Приговор

«Спектакль подлинных эмоций» гласили афиши на входе. В маленьком, камерном театре собрались люди. Никто не опоздал и зал, наконец, полностью заполнился. После свет выключили и так, в полной темноте, люди провели около двух минут. Со стороны сцены слышалась возня.
Включился свет. Перед зрителями стоял куб, а на нем лежало сердце. Мясное. Еще недавно – живое. Кажется, говяжье. Либо большое – свиное. Включили звук высокой частоты. Он становился выше и выше и начал перерастать в ультразвук. Вроде бы включили огромную пищалку от собак. У некоторых начала болеть голова. Напряжение усиливалось. И, когда звучание достигло своего пика, сердце взорвалось, забрызгав первые ряды. Тотчас звук прекратился. Некто из первого ряда встал и вышел из зала. За ним последовал другой. Свет погас…   
На сцене появился маленький огонек. Хлопок. И он потух. Включили свет. Оказывается, грязный работяга потушил его кирзовым сапогом. Грязно и громко обматерил всех зрителей по матери. Супружеская пара с ребенком вышла из зала. Свет погас…
Включились два прожектора. Они были направлены на сцену, освещая ярким пятном голую жопу. Обычную. Мужскую. Свет погас…
Включился снова. На сцене примитивно, как собаки, сношались люди. Трое людей тут же вышли из зала. Свет погас…
Включился. На сцене рыдала старушка изо всех сил. Взахлеб. Горькими слезами. И при этом, кажется, совершенно не играла. Свет погас…
На сцене появился огонек и начал медленно разгораться. Стал в половину человеческого роста. Зрителей первого ряда обдавало жаром. Вдруг включился свет и пожарник в костюме задул его из огнетушителя. Свет погас…
Включился. На сцене целовались взасос двое половозрелых мужчин в милицейской форме. Страстно. С остервенением.
- Фу, пидорасы! – кто-то вышел из зала.
Свет погас…
Включился. На сцене стоял аквариум с водой. Из десятка катапульт, стоявших за спиной у зрителей, летели живые рыбы через весь зал и ударялись об стекло. Они стремились в естественную среду. Свет погас…
На сцене появился маленький огонек. Начал потихоньку усиливаться. Становился все больше и больше. Уже скоро – в человеческий рост. Стало жарко. Некто встал, прошел через весь зал и попытался выйти, но у него ничего не получилось. Дверь была плотно заперта. Встал еще один мужчина и решил помочь первому открыть дверь, но и вдвоем их попытки были тщетными. Массивная дверь даже не дергалась. Пламя становилось все больше и больше и первым рядам стало жарко. Они начали вставать со стульев и пятиться назад. У дверей порядка десятка мужчин пытались ее открыть. Но ничего не получалось. Загорелись стулья первых рядов, трещала сцена, от декораций было особенно много удушливого дыма. Ни у кого ни оставалось шансов на спасение. Свет погас… Крики вскоре утихли. А потом и кашель. И стоны. У всех был шанс на спасение. Театр сгорел и мир стал немножко лучше.
В зале включился маленький огонек. Проходя через дым, он становился столбом света. Постоянно метался, поскольку находился на лбу у пожарника, который взломал дверь и вошел в театр с внешней стороны.
Внутри были обгорелые люди. Жир и кожа оплавились на них в первую очередь и они напоминали силуэты учебников по анатомии. Они были физически красивы. Они были мертвы и потому у них не было дурных мыслей в голове. Но самое главное то, что все они буквально только что испытали настоящие эмоции и переживания. Они заплатили ценою жизни. Но настоящие переживания стоят дорого.