Язва

Катя Никифорова работала диспетчером в грузоперевозочной конторе.
Она была женщиной образованной, но образованность ей по перевозчицкому делу была ни к чему. Даже мешала. Тем более образование у нее было историческое. Катя не любила о нем вспоминать. Она и без исторического попадала в истории.
То в одну попадет, то в другую.

«Язва ты, Катька», - отворачивалась от нее, зевая, старая-престарая подруга, с которой ей и говорить-то было не о чем: всё меж ними было давным-давно переговорено. «С чего это – язва?» - обиженно косила глазами Никифорова. Вслух, однако, помалкивала: был за ней грех. 

Взять хоть вчера: приняла заказ – и тотчас Ваську-газону просигналила:
- Вася, запиши на послезавтра с грузчиками.
Васёк знай себе, газует: машина рычит, как зверь некормленый.
- Не могу, - говорит, - от руля оторваться.
- Чего вдруг? – полюбопытствовала Никифорова. - Раньше мог.
- Дорога, - туманит Васек, а у самого голос вместо привычного петушиного - бархатный. Не зная, подумаешь, Пресли реинкарнировался. Только Катька открыла рот, чтобы брякнуть: «Не взлётная ж полоса», - как Васек ей в ухо на пониженных:
 – Тут у меня девушка. Она запишет.

«Сволочь какая!» - восхитилась про себя Никифорова: «Газон» менял девушек раз в квартал.

- Девушка так девушка, - пробурчала она в момент передачи трубки девушке. – Готовы, девушка?
- Ага, - по-школьному отрапортовала трубка и зашуршала «газоновым» блокнотом.
- Пишите: машину подаем в среду четырнадцатого…
- Ага.
- …к двенадцати ноль-ноль.
- Ага…
- На Бутлерова пять, - Катя захлопала ресницами, - корпус один.
- Ага.
- Квартира сто тринадцать.
- Ага, - запыхалась трубка.
- Телефон клиента: плюс семь…
- Ага.
- Девятьсот одиннадцать, - Никифорова закашлялась.
- Ага…
- Семьсот шестьдесят три…
- Ага.
- Сорок пять…
- Ага…
- Тридцать девять.
- Ага, - удовлетворенно простонала девушка.
- Баба-Яга, - хмыкнула Никифорова и отключилась.

Обновила ЖЖ, написала в каментах: «Пацталом!», - и заржала в голос.

- Ты чего это? – приковылял из кухни дед. – Смешное что-нибудь?
Он любил смешное из инета.
- Ага, - кивнула Никифорова и поскучнела. – Кота тебе боксера на ютубе показать?
- На чем? – дед приложил к уху ладонь.
- В телевизоре, - она махнула рукой: «А мадам теперь нажаловалась».

Полчаса прошли в томительном ожидании.

Ровно в три тридцать «Газон» осведомился:
- Чего выдрющиваешься?
- И слова такого не знаю, - закосила под дурочку Никифорова.
- Отстегаю по жопе, узнаешь!
- Боялась я…
- Завидно?
- Чево?!
- Того, - распоясался «Газон». – Девка молодая, глупая, а тебе завидно! Сама ты Баба-Яга.
Никифорова набрала в грудь воздуха:
- Пошел ты… в Кемь!
- Куда-куда? – озадаченно притормозил Васек. - Это по Мурманке?

«По ней», - нажала на «отбой» Никифорова и выглянула в окно: над городом висело пустое серое небо.

Без дна. Бездна.

Когда-то ей снилось, что за ней гонятся. Вбегает она в подъезд, распахивает дверь, проскакивает коридор, комнату. Погоня – близко! Шаги за спиной, крики. Оглянуться страшно,  бежать – некуда. И вдруг голос ей в ухо: «Лети!» «Как – лети?!» - она задрожала. «Ты умеешь - лети!» А топот всё ближе… «Лети!» - приказывает голос. Она кидается к окну, распахивает створки – и... понимает, что умеет! «Коленки обхвати», - по-доброму советует голос. "Коленки! - засмеялась она. - Как Наташа Ростова!" Внизу – сосны, березки. Вверху – небо. Бирюзовое-бирюзовое. Ни облачка на нём. Лети – ты умеешь!

Катя подышала на стекло, написала пальчиком: «Баба-Яга», - стёрла, заглянула сквозь образовавшуюся круглую дырку в бездну. Когда-то она умела летать «просто так», а теперь только в ступе. «Баба-Яга, костяная нога! С печки упала – ножку сломала!..»

- Не, ну я пошутил – не дуйся, - миролюбиво пропыхтел в трубку «Газон».
- Я тоже, - она повернулась к бездне спиной. - Ты вот что, Жони Депп, телефон не занимай, ага?