Свадьба

Третий день Надюшку съедал жар.
Еле-еле она открывала глаза и сухими, почти безжизненными губами чуть слышно просила:
«Пи-и-и-ть!»
Настя склонялась к дочери, поила ее водой и протирала лоб полотенцем, без устали шепча молитвы.

Женщина не знала, как помочь своей умирающей дочери.
Их депортировали, как врагов народа, а спец.переселенцы не имели права на медицинскую помощь.

«-Тиф» - определил сходу хозяин избы, однако поселил их в лучшей комнате, даже кровать свою отдали они с бабкой. Настя стеснялась, отказывалась, но дед был непреклонен.
Надя медленно угасала, а мать металась в отчаянии, глотая горячие слезы от обиды и бессилия.
***

Муж ее, Иван Батынов, ушел на фронт еще в сорок первом, призывался в Ростове.
А в сорок втором пропал без вести, последнее письмо получила она в мае месяце.
Но ни на минуту не сомневалась в том, что он жив. Ведь и прожили-то они всего ничего – три года.

Наденька же была дочерью его старшего брата - Савелия.
Савелий работал военкомом, к несчастью, в тридцать седьмом, погиб от бандитской пули. Любившая мужа почти до беспамятства, Анастасия едва пережила этот удар. Она проплакала три дня кряду, не выходя из дома, а когда вышла – голова ее покрылась сединой.
Но даже седина не испортила ее внешности.

В тридцать лет она все ещё была хороша собой. Любившая и спеть, и станцевать, она всегда была желанной гостьей.
Стройная, выразительные карие глаза, коса до пояса - мужчины не сводили с нее глаз.

Она же, казалось, не обращала на них никакого внимания. Работала от зари и до зари.Все ее мысли были заняты только одним - как прокормить и одеть свою кровиночку - Надюшу.


Работала Анастасия в столовой: готовила еду для колхозников, топила печи, мыла посуду, убирала со столов, а по вечерам садилась за швейную машинку – принимала заказы на пошив. Всю ночь тарахтела машинка, а к утру заказ был готов.
Хоть и уставала. Все-таки рада была, что забывалась сразу крепким сном.


Однажды в тридцать девятом приехала к ним в гости Настина золовка.
Погостив немного поняла, как бьется молодая женщина изо всех сил,  да жил не хватает.

Заметила она и крышу, прохудившуюся в нескольких местах, и вечно одинокую, и оттого
неухоженную Наденьку, и почти пустые плошки-кастрюльки, совсем обносившиеся шубы-шали - всё узрела она своим хозяйским оком.Всю ночь проговорили они, а наутро уехала золовка и в глазах ее светилась надежда…


Не прошло и нескольких дней, как женщина написала младшему брату Ивану в Пятигорск:
«Ваня, приезжай, заболела я, да помочь некому…»

На самом же деле пришла ей в голову шальная мысль: «А не поженить ли Ивана с Настей?»
Ей до боли было жалко племянницу, да и Настя-красавица, любому будет люба.

Беспокоило ее и то, что Иван окончивший ветеринарный техникум, домой не особо спешил.

И заподозрила сестра - не ровен час, заведет себе подругу, да останется там, на чужбине. Что же им тут делать – одним бабам?
***


Получив письмо, Иван не на шутку перепугался.Заторопился, засобирался домой.
Ехал-смотрел во все глаза на родную донскую степь и сердце сладко ныло - вот она, Родина.

В первые дни женщина не могла насмотреться на брата - возмужал, похорошел. Ходила за ним повсюду, как за маленьким.
Рассказала, что произошло в селе за последнее время, пока Иван был в отъезде.

Как бандиты застрелили Савелия, как осталась одна Настя с дочкой, как устает она Катерина, одна. Выслушал Иван сестру и остался…


Дали ему дом, на работу взяли сразу - ветеринаров на селе всегда не хватало.
Однажды, собралась Катерина навестить племянницу, да и брата уговорила ехать.

Накупили они гостинцев и поехали, благо дорога была недалекой - вёрст семь от силы.
Приехали к обеду - Анастасия была на работе. Девочка играла на песке у дома.
Обрадовалась гостям - полезла целоваться с теткой.

Катя умыла девочку, поставили самовар. Пригодились дядины петушки на палочке. Девочка, разглядывала Ивана внимательно и вдруг спросила серьезным голосом: "Ты мой папа, да?»
Взрослые переглянулись, помолчали. У Ивана запершило горло, заслезились глаза.
-Ты мне не ответил,- не отставала девочка, - ты ведь мой папа, да?
-Да, - ответил Иван,-я твой папа, я вернулся.
Девочка засмеялась и взобралась ему на колени.Она трогала его фуражку, дергала его за усы, будто не веря в его существование.

Настя пришла домой к вечеру усталая, но радушная, как всегда. Кинулась накрывать на стол - и споро как-то, все ловко у нее получалось. Раскраснелась, похорошела.
Иван впервые посмотрел на нее не как на жену брата, а как на молодую красивую женщину.

Разговорившись, Ваня поймал себя на мысли, как легко и душевно ему с ними, как не хочется ему уезжать из этого дома.


К ночи собрались гости домой. Анастасия с Надей пошли их провожать.

А через неделю приехал один Иван, привез Наде сладостей, а Насте отрез на платье.
И стала Настя приглядываться к Ивану, а присмотревшись, поняла, как много общего в братьях. И сама не заметила, каким близким по духу человеком он оказался.
Стали они встречаться, а потом и вовсе сыграли свадьбу.
И не было счастливее их никого.

Да только началась война…
***


Сюда, под Ростов война пришла неожиданно быстро. Необычным гулом немецких самолетов, грохотом танков, длинными колоннами наших солдат. Красная армия отступала.
Женщины смотрели с горечью на эту картину и понимали - грядет оккупация…
(Кто знает теперь - не пересажай Сталин цвет нации в тридцать седьмом - тридцать восьмом годах, может, и войну бы выиграли гораздо раньше?
Ведь прогрессивно мыслящие командармы гнили в это время в сталинских лагерях,а пешие, невооруженные солдаты (одна винтовка на двоих) и "ворошиловская" конница не могли дать отпор технически оснащенной армии противника).


Вот и Ивана забрали в самом начале войны.
В сентябре сформировали семидесятую кавалерийскую дивизию. Отсюда, из Ростова, и ушел муж Анастасии на войну.
За десять дней до отправки написал он жене, что уезжает он на передовую.

Настя зарубила всех кур, что бегали по двору. Да и зачем их беречь-то, для кого?
-Скоро немцы придут, будем ли мы сами живы? - шептала самой себе, собираясь в дальнюю дорогу.Хлеб пекла уже ночью.Положила в корзинку и домашнего сала.
Побежала к председателю, упала ему в ноги: «Помоги, Васильич, дай коня. В Ростов к мужу на два дня.Забирают их на днях на передовую. А ну как не увидимся больше…»Васильич и слушать не стал.
-Нету, хоть режь, - взмолился он - Всё забрали на фронт. Нету ни лошадей, ни машин, ни тракторов. Хоть караул кричи.

Настя бросилась к соседу, выпросила у него быка, запрягла его и поехала в Ростов.
До Ростова было ни много, ни мало - двести двадцать километров, да под бомбежками.
Пряталась от бомб, порою шла пешком, рысью ползла, принюхивалась к врагу, пытаясь определить, куда ехать дальше…

Добралась в город только к концу четвертого дня.
-Ушли они вчера - ответил молодой боец на пропускном пункте и с жалостью посмотрел на женщину.
-Что же делать-то теперь? - спросила Настя.Неожиданно для самой себя она расплакалась – сказалась нечеловеческая усталость последних дней. Она плакала навзрыд, размазывая слезы по щекам, как ребенок.
-Нельзя так плакать, дамочка - проговорил солдат, - как по убитому. Нехорошо это…
Анастасия замолчала, быстро протянула корзину солдату:-Ешьте, ребята. Для мужа везла, да видно, не судьба. Пусть вам останется, может и вас завтра на фронт заберут.
И зашагала по дороге, платком вытирая слезы…

Последнее письмо от мужа Настя получила в мае сорок второго. Писал он из-под Харькова. Писал, что трудно им приходится. И чтобы ждала его непременно…
Прошел год. Больше вестей от Ивана не было. Из части пришло письмо, что рядовой Батынов «пропал без вести».
***
На дворе стоял лютый мороз - декабрь сорок третьего года, когда в ночь на двадцать восьмое в их село прибыли солдаты. Разбежались быстро по селу, стучали в окна домов, в двери. Показывали Постановление Правительства о насильственном выселении людей
«как врагов народа».
Анастасия вжалась в стену, обняла дочь…
Она ничего не могла понять: зачем, за что, куда?
-Не положено знать! - громко отсёк ненужные вопросы конвоир.

Настя собрала нехитрые пожитки в мешок.
Надюша плакала, вопросительно смотрела на мать.
Когда один из конвоиров вышел на улицу, другой быстро прошептал:
-На Север вас высылают. Берите теплые вещи.Даже на швейную машинку показал глазами: пригодится.

Настя хватала все, что могла унести - валенки, дубленку, перину, в последний момент схватила свою спасительницу - швейную машину.
Ещё раз взглянула она прощально на дом.
Там на вокзале поняла, что они не одни. Товарный поезд был забит людьми – стариками, женщинами и детьми.
Так, спустя две недели, они оказались в Сибири…
***

Смочив в очередной раз полотенце, Настя надела полушубок, завернулась в шаль и вышла в метель.
Мело, дороги заносило снегом так, что не оставалось и следов. Ветер завывал, сбивал с ног. Настя пошла навстречу ветру. Понимала, дочь может умереть в любой момент.

Вышла она в поисках продуктов, чтобы обменять их на лекарства.
Вчера, в одном из бараков для ссыльных, она нашла фельдшера, пожилого немца с Поволжья.

Тот посоветовал давать дочери английскую соль, да « почаще поить ее теплым чаем.»
Настя пришла в соседнюю деревню, когда стемнело.
Она и не заметила, как прошла добрых пять вёрст.


Кое-где виднелись в окошках изб огоньки. Лаяли собаки.
В конце улицы услышала она шум и веселье. Вначале подумала даже, что показалось.
Однако у избы и вправду стояла повозка, а в избе играла гармонь.


Подойдя, Настя увидела снующих туда-сюда людей, да услышала громкое «Горько!»
«Свадьба!» - пронеслось в голове, -"Вот это да! Как бы попасть туда?"
Она смотрела на тени людей, слышала их голоса, да боялась войти.
Только сейчас почувствовала она, как болит спина, как ноют от усталости ноги.
Сразу вспомнилась больная дочь, и горячие горькие слезы потекли по щекам.
-Эх, была - не была! Двум смертям не бывать, а одной – не миновать!


Настя толкнула калитку, вошла в сени, а потом и в дом. Постояла, оглядываясь.
Никто не обращал на нее внимания. Было жарко. Гостей было немного-бабы да старики.
На столе стояло небогатое угощение. Гости пели какую-то грустную песню.
Вдруг гармонист заиграл плясовую, и мать жениха вышла в круг, горделиво оглядывая подруг, будто зазывая их пройтись с нею в танце, а может быть, чтобы посоревноваться в переплясе. Однако, желающих не было- то ли устали бабы, то ли не хотели тягаться с известной плясуньей, то ли настроения не было.


Оно и понятно, какое счастье могло быть у молодых в военное время? Короткое, как сибирское лето: уйдет муж на фронт, и убьют его там через неделю. Вот и вся недолга.
Тем временем женщина отбивала каблуками ритм : та - та - та, та - та - та…
Тут уж не выдержала Настя – вышла в круг, на ходу расстегнула полушубок, и в эту минуту не думала она ни о том, что могут ее выгнать отсюда, ни о том, что могли позвать коменданта – а там и расстрелять могли.


Просто стало ей обидно до слез, обидно за умирающую дочь, за сгубленную молодость, за любовь свою несчастную, за то, что муж сгинул в этой страшной мясорубке.
Сердце горело огнем ненависти к фашистам, ненависти к тем, кто отправил их сюда умирать...
И танец ее был вызовом самой судьбе.
Настя плясала, глядя прямо в глаза незнакомке, а за столом люди недоуменно переглядывались и никак не могли понять, кто же эта женщина: легкая, стройная, коса до пояса, светленькая, худенькая, глаза горят огнем. Яркие, мудрые глаза, в которых ,казалось, поселилась боль…


Больше всех глядел на нее Никодим – бобыль из соседней деревни, родственник невесты.
Было ему чуть за пятьдесят, только борода его делала старше.
Зеленые глаза его в упор рассматривали молодую женщину…

Музыка закончилась, и хозяйка избы повернулась к Насте:
-А ты кто будешь, откуда такая взялась?
Да не успела договорить, осеклась, увидев как медленно оседает гостья на пол - потеряла сознание.Бросились люди к ней, заохали.
-Воды ей дайте, воды!
-Голодная она, не видите, что ли? - Никодим подошел, поднял Настю на руки, как пушинку.
 А когда пришла в себя, чаем её отпоили, накормили.
Стала Анастасия рассказывать о том, что выселили их с дочерью, что дочь ее лежит в бреду, что нет у нее денег на лекарства, и обменять не на что.


Хозяйка думала недолго : насобирала картошки, да сала, да хлеба ей положили люди.
Собралась Настя домой, да мешок поднять не было сил.Тут Никодим вызвался помочь.
Вышел на улицу, вынес мешок к повозке.
Настя повернулась к людям и поклонилась им в пояс, до земли.
-Спасибо вам, родненькие мои,- плакала и обнимала новых друзей своих. И в эту минуту никого на свете не было у нее роднее и ближе…

Только выехали из деревни, как Никодим заговорил:
-Так говоришь, мужик твой без вести пропал? Погиб он, наверное. А может, и в плену.
А меня не осуждай. Я ведь тоже воевал, комиссованный.


Послушай, пропадешь ты здесь одна-то. Врать не умею, ты мне понравилась очень. Красивая ты. Выходи за меня, не пожалеешь. Беречь тебя буду, жалеть. И вот еще что: документы справим, останешься здесь. Я за двоих работать буду. Да не гляди так на меня, я же серьезно…
Настя не отвечала.
До села доехали молча.
-Так как, Настя? - Никодим повернулся к ней, заглянул прямо в глаза.

-Прости меня, Никодим! -голос Анастасии задрожал.-Прости, коли сможешь, только ведь я одного Ивана люблю и ждать его буду. Мы ведь такие - казачки. Уж если полюбим, то навсегда. А если умереть придется, так я вместе с моим народом…
Ткнулась в бороду «Храни тебя Бог!» и пошла по темной деревенской улице…

На другой день Насте удалось поменять продукты на лекарства.
Слава Богу, дочери стало лучше. А чуть позже и вовсе Наденька выздоровела…
Уехали они отсюда в тайгу - валить лес, затем грузили рыбу в Салехарде и морскую соль,
Работали на золотых приисках. Там, где мужики едва справлялись. И ждали, ждали возвращения домой...

В пятьдесят шестом стали возвращаться домой, сразу после реабилитации.
Вернулась и Настя с дочкой.
***
Прожила Анастасия семьдесят два года и до конца жизни ждала от мужа вестей.
Не знала она и никогда уже не узнает, что Иван провел в концентрационных лагерях три года,с мая сорок второго по апрель сорок пятого...

Оттуда, из Шталага-308, что в Батхорне, я и получу личную карту деда в декабре две тысячи девятого.
Мой дед не дожил до Победы всего две недели…