Часы

     В это утро Тимошка собирался в садик особенно быстро.  Еще бы! Генеральная репетиция к Международному дню защиты детей, как вчера сказала воспитательница Любовь Васильевна, должна пройти на городском стадионе. Именно там, на огромном, как казалось Тимошке, футбольном поле, с настоящими воротами с сеткой, он будет исполнять танец с каким-то смешным названием, которое он никак не мог запомнить и почему-то этого немного стеснялся. Но сейчас он об этом не думал. Сам только факт, что сегодня они с ребятами проведут какое-то время не в четырех стенах группы и не на ограниченном участке с верандой и песочницей, будоражил всю его детскую душу.
     И вот, когда уже прошел бесконечно долгий завтрак, детей вывели на улицу строиться по парам. Нетерпение нарастает. Все! Сейчас! Надо только выслушать последние наставления о том, как правильно переходить дороги... О, нет! Как же он, Тимоха, мог забыть про это! Ведь сейчас двум мальчикам выдадут по красному флажку, которыми они будут останавливать – сами! – на дорогах машины, чтобы дети безопасно могли пройти проезжую часть. И если бы, плюс ко всему, ему еще и достался флажок, то это был бы самый счастливый день в его жизни.
     Но как всегда вот это одно дурацкое «но» немного испортило  непередаваемую атмосферу праздника. Флажки достались другим. Кольке и Сережке. Один сопливый, а другой вообще «Сережка-матрешка». Да и ладно. Может быть, на обратном пути повезет. Но когда уже шли по городу, Тимка хмуро наблюдал, как эти двое счастливчиков гордо вставали с поднятыми флажками по обе стороны от колонны, и машины останавливались, уступая детям дорогу. 
     В конце концов ему надоело смотреть только на этих «дядей Степов – милиционеров», и он перевел взгляд на окружающий город. Оказывается, они уже вошли в старую часть города, где были только двухэтажные дома желтого цвета, и где он бывал очень редко. Как тут все интересно и непривычно. Огромные тополя выше домов в два, а то и в три раза. А их корни повылазили тут и там наружу, сломав асфальт, и были похожи на каких-то страшных одеревеневших червяков. Большие красные муравьи ловко преодолевали их на своем муравьином пути и исчезали в траве у тротуара.
     И тут его взгляд зацепился за что-то такое блестящее, золотое. Он, конечно, сразу увидел и понял, что это часы, но отказался поверить собственным глазам. Потому что этого не может быть. Не могут вот так просто лежать в траве маленькие женские часики. Не могут. Так не бывает. И все же он быстро вышел из строя, сделал вид, что застегивает расстегнувшийся сандалик, схватил, не глядя, этот блестящий предмет и вернулся обратно.
     Такое волнение Тимка испытал впервые. Сердце билось не только там, где ему и положено биться, но и бешено стучало в ушах  и в горле. И он уже ничего не слышал. Все мысли были только о том, что зажал он в своей вспотевшей ладошке, и на что неудержимо тянуло посмотреть, потрогать, пощупать. Но как это сделать, не привлекая внимания со стороны других? Никак! Слишком рискованно. И положить некуда. Ни одного кармана. Футболка и короткие шорты. Придется терпеть до возвращения в садик. И он мужественно выдержал всю репетицию. Правда, не помнил ее абсолютно. Как, впрочем, и самого стадиона со всеми его трибунами и настоящим футбольным полем.
     Когда уже вернулись обратно, пообедали и пошли на сончас, Тимошку снова охватило то небывалое волнение. Именно сейчас, накрывшись одеялом, он и рассмотрит то, что уже просто обжигало ему занемевшую руку.
     И вот он разжал ладошку. Да – это были маленькие женские часики. Золотые. По крайней мере, так думал Тимка. От долгого пребывания в мокрой руке стеклышко запотело, и  было плохо видно миниатюрные стрелочки. Он бережно дул на стекло и терпеливо ждал. И вскоре они показались. Одна из них, самая тоненькая, быстро бежала по кругу, где вместо цифр были малюсенькие точечки. Да ведь они ходят! Тимка прижал часики к уху и замер, перестав даже дышать. Тикают! Честное слово, тикают!
     В этот момент резким рывком с него слетело одеяло.  Он увидел над собой склонившееся лицо Любовь Васильевны.
- Опять не спишь?
- Сплю.
- А зачем под одеяло залез?
- Просто.
- Знаю я ваше «просто». Опять с собой игрушку взял? Ну-ка, показывай.
- Ничего я не брал.
- Где она? Под подушкой?
- Нет.
- А в руке что?
- Ничего.
- В руке, спрашиваю, что?
Она схватила своими большими пухлыми пальцами кулачок Тимошки и разомкнула его.
- Так! – удивленно протянула Любовь Васильевна. – Откуда? У матери спер?
- Нет! – испугался Тимка. – Я их нашел. Сегодня. Около стадиона.
Та опять удивленно подняла брови и крепко сжала губы.
- Хорошо, - после некоторого раздумья и совершенно уже другим тоном ответила она. – И что ты думаешь с ними делать.
- Маме на день защиты детей подарю, - расцвел мальчишка и, застеснявшись, опустил глаза. – У нее никогда таких не было.
- Молодец. А сейчас спи. А часики пусть пока у меня побудут, чтобы не потерялись. У тебя ведь даже кармашков нет.
- Нет, - согласился Тимка.
- А как мама за тобой придет, так я тебе их и отдам сразу. Договорились?
- Да.
     Любовь Васильевна вышла, а Тимка стал думать, как обрадуется мама, когда он подарит ей настоящие золотые часы с золотым браслетиком. Спать не хотелось.
     Когда уже пополдничали, Тимошка сел у окна караулить мать, хотя до ее прихода было еще немало. Просто как можно сейчас, в это самое время, во что-то играть, прыгать, бегать, кричать, когда предстоит такое событие. Он, маленький еще мальчик, подарит маме часы! Опять бешено забилось сердце и почему-то захотелось плакать. Но он сдержался. Нельзя.
     А вот и мама. Их глаза встретились. Он ей постучал в окно, она помахала ему рукой. Тимошка рванул в раздевалку, крича на ходу:
- Любовь Васильевна, мама идет!
В раздевалке он бросился матери на шею и со всей детской непосредственностью выпалил:
- Мама, закрой глаза. У меня для тебя подарок. Настоящий. Как в кино.
В раздевалку вошла Любовь Васильевна. Тимка подбежал к ней, дрожа от восторга, и заговорщицки протянул руку.
- Что тебе, Тима?
Но тот только многозначительно вращал глазами, боясь произнести вслух, чтобы не испортить сюрприз.
- Чего тебе? – ласково переспросила она.
Тимошка ткнул пальцем себе на запястье, намекая непонятливой воспитательнице на место, где обычно носят часы.
- Ах, вот он про что, - как бы спохватилась Любовь Васильевна, уже обращаясь к матери. – Сегодня после репетиции ребятки пришли уставшие. Покушали и сразу спать. Спали все как убитые. Даже Тима сегодня спал хорошо. И ему приснилось, что он нашел золотые часы и отдал их мне на сохранение. Это бывает. Я столько подобных случаев за двадцать-то лет видела, что и не пересчитать. Однажды после сончаса один мальчик вышел,  крепко сжимая себе пальчик. Что, спрашиваю, случилось? Пальчик, отвечает, порезал. Я смотрю, а там ничего нет. Абсолютно ничего. Видели бы вы, как он сам удивился. Это бывает.
     Тимошкина мама согласно кивнула и сказала ему:
- Все, говори Любовь Васильевне «до свидания» и пойдем. Нам еще в магазин зайти надо.
     Но Тимошка попятился, отчаянно крутя головой из стороны в сторону. Слезы душили так, что он не мог произнести ни слова. Так не бывает, чтобы взрослый человек, тем более воспитательница, обманул вот так нагло и умело. Это же не Сережка-матрешка, который постоянно обманывал всех, и к этому относились уже нормально и просто ни в чем не верили ему. А здесь… Как он теперь будет в садик ходить? Он же будет знать, что воспитательница может обманывать. Что она такой же простой человек, как и все. И тогда получается, что она и в туалет ходит! Не может этого быть. На глазах рушились идеалы. Все артисты, космонавты, учителя и воспитатели в понятии Тимошки были как полубоги, которые уж точно не испытывают каких-то там земных и житейских потребностей.
- Мама! – закричал он. – Я честно нашел часы! Честно! Золотые!
- Ну сам, лапуля, подумай, разве могут просто так лежать на улице золотые часы?
- Они не просто так. Они в траве.
- Тем более.
Она взяла Тимку за руку и потянула его к выходу. Тот отчаянно сопротивлялся.
- Успокойся.
- Я тебе их хотел на праздник, а она…
Он обернулся в сторону воспитательницы. Та стояла, как ни в чем не бывало, и снисходительно улыбалась. Тимка резко отвернулся и с мольбой посмотрел на мать.
- Все, говори «до свидания».
     Бесполезно. Он вышел из группы и стал медленно спускаться по лестнице. Всю дорогу он плакал, но старался делать это как можно тише, не всхлипывая и не шмыгая носом. А в глазах его стояло снисходительно улыбающееся лицо.