Занавес приподнялся

Какая всё-таки интересная была жизнь! – вздохнула, вспоминая Ася. Она вспоминала о туристических походах, в которые они ходили пешком и ездили на электричках, битком набитых такими же туристами, как и они. Тогда выходной день был только один.
Попробуй сейчас сделать один выходной день, все будут протестовать, а тогда женщин возмущало, что из-за добавочного выходного дня приходиться работать на час дольше. Понадобилось время, чтобы привыкнуть к этому. Теперь это выглядит смешно, а тогда находилась целая куча аргументов против этого!
После гибели в автокатастрофе Асиных родителей они с бабушкой остались совершенно одни.
Ася с удовольствием вспоминала, как тихо она сидела, пригревшись рядом с бабушкой на диване, и слушала воспоминания той, о её молодости.
Воспоминания бабушки были так интересны, что она, закрыв глаза, пыталась представить себя на её месте…

Нааастенька!!!!! Учительница музыки приходила?
– Нет, бабушка! – испуганно захлопала глазами белокурая и голубоглазая девчушка. Она учительнице попросту не открыла дверь и теперь боялась, что та пожалуется бабушке, а Насте так надоели, эти обязательные занятия музыкой… Уроки были платные и родители, пока были живы, из кожи вон лезли, чтобы научить ребёнка музыке. После их смерти, бабушке одной растить её было тяжело, и Настя решила этот вопрос сама. Пусть это было и по-детски, но зато раз и навсегда, она освободила их с бабушкой от лишних расходов.
Наступала хрущёвская оттепель, вновь приобретённой, но относительной свободы. До поры до времени, об этом мало кто догадывался и те, которых это не коснулось, думали, что свобода пришла навсегда.
В моду входили стиляги! замысловатым коком на голове они напоминали важных гусаков, а ботинки, на толстой каучуковой подошве, позволяли им надменно возвышаться над толпой, исследуя публику внизу.
У Насти, неизвестно откуда, появилась пластинка «на рёбрах». Это был «Чубчик» в исполнении того…западного Лещенко. Класс! Редкая вещь, по тем временам!
По ночам в кинотеатрах, (в первый раз это было на Пасху), чтобы молодёжь не ходила на Крестный ход, крутили заграничные фильмы: Сети шпионажа и Танцующий пират. Они с девчонками бегали из кинотеатра в кинотеатр, боясь пропустить хоть один из фильмов, и утром просыпали уроки. Фильмы были трофейные и показывали их после войны впервые, не посмотреть, значило потерять многое. Потом их покажут и не однажды; но сейчас… они могли мгновенно сорваться с урока и бежать, забывая про всё, лишь бы успеть ухватить очередной фильм. Крестный ход  они тоже успевали посмотреть, - это было не менее интересно, тем более, что это запрещали. Не гласно, конечно, но могли быть неприятности.
Кинотеатр Колизей, в котором прокручивалось большинство трофейных фильмов, и Владимирский собор находились неподалёку друг от друга, а для молодых ног такие расстояния, считай! почти рядом.
С некоторых пор, что-то незаметно и неотвратимо начало меняться в обществе. Основная масса жила ни о чём, не догадываясь, но те из них кто интересовался, в какой-то мере политикой, ясно понимали, что наступает другая жизнь. Неизвестно какая, но другая.
Настю это мало интересовало, да и что может интересовать девчонку в семнадцать лет?
В школе говорили только о выпускных экзаменах, да о новой моде (чего раньше не наблюдалось). Утренняя школьная жизнь начиналась с шушуканий некоторых парочек, исповедующихся в своих увлечениях. Пожалуй, это были их основные заботы.
Впоследствии, когда в моду вошли короткие юбки  и брюки дудочкой, мальчишки и девчонки, как с ума посходили. Ну а уж, когда появились клеша, стало ясно, что процесс, как говорится: – Пошёл! 
Юбки, год от года, становились короче и короче; девушки стали носить на голове причёску «Бабетта идёт на войну». Носить, почти в буквальном смысле. Эта причёска требовала жертв и не всем была доступна. За неимением густых волос, некоторые женщины умудрялись приладить на макушке консервные банки, прикрывая их жидкими волосами – это было что-то! выходящее за все возможные рамки. Свобода сулила невероятные потрясения. Занавес, хоть и не пал, но приподнялся.  Так всем казалось…
В живописи, которой интересовалась Настя, появились направления, давно существовавшие за границей. Абстракционизм, импрессионизм, поп-арт, дадаизм, сюрреализм, кубизм и многие другие, но у нас выставки разгонялись, а полотна прятались.
А брюки!? Ну что брюки? Брюки получили всеобщее прощение. Да по нашему-то климату!!! Так ведь нет, одежды удобнее…
Как-то, приехав отдохнуть к  бабушке в деревню, Настя решила зайти в магазин. Её не то, что не пустили туда, а засмеяли и натравили  гусей и те, шипя, пошли на неё, выгнув шеи, будто понимали, чего от них хотят. Она от страха быстренько юркнула обратно на телегу.
Нет, всё, что они делали и носили тогда, с позиции нынешнего времени! было прилично. Не то, что сейчас: пупки голые; трусики почти никакие, а юбка… вообще не поймёшь, есть она или нет.
Всем надоело стандартное однообразие и от этого моды менялись одна быстрее другой. 
После всемирного Фестиваля Молодёжи по городу, разметая подолом грязь, пошли тургеневские барышни в длинных платьях и широкополых шляпах – это было красиво и женственно.
Подросшая Анастасия, готовясь к выпускному балу, сшила себе платье из воздушного белого крепдешина с развевающейся пелериной, под которую с лёгкостью проникал свежий ветерок.
Стояли знаменитые ленинградские белые ночи… По всей набережной установили  небольшие эстрады: вокруг была музыка и летали разноцветные воздушные шары.
Всем своим дружным классом они,  весёлые и красивые, шли к Литейному мосту, томясь в ожидании появления шхуны с алыми парусами – праздник проводился  впервые.
Уже подходя к Литейному мосту, услышали сирены скорой помощи. Собравшаяся толпа, как в молитве, подняв к губам сложенные ладони,  ахнула и застыла в ужасе.
Пробиваясь к мосту, они узнали: четверо ребят, перепрыгивая с одной стороны разводившегося моста на другую, по вертикально поднимающейся части скатились прямо в машинное отделение.
Что заставило их совершить такую глупость?! Ах, если бы молодость знала, тогда бы и мудрость могла! Оцепенев, они ещё долго стояли, надеясь услышать, что кто-либо из ребят остался в живых, но…
Произошедшим событием праздник был испорчен, лишь белая шхуна, возникшая на фоне Петропавловской крепости, важно покачивающая бортами и полощущая по ветру алыми, как восходящая заря парусами, немного отвлекла их. К счастью, молодость склонна, быстро приходить в себя… Всю ночь, немного грустные они тихо бродили по набережной, между концертных площадок.
К утру слегка развеселившись, не сговариваясь, все как один, разделились на парочки и рванули к пристани, расположенной недалеко от Эрмитажа, решив прокатиться до Петродворца. Ранним утром по Неве пошли  Ракеты, Метеоры.
И только спустя какое-то время, они смогли осознать трагедию всего случившегося, оставившую неизгладимый след в их памяти.
– Понятно! – никому не отдававшая предпочтения Настя, глубоко вздохнула. – Эрик тоже, кажется один?! Это уже хорошо, а то одной как-то неловко и скучно – подумала она.
В Петергофе у «Самсона», как всегда, было полно народа, так что не протолкнуться, и они с Эриком, бросив на счастье монетки в водяной каскад Шахматной горки, двинулись к разрушенному «Марли». Поднявшись на территорию запущенного фруктового сада, нависающего над разбитой кирпичной стеной, они остановились, и стали смотреть как, во всём своём великолепии, открывается залив, отливающий золотящимся утренним солнцем.
Сверху были видны, стоящие у пристани Ракеты и, как-то  сразу, им обоим захотелось домой. Они, что было мочи, боясь опоздать, подхватились и побежали к пристани. Ракета отходила через пятнадцать минут. Эрик долговязый и длинноногий бежал впереди, изо всех сил размахивая руками, словно пытался остановить время, но, всё же, они не успели.
Настя уже не помнила, о чём они говорили тогда, сидя на берегу залива… да это было и не столь важно.
Это были последние дни, уходящей от них юности, а впереди ждала сплошная  неизвестность.