За что?

               
                Железными гвоздями в меня вгоняли страх. 
                С разбитыми костями я уползал впотьмах....
                Владимир Леонович.
               
   
             Мишка – щуплый и загорелый пацан, затаился от мачехи в собачьей будке. На его обветренном лице, от жары, выступили капельки пота. Опасаясь быть обнаруженным, он старался сидеть тихо.
             Хозяин конуры – крупный пёс по кличке Серый, прячась от палящего июльского солнца, разлёгся под тенью зелёной листвы  вишнёвых деревьев. Опустив голову на вытянутые лапы, пёс чутко дремал; изредка клацая мощными челюстями, отгонял надоедливую муху, пытавшуюся сесть на его влажный нос.
             Серого, прошлым летом, спас от гибели тот самый мальчуган сидевший в конуре. Мишка купался на речке и вдруг до него донёсся надрывный собачий вопль. Не теряя времени, он вылез из воды, и босой помчался в ту сторону, откуда издавался звук. Около зарослей кустарника, он увидел привязанного цепью к деревцу подросшего щенка; четверо мальчишек прицельно кидали в него камни. Щенок надсадно завывал, падая то на задние лапы, то заваливаясь на бок. Пацанёнок рванул изо всех сил и в ту же минуту оказался рядом.
– Вы что делаете?! – крикнул Мишка, заслонив животное от расправы.
– Убить хотим, он курицу загрыз.
– Отдайте его мне, я уже давно ищу собаку.
– Зачем он тебе? Он всё равно сдохнет.
– Не сдохнет. Я его выхожу! – настойчиво выпрашивал Мишка, продумывая дальнейшие действия: – Даже если они не захотят отдать собачёнка, то дело закончится дракой. Отступать, в любом случае, он не собирался.
– Ладно, забирай,– без всяких уговоров согласились мальчишки. Щенок лежал на боку, не скулил, не поднимал голову; а только часто и тяжело дышал, высунув язык.
Мишка отстегнул ошейник, бережно взял полуживого кобелька на руки и понёс домой;  доской отгородил угол в сарае, настелил соломы, поставил рядом алюминиевую чашку с водой и положил кусок хлеба. С утра мальчишка уже сидел около избитого кобелька.  Три дня щенок лежал на боку, не жрал не пил. Каждый день Мишка менял воду в миске; приносил свежий кусок хлеба. На четвёртый день собачёнок встал на передние лапы и полакал воды; Мишка погладил его и немедля сбегал на кухню, принёс ему котлету. Щенок поднял морду вверх и заскулил с  подвыванием, будто жаловался своему спасителю, на непонятном собачьем языке; как его чуть не убили..., или оправдывался:– Та курица сама виновата, не нужно было клевать из его чашки... . А может быть он благодарил за спасение. Щенок выздоравливал; Мишка стал думать, какую кличку ему дать. 
– Буду звать его – Серый; а потом назову по-другому. За год Серый вырос; однако кличка осталась прежней.
                *****    

             – Мишка, скотина маленькая, выходи! – кричала молодая, худощавая женщина, одетая в пёстрый ситцевый халат. Она заглядывала в каждый уголок, где только мог спрятаться ребёнок.
– Лучше сейчас выйди! Иначе сама найду и прибью тебя, зараза! – стращала угрозами мачеха, затем её голос стал отдаляться. Мальчишка догадывался, почему его ищут. В его обязанности входила кое-какая работа по хозяйству; в этот раз он всё сделал а нарвать травы для телёнка забыл, и убежал с мальчишками на луг.
            Во дворе стояла тишина, лишь изредка в кустах чирикали воробьи. Мачеха ушла на кухню; гремела посудой, готовила ужин. Мишка украдкой вылез из конуры, проскользнул в сарай, взял пустой мешок и поспешил в конец огорода рвать траву. Занятый своей работой, он не заметил как появилась мачеха.
Вскрикнув от боли неожиданного удара по спине, он оглянулся и увидел её с прутом в руке. 
– Что смотришь гадёныш ?! – выразилась она.
– Сама ты такая, – сорвалось с языка мальчишки; мачеха услышала. Её глаза удивлённо округлились. Брови вздёрнулись кверху.
– Ну сволочь, сейчас ты у меня получишь!
 Схватив Мишку за руку, начала хлестать по голой спине, приговаривая: 
– Получай сучёнок! Получай! Будешь знать, как мать обзывать!
– Ты мне не мать! – выкрикнул он, защищаясь свободной рукой от ударов.
– Ах ты паршивец маленький, – ругалась женщина; вцепившись руками в уши пасынка, потащила его домой. Пытаясь вырваться он почувствовал невыносимую боль. Во дворе она отпустила мальчишку и поддав пинка под зад, втолкнула в дом.
– Встань в угол! На колени, выродок! Будешь стоять до тех пор, пока я не разрешу выйти!   
 Женщина вышла из дома и направилась в летнюю кухню. 
Мишка прошёл в комнату, достал из тумбочки фотографию своей матери, посмотрел; задрожал всем телом и беззвучно заплакал, предаваясь воспоминаниям о прошлом беззаботном детстве.
Мачеха вновь появилась неожиданно.
– Я же тебе сказала в углу стоять!
В одно мгновение она оказалась рядом и вырвала фотографию из рук.
– Верну, когда научишься вести себя правильно! – ворчала женщина удаляясь из комнаты.
– Отдай! – крикнул пацан. Он вцепился в руку мачехи, пытаясь остановить; и в отчаянии поцарапал.
– Змеёныш маленький, царапаешься да?! 
Оттолкнув от себя мальчишку, она в злобе разорвала фотокарточку и хлопнув дверью вышла.
 Самое дорогое что у него осталось, она уничтожила в одну секунду. Мишка схватил, стоявший на пороге, отцовский кирзовый сапог и швырнул в мачеху. Сапог угодил подошвой в затылок. 
– Смерти моей хочешь?! – обернувшись выкрикнула она. Мальчишка забежал в дом; быстренько закрыл дверь на крючок.
– Уничтожу тварь! – повторяла мачеха, стуча кулаками по входной двери, но пацан не открывал. Он собрал на полу все кусочки фотографии, аккуратно склеил их на тетрадном листке, забрался на чердак и там спрятал.
            Жизнь у Мишки не сложилась с раннего детства. Вначале он с родителями жил в маленьком городке, в России. Ему шёл пятый год, когда отец  их бросил. Тремя годами позже, произошло непоправимое – матери не стало. Некоторое время мальчишка жил у тёти, затем приехал отец, звали его – Фёдор. Он забрал ребёнка. Мишка никуда не хотел уезжать. Ведь там, в маленьком уютном городке, ему всё было родное. Там начиналась его сознательная жизнь. Фёдор привёз сына в район Семиречья, на юго-востоке Казахстана, в село Крупское, где жил со своей новой семьёй. К тому времени у них уже было двое детей. Один из них – Сашка; это ребёнок мачехи, второй, совместный – Борька. Все они  подразделялись на – твой; мой; и наш. Шестилетний  Сашка, сразу подружился со сводным братом. Младший – Борька, который считался – наш, обычно находился у бабушки. 

                ***** 
          – Эй стервец выходи, тебя отец ждёт на кухне! – со двора крикнула мачеха. Её голос звучал приглушённо в заложенных ушах; они болели и горели огнём, в них стоял непрерывный звон. Мальчишка с явным нежеланием направился к отцу. Угнетала мысль о предстоящей трёпке. Суровый на вид отец, с выразительными и
малоподвижными чертами лица, разомлевший после сытного ужина, сидел на табуретке за столом, курил. От тлеющей папироски, тонкой струйкой  поднимался сизый дымок. Фёдор бросил пренебрежительный взгляд на сына, поднёс папиросу к губам, сделал глубокую затяжку; и насладившись, выпустил две струи белого дыма через нос.
– Как ты назвал свою мать? Повтори, чтобы я услышал! – размеренным голосом спросил он.
– Она первая меня обозвала, – мальчишка искал оправдание своему поступку.
– Я сколько раз тебе говорил, что это твоя мать! – указывая на мачеху пальцем, твердил отец. Не торопясь он встал из-за стола – подошёл к сыну.
– Ты понял меня! – строжился он, потрясывая увесистой рукой у головы ребёнка. Мишка невольно отступил в сторону. Когда кулак отца оказывался вблизи, сын вздрагивал, зажмуривался и закрывал лицо руками.
– Что как дурак дёргаешься? Встань ровно и руки опусти вниз! – строго требовал отец. Как только мальчишка опустил руки, в тот же миг упал от сильного удара по голове. Всё произошло настолько быстро что он не успел понять, как оказался на полу; кружилась голова, тошнило. Из носа шла кровь но мальчишка не плакал, он тихо лежал, закрыв голову ладонями рук, боясь шевельнутся. Любое неверное движение могло разозлить отца и навлечь большую беду.
– Вставай, и вытри свою морду, а на будущее учти, я всё равно сломаю твой настырный характер! Я научу тебя родителей уважать! – Фёдор говорил с видимой неприязнью:
 – И кровь за собой убери!
Сын кое-как поднялся на ноги. Его шатало из стороны в сторону, когда он шёл. Во дворе, прислонясь плечом к деревянной стене возле умывальника, он  смыл с лица кровь. Затем принёс ведро с водой, тряпку – вымыл в кухне пол. Чтобы не попадаться в этот вечер на глаза, он спрятался под навесом. Это была деревянная пристройка к дому, без окон. Там лежали дрова на зиму, уложенные вдоль стены под самую крышу; находился погреб; и несколько деревянных бочек наполненных сухим комбикормом для свиней. Между этими бочками, в полутьме, мальчишка чувствовал себя в определённой недосягаемости. Он часто прятался там, погружаясь мыслями в свой собственный мир; размышлял о никчёмном существовании; также о некоторых вещах, которых совершенно не мог понять.
– Почему издевательство над детьми считается нормой? Отец ему постоянно внушал:
– Я тебя не бью а воспитываю! Хотя мальчишка был уверен, что это неправильное воспитание. А если так, то почему люди безразличные? Ведь соседи часто слышат и видят как его избивают; но никто из них не пожаловался. Отец тоже частенько напоминал, – Не вздумай идти в милицию! Участковый, мой друг. Он привезёт тебя домой и тогда пощады не жди! Другом он был, или нет, но Мишка  видел участкового лейтенанта один раз у них дома, они с отцом выпивали. Так же однажды был у них товарищ отца по работе, они тоже выпивали, говорили в основном о работе, но часть разговора Мишка хорошо запомнил, потому что говорили о нём. Товарищ спросил: – Скажи Федька, ты своего сына воспитываешь?
– Конечно воспитываю,– с заметной уверенностью ответил он.
– А как воспитываешь, учишь чему ни будь?
– Чему учить? Подрастёт сам научится. Я его ремнём дубасю,– засмеялся подвыпивший Фёдор и помахал кулаком в воздухе.
– Зачем дубасишь? Ведь он у тебя спокойный, послушный.
– Не знаю, для профилактики наверное,– он пожал плечами в знак недоумения. По интонации голоса, было ясно, что на самом деле отец не понимал, за что дубасит сына.
          Чувство страха Мишки привили через пол года, после его появления в новой семье. Отец с мачехой собирались в кино а детей оставили под присмотром бабушки.
– Мы сейчас уйдём а вы сидите тихо и не балуйтесь,– строго наказал отец. Дети есть дети, взялись играться, а через пять минут Фёдор снова зашёл в дом. Тогда он зверски отхлестал ремнём Мишку; на короткое время он потерял сознание. Вернувшись с клуба мачеха спросила.
– А что он всхлипывает и трясётся?
– Наверно между собой подрались,– беспечно ответил Фёдор.
– Что ты врёшь! – вмешалась бабушка; она не была Мишке родной, тем не менее при возможности всегда заступалась: – Это ты его избил, чтоб у тебя руки отсохли, изверг проклятый.
– Я его два часа назад отлупил, он должен был давно успокоится, – громко возмущался Фёдор.
Только сошли синяки, Мишка простыл; играли в хокей, стало жарко, он снял с себя куртку, продолжая играть в свитере; ночью першило в горле из груди вырывался кашель.
– Хватит бухтеть! Иди, пожри сахар, от сладкого кашель проходит, – злобно ворчал отец. Мишка встал, прошёл на кухню, съел несколько ложек сахара.
– Ещё раз услышу хоть один звук, изобью,– сердито предупредил Фёдор; ему на работу к восьми часам; выспаться нужно.
 Как на зло кашель не прекращался. Мишка накрыл голову подушкой и одеялом, но отец всё равно услышал. Он поднялся с кровати, включил свет, в коридоре взял резиновый галош, сдёрнул одеяло которым прикрывался сын и приступил к наказанию. После двух трёх ударов мальчишка стал оборонятся подушкой, прикрывая своё тело.
– Лежи смирно и не крутись, – требовал родитель. Подушка тоже была откинута в сторону и избиение продолжилось. До утра пацан не спал. Непроизвольно всхлипывал, думал о случившемся и не мог понять отца.
– Ведь до больницы ровно пять минут ходьбы. Можно было сходить взять таблетки. В крайнем случае мог отвести его; он бы с удовольствием лёг в больницу. Безумными казались требования при издевательстве:
– Не крутись! Лежи смирно! Разве отец не осознавал; невозможно человеку лежать тихо, не реагировать ни на что – чувствуя  жуткие боли.

                *****
         
            Следующий год жизни оказался  не легче. Интервал между очередными побоями составлял три-четыре недели. Причиной мог стать даже несущественный проступок а иногда и вовсе от нечего делать. Как-то в выходной день, летом, Фёдор от безделья разгуливал по двору, Мишка случайно проходил мимо.
– Иди сюда! – позвал он сына, щерясь недоброй улыбкой. Мишка предчувствовал опасность безумного действия, но возразить боялся и  молча подошёл.
–  Сейчас один раз стукну, если не заплачешь, то больше бить не буду, – сказал отец и резко схватил сына за руку. Затем изо всех сил, ударил кожаным ремнём по голой спине. От невыносимой боли пацан вскрикнул.
– А...а не выдержал. Значит врежу ещё раз, – радостно ухмыльнулся родитель.
Мишка готовился превозмочь боль, стиснув зубы напряг тело; последовал удар не слабее первого. Все старания оказались напрасными, он снова вскрикнул.
– Что как дурак кричишь на всю улицу? Заткнись! – голос Фёдора звучал раздражённо.
– Я не могу выдержать, мне больно, – сын всхлипывал  и попытался освободиться из крепкой отцовской руки.
 – А ну-ка стой спокойно! – озлобился отец и следующий удар нанёс с явной жестокостью.
Мишка  закричал от боли.
– Заткнись придурок, буду колотить пока не заткнёшься, – он стал безжалостно хлестать ремнём. Услышав плачь и крики, прибежала  мачеха. К этому времени мальчуган лежал на земле, судорожно трясся; закатился плачем от боли до остановки дыхания. Это происходило всегда, когда физическая боль достигала предела.
– Ладно, хватит. Разве не видишь, у него уже губы синие и лицо стало синеть, – испугавшись, предупредила она.
– Он наверно притворяется, – равнодушно ответил Фёдор, тем не менее прекратил избивать. После этого случая, Мишка выждал момент, когда отец будет в хорошем расположении духа и решил поговорить.   
– Вы не бейте меня так сильно, мне дышать тяжело, от боли я могу умереть,– сын заплакал.
– Пошёл вон плакса. Все бьют своих детей и никто ещё не умер. Учить меня вздумал! – последовал ответ.
             Через какое-то время, мальчишка стал реже выходить на улицу, замыкался в себе. Возвращение со школы домой, превратилось в ежедневное мучение, он боялся дома в котором жил. Лишний раз попасть на глаза, могло закончится наказанием. От случайного взмаха руки, рядом с ним, Мишка сжимался от интуитивного страха.  На уроки физкультуры ходил редко, стыдился переодеваться в спортивную форму из-за следов от побоев. Новые кровавые полосы появлялись раньше, чем исчезали старые, менявшие свой цвет и оттенки по мере заживления.
              После четырёх  лет издевательств, Мишка решил уйти в детский дом. Ехать в город нужны были деньги. В первомайский праздник, после демонстрации на колхозном стадионе, взрослые люди собирались в компании и там же в лесополосе, рядом со стадионом, устраивали гуляния. Там, около стадиона, Мишка с Сашкой насобирали две полные сетки пустых бутылок. Сдать их сразу не удалось; магазин к тому времени закрылся. Они спрятали стеклотару в кустах. Утром следующего дня, сдали бутылки. Деньги Мишка спрятал на чердаке в  баночке из под леденцов, где хранилась фотография матери. Он дождался дня, когда никого не будет дома, взял зубную щётку, запасные брюки, рубашку, баночку с деньгами, положил всё в тряпочную сумку и пошёл на автобусную остановку. Сашка провожал его, только он знал о намерениях сводного брата.
Мальчишка благополучно добрался до города. Люди подсказали на каком автобусе доехать до детского дома и уже до обеда он был на месте, но к сожалению ему там отказали.
– Мы не можем тебя взять, – ответили ему.
– Если твои родители откажутся от тебя, тогда приходи... .
               
                *****
              Условия существования не менялись и к двенадцати годам у Мишки появились серьёзные признаки психических расстройств. Он вздрагивал от малейшего неожиданного звука. В мимике его лица, в испуганном взгляде, прослеживалось постоянное чувство тревоги и потерянности.  Иногда он кричал во сне. Снились кошмары, как его убивают; и тогда он просыпался от страха и собственного крика.
–Что-то ты ненормальный становишься, нужно к психиатру тебя отвести, – с упрёком сказал отец.
– Вначале сами обратитесь к психиатру а уж потом и меня везите,– подумал Мишка, но произнести вслух, приравнивалось к самоубийству. Потом бабушка жаловалась соседям: – Смотрите, что этот изверг сделал с ребёнком!
 Когда услышал, как над ним подсмеивались в школе, он шёл домой и тихо плакал от обиды. В тот же день, он попросил отца: – Отвезите меня к врачу, мне тяжело, я болею, – с трудом, чуть слышно проговорил он.
– Ладно, завтра отвезу, – голос отца звучал недовольным тоном. Утром Мишка умылся, стал переодеваться. Фёдор увидел тело сына; на спине, руках, ногах, чёткие  сине-фиолетовые отпечатки от ремня с бляшкой.
– Ты  весь в синяках! Никуда я тебя не повезу! – возмутился отец, обвиняя сына, словно тот, где-то по своей вине получил увечья. К тому времени Мишка был проникнут непреодолимым страхом перед отцом, он даже боялся, что его снова  изобьют, за эти видимые фиолетовые полосы, которые долгое время не исчезают. В течении полугода, Мишка дважды просил отца, отвести к врачу но каждый раз на теле оставались следы побоев и поездка откладывалась на потом.
              Вскоре он потерял всякий смысл дальнейшего существования. Ведь его судьба находилась в руках человека, поступки которого противоречили здравому смыслу. Мишка ясно понимал, что не в силах изменить свою жизнь в лучшую сторону. Мучила бессонница и хроническая усталость. За последние пол года, он сильно похудел. Часто кружилась голова и однажды, он упал, вновь подняться на ноги и пойти не получалось. Тогда Фёдор отвез его в больницу; вытащил сына из машины, перекинул через плечо, как носят мешки с картошкой, и занёс в приёмное отделение.
 – Что с ним? – спросила медсестра.
 – Не жрёт ни чего, – равнодушно ответил он, оставил сына и поспешил на работу. Никто не обращал внимание на следы побоев на его теле. А может быть и обращали но никаких действий не последовало. Только через неделю прекратилось головокружение и Мишка мог ходить без посторонней помощи. Каждый день навещал Сашка. Они уходили в больничный парк и подолгу сидели на лавочке. Разговоры у них не складывались, как раньше. Мишка, не о чём не спрашивал, смотрел как-то безразлично, отвечая только на вопросы. Сашка не понимал что происходит с братом, но причину, по которой он оказался в больнице, Сашка знал.
– Потерпи братишка ещё немного, мы скоро вырастим. Я помогу тебе. Нас двоих он не сможет побить, – сказал однажды он. Три недели продолжалась спокойная жизнь, делали уколы, давали таблетки. После больницы на некоторое время наступило затишье, но на улучшение не было и намёка. Мальчишка не мог понять; почему же с ним так поступают? Что он делает не так? Неужели он на самом деле заслуживает подобной жизни?
                *****   
              Желание пойти  на рыбалку, у семилетнего Борьки, появилось после того, когда старшие братья несколько раз возвращались с хорошим уловом. Мишка остерегался брать его с собой по той причине, что, мачеха стращала.
– Если с моим сыном что-нибудь случится,  я тебя собственными руками задушу! – говорила она и жестикулируя  руками, показывала наглядно, как будет происходить удушение. В очередной раз, когда Мишка с Сашкой собрались на рыбалку, Борька увязался за ними.
– Нет, ты ещё маленький, подрастёшь – возьмём, а пока сиди дома, – ответили братья.
 Пацан бежит по улице за братьями, плачет. Мишка завёл его во двор и легонько рукой стукнул под задницу. Мачеха в это время  на кухне тесто раскатывала и в окно увидела.
– Ах ты скотина, моего ребёнка убить хочешь! – выбегая крикнула она и взялась колотить Мишку скалкой, куда ни попадя. Сначала он защищался а затем изловчился, вырвал скалку из рук и стукнул мачеху в лоб. Она на мгновение притихла, в недоумении вертя глазами, а потом раскричалась не на шутку. Мальчишка тут же пожалел о своём необдуманном поступке, испугался и убежал из дома, спрятавшись на лугу у речки, в колючих зарослях облепихи.
            Отец, придя с работы, застал мачеху в кровати с перевязанной головой. Она громко стонала.
–Что это с тобой? – испуганно спросил он.
Больная приоткрыла глаза.
– Это твой зверёныш, сначала нашего Бореньку отлупил, а когда я выбежала, он меня по голове палкой стукнул , чуть не убил, – больным голосом ответила она.
– А ты в больницу ходила? 
– Как же я пойду, что я им скажу, что твой сын хотел убить меня? Уж лучше дома умереть.
– А где сейчас этот урод? – интересовался Фёдор.
– У речки; мне соседка показала, где он прячется. Она случайно увидела, как мой Сашка носил ему пожрать. Пошли, покажу. Забыв про боль, она легко поднялась с кровати.
             День клонился к вечеру, от речки тянуло прохладой. Сидя на корточках в зарослях облепихи, Мишка продрог, но возвращаться домой не решался. Он увидел отца с мачехой, приближающихся  к тем кустам где прятался, и немного успокоился.
– Если ходит как ни в чём не бывало, значит, не так уж сильно ей досталось, – подумал он.
– Э придурок, выходи! – рявкнул отец.
– Не выйду.
– Выходи, я сказал!
– Она первая меня по голове била скалкой, – оправдывался мальчишка.
Фёдор пригнулся, пролез сквозь колючки, и схватив сына за ногу, вытащил из кустов.
– Сейчас домой придем, я тебя изуродую. Отец, с прутом в руке, шёл позади сына. Мишке стало крайне обидно и стыдно за отца; за его поступки. Ведь он не ребёнок, ему уже тринадцать лет, а отец погоняет его прутом, как неразумное животное, при этом сопит и кряхтит, а это – плохая примета. Если отец начал сопеть – жди беды. Стыдно было когда шли по улице, наверняка кто-то из соседей наблюдал сквозь окно, прячась за шторкой. Другие, смотрели облокотившись на изгородь, не скрывая своего равнодушия. Соседи по улице конфликтовали с Фёдором; и побаивались за его дела.
– От него можно ожидать чего угодно, – говорили они. Одному соседу, ночью, он порезал ножом колёса на машине; но не был пойман. Со вторым, поругался из за свиньи. Свинья соседская зашла в огород к Фёдору; прошлась по грядкам, взрыхлила их рылом. Не долго думая, Фёдор догнал свинью и вонзил топор в спину. Пришлось соседу зарезать её раньше срока. Возможно поэтому, соседи и к Мишки относились не очень хорошо, согласно поговорки ,,Яблоко от яблони  недалеко падает,,
                *****
           Фёдор завёл сына в летнюю кухню, взял  шланг от старой стиральной машины, сложил его в двое и со свойственным ему хладнокровием, стал хлестать сына. Мишка отчаянно сопротивлялся, как взрослый мужчина. За последний год он заметно вырос, старался постоять за себя, но в сравнении с отцом силы были неравными.
– Убейте меня, только быстрее, устал я так жить и мучиться, – голос сына звучал  надрывно и с обидой. 
– Ах ты мразь, сдохнуть хочешь! Не получится! Сначала я перевоспитаю тебя!
От боли непроизвольно вырывался крик.
– Не кричи сволочь, заткнись, и проси прощенья, буду хлестать до тех пор пока не заткнешься, – орал отец. Мишка  упал на пол, защищаться получалось всё хуже и хуже. От невыносимой боли снова наступили спазмы, грудную клетку словно сдавливали  прессом, остановилось дыхание. На искажённом лице беззвучно открывался рот, пытаясь глотнуть воздух. Затем он потерял сознание. Когда пришёл в себя, всё тело лихорадочно тряслось. Даже прикосновение одежды к телу стало болезненным. Не было ни сил ни желания подняться. Понимая свою безысходность, Мишка лежал и плакал. Он так и провалялся на полу до утра; вспоминая всё что произошло за последние годы. Попытка уйти в детдом, не увенчалась успехом. В школе над ним подсмеивались. Некоторые, не совсем умные соседи шептались между собой, называя его ненормальным.
             Утром, Мишка оделся и ушёл из дома; шёл бесцельно, неизвестно куда и зачем; по зелёному лугу вдоль речки, где-то по накатанной тракторами дороге; к полудню остановился на отдых, где бывало рыбачил; напился ключевой воды и прилёг на траву. Неподвижным взором смотрел он на редкие пушистые облака, медленно плывущие в лазурном небе. Неимоверно хотелось оказаться там, спрятаться в молочном тумане, от всех мучений, чтобы никто и никогда  не смог его найти.
             Домой, он так и не вернулся. На следующий день с утра, отец с Сашкой собрались его искать. Серый выл и рвался с цепи, пришлось и его взять на поиски. Братья, довольно часто ходили  на рыбалку вместе, все рыбацкие места, где мог остановится Мишка, Сашка знал.
             Мишку нашли у слияния двух горных рек, Коксу и Каратал, в десяти километрах от посёлка. Он сидел у костра, поджаривал насажанного на веточку пескаря. Эту рыбу, не большую по размерам, он ловил на мелководье, в узких протоках ответвлённых от основного русла. Услышав позади себя лай собаки, пацан обернулся. Виляя хвостом подбежал Серый, он крутился около своего друга и скулил. Затем появился отец и брат. Мишка вскочил на ноги, отбежал от костра; остановился у края каменистого берега. Фёдор искал подходящий упругий прут для наказания, а сын в полном отчаянии ожидал очередное издевательство. В голове подростка внезапно родилась мысль, толкавшая на выбор – остаться...? или уйти навсегда...? – прыгнуть в реку; где за считанные секунды быстрый поток унесёт его и избавит от всего ужаса, длившегося вечность. Мишка, наблюдал за отцом до боли вымученным взглядом.
– За что вы ненавидите меня? За что избиваете? Разве вы не можете понять, что я тоже хочу жить! – в тоне голоса слышался явный вызов.
 Хотелось сказать о многом, но мысли остались недосказанными; отец не слушал. Он отломал подходящий прут, очищая его от листьев. Сводные братья стояли рядом. Сашка уговаривал дать отпор, но Мишка будто не слушал, его взгляд был растерянным, на побелевшем лице, только от мысли о предстоящем истязании, невольно задёргались мышцы. Отец с прутом приближался но путь преградил Серый; шерсть на холке и спине поднялась дыбом, передние зубы обнажились, он угрожающе рычал. Фёдор остановился.
– Пошёл отсюда! – злобно крикнул он. Пёс не сдвинулся с места, не подчинился взрослому человеку, который тоже являлся его хозяином. Неведомое человеку, собачье чутьё в этот момент превзошло человеческий разум.
– Что сволочь и собаку против меня настроил?! Ничего, сегодня я его застрелю! – с видимым злорадством сказал отец. Слова прозвучали как окончательный приговор. Лишится Серого, оказалось выше всех сил. Закончился смысл жизни. Никогда, Мишка не чувствовал подобного опустошения. Словно вытянули из него душу. Мишка с грустью посмотрел на стоявшего рядом Сашку, на Серого и мысленно попрощавшись с ними, прыгнул в реку. Серый тревожно взвизгнул и мгновенно бросился вслед за своим верным другом. Бурная река, поглотив в свои объятия, уносила мальчишку и собаку.
             На зеленой полянке, скрытой зарослями кустарника, догорал костёр. Рядом, из веток тальника, находился шалаш, там лежали ещё несколько рыбёшек, спички, нож и металлическая баночка из-под леденцов, в которой хранилась склеенная фотография матери.