Книга перемен часть первая. дополненная

               
               
                "Оправдание  вместо  предисловия".
   
                … «потому что  в  Древней Московии  кто
                жулик  был , а  кто  мошенник,  вот даже  и
                с  профессорским  званием -Все  одно!               
                Списывали с чужого да красивого языка,
                да  за   свой  выдавали.
                Присвоют  себе  манерку чужую,  как  чужой  кошелек,
                А потом, оправдание  какое  придумают  взамен
                предисловия…»

                Кузьма  Доисторический,томХХХХХ1
                Стр.ХХ5.)
          
               
  В некие ,относительно стародавние времена, Древняя Московия небольшим царством была, ибо отделилась от других, лежащих близ.
 Те вовсе отвернулись от нее, и было почему. О том еще историк многодумный, Доисторический Кузьма в писаньях лебединых написал: косое пьянство и повальные дожди да грязь не только на дорогах , к тому же и неверное ученье, по коему московитяне шли , не ведая куда совсем скосил народ и обнищал людей , язык которых  изрядно обветшал да износился от частого употребления во зло, - так много говорили в Московии той древней , а делали так мало , на что указывал немалый муж отечества один - лишь для того Окно рубивший, чтобы московитяне смотрели в оба , другие как трудами славу и обилье  отеческое множат!

  А вслед за языком подошвы на ногах поизносились: иные, двумя - тремя словами пробавлялись, инакие - плевками на асфальт, по коему ходили босиком,- к такой несло всех бездне. Да и еды в столице не осталось и все по лавкам только и шныряли , запасы делая на черный день, не чуя , что он уже настал.
  Но все же, не одной едой - о чем поведал нам все тот же Доисторический Кузьма,- иные жили. И там изящество просвечивало вдруг,  и  там нет- нет,- да и взыграет ум взбешенный, и там встречалися предметы от искусства да рукописи, записанные, правда, не на московском скудном языке – кто на эзоповом писал, кто на могучем русском, припрятывая тайно словари,- но тех почти в грязи всех затоптали, чтобы против движения общего не шли. Иные, кимоно заместо телогреек надевали,  учились  тайно гороскопы составлять да от косых дождей японскими зонтами прикрывались.
 
  И вот на зонтике японском, вернее, на его останках, что наш Кузьма извлек из мрачной бездны, он обнаружил иероглифы , из коих выходило, что дама, уж усопшая давно, японскою культурой увлекалась, предпочитала стиль изящный мужицкому, ну а на нежном  шелке, местами  уж  почти  истлевшем, короткие рассказы записала с амурным антуражем на манер коротеньких японских повестей. И  в  этом  преуспела.

   Невесело жилось той даме , видно,- прочувствовал Кузьма -  и вот, чтоб кое - как свести день с ночью и эту нить совсем не оборвать, истории Московии  далекой решилась записать  и стиль для этого взяла чужой изящной прозы ,- подстать  зонту.
    Писала Дама их , конечно же, шутя , забавы ради, чтобы немного забелить дни черные , что наступали за окном,- Да и от женщины, что можно ожидать, когда в период бедствий государства все об амурах разных помышляла по очевидной незрелости ума. Да и печаль излить не на пустой тарелке, а на смертельном отсутствии любви , на то , конечно же  одни способны  дамы доисторические…
 Ну а любовь?  Одно лишь имя от нее осталось , а содержание совсем уже не то, что прежде , о чем рассказчица историй сих коротких не без печали тайной поведала, слезами омывая японский зонтик свой да кое-как смягчая изящной прозою чужой обычаи и нравы Московии  далекой.

    Пришлось , конечно же, Кузьме их кое как подправить и в чувство привести, так что, любезнейший читатель, и ты немалое узнаешь о нравах и обычаях Московии  той древней ,благодаря усердию Кузьмы.
 
  Итак, хвала тебе, Кузьма, хвала, историк многодумный, что спас писания из жадной пасти ушедших в даль времен, и можно так отметить, что слеза  изрядная  не раз в твоей гнездилась бороде, когда  с  усердием ты отмывал истории , записанные  –увы – рукой,  давно  усопшей ,  употребляя то и дело, известнейший «Колгон».
 
  -Пора,- взбурлил Кузьма,- пора поведать свету про горестные дни, потоком что неслись, вливаясь в Обводной канал, а там,- в Московии реку, чтобы Кремлевскою стеной всех в Лету унесло без всякого Харона…
   Но только вот, поведаю я вам, что наш Кузьма был слаб по женской части и потому он пренебрег судьбой мужей несчастных – другие пусть!- и  Дамою заняться предпочел, поскольку въюбчив был не в меру, за это сам себя корил, но ни одну не упустил.

  Итак, как некогда Великая Екатерина просила простирать свои писания, чтоб русский наш язык блистал во всей красе, так и Кузьма, хотя  всего лишь  был  историком по штату и по званью, писанья Дамы пусть давно усопшей, решил восстановить, чтоб  не  пропали даром,  и в этом крайнее усердье проявил. Вот  только, сон  его  сморил.  Но  это  дальше…

                ----------------

   Порывшись в исторических бумагах, в наличье коих утопал , он карту обнаружил Московии той Древней  и в лупу разглядел  обилие жилищ убогих, как сорная трава душившие Московию с краев и к сердцу старины далекой подбираясь. В них жили люди, говорят... Не странно, что убога их жизнь была, коль так унизила среда .
 - Вот это времена…-  с досадою Кузьма.-  Ведь были же иные, в Московии той Древней! Какие имена! Какие мастера! Жилища строились не только для спанья  и Дух   прекраснейший Досуга витал над сороками сороков и к мысли благородной был готов!
 
  Поставив таймер на века,- историй тех, похоже, тьма,- извлек Кузьма одну, что можно разобрать без лупы…  Но   только вот,  как  мы предупреждали,    внезапный  Сон  его  сморил...
  Ну  а  пока  тот  Сон  с  трамвая на  трамвай,  с  подножки  на  подножку,    про  возраст позабыв и вечное предназначенье, в  полицию  был  отведен, поскольку  безбилетник он. И в силу обстоятельств  тех, Кузьма  истории   Московии  Далекой  отстирывать   собрался  пока  без  всяческих  помех.

  Решился   все- таки  Кузьма,  записки  Дамы уж давно усопшей,  представить  нам в  конце  повествованья - на  усмотренье  и  на  растерзанье, - поскольку   нужно  было в  чувство  привести  истлевший  шелк,  а  также  уберечь  старинное  письмо  от   яростного  ветра Перемен,   что  без разбора  выметал  все то, что   под  ногами  путалось...   

                Явление  Дамы               

... Устал, историк Многодумный, устал, Доисторический Кузьма, -
с таким усердием он полоскал куски старинной ткани, записанные  некогда рукой уже почившей Дамы...  Не то, чтоб спать, но даже на кушетке помечтать историку негоже, и потому, продолжил извлекать из вековых глубин истлевшие он письмена. Короче,  собрался   уж Кузьма подкинуть Вам, читатель, историю другую,  как  Дух , давно усопшей Дамы  явился  и  заговорил:

- ХВАЛА ТЕБЕ, ИСТОРИК МНОГОДУМНЫЙ, ХВАЛА, ДОИСТОРИЧЕСКИЙ КУЗЬМА… Но может, прекратишь из страшной дали ты извлекать “помоечные” времена? Из бездны роковой меня ты тянешь,
 в то время, как давно мне спать пора… Ты будишь разные во мне воспоминанья, ты требуешь пера, но я давно уж спать должна и надоели мне мои убогие старанья сводить день с ночью. Так что, почтенный муж, сними с меня вериги и сам старайся, коль делать нечего тебе, а у меня… И счетчик в коридоре бешеннo крутится – вот беда!

-Ужель, возможно воскрешенье? - историк вытер стекла от очков.- Стареющие глазки предо мною. Японский зонтик. Все без дураков...

-Неверующий Кузьма, историк маловерный, пусть для тебя уроком буду я! И не из холодильника взялась, - уставился чего!

-Не старая еще, - Кузьма прикинул, - и подцепить, вполне, могла б юнца...- Кузьма пригладил бороду тайком и волоса. -Хотелось бы спросить: Какого черта, отправилась она на небеса?

- Почтенный Дух древнейшей дамы,- ей  в тон ответствовал  Кузьма, - спасибо за доверье, но как историку, мне вовсе не до сна. Возможно и появится мужчина, что схватит все бразды, да  вот когда?..

А дама все зевала, уверяя, что ей уж все равно…

-Какая- то особая порода людей там завелась,- вздохнул  Кузьма. -  В  их  лапах  дамы  очутились  Московии  Далекой.  И  в  этом  вся  беда…

- Ах да, я вспомнила, и лучше бы не вспоминать. Они зовутся «мужиками». Их раньше, вроде, приглашали косить траву и наколоть дрова?

- Теперь у них камины и полно «бабла».

-«Бабла»? -переспросила дама, сквозь сон.

-«Бабла». И больше у кого, того и ценят... Забыла,  что ль старинные слова: «Где нет «бабла”, там нет веселья!»

 - Однако же,  спать ъхочу, знвнула Дама  и попрошу не будоражить мой покой... Тебе копаться в их помойке и это твой удел, а я - забавы ради, и в этом – мой предел.  И надоело рыться мне в белье помоечных людей  и может, интерес раскинешь среди порядочных ?

- Ты хочешь предложить, в белье успешных покопаться? Порядочные тут перевелись…

-Ну нет уж, - дама, засыпая,- не втянешь ты меня, в скучнейший разговор. Подушку из под изголовья итак ты вытащить сумел, ну и пиши... В подушке этой отыщешь перья  заточенные и кучу разных мелочей…  Пришлось итак мне откупиться манерою своей и языком.  На том и порешили.

  Заснула дама.   Ну а Кузьма Доисторический вздохнул изрядно перед тем, как взять истории бразды в свои мужские руки…

                ----------------

 … Замучился Кузьма в писаньях лебединых, застрял в игре ума.
Нелегкая писательства стезя,
Писательство, ведь все же, - не наука,
И без таланта тут никак нельзя...
В унынье пагубное впал историк и даже ухватился за спасительный  стакан, но глядь, средь желтых волн трамвая, нарисовалась Дама Доисторическая, что агрегат помойный разбудил.

-Ну что за время, мама дорогая! Так нашуметь успели, что перебудят всех, которые давно покой свой заслужили и право  вечное, - почить на небесах… - проговорила Дама, но, увидав Кузьму , обрадовалась так, что под трамвай едва не угодила.

-Хвала, тебе, историк многодумный, хвала, Доисторический Кузьма! Не трать последнее дыханье! К чему так изводить себя? Поверь, История – такая дура, что не заслуживает добрые слова...Она прожорливая сука! Насыпала бы ей песку в глаза,  коли попалась мне она!..
 
 ...Мужик без бабы, видно, не мужчина и запросто готов тут кануть в бездну. Явилась я, похоже, спасти тебя…Таких, как ты - какая пропасть! Запропастилися совсем,- проговорила Дама, едва выскальзывая из под бегущего трамвая.- Их толпы видела!  Быть может, вас чему научат, погибшие во цвете лет? Не лучше ли любить друг друга? Всегда поддерживать в беде и не желать другим того, что не желаете себе?

-Банально как ! За этим, что ль, явилась?– зевнул со скуки , рот раздирающий Кузьма. -О том уж тысячи как две талдычат - и толку ? Никуда! Никто не хочет ближнего любить, никто не хочет в горе приютить, никто копейки не подаст слепому,  ну а хромому - посох …  Дверь, - и ту не захотят открыть.

- Так значит, Белый свет не изменился? А Перемены!?- удивилась Дама,- Говорят,..

-По-прежнему. И это всем видать. Хоть близко, хоть издалека.

-Скорее  побегу в свою квартиру... Не зря ж спустилась я с небес!? Соседке перцу я насыпала в кастрюлю лет сто тому назад... Пора б изъять...

-Да где найдешь кастрюлю ту? Вот разве, на помойке?
Меняются лишь времена –помойки, к счастью, - никогда!

-Так что же делать? Как беду исправить? Как перец из кастрюли той извлечь?

-Начни сначала все, - Кузьма промолвил,- мешать не буду. А я отправлюсь на ближайшую Помойку. Хожу я к ней, как  в  книжный  магазин. Собранье книг там можно выловить ! Спасибо, Переменам...               

- Чего ты мелешь?- Дама.- Еще я помню номер на руке, с которым книгою желанной пополнить шкаф смогла. Тогда и стерла. Но ужели так низко пало время?

- Всегда носило время это бремя : “вчера” милее было нам “сегодня”, “позавчера” казалось лучше, чем “вчера” и было так во все века, Прошедшее нам лучше видится издалека!..

- Вот и поговорили,- Дама. - Прощай, историк многотомный, смотрящий в даль… А мой удел к своей отправиться кастрюле.

-Ну ты и устарела!  Из этого сосуда , нынче, едят одни бомжи… Какие рестораны, бары увидишь ты вокруг, все на машинах разъезжают длиною, в пол квартала, а на трамваях - усопшие одни лишь дамы, что видом всем походят на тебя!
 -И все- таки, мне жаль тебя, историк. Тебя  мне  жаль,  Доисторический Кузьма!
   С одною  правдою опасной по улицам расхаживать  нельзя! С одной лишь правдою  безвременно отправишься туда, откуда я...
   И там, скажу, откуда я явилась, за правду не пожалуют тебя!
   И там, на сковородке жирной от тел других ты будешь прыгать, и там, в   огне за  правду ты сгоришь…
   И потому, историк многодумный, уж коль ты повстречал меня, то позабудь правдивые напевы и не терзайся зря. К чему та правда? Лучше от нее не стало. А ведь за правду эту сколько крови пролилось…
   И столько населенья истребили, что непонятно как еще оно в трамваях давится? 
   Как в очереди , правда небольшой, -спасибо, видно, «Переменам»,- стоит за колбасой в дешевых магазинах “Ветеран”?.. Не нужно дуста- знаешь сам,- когда  программа есть - “Bcе  для людям!”
   И удивляюсь я, какое безразличье к жизни у народа, и лучше бы ему не слушать  того урода, кто ради правды призывает последнее отдать. Ведь тот, кто призывает, - один и будет колбасы вкусные вкушать с зернистою икрой и на машинах длинных разъезжать, окатывая грязью, мимолетом  тех, кто за него готов был жизнь отдать…
 ...  Нужна ли правда, когда вранью внимают постоянно, когда вранье слетает с языка с такою легкостью у тех,кто рот свой открывать имеет право с утра и до утра?..
          Устала Дама. И, слегка передохнув, продолжила: Гора неспящих там - рукой махнула  в небеса,- что выше крыши! А мы с тобой , Кузьма, давай чайку согреем и выпьем не спеша…
        ...Куда спешить? Сиди, и попивай … Смотри, какие листья на траве! Как легок ветерок! Как солнце смотрит из-за туч , и как могуч тот луч, что жизнь дает тебе и мне.
   Никто времен теченье не изменит. Никто, очередным указом, весеннюю капель не отменит, никто закон такой не сможет прописать, чтобы избавили от солнечных лучей, никто не запретит на небе облаков движенье, и воздухом без пошлины дышать…

  -И мысли , неподвластной никому , никто не может запретить скольжение по жизни льду,- Кузьма дополнил.- Пред дамой той он захотел предстать не мужиком, а все - таки, – мужчиной.

- Ну что ж, дерзай!.. - вздохнула Дама.- На небесах всегда найдется место , не то что на земле. Однако ж, на прощанье, подам нехитрый я совет тебе: ты помнишь, верно, ту историю на «Патриарших»? Таких историй тут, как мне сдается,– тьма. Вот, и пиши  про них… Лицом тут многие настолько окривели, что и лицом уже назвать нельзя. Совсем без пользы тут
 кривые зеркала... Прощай, Кузьма,- иду на поиски своей кастрюли…

 - От  прозы,  видно,  не  было  житья…-  вздохнул  промеж  себя  Кузьма-  Похоже,  проза  ей  изрядно  надоела,  на  ямб  и  пересела…

                ----------------
               
  Взгрустнул Кузьма Доисторический…  Но тут поднялся ветер и подхватил Кузьму.  Куда ж отправиться и где раскинуть любопытство? Увы, “ мужик без бабы, никуда”, - заметил  не без зависти Кузьма, поскольку он на «Патриарших» и остановился.

 
    Сидели двое там, под липами - читали все в Московии про них - и как тогда, один был молод, а другой , постарше, - маленький и лыс.
  Но вот, что было нового у лысого и уж немолодого, так это крест внушительных размеров, который вместо галстука тот выставил на обозренье – спасибо Переменам!
   И как тогда, – жара несносная стояла, и наш Кузьма вспотел и про спасительную газировку вспомнил с пеной, но не было ларька и газировки поблизости, а был шатер раскинут возле пруда, под названием “ТАНУКИ”, и пред шатром стоял мужик, одетый в кимоно.
   К шатру отправился Кузьма вслед за двоими, что также жаждой были одолимы. И на спине у молодого Кузьма увидел голую девицу с надписью- «OUR RUSSIA».

   Стояло человека три возле шатра , и очередь за ними двое заняли, а следом, наш Кузьма Доисторический, и вот какую речь услышал:
-Ты, Иван, неплохо написал про Дьявола, но почему- то, у тебя он вышел, как живой!..

- Вот это “Перемены”,- подумал про себя Кузьма,- все тот же Берлиоз, что имя композитора присвоил, все так же , критиком и также, скошенная от вранья девица  наверняка в приемной восседает с навыворот грудями и с крестом ,понятно что, в глубоком декольте.

   Загулкал колокол на колокольне, что неподалеку, и лысый трижды перекрестился, почему- то левою рукой  и продолжал твердить, что Дьявол только в фильмах и остался и что в тех movie, его давно уж победил Христос ! О чем цивилизованное общество заботится чрезмерно и не жалеет миллионов для того, чтоб в фильмах тех Добро всегда и всюду побеждало Зло! Актер красавец, белокурая девица , язык американский , вот тот набор вегетерьянский , что нужен для победы Добра над Злом .

   -Хотелось написать, конечно, про Христа, - смущенно молодой в футболке отбивался и голая девица на спине пренеприличнейшую позу приняла,- а получается про Зло...То есть, про Дьявола. Мне самому и странно и обидно...

 - Теперь ты вовсе не бездомный , а вполне успешный, чтобы про Зло ,-учил “Левша”.- Bедь у тебя машина дорогая , «Лексус», живешь в коттедже и красивая жена… Зачем тогда про Дьявола так живо и так невнятно про Христа?

   Не выдержал Кузьма, историк Многотомный :- Вы говорите, Дьявола не существует?

  -Простите, - обернулся , что с крестом,- вы на каком наречье говорите? На русском? Иван из ваших и ,наверняка, читали Вы его... Зовется он Иваном Небездомным - так после Перемен привычней звать его.

  - Мы с Пушкиным еще его писанья обсуждали и даже «Современнику» хотели предложить. - Кузьма.

  - Театрам не пишу,- Иван ответил делово.- Там мало платят. А а у меня жена, коттедж, квартира в центре, остров в океане! От МКАДa , правда, далеко, - зато не видно никого.

  - Про Пушкина то что? – “Левша“ подумал.- Наверное, один из сумасшедших, что вышел из ума на почве Перемен. К бессмертному Стравинскому б его, на излеченье, чтобы мозги ему переменил или к Преображенскому,- Пусть сгинет, как собака!


 -Дьявол существует!– настаивал Кузьма. - И видно, хорошо устроился во время Перемен ! Вы посмотрите Истине в глаза!

  - Да кто ту бабу только не имел ! – Иван. - Бабла побольше, - и твоя!

  - Как смеете Вы так об Истине высокой!!! - Кузьма затопал в ярости глубокой!

  - К Стравинскому нельзя, - “Левша” решил. - Сейчас одни банкиры там. Ведь годовой баланс... Чуть что, бумагу им напишут, что все они сошли с ума на почве жирной воровства...

  - Историй я могу вам привести несметное число, где Дьявол сеял зло такою щедрою рукой и, как историк, я готов...

  - Так Bы, историк! Так бы и сказали... - расхохотался Берлиоз , без всякого смущения взирая на старого покроя костюм и галстук - до пупа. Чужое сразу в Вас приметил. Hе ошибаюсь никогда! И сколько, уважаемый , за лист Вам платят?

  - Мне пенсии вполне хватает. Я каждый раз голодных вспоминаю, когда за стол сажусь...

 -Вот именно! Наесться мы должны за всех !
  И  обжираться  нам сейчас - не грех !- зарифмовал
  Иван, теперь уж, не бездомный .

  - Как исписался, бедный, - Кузьма.- Кто ж, теперь печатает его?

  - Не беспокойтесь за него! – “Левша” ответил. - Член многих он жюри литературных и трижды лауреат он “Перемен”! Он запросто “ Туда” заходит, ногою открывая дверь! Он всюду зван и всюду он любим, поскольку песни сладкие слагает - Во славу! За премии он также получает - от получателей. Известна такса всем, кто хочет получить, - всегда в редакцию к нам можно обратиться. Плати, и премия твоя! Hу, то есть, не совсем...

  - А кодекс чести???- закричал Кузьма.

  - И кодекс есть негласный , и каждый , кто в Тусовке, этот кодекс знает.
Поэтому и разрешаем писать тому, к Тусовке нашей кто принадлежит.

  - А без Тусовки?

  - Куда ты денешься с писаньями своими? Болтаться будешь между небом и землей! А коль до пенсии и доживешь ,  от нищеты помрешь!

  - Прощайте, господа,- Кузьма откланялся.- Мне на трамвай ...

  - Смотри, папаша, Истину не растеряй , как мелочь из кармана ! – вслед хохотал Иван .

   На этом смехе наш Кузьма и подскользнулся , и под трамвай нечайно угодил. И голову Кузьме трамвай тот переехал. И покатилась голова, - куда глаза глядят.

  - Ну вот они, - “ успешные”, - проговорила Голова.- решили, что в люди вышли, а вышли - в свиньи... Вот, Чума!  Зачем  так головы летят на “Патриарших”?..