Новый мир

12 июля

В тот день я проснулся рано и сразу отметил, что для летнего утра темновато, хотя на часах было без десяти семь. Я выглянул в окно и даже охуел. День был такой пасмурный что ****ец. и это 12 июля. Небо напрочь затянуто тучами. Людей во дворе дома практически нет. Пару человек копошатся возле машин, одеты они не по сезону - в пальто и осенние куртки. Явно суетятся. Мой взгляд невольно упал на термометр у окна. Охренеть! 3 градуса тепла. Что за фиговина. Я еще попялился в окно, кажется начинался мелкий дождик.
Я разбудил Лену. Она поежилась от холода, да я и сам чувствовал его. Натянул на себя свитер.
- Слушай, что происходит? - спросила она, натягивая какой-то мой свитер, который я нашел для нее в шкафу. Она смотрела в окно и также, как я, абсолютно охуевала оттакого зрелища в середине лета.
Я пожал плечами. Я откуда знаю? В комнате было темновато как и на улице. Я щелкнул выключателем - хрен там. Света нет.
Включили телевизор. Нету электричества. Я взял трубку телефона - тишина. На обоих мобильниках - моем и ленином, вместо логотипа оператора светилась одна и та же надпись: "Нет сети".
- Херня какая-то, - ляпнул я.
Газ был, как ни странно и мы поставили кофе. Я снова посмотрел в окно. То же черно-синее беспросветное небо. Капает мелкий, ну чисто осенний, дождь. Но людей становилось на улице все больше. Они возились рядом со своими машинами, грузили в них что-то, матерились. Почти все были с зонтами или прикрывались плащами или еще какой херней.
В дверь постучали. Звонок, из-за отсутствия электричества, разумеется, не работал. Сосед Гриша, слесарь с подшипникового завода. Мужик, лет пятидесяти.
Видимо, вид у меня был заспаный и безмятежный, потому что Гриша даже вскипел.
- Ты че дрыхнешь? Радио слышал?
- Нет, - честно признался я. - Но надо было бы наверное...
Гриша аж руками взмахнул от избытка чувств.
- Что случилось? - спросил я.
С кухни Ленка высунула свое заспаное лицо.
- Здрасти.
Гриша кивнул.
- Ниче не работает. Нет электричества, связи, ни хера. Только радио от батареек. Передали, что в городах оставаться опасно. Советовали брать самое необходимое и отправляться прочь из городов. На дачи, в деревни, куда угодно. Но самое ***вое, - Гриша сжал губы. Кажется, он испытывал удовольствие, делясь с несведущим человеком важной информацией. - Самое хуевое то, что они сказали, чтобы мы старались избегать дождя. Он может быть радиоактивным.
Он многозначительно посмотрел на меня.
- Ясно, - только сказал я, обдумывая услышанное.
- Ты понимаешь, что это значит? - вскричал Гриша. Его, по-моему, просто бесило мое равнодушие или тупоумие. Скорее он подумал, ято я просто тупой или не до конца проспался. - Радиоактивный дождь!!!
- Ладно, не ори, - сказал я. - И они сказали, что произошло?
- Нет! Не сказали ни хера.
- Сам-то что планируешь делать?
- Уезжать! На дачу! Только машины же у меня нет. Мы с Машкой (это его жена) хотим свалить на дачу. Поезда вряд ли ходят. Да и до вокзала далеко, а там дождь. Ты нас не завезешь? Можешь остаться у нас на пару дней. Вещи мы уже собрали.
- Через полчаса подходите к моей тачке, сказал я и с облегчением закрыл дверь. Надоел он мне. Суетливый. А может яы тормоз?
Я вернулся на кухню. Ленка пила кофе и слушала маленький приемник, который мне давным-давно подарили на день рождения друзья, но я им ни разу не пользовался. Он висел на стене, на ремешке, рядом с холодильником.
Приемник шипел и хрипел. Из-за этого дикого аккомпанемента помех и шумов голос диктора разобрать было решительно невозможно.
- Ниче не пойму, сказал Ленка. - Только отдельные слова.
- Сосед сказал,.. - начал я.
- Я слышала. Тебе нормально, у тебя никого нет. А у меня мама. И Ник.
Ник это ее двухлетний сын. Не мой.
- Поехали к твоей маме. Одевайся.
Я снова бросил взгляд на термометр. +2.
- Надо куртки одевать.
Мы собрались. Оделись в мои теплые шмотки. Я не взял ничего, кроме мобильника и карманного приемника. Вышли из квартиры. Гриша и его толстая жена ждали нас на площадке.
В окно подъезда я видел все то же черное небо. Темно было как вечером, а подъезде и подавно. Я посмотрел на часы в телефоне. 7:43. Охренеть, летний денек.
Моя "четырнадцатая" стояла прямо мордой к подъезду. Я открыл машину и предоставил возможность соседям забрасывать два больших баула в багажник. Сам же сел на водительское сиденье. Ленка села рядом.
Погодка натуральное дерьмо. И темно как вечером. И холодно. Машина за ночь промерзла, окна замерзли. Я включил дворники. Термометр в машине показывал - 2. Рядом люди грузились в старый "Пассат". Целая семья.
Наконец, Гриша и его супруга закончили погрузку и плюхнулись на заднее сиденье. Пока они грузились, мы с Ленкой решили ехать к ее матери, она живет на соседней улице, забрать ее и Ника, а потом к Ленке на дачу. О чем и сообщили Грише.
- Ладно, довезите нас хотя бы до центра.
На лобовое стекло упали капли вновь начавшегося дождя. В зеркало я увидел, что Гриша на зднем сиденье тресся от страха при виде дождя. Лица его жены не видел. Да и *** с ней. Мотор завелся с первого раза, тачка почти новая. Развернулись, выехали со двора. Повсюду лужи, видимо, дождь шел всю ночь.
- Где ваша дача? - спросил я, обращаясь к Грише. - В каком направлении?
- На Оршу.
- А твоя?
- На Минск, - ответила Ленка.
- Ладно, нас до ж.д.вокзала хотя бы, - сказал Гриша.
- Машин было очень много. Светофоры... не работал ни один. Выехать со второстепенной дороги на главную было решительно невозможно. Кое-как, после минут десяти безуспешного тыканья, я наконец вклинился в правый ряд и мы поехали в сторону вокзала. Ленка все больше и больше волновалась за мать и сына, часто глядела на экран своего мобильника, но по ее лицу я видел, что ничего кроме "Нет сети", там нет.
Не заезжая на вокзальную площадь, я остановил машину. Гриша долго теребил в руках зонт. И его жена тоже. Наконец они вышли. Мы заехали за ленкиной матерью. Пока Ленка была дома, я наблюдал за людьми, которые также, как и у меня во дворе суетились возле своих машин, грузили вещи.
Термометр в машине показывал уже -3. Несколько снежинок упали на стекло. Это напрягло. Как-то стало не по себе от этих летних снежинок. Снежинки, падая, тут же таяли. Спустя несколько минут снег снова сменился мелким противным дождем. 8:23 на часах. На улице темно, а из-за тонированных стекол в машине ваще кажется, что почти ночь. Тучи на небе беспросветные.
Наконец вышла Ленка, держа на руках ребенка. Он совсем еще мелкий, даже двух лет еще нет. Ленкина мать, грузная баба в платке, хоть и не старая еще, плюхнулась на переднее сиденье.
- Здравствуй, сынок. Ой, что делается. - По радио сказали, будет только холодать.
Я поздоровался в ответ. Включил радио в магнитоле. Ни одна FM-станция не работала. И вообще, я не нашел ни одной работающей станции. Покрутив ручку, я выключил магнитолу. Ленка, что-то там возилась с сыном на заднем сиденье. Он хныкал.
Мы выехали на проспект Мира и встали. Здесь была огромная пробка. Машины стояли в шестья рядов, занимая и полностью и три полосы встречного движения. Редкие машины, вынужденые ехать в противоположном всем направлении, вынуждены объезжали пробку по тротуарам. Кажется, никто не возмущался.
Дождь усилился. Через работающие дворники я видел лишь стоп-сигналы впереди стоящего Лексуса и отражение собственных фар на его задней двери. Термометр показывал -2. Магнилота не работала. В смысле, ни одной работающей радиостанции я найти снова не смог.
Мы простояли больше часа, не продвинувшись ни на сантиметр. Не знаю, что там было впереди, но пробка была мертвой. Редко кто выходил из машины. Видимо, люди остерегались выходить на дождь.
10:06. Наконец машины впереди поехали. Я медленно двигался за Лексусом и через метров пятьдесят мы снова стали. Через минуту я заглушил двигатель.
- Сколько километров до дачи? - спросил я.
- Тридцать, - ответила Нина Сергеевна, мать Ленки.
Я перевел взгляд в окно. Дождь. Дальше сидели молча. Я подумал, что хорошо, что я вчера налил в бак двадцать литров. Хватит на какое-то время. По крайней мере хватит доехать до дачи и обратно, если понадобится. Вряд ли заправки работают. Мне ваще кажется, что все жители сели в свои машины, создав тем самым эту дикую пробку.
10:28. Земля задрожала под ногами. Я сначала подумал, что-то с мотором, но он был заглушен. А земля правда заходила под нами ходуном. Землятрясение что ли? Этого говна еще не хватало. Мы со всех сторон окружены домами по семь-десять этажей. Если они все разом рухнут - ****ец. Всем.
Потом в течение минут пяти мы отчетливо слышали отдаленный гул. Как будто самолет летит или что-то еще. Но явно что другое.
Справа по тротуару проехала Вольво. Мужик попытался вклиниться между мной и Лексусом. Он высунулся в окно и показывал мне какие-то знаки, типа пусти. Дальше по тротуару он ехать не мог, тот резко сужался и там росли деревья. Я кивнул ему. Когда, минут через десять машины наконец снова поехали он вклинился и поморгал аварийкой. Мне пох. Че спешить? Да и куда? Никто ведь не знает. Может на тот свет ты приедешь раньше меня на пару секунд. Едь, мне не жалко.
Дождь снова сменился на мелкие снежинки. Мы стоим напротив педагогического университета и до минского шоссе еще далеко. А мы стоим. На улице по-прежнему темновато как осенним вечером. Снег усилился. Даже кое-где на тротуарах снег уже лежал. Не успевал таять. На термометре -5. На часах.11:17.
Я снова покрутил магнитолу. Ничего. Впереди два мужика. выйдя из машины, о чем-то оживленно беседовали друг с другом. Может въехали друг в друга, а может так, обсуждали последние события.
Ленкина мать видно уже отсидела себе задницу. Стала елозить по сиденью, пытаясь размяться. Ленка сидела, стараясь не шевелиться. Ник спал, положив голову ей на колени.
- Во рту как сто котов насрали, - сказала Нина Сергеевна.
Я и сам уже час или даже больше чувствовал неприятный какой-то металлический привкус во рту. И мне это очень не нравилось. Мне постоянно хотелось сплюнуть, но я все время глотал слюну. Горло вроде начало болеть, глотать больно.
- Да, - тихо сказал я.
До этого я в машине не курил. Все-таки две некурящие женщины и ребенок. Но терпеть становилось все более сложно. Все усугублялось еще и тем, что делать было абсолютно нехрен и мысль о сигарете все больше и больше занимала меня. Так и вертелась в голове. Наконец я приоткрыл чуть-чуть окно и достал из кармана пачку сигарет.
- Кури, кури, - сказала Нина Сергеевна.
Я закурил, выдыхая дым в узкую щелочку окна.И как раз поехали машины. Двигались мы небыстро, со скоростью может быть 8-10 км/ч, но зато довольно долго - минут десять. Остановились уже возле памятника советскому танку. Он стоит на пьедистале, унылый такой, зеленый. Сверху на нем уже небольшая такая снежная шапка. Пешеходы иногда появляются на улицах, но все они очень спешат. Некоторые переходят дорогу между машинами. Никто им не сигналит, пропускают. Молча.
11:54. Снова пошел дождь. И довольно сильный. По тротуарам и дорогам потекли потоки воды и грязного снега. Спустя минут десять, снега на земле практически не осталось. Мы стояли. И смотрели в окно. На дождь и темное небо. Я еще несколько раз включал магнитолу, но ничего. Включить диск... Неинтересно сейчас песни слушать, настроение не то совсем.
Из впереди стоящей Вольво вышел мужик и подошел ко мне накрваясь натянутым на голову пиджаком. Я опустил окно.
- 92,6. Там передают. что через десять минут будет передача. Скажи водиле сзади..
Я кивнул ему. Он вернулся в свою Вольво. Я включил магнитолу. На 92,6 мужской голос повторял одну и ту же фразу:
"В 12:20 слушайте важное сообщение". Кажется робот.
Я закурил еще одну сигарету и вышел из машины. Сзади стоял минивэн. Кажется, Опель. Целое семейство. Я сообщил им эту информацию, они поблагодарили меня. Я вернулся в свою машину. В зеркало заднего вида я видел как цепная реакция продолжалась. Водители сообщали друг другу о предстоящей передаче.
- Щас скажут, что метеорит упал, - сказала Нина Сергеевна.
- Мама, не говори ерунды, - Ленка впервые, кажется, за все время в машине подала голос.
У меня было другое мнение по поводу этих событий, но я промолчал. Мать и дочь еще немного поспорили, но спорить-то было не о чем, все рано ничего толком неизвестно. Их вялый спор прервал женский голос из магнитолы.
"Граждане. Мы ведем передачу из телецентра. Если вы еще в городе, покидайте его. По крайней мере, на несколько дней. Избегайте попадать под дождь. Осадки могут быть радиоактивными. Пока эта вся информация, но мы еще выйдем в эфир на этой же частоте, когда появится какая-либо новая информация".
И все! Это короткое сообщение они прокрутили в эфире раз пятнадцать. Я не стал полностью выключать магнитолу, просто убавил звук, чтобы не пропустить возможно нового сообщения.
- Об этом мне говорил сосед утром, - сказал я.
- Ядерная война, боже,.. - вздохнула Нина Сергеевна и закуталась в платок потуже. Мы стояли уже минут двадцать с неработающим двигателем и машина остывала. Термометр показал температуру за бортом -4.
Ни я, ни Ленка ничего не ответили на это. Что касается меня, то здесь я был полностью солидарен с ленкиной мамашей. Я тоже думал именно так.
Машины впереди медленно поехали. Мы уже почти выехали из города, но снова встали. Теперь между полосами движения была зеленая разделительная полоса и несколько машин не приминили воспользоваться этой возможностью, чтобы объехать пробку. Я не стал. Снова покосился на часы - 12:48. На термометре -5. На улице снег с дождем. Черти что, то ли снег, то ли дождь. И ветер, кажется усилился.
Окна начали подмерзать. Зябко становилось. Нина Сергеевна сняла с себя платок, обнажив длинные седые волосы, собраные в чурбан на голове, и протянула его Ленке.
- Укрой Коленьку. Холодно.
Ленка взяла платок. Накрыла им ребенка.
Только в половине второго мы наконец выехали на минское шоссе и впервые за все это время набрали более или менее приличную скорость. километров 50 в час. На обочинах стояли машины. Может у них нет дач и им некуда ехать, они выехали из города и решили не отъезжать от него далеко, может еще чего остановились, не знаю.
Ехали мы примерно час. Погода не менялась. Все тот же дождь. Или снег. Не поймешь. Дворники работали не переставая. Наконец, Ленкина мамаша показала поворот. Кроме нас туда повернуло еще пять или шесть машин впереди. В зеркала заднего вида я видел фары машин, следующих за нами. Здесь асфальт был гораздо хуже. Машину трясло, но сейчас меня мало заботила подвеска. Я замерз. Доехать бы до этой их дачи да натопить печку. Нина Сергеевна именно это и обещала. Все вроде бы ничего, мало ли, ведь неизвестно же ничего толком, может ничего суперстрашного не произошло. Может быть переживем. Но во рту был тот же металлический привкус. Это омрачало мои мысли.
Вскоре закончился и асфальт. Мы поехали по разбитой проселочной дороге, размытой к тому же дождем. Но более или менее ехали. То одно,то другое колесо подчас проваливались в лужи, видимость была почти никакая из-за дождя, машину трясло. Я обратил внимание на то, что в зеркала больше не вижу фар машин. Впереди маячили чьи-то стоп-сигналы.
Это был дачный поселок. Такой обычный. Домики, но в основном, все-таки просто огороды со стоящими на них вагончиками, будками или просто самодельными сарайчиками. Когда мы проезжали мимо некоторых домов, было видно, что в их окнах горят свечи. Мерцают. Наконец мы, остановились возле небольшого домика, сложенного из бруса. Маленький домишко с невысокой треугольной крышей. Рядом лежала куча селикатных блоков. Видно, это ленкин батька строил эту дачу и думал обложить ее, но не успел. Он умер год назад. Я остановился рядом с этой кучей блоков.
Нина Сергеевна тут же выскочила из машины и проскочила под уже почти проливным дождем к двери и стала там возиться с ключами. Ленка разбудила сына и тоже вылезла из машины.
- Я покурю в машине и приду, - сказал я ей.
Я видел как к ним подошел мужик с зонтом. Сосед наверное. Они о чем-то говорили с ленкиной мамашей. Потом все вместе вошли в дом. Я закурил.
Температура выросла до -2. На часах 15:29. Жутковато. Магнитола шипела, я выключил ее и фары и пошел в дом. В мокрой траве я провалился в ямку и намочил ногу. Блин, теперь точно заболею.
В доме было холодно. Уютненько так. Диванчик, шкафчик, старый телевизор. Отдельно за перегородкой типа кухня. Там тоже стол, холодильник еще и печка. Ленкина мамаша попросила меня принести дров и дала какую-то драную фуфайку. Я принес, дров, затопили печь.
Ник закашлял. Этогго следовало ожидать. Ленка возилась с ним, рядом суетилась и ее мамаша, они лазали по каким то шкафчикам, выискивая таблетки что ли. Я вышел на крыльцо и закурил. Следом вышел сосед и представившись Аркадием Степанычем тоже задымил. Астру кажется. Или что-то в этом роде. Разговаривать не хотелось, но Степаныч что-то начал бухтеть про метеорит. Мол, ему говорил какой-то тут еще дачник, а у того тетка работает типа метеорологом. Воронье радио короче. Я не сильно в эту херню поверил. В горле першило, хотелось пить, но вода в ведре, что стояло на маленькой кухоньке, была ледяная.
Степаныч свалил к себе. Я принес еще две охапки дров и скинул их рядом с печкой. Чтобы больше не ходить. Сам сел в кресло. Нина Сергеевна зажгла подсвечник на три свечи. Света от него было мало. К тому же она поставила его рядом с диваном, на котором лежал Ник, и они устроили там кажется натирку ему спины и ног спиртом что ли или еще какой-то подобной гадостью. Завоняло в хате спиртом и медикаментами. Меня они практически не замечали. Ребенок все чаще кашлял и они были заняты им. Я снова вышел покурить на крыльцо. Кажется начинало темнеть. Все то же черное небо, тучи, мелкий дождь.
Потом закашляла Ленка и ее мамаша. Они сидели там в хате, которая практически не нагревалась. Тепло было лишь у печки, где огонь. Я сел в машину и снова включил магнитолу. Ничего. В мобильнике "Нет сети". Я бросил телефон на сиденье рядом и снова закурил. А что еще было делать?
Когда я вернулся в дом, Ленка лежала на диване рядом с ребенком, укрывшись двумя одеялами. Сверху Нина Сергеевна набросила еще на них какую-то старую шинель. Периодически то Ленка, то Ник кашляли из-под одеяла. Сама Нина Сергеевна чистила картошку.
- Сварим в печи, - сказала она.
На кухне, оделенной от остальной комнаты перегородкой, было даже светее от огня в печи. Я нашел какую-то старую газету и попытался было читать. Неинтересно. Сейчас нужна совсем другая информация. Я еще раз сходил в машину, но радио молчало.
Дождь усилился. Он уже просто хлестал по окнам, стекая ручьями. Под одним окном даже появилась лужица воды. Кажется, протекает. Снова пришел Степаныч и они завели разговор с ленкиной мамашей. Я курил у печки и грелся.
Они долго строили домыслы и предположения, потом отправили меня за водой в колодец, кратко объяснив где он находится. Я, взяв ведро, пошел. По размытой сельской дороге, поскальзываясь на грязи, я вскоре нашел колодец и и принес им воды. Картошку помыли, закинули в котел, посолили и отправили в печь. Степаныч был приглашен на ужин к нам. По их базарам я понял, что он живет один на даче. Летом постоянно. В городе у него однокомнатная квартира, но он ездит туда лишь раз в месяц, когда ездит за пенсией. Ну и зимой живет там, в городе. Он пенсионер, жена у него, я так понял, давно умерла. Детей нет.
Они пытались меня раскрутить на базар, но я был вовсе не в настроении беседовать за жизнь. В горле першило. Мне тоже было холодно, кажется, я простыл. Щас, думаю, пожру бульбы и лягу. Неважно что-то я себя чувствую.
Ник ваще захрипел. Ленка дала ему еще одну таблетку и снова легла рядом. От приглашения поесть она отказалась. Мы же втроем: я, ленкина мамаша и этот Степаныч, пожрали бульбы. Степаныч принес хлеба. Черствого. Но я поел. Правда без аппетита.
После ужины мы со Степанычем вышли на крыльцо покурить. Было половина седьмого, я посмотрел время на часах в доме, когда мы ели. Дождь снова сменился снегом. Я прошел к машине, включил радио. Тишина. На термометре -6. Холодает.
Когда я вернулся в дом, а Степаныч ушел к себе, так и не сумев меня разговорить, ленкина мамаша разобрала раскладное кресло, из него получилось некое подобие кровати, положила туда подушку, тонкое одеяло и еще какие-то старые пальто. Себе тоже расстелила на диване.
- Спим, - сказал она.
Я улегся, сбросив с себя только кроссовки, но согреться никак не мог. Даже под одеялом и всем этим ворохом старой одежды. Я точно простыл, меня трясло. Потом вроде задремал. Не сон, а херня какая-то. Даже и сны какие-то видел, но больше это походило на бред. У меня явно поднялась температура. Сквозь эту полудрему я слышал, как кашляет Ник, Ленка, ее мамаша, они вроде вставали, пили таблетки или меряли там себе температуру, не знаю. У меня не было сил даже высунуть голову из под-одеяла. Я снова погрузился в этот типа сон.
Я очнулся в кромешной тьме и тишине. Весь в поту. Но температуры, вроде, больше не было. Наощупь вылез из-под одеяла и одежды и также наощупь, так и не сумев найти в темноте свои кроссовки, стараясь не шуметь, вышел на кухню. Темно, хоть глаз выколи. Зажигалкой я посветил на кухне и надев какие-то галоши, вышел. Открыл машину, сел, закурил. Включил магнитолу. Тишина на 92,6. Покрутил ее, но ничего больше не нашел и снова вернул ее на 92,6. В горле по-прежнему першило. В бардачке я нашел купленую мной вчера из-за дикой жары недопитую бутылку колы. Хотелось пить, но она была холодная, просто ледяная. Я закашлялся.
Включил зажигание. Загорелась подстветка приборов. -10 градусов. Время - 23:16. Я включил фары и увидел что все перед машиной в снегу, хотя сейчас снег не шел. Я выключил фары и в полной тишине снова закурил. Препоследнюю сигарету в пачке.
Но в машине было холодно и я вернулся в дом. В печке уже все прогорело, но возле нее было тепло. Я вернулся в свое ложе, но уснуть никак не мог. Мыслей тоже особо не было никаких, так ерунда всякая лезет в голову.
Я взял с собой из машины мобильник. и часто смотрел время. Не знаю зачем. Потом я уснул.
Когда я проснулся, в комнате было более или менее светло. Настал новый день.

13 июля.

Ленка спала под ворохом одеял вместе с ником. А вот ленкиной матери не было. Я встал, надел свои кроссовки. Противно, они промокшие насквозь. Вошла Нина Сергеевна и дала мне шерстяные носки и галоши. Я не стал спорить. Посмотрел время на мобильнике. 6:42. Достав из пачки последнюю сигарету, а пустую пачку выбросив в печь, я вышел на улицу. Снова шел дождь. Снега почти не осталось, так, кое-где. Его смывало дождем. Слякоть во дворе была ужасная. Но в галошах я относительно нормально дошел до машины. Магнитола молчит. Сижу, курю.
Прибежала Ленкина мамаша. Грит, иди быстрее в дом. Я пошел. Ленке совсем плохо. бледная, только хрипит и кашляет. Вся в поту. Рядом Ник. Вид не лучше. Вскоре пришел и Степаныч. Ленкина маманя начала делать какие то компрессы, заставила меня снова затопить печь, чтобы вскипятить воду. Степаныч ушел за медсестрой. Есть тут у них одна соседка, медсестра.
А Ленке все хуже и хуже.
Я делал все, что мне говорили ленкина мамаша и приведенная Степанычем медсестра, толстая баба лет шестидесяти. Потом они укрыли Ленку одеялом. Ника Нина Сергеевна перенесла на свою кровать. Он не спал, но он явно был болен, кашлял, хрипел. Есть отказывался. Бабы силой накормили его остатками вчерашней картошки, мотивируя это тем, что есть надо, чтобы силы были.
Мы вышли со Степанычем на крыльцо. Он угостил меня Астрой. Давненько я не курил подобного дерьма. Пожалуй, еще со школьной скамьи, когда только приучался к этому делу, а своих денег, разумеется, не было. По крайней мере, на нормальные сигареты. И в институте тоже бывало покуривал Астрочку с Примкой. Тоже мало было карманных денег. Только, когда стал зарабатывать сам, я окончательно забил на эту вонючую дрянь. Но, похоже, придется вспоминать. Степаныч пообещал мне принести целую пачку, узнав, что мои сигареты закончились. У него тут целый склад их. Он на все лето закупается. Хоть в чем-то повезло.

К полудню Ленка умерла. Я не буду сильно вдаваться в подробности. Мамаша ее рыдала и причитала. Плакал Ник. Степаныч ходил возбужденный туда-сюда. Я не испытывал никаких серьезных чувств. Может быть потому, что в голове в это время постоянно крутилась одна и та же мысль: "скоро и мы все следом". Но я, конечно, изобразил горе. Именно изобразил. Не потому что я такое бессердечное чудовище, просто действительно в душе было пусто.
Через час у нас в домике собралось пять человек. Та самая медсестра, что приходила утром, ее муж, здоровый усатый мужик ее возраста, еще двое супругов помоложе, лет по сорок и старый дед Филипп. Степаныч, Нина Сергеевна и я. Решили хоронить в лесу. Здесь рядом с дачным поселком деревня, их разделяет небольшой реденький сосновый лесок. Там деревенское кладбище. Километра три отсюда.
Решили хоронить без гроба. Да и где его было взять. Дима подъехал на своей личной Газели, мы со Степанычем минут двадцать помогали ему открыть заклинившие борта. Из дома доносился плач ленкиной мамаши, медсестра эта тоже, кажется, плакала. На улице было холодно. Я ежился от холода даже в фуфайке. Снова пошел снег.
Ленку завернули в простынь и так вынесли и положили на кузов Газели. Дима и Степаныч помогли взобраться туда причитающей ленкиной мамаше. Дима попросил меня сходить до леса, тут метров триста, нарубить немного еловых веток.
- Чтобы по-людски, - сказал он, протягивая мне топор.
С Ником, у которого снова поднялась температура, осталась медсестра. Кажется Людмила, так ее называли все.
Я принес веток. В кузов не полез. Ветки взял у меня Степаныч. уже сидевший в кузове. Бросили туда же три лопаты, я сел рядом с Димой в кабину, между нами сидела его жена. Как-то, оказавшись в кабине, плакать она перестала. Видимо, не сильно тесно они общались. Так, по-соседски. Ехали молча. Дима только что-то сказал насчет того, что вроде бы сегодня ему показалось утром, что он видел просвет в затянутом тучами небе. Я посмотрел на небо, не увидел ничего, кроме все той же унылой синевы и капель дождя.
Газель была старая и добитая. Подвеска стучала, казалось, вся. Кабина скрипела, пластик тоже. Ехали молча. Минут черз двадцать были в лесу у кладбища.
В лесу было совсем мокро. Еще на дороге нормально, а вот дальше в лес - трава высокая. Промокаешь весь.Начали копать. Я, Дима и Степаныч. По очереди, чтобы не мешать друг другу. Выкопали могилу примерно за час. Неглубоко. Опыта нет, все устали. Зато согрелись.Я уже не чувствовал озноба и горло вроде как уже и не болит.
- Все, хватит, - сказал Степаныч. - Давайте прощаться.
Мы сняли Ленку с машины и положили прямо на землю на простыне. Дольше всех конечно причитала Нина Сергеевна. Все бабы всплакнули. Я только тихо сказал:
- Прощай.
Лицо у Ленки было бледно-синее. Глаза закрыты. Мертвец. Ужасно видеть, что человек, которого ты знал, пусть и недолго, который еще вчера был полон жизни и вот... Она лежит мертвая и уже никогда не откроет глаз. И никогда я ее больше не увижу. Страшно это. Смерть омерзительна.
Завернули концы простыни и опустили Ленку в яму. Закопали под причитание ее мамаши и Гали, это димина жена. Степаныч пообещал сделать сегодня к вечеру крест. Все поехали домой на машине, мы со Степанычем закурили и пошли пешком. По пути я рассказал ему, отвечая на расспросы, что знал Ленку недолго, несколько месяцев, но планы у нас были громадные. Кое-что из личной жизни, где рабоал, учился, в общем то, о чем он спрашивал, а задавал он только банальные вопросы.
Когда мы пришли в дом было около четырех вечера. В комнате горели свечи. Видимо соседи наприносили. Они навтыкали их в стаканы и плюс подсвечник. В углу они поставили икону, которая до этого висела на стене, рядом Ленкину фотографию, на ней она еще сосем молодая, лет семнадцать ей может. чарку и свечку. Стол с кухни перенесли сюда. Решили помянуть. Выпили по две стопки водки, ее принесли Дима и Галя, и вышли покурить. Я, Степаныч и Дима. Последний угостил меня приличной сигаретой.
- Да, херово дело, - проговорил Степаныч, затягиваясь астриной.
- Если не достать нормальных лекрств, - сказала медсестра, тоже вылезшая на крыльцо, но не курившая, правда, - Колю ждет то же самое. Температура под сорок а у Нинки ни хрена нет, только компрессы да анальгин на грани просрочки. В больницу его надо везти, вот, что я вам скажу.
Дима лишь усмехнулся.
- Да отвезти-то не проблема, - сказал он. - Но работает ли она.
- Попробовать можно, - сказал я.
- Это твоя машина? - спросила она меня указывая на мою тачку. Я кивнул. - Съездим до города?
Я снова кивнул. В конце концов, что тут сидеть? Димина жена осталась с ленкиной мамашей, которая лежала на койке и тупо смотрела в потолок, Степаныч пошел делать крест, как он сказал, а медсестра вперлась с Ником на руках на заднее сиденье. С трудом. Он кашлял, страшно кашлял. Простужен был сильно. И постоянно стонал.
Я завел двигатель. Термометр показывал -8, надо было тачку прогреть. Я покрутил магнитолу - тишина. 18:44 на часах, но почти темно и идет снег.
- Не сесть бы в грязи, - сказал я.
Медсестра не ответила. Она копошилось что-то там с Ником, закутывала его кажется в тряпки потеплее.
Ехли мы долго. На улице почти совсем стемнело. Капли дождя, который вновь сменил снег, мелькали в свете фар. Те были, видно, не слабо заляпаны грязь, потому что видно было совсем херово. Выехав на асфальт, я вышел из машины и протер фары рукой. Шел натуральный ливень. Я вернулся в машину и достал из пачки Астры, подаренной Степанычем, сигарету. Наполовину высыпавшуюся.
- Ты чувствуешь странный привкус во рту? - спросила медсестра, когда мы вновь поехали.
- Вобще-то, да.
Она ничего не ответила.
- Лучевая болезнь? - спросил я.
- Не факт. Не знаю.
Мы выехали на минское шоссе. Здесь была снежная каша. Похоже, что машины тут все-таки ездили. И не редко. Тихонько поехали в сторону города. На часах было 19:22. Но по пути мы все же не встретили ни одной ни встречной, ни попутной машины.
Еще вдали, подъяезжая к городу, я заметил светоотражающие краски. Этобыли барьеры. В свете фар я увидел еще два БТРа и на обочине стоял еще какой-то военный грузовик. Кажется, Урал. Возле заграждений стояли четверо солдат. Один из подошел к машине.
- В город нельзя, - сказал он.
В темноте даже нельзя было толком различить его форму. Но вроде наши.
- Почему?
- Нельзя. Приказ.
- У нас ребенок умирает. - подала голос с заднего сиденья медсестра.
- В городе вам не помогут. Там почти никого не осталось. Поищите в деревнях в округе врача. У нас тоже врачей нет.
Я вышел из машины. Закурил. Дождь почти совсем прекратился. Вроде бы даже немного посветело. Снег почти растаял. Но на обочинах еще лежал.
- Что произошло? - спросил я солдата. - Глобальный ****ец?
- Не знаю, насколько глобальный, но Минску ****ец. И Гомелю тоже частично.
- Война?
- Да.
Я затянулся покрепче.
- Ладно, поехали назад, - сказала из машины медсестра. - По пути заедем в Дашковку, там у меня знакомая врач. Если она там.
Солдат одобрительно кивнул.
- Да, едьте.
Мне хотелось еще поговорить с солдатом, но он отвернулся и пошел к своим БТРам, медсестра на заднем сиденье торопила.
- Боюсь, не успеем, - сказал она.
Мы развернулись и поехали в эту Дашковку.
- Там будет указатель на обочине, - сказала медсестра. - Вот уже где-то близко должен быть.
Вскоре мы повернули на Дашковку. Дорога опять стала ужасной. Разбитый асфальт. Ехали молча минут десять.
- Тормози, он умер.
Я резко затормозил. Машина дернулась и остановилась. Я включил свет в машине. и посмотрел назад. Медсестра сидела, держа на руках труп ребенка. Она медленно отложила его в сторону, на сиденье. Я молчал. Она тоже. Так мы сидели минут десять, не меньше. Потом я вышел из машины, закурил. Вышла и медсестра.
- Дай и мне сигарету.
Я протянул ей пачку.
- Вобще-то я бросила три года назад, - сказал она, возвращая мне пачку.
Я промолчал.

Мы вернулись назад к десяти часам вечера. У дома стоял сбитый из досок крест. Прямо у двери. Я в дом не пошел. Пошла медсестра, взяв труп Ника на руки. Я включил магнитолу. И выключил. Из своего дома вышел Степаныч, держа в руках факел. У моей машины горели фары, он подошел ко мне.
- Ну что?
- Он умер.
Я вкратце описал ему нашу поезду.
- ****ый ****ец! - только и сказал он и сел на переднее сиденье рядом, потушив факел о траву.
Он закурил.
- А Нинка лежит, ни слова не говорит. В потолок смотрит. И все. Там с ней бабы. Ты, если замерз, иди ко мне в дом. У меня там и пожрать кое-что есть. Да и грамм двести еще водки осталось с "поминок".
В машине было тепло. Пока мы ездили, она нагрелась хорошо.
- Я позже приду.
- Так значит все-таки война, - проговорил после некоторого молчания Степаныч. - Я знал, эти американцы не успокоются.
- При чем тут они? Мы же ничего не знаем.
- А кто ж еще?
Я пожал плечами. Что трындеть про то, чего не знаешь. Курили молча.

Я больше не заходил в этот дом. Вторую ночь я ночевал у Степаныча. Хоронить малого решили утром. Вечером мы со Степанычем поели, выпили остатки водки. Он все пытался завести разговор на тему войны. Я отвечал достаточно односложно.
- А может китайцы.
- Да ну, Степаныч, - я даже рассмеялся. - Ну что ты строишь теории на голом месте? Придет время - узнаем. Если успеем.
На столе горела единственная свеча в подсвечнике. Когда она догорела, мы пошли спать. Мне достался старый диван. Эту ночь я спал лучше, простуда, как ни странно, меня отпустила, да и устал я за день, копая могилу и ездя до города и обратно. Тяжелый был день. Уснул почти сразу.

14 июля.

Проснувшись, я первым делом посмотрел в окно - там шел дождь и небо было по-прежнему иссиня-черным, потом на мобильник, узнать время. Но аккумулятор сел. Телефон был выключен. Я пошарил глазами по стене и наткнулся на маленький будильник, стоявший на телевизоре. Отсюда, с дивана разобрать в полутьме хаты время на нем было невозможно и я встал с кровати и подошел поближе. Полседьмого. Степаныча в хате не было. На столе посередине заты были остатки нашего вчерашнего ужина. И пачка Астры. Я взял сигарету, надел свои галоши и вышел на улицу.
Холодно, грязно и слякотно. Дождя нет. На небе все те же мерзкие тучи.

До полудня мы занимались похоронами Ника. Нины Сергеевны не было. Кажется, она уже просто не в состоянии что-то воспринимать и понимать. Лежит в хате и все. Живой труп.
Похоронили Ника рядом с матерью. На сей раз без еловых лапок и поминок. К тому же снова пошел мелкий дождик.
Степаныч каждые два часа ходил в дом к Нине Сергеевне. Проверить. Остальное время мы играли в карты. Немного отвлеклись от мрачных мыслей. Я выиграл у него символическую тыщу долларов. Накурили в хате. Открывать окна холодно, выходить курить на улицу тоже. К вечеру протопили печь. Пришла медсестра и принесла бульбу в миске. Они со Степанычем отнесли ее Нине Сергеевне. Я не пошел. Степаныч вернулся и рассказал, что ничего у них не вышло. Она лежит отрешенная и никого не замечает.
- Скоро и ее похороним, - мрачно сказал он.
Спать в тот вечер мне не хотелось. Я вышел во двор. В темноте моя машина была былой. Кажется это снег на ней. Я вернулся в хату.
Мы со Степанычем проговорили долго. Ни о чем. Но я высказал мысль, что меня тут как бы больше ничего не держит и ваще чего я тут сижу, объедаю человека, может быть. Степаныч сказал, что я дурак. А насчет того, что надо что-то делать, согласился.
- Завтра поедем в сторону Минска, - сказал он.
- Минска нет. И радиация там наверное. И бензина в машине столько нет. Километров на сто максимум там осталось.
- Ну тогда поедем... В Могилев. Может сняли кордоны. Зачем им охранять пустой город?
- Можно, - сказал я.
- Вот только Нинка. Ну Люська присмотрит за ней.
Уснули мы далеко за полночь, скурив еще целую пачку на двоих. Потом Степаныч все же открыл окно на несколько минут, чтобы выветрился табачный дым. Но быстро замерз и закрыл.

15 июля.

Мы выехали, едва рассвело. Степаныч покидал в багажник целый ящик сигарет, кое-какие шмотки, ружьё.
- Ого! А патроны есть?
- А как же!

По пути нам сначала встретился Ниссан. Он поморгал нам фарами, мы остановились, он нет. Видимо просто так поморгал. Потом, ближе к городу нас обогнал микроавтобус. И тоже поморгал аварийкой. От этих двух моментов как-то светее стало на душе. Кордона действительно уже не было. Мы спокойно въехали в город. Проехали по забитому два дня назад проспекту Мира. Сейчас он был почти пуст, но машины встречались. И встречные и ехавшие в попутном направлении.
- Ты где живешь? - спросил Степаныч.
- На Восьмом.
- Я возле ж.д.вокзала. Заедем сначала ко мне.
Я кивнул.
Дождь прекратился, но по-прежнему небо было беспросветным. Нам встречались редкие машины и даже пешеходы на тротуарах. Некоторые шли прямо по дороге. Их приходилось объезжать. Город определенно не был пустым. Возле самого железнодорожного вокзала был кордон. Но не военный. Там стояли две ментовские машины. Менты махнули нам, чтобы мы остановились.
- Куда едем? - спросил лейтенант.
- Домой.
- Улица Гришина перегорожена. Там фура перевернулась, загородила всю дорогу. И трактор. Пока не убрали.
- А уберут?
- Уберут. Так что, если едете на Восьмой, едьте черз Чапаевку.
- Окей, лейтенант.
Мы отъехали, я следовал указаниям Степаныча и вскоре мы остановились во дворе двух пятиэтажек. Степаныч жил в одной из них, на первом этаже. Во дворе Степаныч повстречал соседа, тоже пенсионера.
- Электричество дали вчера вечером, - услышал я обрывок фразы и вышел из машины.
Сосед знал немного. Он рассказал, что когда все бежали из города, он остался. И его жена тоже. Они просто сидели в темноте квартиры и ждали смерти. Но не происходило ровным счетом ничего. В ночь с 12-го на 13-е они видели из окна танки и военные грузовики. Днем 13-го в городе были войска. Сейчас, по крайней мере здесь, в районе вокзала, их не видно. Но полно ментов. Они охраняют магазины от мародеров. Правда, мародеров вроде бы нет. Вчера дали электричество, а еще вчера открыли магазин "Магистраль". Он тут недалеко. Там работает один отдел. Продуктовый.
- И что за деньги продают?
- Конечно.
Мы вошли к Степанычу в квартиру. Обычная квартира пенсионера. Однокомнатная. В комнате диван, два кресла, журнальный столик, телевизор и на небольшом комоде - магнитофон и газеты. На кухне стол, табуретки, холодильник, газовая плита. В общем, все необходимое.
Я включил телевизор. Он работал, но ни одного канал я не нашел.
- У меня кабельное было. - сказал с кухни Степаныч, услышав шум помех. - Может стоит влючить обчную антенну? Она там рядом болтается.
Я нашел второй антенный провод, но тоже ничего не нашел. Телефон не работал.
- Слушай, Степаныч, я поеду к себе. Если что - вот мо номер телефона. Правда телефон не работает, но может быть заработает. Созвонимся. А где эта "Магистраль"?
- Да тут, за углом.
Я вышел из дома, сел в машину. Остановился возле магазина. Там продавали только продукты. В магазине было еще несколько человек. Я встал в очередь. Купил хлеба, макарон, колбасы.
- И пиво.
- Пиво, водку не продаем пока, - отрезала продавщица.
- Почему?
- Такое указание.
- Ладно. Сигареты еще дайте. Вайсрой. Два блока.

На улице Гришина действительно лежала перевернутая фура. Дальше дорогу перегораживал огромный трактор К-700. Я объехал все это по частному сектору. Машины мне попадались и даже, как мне показалось, немало.
"Почти как в обычное воскресное утро", подумал я. Машин мало, но люди спят еще.
Проезжая мимо заправки, я увидел очередь и заехал на нее. Заправка работала. Правда сейчас был небольшой перерыв, о чем говорила выставленная на улице табличка. Бензин продавали по той же цене, что и раньше. Я уже стал сомневаться, что какая там война. Что за байки? В окно постучали. И в машину заглянул бородатый мужик.
- Можно?
- Садитесь.
Он сел.
- Перерыв полчаса. Ничего подождем.
Я закурил.
- Поздравляю вас, вот не думали что так будет.
- Вы о чем?
- Как о чем? Мы пережили третью мировую.
- Так война все-таки была?
- Ну, разумеется. Минск уничтожен. Гомель тоже. Больше по Беларуси удары вроде не наносились. Я с военными сегодня разговаривал. Они сами ни хрена толком не знают.
- А что они знают? Видите ли, я три дня провел на даче. Я понятия не имею...
- А... - Он протянул мне руку. - Ну, во-первых, Николай.
- Сергей, - средставился я.
- В тот день, двенадцатого что-то сильно бабахнуло. Так что аж земля задрожала.
- Да, что-то припоминаю.
- Короче, два дня были дикие. Многие покончили жизнь самоубийством. Настрой был ужасный. Казалось все, конец. Потом вроде ничего не происходило. Я сидел дома, вчера утром вышел, пообщался с людьми с солдатами.
- Так кто с кем воевал.
- Солдаты не сказали. Говорят, нельзя давать пока такую информацию. Сказали, что уничтожены Москва, Питер, Нью-Йорк, Вашингтон, Минск, еще много городов перечисляли. Штук двадцать. В Европе и Северной Америке.
- Значит Россия с США?
- Не уверен. Пекин и Шанхай тоже были в списке. А в Африке сказали вобще применили бактериологическое оружие. Там умерли все. Или почти все. Сейчас здесь какие-то спецы ходят с дозиметрами, я и с ними разговаривал. Говорят, по мол радиация в норме. Но все может измениться.
- Еще что?
- Еще в доме советов создан координационный штаб. По радио сегодня объявили, чтобы все приходили, кто может и помогали приводить город в порядок. Много мертвых. И битых машин. Я вот туда и еду. Но лампочка горит, бензин на нуле. Решил сначала заправиться. Ты поедешь?
- Да, но сначала хочу зайти домой. А если будет еще один удар?
- Военные сказали все кончено. Можно начинать жить заново. - Он рассмеялся.

По пути домой я обдумывал услышанное. Все-таки жить придется по-новому. Возле подъезда мне показалось, что-то посветлело. Я поднял глаза к небу и увидел-таки просвет. Солнце пробивалось сквозь тучи. Впервые за последние три дня. Я посмотрел на свою тачку. Грязная как дьявол. И поцарапаная. Наверное ветки в лесу, там, на дачном поселке.
Дома ничего не изменилось. Я включил телевизор - хрен там. Телефон не работал. Включил на зарядку мобильник. "Нет сети" по-прежнему. Газ был, я сварил макароны и поел. Хотел помыться, но воды не было. Я хотел было ехать в Дом Советов, но вдруг ощутил, как сильно я устал за эти дни и завалился, раздевшись в собственную кровать. Блаженство. За окном, кажется, снова пошел дождь. Я слышал, засыпая, как стучат по металлическому подоконнику капли.
Когда я проснулся, за окном было темно. я включил свет. Телевизор по-прежнему показывал только помехи. Но на БТ уже была таблица, сетка. Значит, скоро должны начать вещание. Хорошо. Воды не было по-прежнему. Мобильник не работал, а вот городской заработал. Время 2:13. Поеду в Дом Советов к восьми утра подумал я и включил комп.
Разумеется, сразу в интернет.
Захожу на Гугл. У них в логотипе две буквы О заменены ядерными грибками. Ну, это понятно. Набираю "Война". Куча ссылок. Открываю штук пять. Читаю.

В общем третья мировая война длилась семь часов. Официально начал войну американский линкор "Миссури", нанеся ядерный удар по Москве и Питеру. Россия ответила. Каким образом в войне оказался Китай из это статьи было неясно. В другой статье начало было то же. "Миссури" атаковал Россию. В сговоре с китайцами. Китайская Армия перешла русскую границу и без ядерного оружия захватила Иркутск, Владивосток, Благовещенск и другие дальневосточные города.Причем с неслыбами боями. Все эти города, говорилось в статье, лежат в руинах. Россия ударила по США. Уничтожены Вашингтон, Нью-Йорк, Филадельфия, Чмкаго, Майами, Питтсбург, Милуоки, Бостон, а заодно и канадские Торонто, Оттава, Монреаль, Квебек. О причинах тоже - ни слова.
Третья статья - "Миссури" атакует Россию. Россию с атомных подводных лодок в атлантическом океане наносит ответный удар. Китай захватывает Дальний Восток. Уничтожены Тегеран, Пхеньян, Минск, Киев. Это до кучи тех городов, что были перечислены в предыдущих статьях.
Четвертая ссылка. В общем, то же самое. К числу уничтожен городов добавляются Мехико, Токио, Лос-Анджелес, Сан-Франциско.
Пятая - тоже самое в целом.
Думаю,надо почитать блоги. Люди, должны знать подробности.
Но там в основном пишут жители уцелевших городов. Описывают землятрясения, вспышки огня на горизонте, много чуши и соплей. Захожу на форум секснарода. Это ****ец. В последние дни активность, конечно, упала, но посты свежие есть. И не про войну. Про банальный трах. Шок.
Яндекс не грузится. Рамблер оформлен в серые цвета. На заглавной странице статьи. Из них я узнаю лишь сухую официальную информацию.
Короче, к утру в голове у меня складывается следующая картина официальных хроник: Из-за чего началась война, неясно. В некоторых статьях версии есть и много, но от них ото всех веет простыми домыслами. А дело было, похоже, так: Войну действительно начали американцы. По крайней мере, первый удар нанесли они. С "Миссури". Россия атаковала в ответ. Китай, похоже, просто влез и не применяя ядерного оружия захватил Дальний Восток. Американцы уничтожили Иран, Северную Корею, сбросив на их столицу по одной бомбе.Потом высадились в этих странах. Российская армия, похоже, уничтожена. Русское правительство в Екатеринбурге, угрожает американцам и китайцам новой атакой. Эксперты, кто это такие, неясно, утверждают, что сил у России больше нет. В том числе и ядерных. Уничтожены все скрытые базы.
На 17 июля официально назначены переговоры в Лондоне. До этих пор стороны договорились хранить перемирие и оставаться на занятых позициях. Европа, получается, не учавствовала в войне. И избежала бомбардировок. Правда американцы там высадились. Они утверждают, что Минск и Киев уничтожили сами русские. Те, в свою очередь, говорят, что атаковали только Нью-Йорк и Вашингтон. Все остальные американские и канадские города на совести самих янки. Китай ничего не говорит. ЕС пытается выступить посредником. Пока удачно, раз удалось договориться об остановке войны и переговорах в Лондоне.
Статьи известных "политологов" просматриваю наискосок. Версии разные порой откровенно дебильные. Один такой дописался до того, что заявил в своей статье, что причиной войны стала гомосексуальная связь между президентами России и США. Или разрыв этой связи. Это было бы смешно, но не сейчас. А дураки, похоже, остались и после Третьей Мировой. И вобще, они бессмертны. И их много.
О бактериологическом оружии в Африке - ни слова. Это наверное Николай сам додумал.

Включаю снова телевизор. Включили-таки один канал. БТ. Я попадаю сразу на кадры, сделаные с "Миссури". Там не видно ни черта. Как будто на мобильник снимали. Хотя скорее всего так и было. Потом идут съемки Москвы с вертолета. Выжженая земля. Еще мелькают картинки разрушений, показывают разрушенные города и только титр - название города. Штук десять городов показали. И русских, и американских. Сейчас они все похожи. Комментариев никаких. Внизу идет бегущая строка с официальной информацией. Нового я узнаю только то, что американская армия уже полностью контролирует Европу, а также Украину, Молдову и часть европейской территории России.

Потом вдруг включают фильм "Семнадцать мгновений весны". Это ****ец. Старую, черно-белую версию. И серию н первую, а примерно дестяую. На хера? Не понимаю?
Начинаю собираться. За окном почти рассвело. И сквозь тучи пробивается солнышко. На термометре +4. Наконец-то положительная температура. Одеваю свитер, читые джинсы, туфли, кроссовки мои остались на даче, сюда я приехал в галошах. Уже собираюсь выходить, звонит телефон. Степаныч. Говорим минут десять. Рассказываю ему, что прочитал в интернете. Он и сам смотрел новости.
- Ух, мрази американские! - говорит на прощанье Степаныч. Потом предлагает вечером заехать выпить. Я отвечаю уклончиво.
Звоню заодно своим друзьям. Не ответил ни один. Ладно...

Выхожу. На улице заметно теплее чем вчера.