Женский дозор

Он был превосходный враль. Врал он всегда, по любому поводу и без повода. Конечно, он уже не помнил, с чего все началось, когда он первый раз сказал неправду. Наверное, в далеком детстве. А теперь это было привычно, не составляло большого труда, и главное, было очень удобно. Прихвастнешь кое в чем, и тобой гордятся, тебя хвалят. Умолчишь – и тебе не приходится стыдиться и оправдываться. И главное, кому от этого хуже, что он иногда, э-э-э, не совсем точен. Всем только лучше. Простой пример, они с мужиками решили попить пивко. Говоришь, что идешь домой, а сам в другую сторону. Потому что, скажешь, что пошел пить пиво, это же начнется такое нудение, гундение. Это же звонки через каждые пять минут. Это так не удобно, не комфортно! А тут скажешь, что идешь домой и полчаса в твоем распоряжении, а там автобус сломался, а потом собаку сбили, первую помощь оказать надо, а потом еще и еще, а потом пусть кричит, что ей вздумается, ему уже все равно. Удобно.
Сегодня он совсем не собирался врать. Он действительно не хотел сегодня задерживаться, хотел провести спокойный уютный вечер дома.  Он честно, сказал жене, что собирается домой, что уже почти вышел на остановку, что скоро будет. И он на самом деле уже вышел из проходной, когда она позвонила. Нащупав в кармане полтинник, он подумал, что как раз хватит на полторашку пива дешевенького, дома попить, и на сигареты. А в честь такого теплого дня до дома и пешком можно дойти.
Путь по городской промышленной окраине лежал через бесконечные ряды гаражей, чередующиеся с лесопосадками. Мартовское заходящее солнышко приятно слепило глаза, мелькая среди тополиных веток. Правда, это было единственное в весеннем пейзаже, что могло радовать. Под ногами была грязь жидкая и противная, снег возле дороги лежал черными, зубастыми шлепками. Кучи мусора за гаражами и в лесу, оттаяв, портили весенний, теплый воздух, в мусоре рылись облезшие бродячие собаки. Он вышел на тропинку через лесополосу, провалился в подмерзшую лужу. Солнце ударило прямо в глаза догорающим лучиком. Перед глазами поплыли разноцветные круги, он моргал, тер глаза, но зрение не возвращалось. Происходило что-то странное. Вокруг был странный белый свет, деревья, словно в туман, погрузились в него. Исчезли гаражи, собаки, не стало слышно машин с ближайшей трассы, и, вообще ничего не стало слышно. Он испуганно огляделся, а потом поднял глаза вверх, и ему сделалось дурно. Хотелось убежать, охватила паника, ужас, но ноги словно увязли в весенней луже, тело обмякло и отключилось от разума, который вопил одни непечатные выражения. Над ним, над деревьями весела огромная, серебристая тарелка, издававшая противный высокий звук, похожий на комариный писк. Потом над его головой открылась зловещая пасть тарелки и стала засасывать его внутрь. Было это плавно, медленно, даже приятно, но непечатные выражения летели на всю округу…
Он опомнился уже внутри тарелки. Холодный пот струился по вискам, ему даже показалось, что он голый, так было холодно. Но одежда была на месте, даже куртка и ботинки, только шапки где-то не было. Было как-то неудобно, странно. Потом он понял, в чем дело и совсем запаниковал. Ни дать не взять лягушка, разложенная для опытов. Он  висел в пространстве на каком-то стенде, руки, ноги широко расставлены и привязаны. Перед ним стояла высокая блондинка в серебристом костюме с шикарным декольте. Хотя волосы у нее были вовсе не белые, а серебристо-сиреневые, очень длинные и собранные в какую-то невероятную прическу. Лицо у нее было какое-то неприятное: продолговатое, с узким подбородком, прямым носом, тонкими губами. Огромные глаза, очень огромные, нечеловеческие, продолговатые, уходящие за виски, смотрели, не мигая и абсолютно спокойно, без тени эмоций.
- Может, хватит материться, когда вокруг тебя женщины! – услышал он и огляделся.
Вокруг него справа и слева действительно было еще несколько девушек. Стройных, высоких, с теме же огромными глазами и каменными лицами. Они стояли, не глядя на него, заложив руки за спину и слегка расставив ноги. "Фашисты!"- мелькнуло у него в голове. Вслух он сказал:
- И что будем делать, девочки?
Сказал и удивился, потому что язык еле-еле ворочался, зубы во рту стучали, а голос был слабый и хриплый. Он вдруг понял, что за последнее время он ничего не говорил вслух, тем более не матерился. Он просто не мог говорить.
- Вовсе не то, что ты думаешь. Ничего хорошего для тебя, - сказала блондинка.
Он с ужасом своим увидел, что губы ее при этом также крепко сжаты тонкой ниточкой. По лицу ее пробежала тень усмешки:
 - Я у тебя в мозгах, дорогой! Чувствуешь! Так что можешь не напрягаться и не открывать свой рот.
- Нет уж я буду говорить как все нормальные люди! Как умею! Я – человек! – он старался придать своему голосу больше твердости.
Она еще больше усмехнулась.
- Ты не в Гестапо, здесь похуже будет. Так что геройствовать не надо. Лучше подумай, Игорь Петрович, почему ты здесь оказался.
 - Послушайте, если вам нужны мои органы, то я бы не советовал, что в них хорошего? Я веду не совсем здоровый образ жизни. И вообще, у нас на Земле врачи и прочие любители ковыряются в покойниках, если что я покажу, где взять.
- А с чего ты взял, что нам нужно мертвое тело? Где и что там у тебя, я и так прекрасно знаю, - и тут она легонько, кончиками пальцев, ткнула его в бок, стало очень больно, - это печень, например, - сказала она спокойно.
- О-очень некрасиво… для высшего-то разума… - еле выдохнул он. – Как вам только не стыдно! Я отец четверых детей!
- У тебя только один.
- Нет. Это жена считает, что один.
- Ну, два. Послушай, Петрович, у нас есть заказ – мы его выполним. Здесь ты принесешь хоть какую-то пользу. А для детей дурной пример заразителен.
- Заказ!!! Заказ!? Это кто ж меня заказал?! Кто ж это решил, что я бесполезный человек!?
- Была просьба твоей жены, мы услышали.
- Она?!.. - он почувствовал что внутри, в груди что-то лопнуло со звоном как гитарная струна.
- То, что ты бесполезный человек, решили мы. Сколько можно из-за тебя лить слезы, она должна быть счастлива и развиваться дальше. Мы даже замену тебе нашли.
Тут откуда-то сверху появился экран, а на экране – плечистый блондинистый красавчик улыбался во весь рот ровными зубами.
- НЦ пятисотый, улучшенная модель, более адаптированный к земным условиям.
- Да что же это за хрень! – он стал биться затылком об стенд и повторять.- У меня белая горячка, у меня белая горячка…
- Ты же трезв.
- А она начинается с похмелья…
- Ну вот, сам признаешь, что большую часть своей жизни ты находишься с похмелья.
- Ничего я не признаю! Как она могла!?
- Она о нас ничего не знает, мы сами делаем свою работу.
- Какую еще работу!? Да что вы себе тут позволяете!..
- Немного исправляем человеческую расу. А то вы своим образом жизни угрожаете нашим интересам…
- Вы америкосы что ли!?
- Все вы одним миром мазаны. Посмотришь иногда сверху, плеваться хочется. Называете себя цивилизацией, а ради чего вы живете. Ради своего тела. Вся ваша промышленность работает ради тела.
- В здоровом теле – здоровый дух
- А тело здоровое? А дух где? Понятия честь, верность, особенно супружеская, вас просто смешат…
- А что это вы всех равняете – высший разум, что космический ОМОН!?
- Всех не ровняем. Твою жену, например, не ровняем. Мы… Как сказать, тут один ваш придумал словечко… Дозор, если хочешь. Женский дозор.
- КАК!? Женский!? Дурь какая!
- Ну, women's patrol. Вам же нравится свои слова коверкать.
- Ты когда говоришь, могла бы для приличия рот раскрывать, а то меня мутит.
- Зачем мне рот открывать, если я русского языка не знаю. Я просто в твоих мозгах, милый! Ты боишься и мучительно пытаешься тянуть время, правда же?
 - Ничего я не пытаюсь, я хочу знать, кто меня убьет. Мне интересно, кто тут думает, что может решать за других!
Тут она резко взяла его за горло. Он ненавидел, когда его брали за шею, у нее была холодная рука, ногти больно впились в кожу:
- Слушай мясо, я и так болтаю тут с тобой по великой милости!!! Из-за уважения к твоей жене. Она будет скучать по тебе, даже в "Жди меня" обратится, но ничего НЦ все исправит, уж поверь мне, - она отпустила шею.
- Еще бы!.. Кто бы сомневался… Куда нам, убогим, - прохрипел он откашливаясь. – Будет скучать, а сама вас вызвала!
- Будет, будет, она тебя очень любит. А зря. Ты ведь и сам так думаешь, правда? Ты ее вниз тянешь. Нам это не нужно.
- Любит, говоришь? Так любит, что, давай, любимый, вали на опыты!
- Вот, идиот, ты понимаешь меня или нет! Я говорю, она о нас ничего не знала! Мы сами выбираем, кому помочь. Надоело подсказывать, направлять и ждать, когда дойдет. Теперь будем действовать жестко.
Надо сказать, что пространство, в котором он находился, представляло собой туманную полусферу, не было ни стен, ни потолка, только синеватое свечение вокруг, но под ногами инопланетян он смутно угадывал пол. А теперь их главная, отвернувшись от него, производила манипуляции руками, он увидел напротив себя стеллаж, уставленный квадратными кубиками, а в кубиках, о, ужас, что-то очень похожее на человеческие внутренности! А инопланетянка, хоть и отвернулась, но вещала в его голове, в ответ на выпады:
- Вы же сказали, что вам органы не нужны!?
- А-а-а, это. Твои не нужны пока. Вот, кстати, печень алкоголика, настоящая, не на картинке. Ильф и Петров, помнишь? М-да, судя по пустоте в мозгах, нет. Ну, так вот, - она повернулась снова, натягивая мерзкие перчатки на руки. – Мы решили выбрать более или менее идеальных людей и смешать с нашими. А вас пустить на пользу науке.
- Это моя идеальная, значит!? Что-то я не замечал!
- Ну, когда женился – замечал.
- И она замечала меня когда-то, а теперь цеце тут вместо меня значит, ну-ну. А бабы наши все сплошь идеал!?
- Ну, кто сказал. На женщин свой дозор.
- Мужской, что ли… И что вы делаете с нашими женщинами!!!
Она тем временем взяла в руки инструмент довольно угрожающего вида.
- С какой вы планеты, вообще!?
Она вскинула брови и опустила руки:
- Нет, меня всегда поражает способность русских задавать совершенно неожиданные вопросы. Тебе какая разница! Ты, Игорь Петрович, когда на звезды смотрел последний раз? Те, что на небе, а не на коньяке?
- Вчера! Вам-то что, я же по вашему бесполезный элемент!? Когда пашешь,  пашешь, тогда не бесполезный элемент. Давай, давай – солнце еще высоко. Когда зарплату платить, на тебе, Игореша, шиш с маслом, ни в чем себе не отказывай! Не нравится – у нас незаменимых людей нет! А дома идеал встречает а что так мало? Работа тебе не нравится, да ты и дома ни хрена не делаешь, скотина! Одни убытки от тебя! И никто не спросит, как ты себя чувствуешь, какое у тебя настроение, может тебя обидел кто!? Может тебе слово доброе надо?
Она невозмутимо все выслушала, сложив руки на груди:
- А у кого спросить то? Оно может и спросил бы, но к вечеру ты уже говоришь что-то плохо, хотя с работы еще в обед отпрашиваешься…
- Как платят, так и работаю!
-… говоришь ребенка оставить не с кем, а ты когда с ним играл последний раз?
- А если вчера и что?
- В козу-бозу? Твоему ребенку семь лет, ему неинтересно.
- Не трожь ребенка! Решила, что интересно, а что нет.
- А ты сам-то знаешь!? Спрашивал? Ты же не к нему спешишь, а куда? Правильно – в кабак.
- А куда мне идти!? Рано домой придешь: а почему так рано? Поздно придешь: а почему так поздно? Можете сразу сказать, во сколько мне приходить, раз такие умные!?
- Уже не надо тебе никуда идти. Кстати, познакомься, Ник, - тут откуда-то сверху опустилась черная голова с аккуратными дредами, сверкнула ослепительно белыми зубами: "Привет". – Ему уже никуда идти не надо.
Голова снова улетела вверх.
- Хочешь также?
- Хочу!!! Ну, давайте уже! Болтовня одна от вас, те же слова, как у всех обычных баб. Точно уж женский дозор! Нет, чтоб бомжа какого-нибудь покромсать, нет, меня выбрали, высшие придурочки! Ну давайте! Врагу не сдается наш гордый "Варяг"…
- А бомжи не люди что ли? Почему ты за них решаешь?
Она снова подошла к нему вплотную, заглянула в глаза. Ее огромные зеленые глаза прищурились, блеснули ледяным блеском, зрачки сузились как у кошки. Она смотрела прямо в душу, очень глубоко.
- Послушай, милый, тебе ведь страшно. Так? Ну, признайся, хоть раз в жизни будь самим собой. Скажи то, что думаешь на самом деле. Я ведь у тебя в голове, помнишь?
- Открой рот, я хочу кое-что проверить.
Она на его удивление сделала именно то, что он хотел. Приоткрыла рот и показала кончик языка. На конце он чуть заметно раздваивался.
- Я так и думал.
- Теперь твоя очередь. Ты тут вносил предложения. Скажи правду, и я тоже кое-что предложу. Ну? Страшно?
- Страшно… Очень…
Она улыбнулась. Вздохнула.
- Ты прожигаешь свою жизнь. Всё откладываешь на потом. Особенно то, что не очень весело делать. Жить легко – это конечно хорошо. Тем более один раз живем, правда? Но незаметно бегут дни, как песок сквозь пальцы, и твоему ребенку уже никогда не будет ровно один месяц. Помнишь, как ему был всего один месяц, какой он был?
- Ну… маленький. Я его боялся, не знал, что с ним делать…
- Ты не помнишь, ты сейчас пытаешься вспомнить. Но это бесполезно, ты в тот день не пришел домой, тебе было все равно. Где-то было веселее и интереснее. И также ровно год ему уже никогда не будет, и два, и пять, и шестнадцать. А в один прекрасный день, ты увидишь дома взрослого, чужого тебе человека. И тогда точно не будешь знать, что с ним делать. Дни летят, а ты думаешь, глядя на свою жену: что-то у нее морщинок прибавилось, подурнела она. А характер-то как испортился! Какая стала мегера! Была такая хорошая, а оказалось! С чего бы это?
- Знаешь что! Когда мне на них смотреть!? Я работаю, работаю…
- Знаю, знаю! Про работу мы уже говорили. Это только ты думаешь, что врешь ты безупречно. Все остальные знают, что ты врешь, но делают вид, как говорится. И потом, при твоей любви к спиртным напиткам, работы лишиться очень легко. Хочешь, я покажу твое недалекое будущее?
- Нет, - он опустил голову, - не хочу…
- Почему? Потому что знаешь, какое оно. Разве не печально то, что человек не хочет видеть свое будущее, заранее зная, что там ничего хорошего нет? Зачем тогда вообще жить? И ты же сознательно идешь туда. Идти вниз легче, но наверх-то интереснее!
- Это к вам что ли!?
- Ну, если не хочешь, чтобы мы приделали к твоему телу голову Ника, а твою, м-м-м… О! Есть, у нас экземпляр!.. Что? Не хочешь? Не хочешь. Знаю. Поэтому, вот моё предложение, - из-под пола вырос круглый столик, на столике коробочка, она взяла из коробочки маленькую бусинку.
- Всё просто – вживляем имплантант. Ты строишь свою жизнь по одному условию. Условие нарушаешь – он посылает сигнал. Мы прилетаем, и тогда извини. У меня много планов насчет тебя.
- Какое условие?
- Перестань врать.
- А я что!?..
- Помолчи, пока я не передумала и не вырвала твой болтливый язык! Врешь. Врешь всегда. Даже здесь, нам, только пару слов правды сказал, - она постучала ему пальцем по лбу. – Я же тут, помнишь? Перестань врать. Шутки, розыгрыши не в счет. Ложь во спасение не в счет. Поверь мне, у нас высокие технологии, имплантант всё распознает. И перестань пить. Потому что, как только ты начинаешь пить – ты начинаешь врать. Сначала сам себе, что тебе теперь всё позволено. Потом  оправдываешь свои подвиги: телефон украли, в милицию забрали – сам знаешь. Ты пойми, ложь отравляет всю твою жизнь. Самое главное, тебе не верят те, кто тебя очень любит. Жена твоя тебя любит, но не верит, когда ты говоришь ей, что любишь. А ты ведь любишь? Любишь. А она страдает, бесится. И ребенок твой скоро поймет, что тебе нельзя доверять. А это так страшено, когда тебе не верит твой ребенок!
- А если, я что-то… сделаю не так…А как тогда?
-  Вот! Вот! Я знала, что ты сообразительный. Начал мозги включать! Жить нужно так…
- …чтобы не было стыдно за бесцельно прожитые годы?
- Именно! Чтобы не было стыдно и не приходилось оправдываться. Считаешь, что это невозможно? Да. Это очень сложно. Но если не пить, то можно. Семейные праздники, корпоративы не в счет. И от ошибок никто не застрахован. Главное, чтобы направление было правильное. Помни, имплантант умный. Ну, как? Или, - она кивнула в сторону стеллажа со зловещими инструментами.
- А это больно?
- Да! – злорадно сказала она вслух.
Имплантант ему вживляли через нос.

Выход из тарелки был гораздо жестче, чем вход. Он шмякнулся в рыхлый сырой снег, в каком березовом лесу. Тарелка стремительно улетела вверх. Уже стемнело. Лес был совершенно другой, не тот, из которого забрали. Судя по звуку проезжающих машин и мелькающим огням, неподалеку была автотрасса. Он, чертыхаясь, выбрался на дорогу, окончательно промокнув, огляделся. Вдалеке  виднелся пост ГАИ, виадук. Замечательно, "любинское кольцо", почти пятьдесят километров от города! "Спасибо, что до Москвы не довезли!" – крикнул он в небо. Он поплелся по направлению города в обход милицейского поста. Он прекрасно видел в свете фонарей, что гаишники совершенно спокойно прохаживаются вокруг своей территории, кутаясь в бушлаты от вечернего холодка, выжидая крупную добычу. Машины мчались по трассе к своей невидимой цели. "Неужели никто ничего не видел? Странно", - подумал он. В кармане запрыгал телефон.
- Ну и где ты есть!!! – услышал он голос жены. – Чего телефон отключил, зараза!?
Первый раз в жизни он не знал, что говорить! Правду сказать было совершенно невозможно. Он молчал.
- Чего молчишь!? Ты слышишь меня!? Где ты находишься!?
- Далеко, - еле выдавил он.
- Что значит далеко!? Совсем офанарел! Время сколько!? Ты видел!? – и прочие слова полились лавиной.
Тут он разозлился, все пережитое требовало выхода наружу:
 - Послушай меня! Не спрашивай меня ни о чём. Если найдется какой-нибудь доброволец, что за пятьдесят рублей довезет меня до города, я скоро буду!
- А ты что за городом!?
- Да! Я все объясню! Но сейчас не звони мне и ничего не спрашивай, сиди и жди меня!!!
Видимо что её в его голосе напугало, она тихо пискнула: "Ладно", - и отключилась.

- Фу, - она вытерла пот со лба и стала распускать прическу, волосы волнами падали на плечи. – Крепкий орешек попался. Он довольно смелый. Он готов был умереть за Родину, за Землю и прочие радости. Благородный. А себя изменить боялся. Но я все-таки додавила. Даже точно не скажу, на чём он сломался. У него в голове такая каша! Я все  силы отдала. Обычно, на стеклышках с потрохами ломаются, ну, на край, голова добивает. Её, кстати, подремонтировать надо, а то того и гляди провода выпадут.
- Командир, а вы не боитесь, что этот крепкий орешек сразу же начнет проверять, как имплантант работает? – спросила одна из девушек, по виду самая юная.
- Начнет, неприменно. Этот точно. Попадались такие аналоги. Русские – это вообще, они сразу же начинают водку жрать. Поэтому улучшили характеристики. Имплантант теперь мысли в правильную сторону направляет.
- Они же нас ненавидеть будут.
- Ну, будут, пока не поймут всё. Нам-то от этого ничего не грозит.
- А если они найдут нас? Ищут ведь.
- Это то же самое, если бы муравей в лесу вздумал искать слона.
- Командир, мне этот образ кукольных красоток как-то не по душе. Приторный он какой-то. Может, станем зловредными тетками?
- Стажер! Ты что, психологию плохо учила? Их же эти тетки дома ждут. И нам надо, чтобы эти тетки после нашей встречи казались им милее милого. Ангелами. Мы здесь на женщин работаем. На сегодня всё. Кто там следующий на завтра?

Он пришел домой под утро: грязный, мокрый и злой. Своим видом изрядно перепугал своих домашних.
- О господи! – только и восклицала его жена Маша. – Что с тобой случилось? Тут еще сбой связи, и свет два раза отключали за вечер! Лучше скажи сразу, что ты натворил.
- Послушай, если я тебе скажу, ты мне все равно не поверишь, - ему было невыносимо сказать правду.
Он боялся, что ему тут же вызовут скорую или еще чего-нибудь удумают. Хотелось соврать, но только он стал обдумывать варианты, в носу нестерпимо защипало, стало трудно дышать. Словно холодные пальцы снова взяли за горло.
- Ты кого-то убил!?
- О, Боже! Нет. Скорее наоборот.
- Как!? Тебя хотели убить!?
Он взял её за руки и, глядя в лицо, как можно спокойнее и четче сказал:
- Милая моя Маша, если ты меня хоть чуть-чуть любишь, не спрашивай ничего. Никогда не спрашивай меня об этом дне. Никогда! Поверь мне, все будет хорошо.
Она его таким никогда не видела. Было ясно, что произошло что-то экстраординарное.
- Ты уверен, что все будет хорошо?
- Конечно! Тебе ничего не грозит.
- А тебе?
- И мне уже ничего.
- Точно, Игорь? И судебные приставы не будут стучаться в дверь как в прошлый раз?
- Нет, нет. Всё забудь. Давай спать, я очень хочу спать!
Последующие дни он был нервный, ночами спал неспокойно, вздрагивал во сне и что-то бормотал. Хоть Машу очень волновало состояние мужа и очень интересовал что же могло его так напугать, она крепилась и не спрашивала. Потом ночное происшествие стало забываться, жизнь пошла спокойная и размеренная. Самое главное, что муж с той самой ночи изменился, да еще в лучшую сторону. И как бы не любопытно ей было, она решила терпеть и ничего не спрашивать.
Поначалу Игорю было трудно. Боялся лишний шаг сделать. Сначала попробовал выпить, очень уж хотелось стресс снять. Но тут же нос заболел, плохо как-то стало и очень страшно. Решил завязать. Напрочь. Даже дома. Первое время нервничал, злой был. Потом привык постепенно. С удивлением обнаружил, что времени в сутках стало больше. И на работе, и дома дела спорились, а когда видишь результаты своего труда, приятно на душе становится. Здоровье стало лучше. Не сказать, чтобы и раньше оно плохое было, но тут как-то легче ходить стало, дышать свободнее. Стал больше с ребенком общаться. И вдруг вернулось ощущение детства. Снова мультики, прогулки, катание с горок, купание. И природу стал замечать. Оказывается, смотреть, как догорает закат или встречать рассвет очень интересно и без всякого допинга. А однажды, когда сын попросил почитать, он вдруг подумал, что ему в детстве никто не читал. Его отец тоже всегда был занят какими-то важнецкими МУЖСКИМИ делами. Теперь Игорю эти дела казались пустяшными и иногда глупыми. Он почитал, а потом еще почитал, когда ребенок уснул. И опять это ощущение детства светлым облачком в груди. Книгу эту он тоже читал когда-то в детстве. А потом и на взрослые книги сил хватило.

Только на их серебряной свадьбе, ночью, когда уже легли, Маша решилась и сказала:
- Милый мой, ты самый лучший! Спасибо тебе. Но я думаю, если бы не один день в нашей жизни, мы бы развелись. Может, скажешь, что же было, когда ты пришел ночью, испуганный, грязный и ничего мне не рассказал?
Он вздохнул:
- Меня похитили инопланетяне, хотели опыты на мне проводить, но потом отпустили.
Она хмыкнула и с негодованием отвернулась к стене:
- Вечно ты врешь!!!
"Нет, я не вру уже много лет. Мне нельзя", - хотел он сказать, но промолчал. Он лежал, смотрел в окно. Шторы забыли задернуть, и яркие зимние звезды светили, переливаясь, словно подмигивали. И вдруг у него возникло странное, новое чувство. Будто его очень ловко надули.