Приснилось мне...

Приснилось мне, что стою я в три часа ночи прямо посреди зала на станции метро «Площадь Революции», а вокруг меня народу видимо-невидимо и все спешат куда-то. Но не просто так спешат, как обычно, а как-то по-особенному, с каким секретным, тщательно маскируемым тайным умыслом. Поэтому и смотрят словно бы вскользь и глаза в сторону поспешно отводят, что бы никто не догадался, что они на спецоперации. А я стою и жду кого-то, только вот кого именно жду, никак вспомнить не могу. И то ли вторник сегодня, то ли среда – не узнать, не вычислить, да и спросить не у кого. Все ведь  на задании. Но это впрочем моему смиренному ожиданию вовсе не помеха. А что? Стой, да жди. Минуты на часы наматывай. А там видно будет.

Да, только вдруг я отчетливо, ясно так понимаю, словно озарение внезапно вдоль по всему мозгу синим пламенем электрическим проскочило, что я – не я вовсе, а нечто иное по своей внутренней сущности и глубинному естеству. Вроде бы и я это посреди метрополитена стою, словно секвойя на Бродвее, а вроде бы и не я вовсе. И вроде бы все как всегда, а что-то не так. И как будто бы взгляд пристальный чей-то на спине чувствую, а вроде и нет никого и не смотрит никто. И как  не обернусь –  все просто мимо идут. Лишь только тень зеленая, словно кролик по потолку проскочила, да холодок по спине пробежал. Или это мне все почудилось ненароком. И вроде бы музыка заиграла где-то вдалеке, так тихо-тихо, что сквозь шум шагов и не разобрать вовсе: то ли это Бах, то ли Франсуа Куперен.

И вдруг бархатный  баритон нежным выстрелом из-за левого плеча: «Забудь про легкокрылых бабочек, в мире их больше нет, остались только лишь злобные скрюченные колдуньи, которые спят и видят, как бы сделать так, что бы все вокруг просто сдохли от горя». Гляжу, а это - Сид Баррет собственной персоной. Тот самый. Из «Пинк Флойд». Представляете? Улыбается по-доброму, но немножко загадочно, руки в карманах, а сам – лысый и в кедах. «В зеркало давно на себя смотрел?» - шепчет он, наклоняясь скороговоркой мне на ухо, и я в испуге отрицательно мотаю головой. «Извини приятель. Мой поезд» - кричит Сид на бегу и машет мне рукой из окна прежде, чем его вагон исчезает в туннеле.

Я в легком недоумении от сказанного Барретом, медленно пытаюсь пересечь густой встречный поток плохо замаскированных сотрудников инопланетных спецслужб, которые в ужасе шарахаются от меня как от зачумленного монстра. Тревожная низкочастотная вибрация жаждет без анестезии просверлить мой мозг до самого основания, когда я, потупив взор, направляюсь к зеркалу на краю платформы.
 
Не без затаенного страха я гляжу в него и тут же успокаиваюсь. Да, нет, все в порядке. Яркий, красивый, в сверкающем апельсиновом  свитере и фиолетовых индийских шароварах. Да мне любой пингвин в Антарктиде позавидует. Даже императорский, а ведь они такие задаваки. И чего это я так испугался? И я, улыбаясь, машу на прощание крылом своему отражению в зеркале.