Ойро джоб. Что это?

ОЙРО ДЖОБ

С чем это едят?

         Немцу не нужно объяснять, а забугорным русским пока ещё не понять. Русские (у меня ещё не выговаривается — россияне) уже, конечно, усвоили, что такое кризис, биржа, программа покупки новой машины взамен старой... и тому подобное. А вот скоро и вас будут отлавливать, и посылать на принудительные работы за малую плату. Тут уже началось.
Вот как это началось у меня, я и хочу рассказать.
         После окончания последних «шпрахкурсов»  пробил  я балду полтора года и думал уже, что супер-стар и ни к каким работам, кроме «шварцарбайт», непригоден. Ан нет!
         Получаю как-то приглашение на собеседование к своей «бераторше». Это такая тётя  в центре занятости, говоря по-русски, занимающаяся тем, что периодически напоминает о своём существовании, нам, ею пасомым овечкам. Чтоб мы, овцы, не расслаблялись, и не казалась нам Германия землёй обетованной, существуют зубастые щуки — бераторы. Мою зовут фрау Гетбога.
        Явился я к ней в назначенное время, секунда в секунду. И мы начали нашу беседу.
        -- Как Ваши дела?
        -- А как Ваши?
        -- Как хорошо Вы выглядите!
        -- А Вы супер!
        -- Хорошая сегодня погода!
        -- Да, но вот завтра опять будет дождь.
        -- Здоровы ли  Ваши дети?
        -- Спасибо,здоровы,а как дела Вашей жены?
       __К моему счастью у неё есть работа!
       -- А у Вас есть интернет?
        --  Да и я там читаю анекдоты на немецком!
        -- Да? Расскажите...
        -- Охотно. Хотите про чиновника расскажу?
        -- Гернэ! (это значит — с удовольствием)
И из меня посыпалось:
        -- Посетитель : — Ох, сколько у Вас в кабинете мух!Чиновник  : — 372.
        -- Ха-ха!
        -- В коридоре конторы встречаются два служащих. Один другому: - что, тоже не спится?
        -- Хи-хи!
        -- Дети хвастаются: Мой папа ездит 200 километров в час!А мой летает, зато, тыщу  в час! А мой всё равно быстрее!
А он что, космонавт у тебя? Нет, он в конторе работает. … ???У него рабочий день до четырёх, а он в три уже дома!
        -- ??!!
       Тут до меня дошло — напротив сидит женщина  !  А ещё лет сто семьдесят назад, незабвенный, для меня, Козьма Прутков заповедал не шутить с женщинами, «ведь эти шутки глупы и неприличны»! Уже тысячу раз я убеждался в правоте забытого нынче г. Пруткова, поскольку имею ежедневножену. Но вот опять наступил на те же грабли. Рассказывать такие историйки, да ещё и представительнице «крапивного племени», как называли конторских сидней на Руси ! Предел глупости!
       Но надо выруливать ,  и я перешёл на тему «здоровье». Посоветовал ей пить поменьше кофе и бросить курить, и тогда, мол, у Вас и цвет лица улучшится...
       Чувствую — опять не туда меня повело... А остановить словесный понос не могу!  Дело в том, что хотя в русском обществе я немногословен, особенно на фоне жены, в разговоре с немцами я стараюсь забить их своими речами. Иначе, при малейшей паузе, они, эти немцы, начинают тоже говорить. И для меня беседа заканчивается, потому-что я совершенно не понимаю разговорную речь.
    Напоследок только успеваю сказать ей, что ездил на велосипеде через Альпы в Милан.Это чтоб развить тему о здоровье – мол, видите, здоров и могу работать. Только работы подходящей нет…
   Тут бы мне помолчать!  И жил бы, и катался бы сыром по маслу на социале, но совесть - то, совесть! Она тоже не молчит, и трындит внутри — иди поработай! Страна тебя кормит, а ты? Чем ты платишь за гостеприимство?       Уж и не помню, как удалось моей уважаемой фрау Гетбоге задать мне понятный вопрос — что бы я хотел делать? Я смело указал на её стол и выдал — вот так бы я хотел работать. Чтоб стол, кресло, компьютер и кофе...Типа пошутил.
        -- Ага,-- обрадовалась она.-- Есть у меня для Вас этвас!
«Этвас» это по-ихнему кое-что! И полезла в компьютер. Потом пожужжал под столом печатный станок , и мне выдали направление на этот самый ОЙРО ДЖОБ. В компьютерный отдел фирмы « Рецайклинг Бёрзе».
Не смогу я, мои дорогие, второй раз написать название этой Бёрзе. Уж больно трудно выговаривается и пишется латиницей. А Берзе переводится просто — биржа.
           Получилось, что я попал на биржу по переработке товаров народного потребления. Так назовут в России, лет через десять, похожие конторы. Дело идет к тому. Бываю на Родине — знаю. Богаче стали помойки — благосостояние растёт!  Значит, понадобится и биржа по переработке отходов жизнедеятельности более состоятельных слоёв и перепродажа малоимущим.
        Не обманула меня моя чиновница — посадили меня в компьютерный отдел, только не кофе тринькать, а разбирать на составляющие пожертвованные населением их персональные компьютеры. Дня три занимался разборкой, а потом доверили и сборку. Тут уже начались непонятки, и пришлось много спрашивать у коллег. Что характерно — все немцы. Как я уже говорил, у меня нет проблем с тем, как задать вопрос, и коллеги мои вопросы понимали и давали ответы... Жаль, на немецком! Да ещё и с изрядной добавкой американского компьютерного. Дебри!
           Перевели меня  тогда в «электро-абтайлюнг». Это значит тестировать электроприборы. Вверну, бывало, лампочки в люстру, а одна не горит. Начинаю отвинчивать и пробовать сделать так, чтоб загорелась и эта лампочка, но тут как тут, какой-нибудь знающий немец набежит и говорит: «verboten reparieren“. То есть, «запрещено ремонтировать», если перевести. В этом отделе аж до десятка работников, и работу прямо из рук друг у друга вырывают. И часто приходится стоять на улице, на рампе, и встречать подъезжающих «кундов». «Kunde“ это значит клиент. А «Kundin“ -клиентка. То и дело слышно:  «кунда едет»!
          Работаю с девяти до половины четвертого. Три дня в неделю идёт приём клиентов и их «жертв». Жертвуют всё! Одежду, книги, мебель, велосипеды, посуду, электроприборы... А наше дело улыбаться и благодарить, ну и, конечно же, раскладывать по разным контейнерам всё это барахло.
          Вот написал «барахло» и решил немного описать те вещи, что жители нашего городка привозят нам.  Во-первых, очень много тряпья. Но cовсем мало неглаженого и совсем нет нестираного. За текстилем, так называют немцы тряпки, два раза в месяц отправляются два «булика» и собирают выставленные на улицу мешки с носильными вещами. Булики - это такие маленькие автобусики, и грузим мы их мешками этими самыми  под крышу. Мы: это водитель и я — «байфарер», то есть сидящий рядом с водителем. Сидеть-рассиживаться особенно некогда — работы хватает! Нужно бдеть.
         Шофёр, Торстеном зовут, датчанин кстати, занят ориентировкой на местности, а это довольно трудное занятие даже для него — местного жителя. Местность-то тут неровная, а улицы жутко запутаны — прямо в узлы завязаны! И вот он эти узлы развязывает с помощью карты, иначе даже у него ничего бы не получилось. Успевает в список улиц заглядывать, отмечает там уже очищенные нами проулки и даже отдельно стоящие дома. А моя забота внимательно выискивать стоящие на крылечках и просто на обочине белые и синие пластиковые мешки и вшвыривать их в булик. Зима десятого года третьего тысячелетия получилась снежная — повлияли на неё, видимо, разговоры о глобальном потеплении, и мне трудновато выискивать в снегу замаскированные мешки.
        И вот, к концу дня, у нас за плечами более ста пропатрулированных улиц и триста — четыреста килограммов постельного белья, курток, брюк и, пардон, исподнего. Всё годно к употреблению в недоразвитых странах, но туда не всё доходит. Многое продаётся в нашем же магазине после сортировки в недрах Бёрзе.
          Утро каждого дня начинается с очистки двора и окрестностей от снега. А он валит каждую ночь! В углах двора уже здоровенные «Шнеехауфен» скопились - сугробы, значит. На обочинах за территорией тоже валы снега. Сыпали  на тротуары вначале соль, потом соль в Дойчланде закончилась, и стали посыпать гранитной крошкой. Напашешься за утренний час на снегоуборке и приступаешь к перемещению контейнеров. Тут начинается для меня самое трудное — получаю указание бригадира и делаю всё как надо, но, оказывается надо совсем не так, как я думал. А думать тут не надо — уже всё немцами продумано. Наша рационализация тут не катит. Ничего нового, тем более от иностранца, никто знать не желает! И вот, так как я нихт ферштейн, а только поговорить …,  то пошёл я к директору этой базы вторсырья, или в просторечии Рецайклинг Бёрзе, и попросил перевести меня туда, где есть русские. И он меня перевёл. В мастерскую по ремонту велосипедов.   
          Здесь тоже сплошь иностранцы, и трое русских, которые, если поскрести, окажутся или этническими немцами, или, особенно один из них, дагестанцем. Я его поскрёб хорошенько,  и выяснилось, что нет такого народа – дагестанцы, а есть 33 маленьких, «но ошшень гордых,  понимаешь» народа, объединённых под этим названием. Кстати говоря, не желающих жить на территории своей республики. Гордятся ею издалека, понимаешь! Вот этот Магомед, а в Дагестане почти все Магомеды, из народа Марло.  По-русски – черкесы.
    Говорят,  в Бразилии много-много обезьян, а половина мужского населения – Педры. А вот в Германии, стране Гансов, часто встречаются Магомеды и Махмуды, попадаются Светы и Юрии, но вот Ганса я ещё ни одного не встретил…что характерно.
   Слава Богу,  всем  иностранцам мой немецкий понятен. Ещё в отделе есть два(!) шефа и два десятка митарбайтеров – таких же, как и я, засланных на «ойро джоб».  Половина из них с дефектами – кто глух, кто нем, кто дебил.  Все умеют по-русски…материться – постаралась русскоязычная молодежь. Кругом родная мова!  Некоторые отбывают штрафные работы. Один за драку, другой  за езду на велосипеде в нетрезвом состоянии, за кражу чего-то  из магазина - третий…
           Все мы заняты разборкой жертвенных велосипедов и их же сборкой.  Стоит снежная зима, и у нас совсем нет работы – не сдаёт никто велосипеды и не покупает.  В первый же мой рабочий день шефы затеяли инвентаризацию инструмента. Для этого всем работничкам выдали по здоровенному листу бумаги с полным перечнем всех существующих или существовавших когда-то ключей и отвёрток. Потом велели   свалить в общую  кучу весь инструмент, и пусть каждый наберёт себе, что хочет оттуда и впишет в  личный формуляр. Получилось то, что у нас в тридцатые годы называлось раскулачиванием и коллективизацией. У нас «там» не вышло из этого роЯ ни …   ничего хорошего, и здесь наш социалистический опыт буржуям не помог! Через неделю все ключи опять растырили по личным тумбочкам и прочим схронам.
           Вот и приходится теперь занимать себя не ремонтом велосипеда, а поиском нужного размера ключей. Нужны, конечно же, ключи на 12, 13,14. Нужны всем! А их штук 6-7 на всех. И каждый, естественно, у себя пригревает нужный и не выкладывает на вид. Как можно отремонтировать велосипед без этих ключей?  Казалось бы, невозможно, но я нашёл выход! Ремонтирую велосипедными из набора. Кто из мужиков пробовал, тот скажет, что это невозможно! А я могу!  Кроме меня их никто в руки не берёт и по два часа ищут, чем закрутить или открутить. Хотя, надо признаться, никто более двух велосипедов в неделю всё равно не делает. Потому что запчастей тоже не хватает, и мы берём нужное с уже отремонтированных соседом… Так организовать труд двадцати человек нужно постараться!
           Очень достают муслимы меня. Муслимами тут зовутся не магомаевы, а мусульмане.  У нас их штук восемь. И все большие любители петь. А любая песня в их исполнении это стон. Как от зубной боли человек другой веры стонет и ноет, так вот и гундят они свои песни.  У нас есть турки, албанцы, касавары, курды… и даже негр один.  Негр этот целыми днями лупит тупо глаза в компьютер на замершую там таблицу. Хорошо, что  молча. А вот остальные дают нам прикурить!
          Вот представьте – на шее у курда  плеер и он, слушая музыку в наушники, тихонько подвывает себе под нос. Рядом трудится албанец с хендюком и микрофоном на шее. Тихонько блеет вместе со своим абонентом албанскую песню. Неподалеку касавар слушает маленький приёмничек и тихонько нудит в такт. Мой напарник-турок страдает почками и скулит вслух … а может, это тоже песня? И ещё , частенько,  выжившие в этом бедламе немцы врубают транзистор. Негромко. Но там не бывает муслимовских песен. А нашим азиатам-европейцам «по игалу», то есть по-барабану, или даже – фиолетово! Они могут взвыть свою молитву под Мадонну или Модерн Токинг!
          Здесь, на бирже, есть ещё несколько отделов, но меня удивил «орднунг» в мастерской по нарезке салфеток из неподлежащего уже ни для чего текстиля. Там тянет срок мой знакомый, и я зашёл посмотреть, чем он там занимается. Он как раз чертил квадрат на спине банного халата. Есть у него такое нехитрое лекало, и он обводит  его жирным черным маркером. Потом идём на перекур, и уже потом он вырежет  из этого халата квадрат. Потом начертит ещё квадрат и ещё перекурит… и так далее. Он в отделе не один. Таких работничков человек семь, да плюс ещё и шеф. У шефа   импозантный вид и интеллигентное  лицо до самого затылка.  Такого  встретишь в коридоре университета, примешь за ректора. А здесь у него занятие попроще – помогает двум туркам собирать мозаичную картину. Уже второй день стараются, как сказал мне по секрету приятель.
   Не описал я магазин, где есть всё, чему положено быть в комиссионке – книги, посуда, мебель, текстиль и ещё есть несколько курсов по пустопорожнему провождению времени.  На трёх из них я высидел положенное время, но не стал бухгалтером на бухгалтерских, не стал водителем погрузчика на соответствующих  водительских курсах и компьютерщиком на компьютерных. Но время прошло разнообразно! О! Забыл похвастаться – дважды водили желающих в музей Модернового Искусства. И оба раза желающих было – один я. В музее было жутко интересно и непонятно. Но об этом потом!
    Вот так и течёт мимо меня процесс переработки, кройки, ремонта и торговлишки… А время идёт «форбай», то есть мимо,  и вот уже полсрока  принудработ прошло. Скоро на свободу-социал с чистой совестью.

   P.S.
Ммм – дя! Отдал я этот опус брату на редакцию, и первый же его вопрос вскоре и услышал: « А что же всё - таки это такое – «ойро джоб?»  Вот живёт он в своей заснеженной,  по-настоящему(!), Сибири, и мои вопли и сетования по поводу моей «снегоборьбы» ему понятны – мышиная возня! И всему другому, мной описанному,   он тоже даёт веры, только потому, что знает меня как суперчестного. Да вы и сами видите – не совравши! Но вот как всё же объяснить ему и себе – что же это такое – «евро работа»? Это брат так перевел.
   Но назвал я рассказик так потому, что так мы говорим. А пишем то – Айн ойро джоб.  И хотя, как я только что узнал от жены, «айн» это только артикль, смысл этой работы остался прежний – работа за плату  один евро в час. Немного конечно, но масса народу при деле, как вы видите из вышесказанного.  И мама Меркель довольна – безработица снижается. И вам, надеюсь, весело было почитать.


      14.03.2010