Реалити-шоу или курьезный случай

Была у меня прекрасная тётка, заводная, работящая, весёлая,  кстати орденом "Трудового Красного Знамени" награждена. Орденоноска! Может, особым интеллектом и не отличалась, но и к люмпен-пролетариату не относилась.

Хорошая была тётя Тоня, добрая. Была, потому что упокоилась. Как это произошло, не ведаю, не присутствовала на похоронах. И не знаю даже, где могилка, но что в Донецке  —  точно. Можно кивать на время, стоявшее на дворе, на юные годы, но вину за собой непонятную чувствую, хотя от меня мало тогда, что зависело. Девяносто первый год. Разделение - расслоение, перетаскивание политических одеял и откусывание государственно-территориальных пирогов на всех сказалось не лучшим образом, даже трагически отразилось на многих. Вплоть до того, что и связь прервалась. Для некоторых, навсегда.

Жила тётечка в  красивом украинском городе. Раньше его называли городом миллионов роз, с дядечкой-инвалидом, участником Великой Отечественной Войны.  Чудо ещё то! Хоть отдельный рассказ пиши. Тоже упокоился. Почему пишу «упокоился», а не «умер». Лишний раз хочу у Бога попросить покоя для них. По христианским законам им в аду надо томиться, в собственном соку, как и большинству из нас. Но не мне судить, не мне. А вот по человеческим...

Дядя Паша был инвалидом второй группы по психическому заболеванию. Но до этого, как его в шахте засыпало несколько раз, он на фронте воевал и Ленинград освобождал, понятно и контузии были, из-за чего и получил инвалидность. Но тогда Павел Семенович  не думал, что можно  было оформить себе «звание»  инвалида войны и иметь при этом все регалии. А какие они там были, эти регалии. Наоборот, он даже «упросился» на третью группу, чтобы ходить и помогать жене на  заводе, где та вкалывала день и ночь доблестной фрезеровщицей. За что орден и получила.

Когда, повзрослев, уже в двадцать первом  веке я заказала для родственников заочное отпевание, приснился мне дядя  Паша, красивый такой, элегантный, спокойный. Никогда таким умиротворенным  его не видела. Сами понимаете, при  непростом заболевании, да если на грудь принять больше ста боевых грамм, спокойствием  и не пахло. Шляпу снял и низко так поклонился мне.

Я верю, что у Бога, обителей много. И, если не со святыми упокоит, то найдёт для моих сродников достойное место. Да, в церковь не ходили, как модно стало сейчас, а кто ходил? Да, не соблюдали утреннее и вечернее молитвенное правило. А сейчас, многие  соблюдают? Если бы в этом было дело! Работали честно, Родину защищали в тяжёлые времена. Братьев наших меньших по голове не били, а кормили и приручали, как могли. Не обижали людей, старались помочь. В силу своего понимания. Жадностью, скаредностью, завистью, вообще не пахло в их доме. Водочкой баловались, но не до свинского состояния, а иначе, как орден  можно было заработать. Что имеем, не храним, потерявши, плачем, — вот он русский менталитет.

Но, сейчас, не об этом. Тётечка была интересной, харизма у неё еще та присутствовала. Тогда это слово было не в ходу. Но мужиков сводила с ума с первого взгляда. Я знала только двух её гражданский мужей  — оба дяди Паши. Мужчины достойные! Второй, был её старше на пятнадцать лет и увёл от первого  — красавца, кудрявого токаря. Увёз из сибирских снегов и морозов в далёкий город, на Украину, практически в никуда, на голое место, ни работы, ни жилья своего в наличии не имелось.

Всякое было! Прожили они вместе, в гражданском браке почти двадцать лет. И вдруг решили расписаться. Оформили свой союз официально, а тут у тётечки намечается юбилей. Зовут к себе родню. Дата круглая, великая, давно не виделись  — всё  одно к одному. Вот и развязка близится.

Теплый мартовский вечер, лучи заходящего солнца бликуют на полированном серванте - горке. Мамочка моя спрашивает,
— Тонька, ты при регистрации брака фамилию свою оставила или поменяла? — та смотрит на неё с оттенком удивления и легкого непонимания, даже немного раздражения, как на залетевшую и мешающую муху,  — какая фамилия, какая регистрация, о чем это она? Стол накрывается, яства выставляются, котлеты шкворчат, поросята жареные чуть-ли не пищат, заливные языки трепещут, огурчики хреном хрустят, грибочки маринованные шляпками блестят, рыбка жареная плавничками вот-вот пошевеливать начнет, так и просится в рот.

Надо отметить, что город роз снабжался отменно, всё же шахтёрский, знатный областной центр. А  натура русская, «гуляй рванина», и бутылочки уже запотевшие в рядок ставятся — и не одна, и не две, и не три. И орден на груди поблескивает, позвякивает в такт бутылочкам. А тут про какую-то фамилию спрашивают, да ещё просят  свидетельство о браке показать.

—  Конечно не меняла, зачем, что я — дура?  —  отвечает резонно она. А маме, наверное,  давно  хотелось, чтоб её сестра стала «законной». Просит мамуля посмотреть на документ. Сунула тётечка ей небрежно в руки свидетельство о браке. А дальше, нет, не немая сцена из «Ревизора», а скорее, громкие раскаты хохота.

Смеется заливисто мамочка, отдает папе, по-мужски смеется и он.
—  Тонька, Тонька,  —  сквозь звонкую трель смеха произносит любимая мамулечка,  —  а ведь ты, не Морозова. У тебя украинская фамилия Петренко!  — Вот теперь уже немая сцена насовсем, до стола.

Потом под тосты и закуски тётка грозилась идти, разбираться и наводить законный социалистический порядок. Моя  любимая тётушка настолько равнодушна была  к этой бумажке, что даже не удосужилась в неё заглянуть после получения. Зачем решили расписаться? Да вот накатило что-то, взяли и пошли. Лишний повод, чтобы  праздник себе устроить. Да и зачем нужен был пресловутый документ им, прожившим вместе долгие годы, разделившим и радость веселья, и горечь похмелья. Впрочем, потом, через годы, брачное свидетельство пригодилась и даже очень. Но об этом совсем другой рассказ.

Постскриптум.

А в церковь тётечка  дорогая все же ходила и истово молилась, когда мама не могла разродиться моей старшей сестрой. Господь, конечно, молитвам внял, на свет появилась белокурая голубоглазая принцесса. А как же иначе, если люди любят друг друга и хотят добра!