махровый халат, запахнулся и поспешил на шум. У входных дверей, внизу, собралась вся семья. И дети в ночных пижамках, уж конечно, тоже примчались. В центре этой чем-то потрясённой группы стояла растерянная Фаина. Она неумело держала в руках, обнимая, как ребёнка, огромнейший букет свежих, будто только что срезанных прекрасных роз. Тех самых, с восходом солнца. Феликс молча смотрел на это маленькое «святое семейство», и в него точно молния ударила – как хороша сейчас Фаина. Без всякого макияжа, не принаряженная в накинутом халатике, но… Как идёт ей это волнение!.. Он всегда был неравнодушен к женской красоте, но нравилась ему красота победительная, вызывающая, когда все оборачиваются. Завораживающая, манящая… Ну, не знал он, какими словами вот это выразить, не знал! трогательная какая-то была Фаинка… Как ребёнок, родная… Куда исчезла её вечная озабоченность, молчаливая печаль, которая, как ему казалось, траурной, тончайшей вуалью ложилась на её лицо. Сначала оттого, что была нелюбима тем, кого любила сама. Потом болезнь милого мужа, который сумел своей любовью растопить лёд пренебрежения и равнодушия своего легковесного братца. Нелюбимость эта сковывала Фаину как ледяной панцирь. Но и он, Феликс, разве виноват? Разве по приказу возникает и уходит куда-то любовь?.. Потом финансовое оскудение некогда обеспеченной семьи. Приходилось крутиться, искать дополнительный заработок, влезать в долги… И смерть Виктора, которая казалась такой несправедливой. В общем, Фаина проживала свою тихую, незаметную жизнь, ценную только любовью к близким – не на солнечной стороне мироздания.

И вот теперь от этого невозможного, почти сказочного чуда, внимания совершенно  чужого, мимолётного человека (а уж он, наверное, таких женщин повидал!) Фаина, взволнованная, потрясённая, ожила. Вся преобразилась. Словно откинула свою вуаль и выбросила её, наконец, навсегда!... О боже, боже, какой он был слепец! Какой дурак!

…Гордость не позволила Феликсу начать сражение за Фаину. А Туманов, оказалось, вовсе не шутил, когда говорил о своём серьёзном намерении. И ни Феликс и никто другой не заставил бы его свернуть с этого пути. Второй раз Золушку Фаину выбрали в принцессы.

Прошло совсем немного времени и начались первые звонки из Америки Дроновым и Дроновых в Америку. Фаина стала женой Туманова, и такая пустота без Фаины образовалась в доме… Однажды Фаина, несмотря на частые телефонные звонки, прислала письмо. Она вложила фотографию. В центре стоял высокий спортивного вида парень, лет восемнадцати, сын Туманова от первого брака. Туманов был в разводе. А по бокам – Туманов с Фаиной, новой своей супругой. Все трое улыбались таким далёким теперь Дроновым и казались переполненными своим особым, американским счастьем. Фаина писала, что скучает по всем, просила написать ей тоже общее большое письмо. По телефону, конечно, слышишь родные голоса и вспоминаешь потом, а письмо она всегда будет носить в сумочке, при себе.

Они написали ей письмо. Мать написала: «Фаина, доченька, как я рада твоему счастью…» Катя: «Файка, сестричка, мне так много надо тебе сказать, по телефону ведь обо всём не поговоришь. А мне бы надо с тобой посоветоваться, у меня появился друг…» Денис нарисовал человечка и капли слёз до земли. «Фаин, я тебя жду, жду. У меня есть важная тайна. Приезжай скорей. Приедешь – будем думать. Твой верный друг и племянник Денис Дронов». Дашка хотела к Денисову человечку примазаться, но он, вредина, не позволил. И Даша сама нарисовала смешную рожицу и написала: «У-у-у-уу. Фаина. Ты всё поняла? Это я  вою. Вся ИСТАСКАВАЛАСЬ. Приезжай». Последним был Феликс. Он написал так: «Скучаю!!! Ску!-ча!-ю! Скучааююю! И подписался: Феликс Дронов Главный магистр Ордена круглых Дураков.

Пришёл, наконец, ответ от Фаины. Она писала, что не расстаётся с их прекрасным, милым письмом. Она тоже очень скучает, а так у неё всё хорошо. Жизнь такая, что и во сне не снилась. Юрий к ней очень внимателен. Любит – (пока. Кто знает, как дальше будет. Но сейчас – очень-очень!) Алекс, сын его заканчивает колледж. Они с ним нашли общий язык. Но она, Фаина ни на минуту не забывает своих Дашеньку и Дениса и постарается забрать их на каникулы. Юрий хочет в свой отпуск, в конце года, поехать в Париж. Прямо жаждет показать ей город городов. Париж – это, конечно, здорово. Но она думает, что ей удастся его уговорить съездить домой к ним, Дроновым… Феликсу она написала в самом конце письма. «Феликс, милый, Be happy!! happy! happy!» и подписалась Фаина Дронова.