Мазь для парализованной бабки

Если ты учишься в 9 классе, если ты настоящий пацан, то никто не мешает тебе быть счастливым, здоровым и сытым. Но про слово «покой» забудь.  Особенно, когда вас четверо, и каждый думает, что  он круче Бэтмена.
Четвертого мая Ганса оттырили «колготки» – так звали пацанов с 5 микрорайона, где находится Чулочная фабрика. Всемером налетели. Гансу приспичило туда одному ехать в аптеку бабке своей какую-то мазь покупать. Ну что? Дело есть дело. На счет раз достали руки из карманов, на счет два – сжали кулак. На счет три – вперед. Поймали троих, включили им  нарочно «Токио Хотель» и промассировали этим эмоголикам репу… А вы как хотели: тронули нашего – оформляй заказ на бандероль с проблемами. Мы так просто никому не спускаем… Потом отцепили на площади еще троих. Включили им «дебилов-биллов» и пошлифовали хари… Заставили просить у Ганса прощение. Нет, никакого садизма, это чисто по закону: вы нас бьете – мы вас калечим, вы нас калечите – мы вас убиваем. Не будете стаей, шакалы, на пацанов прыгать. Остался последний, седьмой. Эмомоська хвостатая… Десятиклассник, чушкан занюханный. Погоняло – Топик! Тьфу, если бы меня так звали, я бы жить не стал! Он, как только узнал, что мы его соплеменников уже прописали по полной – забился, из дома не выходит, косит под больного. Но это бесполезно: кара небесная, как пуля снайпера, всегда найдет гада. Мы драки не ищем, но от драк не бегаем… Тут нам звонит приятель из 18 школы, что тот тюлень, которого мы ищем, пришел на занятия. Все, парень, складывай зубы в шкатулку.
Мы с шестого урока сфутболили, прыгаем на трамвай, и к 18 школе.
Обошли школу задами. Встали за угол. Решили так, если это свинопас идет не один, а с друзьями, валим всех, а потом уже объясняемся.
– Давай, Ганс, зырь внимательно, чтобы не упустить.
Звонок. Повалила мелюзга – все домой несутся, чтобы друг с дружкой в чате общаться. Видим: шагает длинота жирафья. Желтая мастерка, джинсы, бейсболка «FBI». Попугай! Один шагает. Ну нашим легче… Пришла пора расчета… Вы заказывали билет на тот свет! Ваш заказ выполнен!
Вдруг Бекет хватает меня за руку и стонет:
– Пацаны, пацаны, это Галькин брат…
Этот Бекет задолбал уже, все косяки через него прилетают. Девчонка у него завелась – Галька Терентьева. Тоже мне – кавалер Ромео Бекет.
– Пацаны! Если мы сейчас его грохнем, мне потом у них дома не появиться!
– Да, это, конечно, выходной! – простонал Гвоздь. – Бекет, тебя пора звать Трудный. Нашел в кого влюбиться. И что теперь нам делать? Просто так отпустить. Санчес, что, решай!
У меня в голове полное броуновское движение всех молекул, которые мозгами называются. Я ничего не понял. Только что решили бить длинного, а теперь что – стоянка! Так быстро я за изменениями не успеваю!
– Вы заколебали: чуть что – Санчес решай… Я не знаю… Сами определяйтесь! Ты как, Ганс? Этот Топик тебя сильно прессовал…
– Вместе со всеми был! – говорит Ганс.
– Слышал! Он Ганса вместе со всеми плющил, а нам теперь его – отпустить? – спрашиваю я Бекета.
– Фиг ли вам говорить: у вас девчонки нет, вы поэтому и не поймете. А если бы любили…
– Ой, Бекет, не начинай! Тоже мне «любви все возрасты покорны»…
Ну и что делать? Я смотрю: скоро этот урод уже за угол завернет. Все, времени нет. Дружба – это дело общее, а любовь – дело личное. Не Бекету решать! Мы выходим.
– Земляк, нажми на педаль тормоза! – кричу я. Топик оборачивается. Увидел Бекета, улыбнулся:
– А Жентос! Ты чего здесь? – и тянет ему руку. А Бекет эту задерьмованную руку жмет. Топик смотрит на нас. Я ему говорю, показывая на Ганса.
– А с ним не хочешь поздороваться?
Тут этот эмоболоидный памперс бледнеет, потому что все понял, но демонстрирует нам, что слово «крутизна» ему тоже знакомо.
– А чего это я с ним должен здороваться?
Я делаю к нему шаг.
– Ты чего вопросы задаешь, тебе надо в ногах валяться, чтобы тебя не слишком больно били.
Правой рукой я поправляю воротник мастерки. Так всегда делаю, чтобы внимание отвлечь. Я левша, правой глаза отвлек, а слева – прямой, в нижний край челюсти из правой стойки… Сразу труп. А потом в зависимости от настроения – хочешь запинывай его, хочешь так оставь, пусть куском грязи лежит. Я даже вес на правую ноги перенес и глубоко вздохнул. Тут меня Бекет трогает за плечо:
– Санчес… пацаны, это чисто для меня… Не трогайте его… Ганс, давай я за него отвечу…
Блин, вот что любовь с людьми делает. Вот что делать с такими будете? Бекет был пацан как пацан, стал дауном: чужие косяки на себя вешает… Мне теперь что же – ему челюсть снести.
– Может быть, ты еще с ним «Токов» будешь слушать? – спрашиваю я.
– Чего ты? При чем тут это? – обиделся Бекет. Тут и Ганс машет мне рукой: проехали. Что делать? Раз такое дело – кулак на стоянку.
– Не понимаю я тебя, Ганс! И тебя, Бекет, не понимаю! Пацаны не отъезжают в последний момент.
Идем домой: я и Гвоздь, за нами плетутся Бекет и Ганс. Два леденца… Две матрешки… Проходим мимо витрины «Этуаль», я оборачиваюсь:
– Ну вам, наверное, сюда, а нам дальше! Ганс, забирай у меня свои диски. И напиши счет, что я тебе должен за них…
– Да ладно тебе, Санчес, ничего ты мне не должен.
– Это я только друзьям ничего не должен, а когда беру у чужих, то я всегда расплачиваюсь… Мой жизненный принцип такой.
– О-о! Обидели его! Что же мы теперь из-за этого разбежаться должны? 
– Я друзей не сдаю, это вы с Бекетом сдохли… Короче, Ганс, Бекет, если вы мне позвоните, вы знаете, что вы услышите в ответ…
Пришел домой, расстроенный. Не в духе. В таком состоянии самое то алгебру делать или химию. Черное разбавляешь черным и пьешь … Тоска! Вдруг на мобилу вызов. Ганс! Парень не принимает меня всерьез, что ж, пусть готовится отправиться в дальний поход с конечной остановкой «три русские буквы».
– Ганс, ну раз хотел услышать, тогда слушай: пошел ты…
– У меня проблемы… Надо в Чулочку ехать… Бабке в аптеке за мазью… Поедешь?
– А фиг ли ты своего Бекета не позовешь?
– Он с батей на гаражи уехал семена доставать. Ну так поедешь или что?
– Подходи к остановке. Только Гвоздю не звони, а то он тоже алгебру не сделает, потом не у кого будет списать. Вдвоем съездим.
Доезжаем с Гансом до Чулочки, выходим, идем к аптеке мимо школы… Свистят. Человек шесть-семь… Надо было эту школу домами обойти… Ганс пошел было к ним.
– Стой на месте! Не переживай – сами подойдут… Когда начнут бить, держись правой стороны… Если что, сразу ложись… А то у тебя башка после того раза не отошла. А твоей бабке в другой аптеке не могут эту мазь делать?
– Не могут… - говорит Ганс.
– Ну тогда пусть она покупает с пенсии нам гвоздику на могилу… - говорю я, потому что рожи у чулочных серьезные. Топик улыбается. Зря ты жизни радуешься, тебя я точно хлопну!
– Что, пацаны, в Сладком краю живется несладко…
– Это что, ты в свободное от стирки женского белья время пишешь шутки для «Камеди клаб»? Вон ему нужно в аптеку!
– Но так он пусть идет, ему и так перепало … А тебе придется ответить…
Топик вынул руку из кармана.
Ганс встал рядом со мной. Как договаривались – справа.
– Если вырубимся, то бумажку с рецептом и деньги из карманов не берите! – просит он. – Ясно? Как людей прошу…
Вес на правую, ждем. Первым гасим Топика, а там пусть разматывают. Лишь бы не вырубиться сразу, а то они Ганса запинают… Он ведь тоже упрямый, как осел, нет бы, сразу свалиться и голову закрыть, он до последнего будет стоять…
Топик смотрит на меня. Сейчас сделает шаг, и я его прямым положу…
– Аптека до скольки работает?
– До девяти… - отвечает Ганс.
Он посмотрел на часы. Без двадцати девять.
– Ладно, идите, а то закроется.
Они ушли. Я облизнул губы, по спине ползли капли пота. Как гусеницы…
Когда мы вернулись, у подъезда меня ждали Гвоздь с Бекетом.
– Вы где ходите? Чего не отвечаете? Мы тут на ушах уже стоим!
Я вытащил мобилу – 26 пропущенных. Ганс достал свою – 24 пропущенных.
– Задумались! Не слышали!  – говорю я. – Гвоздь, ты алгебру сделал?
– Когда? Мы тут уже час бегаем… Сейчас пойду…
– Напишешь, скинь мне на ящик… А то если пару по алгебре закатят, то батя сетевуху вырвет.
– Жестоко! – говорит Бекет.
– Да не говори! Если не застрелили в школе, зарежут дома… Ладно, до утра…
Мы пожали друг другу руки. Все четверо. Я, Ганс, Бекет и Гвоздь. Я пошел учить биологию, Гвоздь решать математику, Бекет лизаться  в агенте со своей девушкой, а Ганс читать своей парализованной бабке книжку «Герой нашего времени».
Пятилетняя сестренка принесла мне грушу. Я посмотрел на нее и покачал головой:
– Это твоя! Ты когда считать научишься: было две! Я свою днем съел. Понятно?
Она улыбнулась:
– И пусть. На ешь…
Она положила грушу мне на стол и убежала, а я ел грушу, сок капал на штаны и на тетрадь по биологии.