Черёмуха

     В то росное августовское утро наша семья спешила на сенокос. Поднимаясь на пригорки, с высоты любовались зеленеющими вдали перелесками и кудрявыми опушками, заглядывали в чистопрудные глаза водоемов.

В оврагах и балках из-под ног разбегались жемчужные россыпи рос. Воздух в ту пору был напоен густым ароматом черемух, черные бусы которых были развешены по всем лесам и оврагам у нашего села.

Остановились мы у своей сенокосной делянки, снедь положили под раскидистой черемухой, которая раздольно чувствовала себя здесь хозяйкой сезона среди лип и крепких дубков.

Красавица от земли до верхушки была щедро усыпана гроздьями крупных спелых и вкусных ягод. Во рту от них надолго сохранялась прохлада.

Как бы восхваляя ее величие, в траве звенели кузнечики, пели невидимые птахи и завжикали свою песню наши косы. Под все эти мелодии мы удалялись в балку, где ряд за рядом ложились у наших ног сочные валки свежескошенной травы, все в красных веснушках ароматной земляники.

Младшая наша дочка быстро притомилась и побежала испить водицы из веселого ручья. Вскоре она вернулась, истошно крича:

-  Варвары! Звери! - захлебывалась рыданиями девочка. - Они пилят нашу черемуху!

Слезинки так и катились градом из ошеломленных глазенок.

Торопливо повтыкав косы в землю, мы побежали к ручью.

Наши вещи были небрежно кинуты на муравьиную кучу, их по-хозяйски исследовали юркие муравьи.

Черемуха же, величавая и грузная от урожая, медленно клонилась к земле. И вдруг со стоном всплеснув ветками, тяжело рухнула поперек ручья, только на весь лес раздалось горестное «ух»; шумно зашелестели листья, захрустели ломающиеся ветки.

Будто прощаясь, в последний раз они закачались на земле и печальными, горькими слезами с черемухи посыпались ягоды.

Мы горячо заспорили с подвыпившими браконьерами, стоящими с корзинами у загубленной красоты. Было просто противно смотреть на эти испитые, синюшные лица, ради наживы потерявших совесть, со скудными понятиями (а скорее, совсем без понятий) о красоте и благородстве, о рачительном отношении к природе.

-  Ты понимаешь, баба, нам жрать нечего! - выгибался передо мной скорее всего БОМЖ, чем просто голодный. - Я щас наберу ягоды, продам и - сыт и пьян. А те чо надо? - наступал он на меня с топором. - Я чо, в твой огород залез? Вон сколь ентой черёмухи - на века всем хвате.

Еще бы немного спора и они бы и нас не пощадили. Вон как этот с зеленоватыми усами наскакивает:

- А ну шагайте отседова по добру, по здорову, пока мы вам бока не намяли! -и грозно шагнул к моему мужу с бензопилой. И зубы рыжие скалит.

Вот когда я пожалела, что не взяли мы с собою фотоаппарат: заснять бы эти сцены, да предать широкой огласке. Но нам пришлось проглотить все оскорбления и угрозы...

В последующие дни сенокоса мы печально обходили поверженную черемуху, боялись наступить на безжизненно повисшие, увядшие навеки ветки, на кучки оборванных листьев, что загромоздили тропку и гнили в ручье. Ручей и тропинку мы очистили. А вот на сердце было смятение...

             Любовь Селезнёва
           член Союза журналистов России и Башкирии

     Опубликовано в Газете "К коммунизму" 1982 г.

                Иллюстрация из Интернет