В расщелины небес слова летят...

Ветер, ветер, ветер, тополя – и на повети я…
Земля одета в пух, как в белые меха, и в саване пролёты улиц…
И в пух и в прах так много  обернулось…
В расщелины небес уходят звуки нерождённого стиха
стократным эхом немоты, тоске порукой,
и пальцы-перья вознеся я взбороздила воздуся, и натянулись
нервы-струны, дрожа Вселенной пульсу в унисон, –
и я как камертон улавливаю нот и звук и стон…

Там, в коридорах Мирозданья, творятся судьбы наши
и родственные Души тянутся к слиянью без оглядки
в хрустальной чаше блаженного Единства…
Я знаю чьи они, те алчущие Души – и Знанье сушит,
ввергая в оторопь мятежное сознанье –
но доверяю провиденью я Великого Порядка.

Пух белою порошею, ветрами скошенный
взлетает ввысь, тем отрицая притяженье …
И я в недоуменье – Душа моя нагая и усталая…
Нежданный и незваный, у судьбы не прошенный
чужой коснулся тенью Врана ко мне причастьем–
дабы его Души мембраной чуткой стала я…
Но я осознанно и трепетно нема, а он упорно глух…

А день спешит за днём и на тропе изроченной
горю нетраченым огнём в непониманье
предначертания всех наших встреч и расставаний
и назначенья моего космической России …

Назойливо ласкаясь к окнам, липнет тополиный пух,
и истекает срок весны и сны уносят  нас туда,
где всё возможно – за изнанку сини, к Свету
где чисто и светло всегда и душ манит тепло.
А звёзды льют свои печали, не утоляя тьму до самого рассвета…

В безмолвье пуха тонет, крик, что душу опаляет,
и к тучам, ливнями беременным, летят слова,
и истекают в небеса пуховыми слезами дерева…
Как всё в судьбе моей несвоевременно!