Эвита. Две линии жизни. Глава 1

Эвита. Две линии жизни.





 Глава 1.
Ночью  было так холодно, что  к утру под «жиденьким», казённым  покрывалом,  «оторванным от сердца» неприветливой проводницей,  гундосившей при этом себе под нос, что «покрывала пикейные, новые, только что полученные, и на всех их не напасёшься и их обязательно «попортют» или сопрут » стало совсем невмоготу. 
               С трудом  верилось, что ещё днём вагон дружно изнывая от духоты, сражался с неподдающимися окнами, чтобы глотнуть хоть немного свежего воздуха. Окна с трудом, но поддавались и пассажиры, радостно дышали вкусным, живительным букетом, состоящим из смеси угольного дымка от разожжённых титанов, ароматов  цветов и лёгкого ветерка врывающегося в открытые окна вагона.
   Сейчас, из этих раздолбанных за долгие годы беспощадной  эксплуатации, угрожающе дребезжавших всю ночь стеклами  вагонных окон, которые так и не удалось вернуть в исходное положение  сифонило так, что пришлось заставить себя  встать c неудобной полки  и,  в темноте, осторожно, опасаясь потревожить соседей поднять её. Неуверенной, дрожащей от холода рукой, наощупь, найти кофту и шапку в бездонной бабушкиной сумке, вместившей в себя  весь её  нехитрый скарб и начавшуюся недавно почти взрослую жизнь и опять тихо, как мышь лечь на своё ещё не успевшее остыть место.
  Витка с трудом, лёжа, стараясь не задевать при этом полку, которая на каждое прикосновение отзывалась звуком африканского барабана,  натянула на себя безразмерную кофту, в которой, по словам подружки, Верки «уже трое померли». Немного поколебавшись, всё же  надела вязанную розовую шапку-ушанку – предмет её особой гордости, купленную у шумной цыганской семьи, торгующей всевозможными «заморскими»  «фирменными» товарами на их скудном городском  рынке.
  Стало немного теплее и, убаюканная  негромким стуком колёс, осторожным звяканьем ложечки в забытом проводницей стакане в подстаканнике с паровозом и знакомым запахом дома, которым пахли её вещи, Витка, заснула крепким, счастливым,  не смотря ни на что сном  здорового молодого человека и, проспала почти до самой Тулы.
  Её разбудил негромкий разговор попутчиков – двух мужчин, которые сиплыми от большого количества выпитого ими холодного пива голосами, стараясь не разбудить её и спящую на верхней полке женщину, слабо перебрасывались словами,   бесцветно комментируя пролетающую за окнами поезда чужую жизнь.
  Ещё вчера  днём эти мужики   в запале  спорили между собой по какой-то пустяковой на взгляд её – Витки причине.
И, по началу, совсем безобидный спор,  чуть было  не перерос в  нешуточное «кровопролитие», но возникший на пустом месте «конфликт» вовремя был замечен бдительной проводницей и, пресечён на корню, а значит, и полностью исчерпан.
  Но зато перемирие сторон было шумным и  продолжительным. Во время остановок поезда бывшие оппоненты торопливо, практически, на ходу  выбрасывались из вагона и, затаривались очередной порцией пива,  с каждой такой  «высадкой»  им всё труднее и труднее  было  догонять свой  вагон,  преодолевая неудобные  ступеньки с облегчением падать в тамбур, держа навесу драгоценный груз.
  Витка, выглянув в тамбур во время очередной, удачно закончившейся попытки штурма  соседями своего вагона, почему-то вспомнила виденный  ею недавно по телевизору сюжет о китах, которые  выбрасывались на океанское побережье. Так же тяжело поднимались и опускались  переполненные пивом  мужские животы в попытках перевести сбившееся дыхание.
  Пили соседи пива пугающе   много. Опять о чем-то, но уже  совсем беззлобно  спорили,  перебирали все животрепещущие мужские темы, главной  и основной была тема футбола, в котором, как, оказалось, разбирались оба. Затронули вскользь женщин, вывели при этом основной закон женской половины общества, что самым зловредным  и бесполезным его представителем, является всё же  тёща.
Мужики были вполне «мирными» и, настороженная Витка, ожидая, что скоро начнут «приставать»,  как обычно бывало во всех подвыпивших мужских компаниях, в которых её довелось побывать за свою короткую «взрослую и самостоятельную жизнь», свернувшись всем телом так, что стала едва заметна на своей полке, постепенно успокоилась.
Она  даже «угостилась»  «таранькой», которую ей любезно предложил сосед помоложе, предварительно зверски избив «тараньку» о край столика и очистив её в мгновение ока от серебристой шкурки с чешуей.
 Витка съела и ещё бы одну вкусную рыбку, а может, быть даже и кусок белого хлеба в больших дырках, и кровяной колбасы, искушающе пахнущей чесноком и дразнящую глаз кусочками  нежного сала, но занятые своими глобальными проблемами мужики, как-то подзабыли про неё и про хорошие манеры. Самой же  «угощаться» Витке было как-то совестно.
  Свою «еду» - огромные бабкины  пирожки с горохом, она съела ещё на вокзале. Приехав туда за несколько часов до поезда и, измаявшись от томительного ожидания и,  изрядно переволновавшись Витка,  захотела, есть так, что два десятка  солидных пирожков больше похожих своими размерами на городские булки, которые почему-то смешно называются батонами, «улетели», словно два десятка пельменей.
 Она поняла, что погорячилась с пирожками позже, когда, торопливо постелив себе на нижней полке,  легла и, натянув простыню на голову, отвернулась к стенке и передохнула с облегчением, пережив первые минуты обживания своего законного, согласно купленного билета места, под внимательными взглядами своих соседей по плацкарте.
 Вот тут-то Витка и  почувствовала, что гороховой начинке  из бабкиных пирожков становится очень тесно в животе. Живот начинал жить своей отдельной, от  неё жизнью, издавая пугающие и одновременно вводящие в  телесное уныние  звуки.
 Чтобы их, не дай Бог, не услышали соседи, Витка  стала  тихонько, но достаточно активно постукивать ногой о стенку купе. В результате чего, сидящие за столом попутчики, ведущие неторопливые «дорожные разговоры» за стаканами «чая», в конце концов,  обратили на неё внимание и подозрительно стали коситься на правую ногу, которой Витка судорожно,  в такт утробным завываниям своего живота уже, практически, без остановки молотила в стенку.
 Через некоторое время раздалось деликатное постукивание из соседнего купе в ответ на Виткину «морзянку», но Витка уже не могла сдержать свою ногу, потому что живот решил взять её на измор и шарахнула в стенку с такой силой, что спавшая на верхней полке женщина, вскрикнула и проснулась, а дверь купе внезапно распахнулась и на пороге показалась проводница.
- Чё, заняться больше нечем? -  Она угрожающе обвела всех глазами, вращая ими как Карабас Барабас из фильма про Буратино.
- Чё в стенку-то молотите? Пассажиры вон из соседнего купе  жалуются! Там люди приличные едут. Не чня вам.
 Витка боялась дышать. Она крепко зажмурила глаза и сделала вид, что спит.
- Слышь, хозяйка, ты не ругайся! Тут девчонка села на станции. Видать у неё с ногой, что-то?! Знаешь, как на глазу бывает тик?! Вот, а это на ноге! Мы вот с соседом присели немного чайку попить и за жизнь нашу переговорить,  слышим стук какой-то, глянули на неё,  а у  девки-то нога дёргается, ну и стучит, значит в стенку. И так сильно, причём. То ничего-ничего, а то, как застучит. Присядешь с нами, хозяйка?
- Я на посту, мне нельзя! Смотрите тут у меня, а то… - и проводница решительно  закрыла за собой дверь.
А Витка собрав последние силы, соскочила с полки, спотыкаясь, на ходу влезла в свои стоптанные ботинки и бросилась в спасительный тамбур и провела там порядочный промежуток времени, тихо  радуясь, что никому не пришло в голову, выйти в этот момент покурить.