Шеол

                Я всего лишь делатель слов:
                всё дело в словах!
                Всё дело во мне!
                Ф. Ницше, Песни Заратустры, Песнь 33 (*)

1.
До места добрались без происшествий. Почти… Считая, сколько за нами должно их охотиться, небольшое происшествие в Шанхае даже и не приходится считать за нападение…

А сейчас мы с Эрикой стоим перед этим сооружением посреди степи. Дорога из бетонных плит подходит ко входу в бункер, в щелях между плитами неторопливо раскачиваются в жарком мареве колоски ковыля с прозрачно-зелёными острыми усиками, полынь наполняет своим духмяным ароматом сухой горячий воздух, нежные лезвия отцветшего дикого ириса топорщатся над низкими травами, которым и названия-то я не знаю, мелкие жёлтые и белые цветы-звёздочки и прошлогодняя высохшая трава разнообразят зеленый ковёр. Три-четыре худых деревца ютятся по краям. Они больше похожи на кусты: тонкие стволы, загнутые ветром худые ветки с редкой листвой. Каким ветром занесло их семена так далеко в степь? Или кто-то хотел поразнообразить унылый пейзаж с сопками, покрытыми травой, посадил здесь аллею, из которой выжили только вот эти деревца, которые из последних сил цепляются за свою жизнь?

Вход сверху замаскирован под старый сарай с воротами, которые открываются внутрь. Дорога в двадцати метрах от здания уже теряется в степи. Сначала идут бетонные плиты, выщербленные и местами раздробленные с дальнего от сарая конца, потом бетонная крошка от полностью развалившихся плит и клетки ржавеющей арматуры, и затем уж только трава, которая победила недолговечное творение человека. Сарай выглядит так, будто стоял здесь уже сотню лет: серые выветренные доски с налётом буроватого сухого лишая, кованая круглая ручка на воротах, но Объект был построен не раньше двадцати лет назад.

Маскировкой это никак, казалось бы, назвать нельзя – кому мог понадобиться сарай посреди этой пустоши? Поставить здесь любое строение – всё равно, что прокричать: «мы здесь!!!», или обвести место красным маркером на карте, и карандашом приписать точные координаты места. Если в эти края и забредали коневоды, они наверняка останавливались, как и столетия до нашего времени, в юртах, а то и просто ночевали на земле в окружении своих стад, укрывшись войлочным одеялом. Строить здесь что-нибудь, что может простоять больше месяца, просто нет смысла.

Но первое впечатление – будто это место слишком заметно, чтобы именоваться секретным объектом, – обманчиво: я видел его фотографию со спутника. Не с общедоступного, а со Спайгласса, снимки с которого даже шефы смотрят в хранилище (выносить их запрещено), и компьютер, который их обрабатывает, не подключён ни к одной сети – даже электричество он получает от своего генератора, чтобы по электросети хакеры не смогли считать с него информацию. Так вот, на этом сверхсекретном снимке сарая нет. Есть неопределённое пятно, но не такое, какое бывает при помеховом поле, а просто пятно – трава в степи растёт неравномерно, и здесь будто прижилась одна, а на месте другого похожего пятна со снимка – другая… Разница только в том, что под одним пятном на снимке скрывается как раз этот сарай, а другое, действительно, - только игра света и тени на степной траве. Лишайник и мох на крыше маскирует не хуже деформирующих раскрасок, а трава вокруг сарая подобрана так, что даже тень от сарая растворяется в ней. Дорога тоже, само собой, на снимке не видна. Работа секретчиков и биохудожников была, как всегда эффективной, и потому невидимой. В общем, найти это место можно, только точно зная его местоположение, да и то только визуально – никакие автоматические средства наблюдения его не смогли бы засечь, даже если бы поставить их рядом с человеком, который видит сарай, и направить видоискатель прямо на вход.

Машину пришлось оставить километров за двадцать до места, и полагаться только на старомодный  магнитный компас и карту (её пришлось запомнить) – вблизи все электронные устройства, включая мой коммуникатор с позиционкой, гасились. Поле не давало пронести и оружие, но нам оно ни к чему. Ну, папка Эрики не в счёт… Только идентификационный чип в плече привычно покалывал слабым электрическим разрядом, когда мы проходили через маркеры.

2.
Да, кстати, Шанхай…

Если бы не Эрика, то я бы, пожалуй, сюда, в степь, не добрался. Эти фанатики напали на нас в переходе между терминалами, видно включили генераторы-заслонки по обе стороны коридора у входов, и пассажиры просто поворачивали от нашего прохода ко второму, а в переходе оказались только мы с Эрикой, и девять активистов Лиги за Запрет Иных Языков. Мы, конечно, ничего не поняли до тех пор, пока они не достали своё оружие и стремительно двинулись в нашу сторону – трое были с пистолетами, ещё трое с короткими мечами, двое стояли с генераторами-заслонками по краям коридора, последний руководил. Единственный европеец среди своих подручных, он стоял с той стороны, куда мы вошли, и негромко, но ясно отдавал команды.

Оружия, по крайней мере обычного, при нас нет никогда – много приходится путешествовать, поэтому приходится обходиться томларовыми пиджаками, которые неплохо защищают от большинства пуль и ударов холодным оружием. Главное моё оружие и защита – Эрика. Она – «пустышка», одна из немногих, которые выжили в пекле Калифорнийских топей пять лет назад, при ликвидации последствия несанкционированного применения Иного Языка американской разведкой. Плод того же самого Языка, против которого боролась Лига, и который породил Топи,  - Эрика была само совершенство в своей области. Она была одной из пятисот солдат специального отряда «Гром», а после инцидента с Топями её немного «скорректировали», и переделали в моего телохранителя.

Я часто видел, как люди оборачиваются, видя эту красавицу со мной рядом, но и меня подкорректировали наши программисты так, чтобы я не помнил ни её настоящего имени (если её имя – имя «пустышки», можно назвать настоящим), и не смог бы воспроизвести её словесный портрет, даже если бы меня взламывали шифровальщики первого уровня, или даже просто вспомнить её лицо – только общее впечатление необыкновенной красоты. При этом, я её безусловно узнавал, мог с ней общаться, даже шутить, насколько «пустышки» запрограммированы понимать юмор. Для себя я называл её Эрика, но как я к ней на самом деле обращался, не пытайте - не вспомню.

Эрика всегда носила с собой только тонкую пластиковую папку с надтреснутыми краями, в папке – небольшая стопка деловых бумаг. Для таможенников и аэропортовой охраны  она выглядела, будто секретарь, которая путешествует со своим руководителем среднего звена какой-то небольшой малоизвестной русской транспортной фирмы. На самом же деле, её папки в секунды разламывалась по направляющим трещинам, и в руках Эрики обломки превращались в смертоносное оружие. Бумаги хватило бы на 20-30 предметов боевого оригами, которые Эрика складывала и заполняла затвердителем из своей «помады» за пару минут, и эти «бумажки» убивали или ранили любого, кто отважился бы на нас напасть.

Когда трое с мечами стали приближаться (видно, сначала они не хотели производить лишнего шума), Эрика разломала папку на несколько ножей – первый просвистел в воздухе, врезался в артерию на шее одного из нападавших – он упал, истекая кровью; два других ножа она зажала в руках. Не делая ни одного лишнего движения, она протанцевала к правому нападавшему, полоснула его по предплечью руки, занёсшей меч, разрезав мышцу до кости. Меч упал на пол, холодно звякнув об автоматический тротуар, который продолжал двигаться к концу перехода. Нападавший со стоном схватился за искалеченную руку, упал на колено. Тот, который нападал справа, немного замешкался, опешив от скорости и точности движений Эрики.

Смотреть на неё и правда, было одно удовольствие. «Пустышек» обычно специализируют на чём-нибудь одном, и Эрику создали именно для ближнего боя, хотя она могла и управлять любым транспортом и боевыми машинами, стрелять почти из любого оружия. Движения были отточены до предела, ни одного лишнего, один шаг переходил во взмах руки, поворот, прыжок, удар без какой-либо остановки или связки, все переходы округлены. Координация движений - идеальная. Это действительно было похоже на танец, сотканный из простых, но от этого идеально красивых движений, и только резкие уколы и удары разрывали его плотное полотно. Опомнившись, последний из «меченосцев» взмахнул своим оружием. Он тоже двигался красиво и выверенно, хотя он и намного уступал по скорости Эрике. Она увернулась от клинка почти лениво – меч только отсёк небольшую прядь её волос. Одновременно она взмахнула левой рукой снизу вверх… Обломок от папки, этот короткий пластиковый нож, вошёл под ребро парня прямо в сердце.

Я хоть и просто военный переводчик, но нас тоже учат, как ускоряться. Я произнёс нужное Иное Слово, и ускорился почти одновременно с Эрикой, поэтому видел её намного отчётливей, чем её могли видеть нападавшие. После этого начинаешь выполнять движения, которые давно отработаны в тренировочных боях с расходными «пустышками», раза в два-три быстрее, чем обычные люди, которые не владеют этой техникой. Правда, продолжаться это может не более десяти минут за раз, и общее количество ускорений ограничено до трёх в месяц, иначе человек просто сгорает, не успевая восстановиться. «Пустышки» же могут делать это, сколько понадобится: они – расходный материал.

После того, как я ускорился, я первым делом раскрыл томларовый портфель, держа его в вытянутой левой руке (четыре его складки развернулись вниз, высвобождая стопку бумаг, которые разлетелись по полу) и закрылся им как раз вовремя – четыре пистолетных пули увязли в ткани портфеля-щита. Я прыгнул к парню в сером костюме, который ещё только прицеливался, развернулся левым боком к нему, лицом к вытянутой руке с пистолетом, довольно легко выбил пистолет (это был, кажется, десятизарядный ПП117 – таких в мире всего штук шестьсот), вывихнул ему правую руку. В это же время пуля шваркнула мне в правое плечо -  томлар справился и в этот раз прекрасно, остановив пулю, но всё же неприятно было ощутить толчок в плечо. Томлар затвердевает и «обнимает» любые объекты, движущиеся быстрее десяти километров в час, но скорость реагирования на пули из пистолета даёт ей пройти почти на полсантиметра внутрь, прогибая защитную одежду прежде, чем «умная ткань» не отреагирует. В общем, один синяк мне гарантирован. Но хуже то, что я не заметил, как второй стрелок приблизился, поменяв направление бега, и вдруг оказался чуть левее обезвреженного первого стрелка по прямой от меня метров за пять.

Я быстро переместил щит – две пули глухо вошли в ткань, которая продолжала съёживаться. В это же время Эрика серой тенью метнулась к третьему стрелку, и свернула ему шею. Если даже для меня её движения слились в один серый вихрь, хотя я и был ускорен, то стрелок, скорее всего, даже и не успел понять, отчего у него разорвались связки позвонков. Одновременно второй стрелок, оставшись последним из активных нападавших, начал приближаться ко мне, не переставая стрелять в мою сторону. Обойма у него быстро опустела, но он сменил её на запасную, и начал поднимать руку для прицеливания. Между нами теперь оставалось не более полутора метров; щитом загородиться, или уйти в сторону я не успею - я уже увидел жерло ствола… Эрика уже была за моей спиной, но обойти меня у неё не было времени, поэтому она перепрыгнула через меня – щёлкнул курок– и ещё не приземлившись перед стрелком, правой рукой отвела кожух пистолета назад, нажала на замок – кожух упал на ботинок нападавшему, левой рукой она отжала кнопку фиксирующую обойму – та полетела вслед за кожухом, боёк щёлкнул в пустой воздух – патрон из приёмника ствола был в руке у Эрики, и она мягко приземлилась на ноги перед стрелком.

Теперь я смог сам «выключить» стрелка направленным Словом, а Эрика уже бежала за руководителем нападавших. По пути она подобрала пистолет того – со сломанной шеей, и двумя выстрелами, почти не целясь, на бегу уложила тех двоих, которые держали генераторы-заслонки по обоим сторонам коридора. Европеец в сером костюме пытался уйти, но как-то обречённо, скорее из инстинкта самосохранения, чем здраво рассчитав свои шансы на спасение. Эрика без труда догнала его, схватила за руку, резко повернула, уложила на пол, и стала ждать меня, упёршись коленом в грудь. Генераторы теперь работали на нас – минуты две у нас было до того, как сюда прибегут охранники аэропорта (генераторы хоть и задерживали людей, но аппаратура слежения обязательно их должна была зафиксировать в тот момент, как их включили).

Чтобы разговорить человека, даже если он запрограммирован, нужно знать всего три ключевых Иных Слова: говоришь их четко, с определённой интонацией и громкостью, и направляешь звук на человека, и он «отмыкается». Всех сотрудников обучают этой процедуре первого допроса. Иной Язык здесь действует гораздо лучше любой сыворотки правды, да и следов не оставляет, разве что шифровальщик пятого уровня может понять, что человека «взламывали», если он после такого взлома будет его программировать. Я взял главного за затылок, приподнял его голову, взглянул в его глаза, и произнёс, одно за другим, три ключевых слова. Он заморгал растерянно, и успел только сказать: «Жаль, что так законч…», и потом обмяк у нас с Эрикой на руках.

Ну и дурак же я! Надо было сначала попробовать первое слово, и тогда я сразу бы понял, что передо мной именно шифровальщик! Им не позавидуешь: если разговорят, или «взломают» меня, то я буду просто непригоден к следующим программированиям, да ещё с памятью могут начаться проблемы. А если попытаться взломать шифровальщика, то его мозг настроен на три ключевых слова так, что произнесённые слова включат его самоуничтожение. Просто мозг сразу выключает дыхание, сердце, и все жизненно важные органы сразу, да в придачу разрушает все основные нейронные связи в мозгу. Реанимировать невозможно, память даже самым совершенным сканером не считаешь – безопасность той информации, которой обладают шифровальщики, превыше всего... Бывали, конечно случаи, что шифровальщика какого-нибудь начального уровня мог вскрыть шифровальщик более высокого уровня, но это очень тонкий и кропотливый процесс, на это может уйти сколько угодно времени, и как правило, здесь уже применяли комбинацию Иных слов и препаратов, подавляющих волю.

Я знаю точно, что этот шифровальщик переметнулся в Лигу добровольно – запугать или подкупить шифровальщика невозможно, ведь его жизнь и так уже не в его собственных руках. Но что толку – этого я убил!!! Осталось только снять отпечатки его пальцев, да на всякий случай сделать фотографию, но фотографий и отпечатков пальцев в досье шифровальщиков не бывает, так что идентифицировать по ним будет, скорее всего, невозможно. Хотя, если он перебежчик, и об этом знали…

Стряхнув пулю с пиджака (ткань неохотно выпустила свинцушку со стальным стержнем), я быстро снял отпечатки пальцев всех трупов; единственный живой нападавший истекал кровью из разрезанной руки, и уже терял сознание. Дал указание Эрике быстро остановить кровотечение, и приложил коммуникатор к его ладони – кровь, конечно, собьёт изображение немного, но для опознания сгодится. Провел карманным идентификатором над правым плечом – никакого сигнала. В Лиге все удаляли у себя идентификационный чип, и носили только фальшивый, как наклейку, если нужно было пройти в особые зоны, а в аэропорту хватало и обычного паспорта. Пустая трата времени, - с досадой подумал я, - всё равно их файлов точно нет в общей картотеке, и у этих, скорее всего, даже и не снимали отпечатков пальцев. «Свободнорождённые», называют себя члены Лиги, и они не признают никаких регистраций, гражданств, и тем более никаких средств отслеживания передвижений личностей… Но инструкция есть инструкция, и я сохранил все данные, протёр коммуникатор салфеткой, положил его в карман.

- Пора идти, - скомандовал я Эрике. – До посадки двадцать минут. Этого оставим. – Эрика бросила оба пистолета на пол, облила их коньяком из фляжки, подожгла: незачем аэропортовой службе безопасности знать, кто подарил им восемь трупов и одного калеку.

Я привычно хрустнул суставами; дозаторы в суставах пальцев отмерили в кровь стабилизаторы – без них после ускорения пришлось бы совсем худо. По рукам, а потом и по всему телу разлилось успокоительное тепло… При ускорении нервная и физическая деятельность происходит в два-три раза быстрее обычного, бывали случаи, когда мышцы просто рвали новичкам связки, или после первой же попытки люди получали сильнейшее нервное истощение, некоторые даже сходили с ума. Усталость после ускорения такая, будто всю ночь носил мешки с песком, одновременно решая уравнения  по высшей математике в уме; после длительного ускорения можно легко похудеть на 3-4 килограмма. Кто-то посчитал, что одно ускорение сокращает жизнь на месяц, поэтому число ускорений не должно превышать трёх вмесяц, и не более двух в день. Это ограничение все выполняют неукоснительно, ускоряясь только тогда, когда есть реальная непосредственная угроза жизни, которую можно устранить или уменьшить, задействовав ускорение.

По дороге на посадку мы зашли в камеру хранения, подошли к условленной ячейке, взяли там новый комплект – томларовый портфель-щит, и папку для Эрики, и уже бегом побежали к выходу на наш рейс.

3.
Самолёт, сели на привычные места в бизнес классе, потом трёхчасовой перелёт, вышли в аэропорту – всё почти автоматически, - взяли напрокат машину, выехали из города, доехали до условного места в степи, чуть промахнулись (я не удивился – в карты таких мест специально вносят небольшие погрешности, чтобы автоматические средства слежения не смогли сориентироваться), и проморгали границу охраняемой зоны с блокираторами – мотор заглох, навигатор в машине зарябил, а потом и вовсе выключился. Пятнадцать минут покружили с компасом, пока не нашли условное место, и вот наконец мы здесь.

Я повернул кованое кольцо, и толкнул ворота внутрь. Вниз вела широким винтом, закрученным налево, бетонная лестница, освещённая по сторонам синеватыми длинными лампами. Когда я уже сбился со счёта ступенькам, мы оказались в просторном (не менее десяти метров по каждой стороне квадрата) тамбуре: налево железная приоткрытая дверь лаборатории с символом ШЕОЛа: красный крест, составленный из написанных мелким шрифтом строк Synthetic Human Enhansement Observations Laboratory. К двери из коридора справа ведут несколько утопленных в бетонный пол рельс, которые сплетены в причудливые развязки. Оба коридора – и правый, и левый – расположены в дальнем от входа краю тамбура латинской буквой Y, и уходят в стороны.

Персонал в белых халатах, которые отливали синевой под таким освещением, не обращая на нас никакого внимания прокатил по рельсам из правого коридора двое стальных носилок на колёсиках. На одних носилках сидел молодой человек – совсем голый, его кожа отсвечивала неровными широкими полосами, в подключичные вены и вены на руках вставлены катетеры, от которых тянулись трубочки к капельницам, которые несли двое санитаров. Это – «пустышка», один из тех, кого произвели на свет в этой лаборатории. Скорее всего, он оказался нестабилен, и теперь его просто пустят на донорские органы, хотя споры об их безопасности для пациентов ещё идут.

Говорят, будто у «пустышек» нет эмоций, их специально создают такими, потому и называют «пустышками», но мне трудно поверить, что это существо, внешне неотличимое от человека, не может чувствовать, думать может только в заданных при его создании рамках, и даже разговор пустышки «симулируют», говоря общепринятые в той или иной ситуации фразы, кроме тех случаев, когда они отвечают на прямые команды своих ведущих. Даже гены в их клетках наполовину «пустые» (точнее, перепрограмимируемые), так что сами по себе «пустышки» не могут размножаться. Зато гены, отвечающие за регенерацию тканей видоизменены и улучшены. Не до такой степени, конечно, чтобы «пустышки» могли, как дождевые черви, вырастать из своей половинки, или отрастить отрезанную ногу, но полностью восстановить обугленную кожу, или заживить порез на глазном яблоке – пожалуйста!

Трудно поверить, что Эрика, когда шла в Калифорнийские топи по цепи с сотнями таких же «пустышек», чтобы бросить свой мешок с абсорбирующей породой как можно ближе к эпицентру, не чувствовала или была бы безразлична к тому, как в поле нестабильного излучения Топей сгорает её кожа. Я видел её на больничной койке, в струпьях, в шмотках обгоревшей кожи, покрывавших почти голые мускулы. Да, восстанавливаются пустышки (те, конечно, которые выжили) быстро, на вновь наросшей коже нет ни одного рубца, но не могу я поверить, чтобы это могло пройти незамеченным в её нервной системе, в её мозгу, хоть он и является, как говорят, только имитацией человеческого. Я даже иногда думаю, что активисты Лиги не так уж и ошибаются, когда говорят, будто «пустышки» являются такими же людьми, как и мы, и различие минимально, а поэтому теперешнее обращение с «пустышками» бесчеловечно, и Иные языки необходимо запретить – по крайней мере, для словотворения «пустышек».

На вторых носилках – запаянный пакет из толстого пластика с логотипом ШЕОЛа. Белесоватый пластик просвечивал; казалось, будто в нем свежее мясо. Клонирование – это прошлый век, прогресс так далеко ушёл с появлением словотворения на основе Иных языков из подручного биоматериала! Словотворение в этом случае имеет один недостаток – оно не может производить «из ничего», ему обязательно нужен материал, поэтому большинство пустышек – это просто видоизменённая животная плоть (чаще всего, плоть коров или свиней). Вот так: положили в «печку» мясо, а вместо бифштекса с кровью получается этакий «получеловек – пустышка».

«Пустышка» оглянулся на нас за секунду до того, как носилки скрылись за дверью лаборатории. Я поймал его молящий взгляд – настолько, что в мозгу у меня отчётливо зазвучало – «Помоги!». Я потом никак не мог отделаться от мысли, что это не было игрой моего воображения, а «пустышка» именно сказал эту фразу непосредственно в моё сознание. Способности «пустышек» до конца не изучены, так что не удивлюсь, если именно так и было.

Эрика безучастно посмотрела в сторону лаборатории, и кивком показала мне: «Нужно идти дальше!». Мы прошли в левое ответвление коридора, и метров через двести он вдруг закончился, впуская нас в подземный город. Я раньше слышал о нём: об этом городе любили писать в листовках Лиги и в некоторых не очень достоверных, как считалось, газетах, но вот он – перед моими глазами. Когда я получил задание, мне подумалось, что «блок 19» - это комната в тесном подземном бункере,  и я никак не думал, что это окажется одним из домов подземного города. Здесь было такое же голубоватое освещение, как и в коридоре. Кстати, отметил я про себя, у Эрики в этом свете не проявляются полосы на коже, которые были обязательными для идентификации всех «пустышек».

Город построили, чтобы следить за поведением последних «пустышек»; здесь же проводились и некоторые эксперименты с применением Иных Языков, но это в основном касалось работы с биологическим материалом. Несмотря на то, что к Лиге не прислуживались,  и даже боролись с ней, их цели были вовсе не такими вредными для общества: практически «пустышки», да и вообще всё словотворённое с помощью Иных Языков, порождали больше проблем, чем сулили каких-то выгод. Даже те органы, которые пересаживали от «пустышек» обычным людям, редко приживались, так что производство «пустышек» приостановили, а тех, которых всё ещё создавали, делали только для того, чтобы не оставалось подготовленного биоматериала. Уничтожить его опасно, как показали Топи, да и дорого, а попади он в руки каких-нибудь террористов – и можно ожидать появления новых Топей, или чего-нибудь похуже где-нибудь в центре Лондона, Москвы или любого другого мегаполиса, причём Топи, это, видимо, самый безобидный из возможных вариантов нестабильного поля, которое может образоваться при применении Иных Языков на материи.

В городе невостребованные «пустышки» доживали отведённые им годы – чаще, десять-пятнадцать лет – и к каждому был приставлен наблюдатель, которых официально именовали лаборантами, а на сленге Управления – «ангелами». Это из-за экранов, которые носили наблюдатели, и которые раскрывались за их затылками, когда те проводили коррекцию нестабильных «пустышек» тут же, на улицах подземного города. Эти экраны выглядели, как нимбы святых, отсюда и прозвище.

«Ангелы» неотступно следят за своими подопечными, которых бывает не более четырёх на одного лаборанта, и при малейшем намёке на образование нестабильности, они быстро корректируют «пустышек», резко проговаривая необходимые Иные Слова. В принципе, такие «ангелы» работают и вне подземной лаборатории, корректируя работу активных «пустышек», и ходят даже слухи, будто некоторые Иные Слова применяются ими для корректировки поведения обычных людей. Само собой, «ангелы» при всей их власти над вверенными им существами – всего лишь исполнители. Они знают только наборы Иных Слов, необходимых в некоторых стандартных ситуациях, и не посвящены в их значение, и уж никак не могут комбинировать Слова самостоятельно, составлять из них фразы, или новые формулы для словотворения. Ещё несколько лет, и когда не останется нестабильных «пустышек», «ангелы» останутся не у дел, да и сейчас им не позавидуешь – проводить большую часть жизни в подземных городах и лабораториях вроде этой вряд ли можно назвать приятным занятием.

Когда же всё это началось?

4.
Объект 12/01
Вообще-то, история Иных Языков началась ещё когда я учился в школе, и не предполагал, что попаду в систему военных переводчиков. Китай тогда сильно переживал по поводу провала своей второй экспедиции на пилотируемых кораблях к Марсу. Двадцать погибших тайконавтов, а главное – подорван престиж страны. Поэтому Китай в течение трёх лет разработал и выслал спутник развёрнутого наблюдения за Солнечной системой, который, кроме всего прочего, должен был бы направлять, координировать и третью пилотируемую экспедицию, подсказывая безопасный маршрут. Отчёты спутник посылал в обычном шифрованном и сжатом формате каждую неделю, волна была засекречена, но, конечно, все крупнейшие разведки мира эту частоту знали, и коды, и процедура развертывания сжатых сообщений расшифровывались, или уже были расшифрованы, но все вели игру, предоставляя друг другу изображать сверхсекретность.

Двенадцатый сеанс связи, который произошёл сразу после того, как спутник вышел за пояс Койпера, оказался слишком непохожим на предыдущие: в теле послания были «систематизированные помехи». То есть послание пришло без изъянов, но к нему было добавлено ещё одно послание – на той же частоте, в тех же кодах, но с совершенно не предусмотренным штатом работы спутника содержанием. Полёт спутника скорректировали, он остановился и продолжил посылать сигналы с солстационарной орбиты, а на Земле отсеивали и сохраняли «систематические помехи».

Конечно, частота была «секретной», но передачу зафиксировали и русские, и американские станции космического радионаблюдения, и даже какой-то частный центр космических исследований в Австралии. Как раз они и поняли первыми, что в последней передаче содержатся систематизированные помехи. Почти сразу стало понятно, что вложенное послание было именно языковым, все военные разом запросили у Китая полный доступ к информации со спутника. Китайцы пошли на это сразу же – силами одной страны в такой ситуации справиться было бы почти невозможно, либо расшифровка полученных данных заняла бы не один десяток лет.

Работы по расшифровке систематизированных помех заняли около семи лет, и понятно стало следующее. Систематизированные помехи действительно являются языком внеземной цивилизации, которая находится в пределах Солнечной системы. Форма существования этой цивилизации настолько отличается от земной, что это образование называли квази-планетой, а потом и вовсе стали именовать «объектом 12/01» за неимением лучшего последовательного и внятного объяснения того, что же это было.

Факты сводились к тому, что сразу за поясом Койпера существует некая «кольцевая планета», которая существует только в виде «стабилизированных радиоволн», причем любая её часть существовала  сразу во всех точках по окружности орбиты «объекта 12/01», которая в свою очередь была наклонена по отношению к плоскости орбит планет Солнечной системы на 12 градусов. Само собой, увидеть такую планету астрономам практически невозможно – разве только построить радиотелескоп, который оказался бы работающим на одной частоте с планетой, и направить её точно в ту область, где проходила окружность квази-планеты. Китайцам повезло трижды: во-первых, спутник прошёл через орбиту Объекта ровно в точке его пересечения с плоскостью орбит планет Солнечной системы, во-вторых, частота их радиосигналов совпала с основной «стабилизированной радиоволной» Объекта, и наконец, сам Объект «захотел» проявить себя и выйти на контакт.

И последнее: как позднее выяснилось, каждая отдельная составная часть Объекта пребывает одновременно во всех точках его орбиты, то есть Объект состоял из близкого к бесконечности количества колец, каждое из которых, в нашем понимании, в любой момент нашего времени находилось в одном и том же моменте своего времени, но имело возможность отсчитывать время по движению Солнечной системы в галактике. То есть, время либо стояло, либо вовсе не существовало внутри Объекта, по крайней мере, в нашем понимании, и как позже выяснилось, в Ином Языке отсутствовало понятие времени, или, скорее, оно было заменено понятием «вечности».

Конечно, сведения о «внеземной цивилизации у самого порога Земли» просочились в средства массовой информации, и все жили в некоей эйфории – наконец-то мы получили подтверждение, что мы не одни во Вселенной! На полгода воцарилась атмосфера праздника, несколько компаний сделали неплохой бизнес, выпуская майки и разные сувениры с фотографией китайского спутника, символикой «Объекта 12/01», и разными надписями, суть которых сводилась к тому, что жизнь станет прекрасной, как только мы разовьём отношения с Объектом.

Первые результаты работы с материалами с Объекта породили новую волну эйфории: ещё бы, почти сразу открылась способность некоторых слов Иных Языков «словотворить». То есть определённые наборы слов на Ином Языке могли непосредственно создавать материальные объекты, вплоть до точных копий живых организмов. Казалось, теперь можно будет забыть о проблемах с производством, недостатком ресурсов – только бери любой материал, и «словотвори» из него, что нужно, даже донорские органы, или хоть людей целиком! Но на деле оказалось всё гораздо сложнее: любой материал не годится, необходим только определённый, который подходит Слову и конечному продукту. Так, оказалось, что «пустышек» творить можно только из материала животного происхождения.

Американская разведка оказалась в самом неприятном положении: не получив подтверждения от специалистов по словотворению, они пытались использовать Слова для создания какого-то биологического оружия, но созданный ими экземпляр оказался настолько нестабильным, что в конце концов он дезинтегрировался, и заодно породил Калифорнийские Топи на месте пустыни Моаве. На ликвидацию этой зоны нестабильности ушло два года, несколько подразделений элитных войск, состоящих из «пустышек» погибли во время ликвидации, и с тех пор проект исследований Объекта 12/1 и Иного Языка стали снова засекречивать.

Средства массовой информации сразу потеряли интерес к теме Объекта 12/01, редкие статьи выходили только в региональных газетах, которые больше тяготели к жёлтой прессе, да ещё несколько публикаций вышло в специализированных научных журналах по филологии (по особенностям применения Иных Языков при словотворении), и космическим исследованиям. Конечно, Лига кричала об Объекте и Языках в каждой своей листовке, в международной информационной сети постоянно появлялись их сенсационные материалы о плачевных последствиях применения Языков, но большая часть людей быстро позабыли о наших ближайших (и пока единственных) соседях во Вселенной.

Военные же свои исследования не сворачивали – просто их перевели вновь в статус секретных, стали выжимать из языка всё, что в нём потенциально было, стараясь двигаться в известных рамках, то есть отказавшись от расширения контакта с Объектом 12/01, и работать только с ранее накопленными материалами.

Я оказался уже во второй волне переводчиков, и мне было чуть проще, чем первопроходцам: я, по крайней мере, знал основы языка, который позже стали именовать Иными Языками, и некоторые правила, по которым образовывались слова и фразы. Работа была интересной, материалов накоплено много, и результаты были впечатляющими.

Однако, примерно через два месяца после того, как я поступил на службу, среди филологов начались необъяснимые смерти, несколько филологов оказались в «пограничном состоянии». Это ещё и не сумасшествие, но впечатление такое, будто они потеряли всякую связь с миром, и не реагируют ни на что, только механически питаются и кое-как ухаживают за собой. Каким-то образом, Иной Язык, или носители его с Объекта 12/01 разрушали нервную деятельность специалистов, которые вникали в сущность Иного Языка – так, по крайней мере я для себя это объяснил.

Сразу после этого, исследования окончательно засекретили, и мы с коллегами продолжали работу с материалами, только пройдя через «комнату голубого света», как мы называли между собой пункт, где нас «переключали». Тут нужно пояснить: когда заходишь в «комнату голубого света», тебя встречает шифровальщик. Он протягивает тебе руку для рукопожатия, говорит слово – и всё: последующие свои действия ты уже не помнишь, хотя точно знаешь, что ты в своём кабинете работал над переводом материалов, полученных с Объекта 12/01, но о чём они, запомнить не можешь. На выходе, видимо, происходит то же самое – и ты уже снова в «комнате голубого света», с тем же шифровальщиком, ты слышишь последний слог слова-пароля, и только часы на твоей руке говорят, что уже прошло 8 часов с того момента, как ты пришёл на работу.

5.
Блок 19
Бетон, скорее всего, был просто серым, но в этом свете всё было голубоватым, а буквы и цифры на табличке отсвечивали бордовым. Замка на двери нет – внутри подземного города вообще нет мест, которые бы запирались. Мы вошли в прихожую, и глаза сразу обрадовал обычный теплый свет ламп накаливания – после голубоватого света подземного города все вновь окрасилось в привычные цвета. Прихожая совсем небольшая, в ней только самое нужное – мягкий табурет, полочки для обуви, небольшой гардероб, и в дальней стене видны две двери.

- Здравствуйте, – послышалось из комнаты, куда была приоткрыта дверь, - Проходите, и вашу девушку с собой берите, не стоять же ей в прихожей одной!

Мы прошли в небольшой кабинет с муляжом окна – на экране выставлен какой-то сельский летний пейзаж, который оживлял непритязательную обстановку. Казалось даже, будто из окна веет свежим ветерком с запахом молодой травы после дождя. В комнате были полки вдоль стены до потолка, сплошь уставленные книгами, большинство из которых были будто из музея, тяжёлый тёмный письменный стол с затянутой зелёной кожей столешницей, на столе довольно старомодная лампа, карандашница, бумаги, в углу стола стопкой лежат книги – некоторые открыты, другие лежат поверх них с закладками. Вдоль стены напротив полок стоит мягкий диван, обитый коричневой кожей, рядом – такое же кресло и журнальный столик. Вот и вся обстановка – ни телеэкрана, ни компьютера на столе, ни даже коммуникатора. Такое впечатление, будто оказался в рабочем кабинете двух- или трёхвековой давности.

За столом на кожаном кресле-вертушке вполоборота к нам сидел старик, его рука свободно лежала на краю стола, в другой он вертел перьевой ручкой. Седые до белизны, густые волосы, остриженные коротко, такая же аккуратная борода, и пронзительные глаза – ярко-голубые с тонким карим кантом. В его взгляде читалась непрерывная мысль: так, будто он над чем-то не переставая глубоко размышляет, вспоминает, одновременно разговаривая с собеседником.

- Добрый день, - поприветствовал я хозяина кабинета, - Простите, мы немного задержались: поля не пропускают машины, а мы чуть-чуть сбились с пути, пришлось малость поплутать в степи.

- Да, я знаю… Это обычная процедура – секретность, сами понимаете! Кстати, простите за Шанхай – мы знали, что Лига готовила нападение, но решили не вмешиваться. Конечно, мы понимали, что у них нет ни единого шанса, - старик мельком взглянул в сторону Эрики, - но всё же это был риск.

- Да, пожалуй, - неуверенным голосом согласился я. Мне всё же было немного не по себе, что Управление не попыталось подстраховаться, - тем более, что они были вооружены так, будто украли оружие из музея!

Это, конечно, слабая попытка пошутить… Старик посерьёзнел, нагнулся немного вперёд, и пристально посмотрел на меня:

- Молодой человек, Лиге нужно было не просто убрать вас, а сделать это с шумом. Если бы они хотели вас убить, то просто приставили бы в толпе «чёрный квадрат» к вашей голове, и – поминай, как звали! А мечи и пистолеты – гораздо нагляднее! Представьте свой труп – изрешечённый пулями и рассечённый мечами! Пресса накинулась бы смаковать ваше жестокое убийство, а Лига наверняка позаботилась бы оставить достаточно улик, подтверждавших, что это её рук дело, а заодно предупредить – не связывайтесь с Языками, иначе с вами будет то же!

А ведь он прав! «Чёрный квадрат» - это самое эффективное оружие для таких целей. Приставил к голове, нажал кнопочку – и прибор сам настраивается, посылает небольшой импульс в сосуды головного мозга, и через пару часов человек умирает, причём при вскрытии всё выглядит так, будто смерть произошла от разрыва аневризмы, или просто был обычный инсульт. Даже если работа была выполнена грубо, шансов доказать, будто произошло убийство практически нет – разве что если бы это произошло в зоне прямой  видимости камер наблюдения, но и тогда ещё нужно будет убедить присяжных, что предмет в руках подозреваемого - это «чёрный квадрат», а не брелок от его машины.

- Но риск был оправдан, - продолжил старик. -  Во-первых, на девять активистов у Лиги стало меньше, а таких специалистов у них и так по пальцам перечесть. А во-вторых, мы поймали перебежчика – Дин был не самым плохим шифровальщиком, но после его случайного, в общем-то, контакта с Лигой он переметнулся к ним, и открыл им слишком многое из того, что Лиге совсем не нужно было знать.

- Во-первых, мы уничтожили только восемь человек – одного только ранили. Не добивать же было его! А насчёт перебежчика, если вы имеете в виду того европейца, который ими руководил, «поймали» – это не совсем верно. Скорее – уничтожили. Я не мог предположить, что он шифровальщик, и попытался его разговорить…

- Не продолжайте. Живой или мёртвый – не важно. Важно то, что у Лиги теперь нет специалиста такого высокого уровня, а то Бог знает, кто бы мог получить доступ к информации, которая у него была! Похоже, правда, что он был достаточно благоразумен, чтобы не сказать им слишком многого – иначе те, кто на вас напал, могли бы ускоряться, и тогда нам пришлось бы вмешаться… своими способами.

Он положил ручку на стол, и обхватил колено сомкнутыми руками:

- Я, признаться, хотел с Вами поговорить совсем по другому поводу – то, что уничтожено несколько активистов Лиги, есть, так сказать, сопутствующий результат. Мы не могли упустить такую возможность, хоть вам и пришлось побыть в незавидной роли подсадной утки. Главный вопрос – Вы сами. Расскажите о последнем годе своей жизни - мы немного потеряли Вас из виду.

- Хорошо, только один вопрос – вы-то моё имя, видимо, знаете, а я с Вами не знаком даже заочно. Простите за нескромность, но хотелось бы знать Ваше имя – хотя бы для того, чтобы было легче к вам обращаться.

- Ах, да! Называйте меня Штайнер. Конечно, имя условно – как Вы изволили заметить, оно нужно лишь для удобства общения, - старик хитро улыбнулся, а глаза, взгляд при этом будто ушли вглубь, как бывает, когда человек вспоминает свои давние переживания.

Странный это разговор – незнакомый мне человек просит рассказать о моей жизни, за которой, оказывается следили какие-то «они», а потом на год «потеряли меня из виду» - я ведь продолжал свою работу, и ничего не изменялось. Ни дать ни взять, приём пациента-шизофреника у психиатра. Но я исправно рассказал ему о том, как ежедневно в течение последнего года выполнял свою работу по переводам – «комната голубого света», потом провал в памяти, и снова голубой свет. Тем более, что в приказе было чётко указано на месте указывать содействие контактному лицу. Само собой, по выходным и в праздники я не работал, было несколько незначительных командировок; по крайней мере, меня в этих командировках не пытались изрубить на куски. А сама работа – я ведь не помню, не должен помнить того, над чем я работаю после «комнаты голубого света». Когда я рассказал о смерти Горана и пограничном состоянии Даррела (других филологов я лично не знал), глаза Штайнера «вернулись» ко мне из той глубины, где они были на протяжении моего рассказа.

- Ну, этого стоило ожидать… Иной Язык кроме явных достоинств обладает и рядом серьёзных недостатков. Филологи, видимо дошли до той глубины понимания языка, которая вам, по счастью, сейчас недоступна, и не будучи подготовленными к тому, что им открылось, просто сгорели. Понимаете, ли, корни слов Иного языка так или иначе связаны с болью, страданием, безысходностью, депрессией, и если это понять, очень трудно перестать думать в терминах Иного Языка. Тут уж вступает в действие организм, который не может бесконечно эти боль и страдание терпеть (происходят ли они в реальности, или только в психоэмоциональной сфере), и предпочитает смерть или уход от реальности. Психосоматика, причём чрезвычайно сильная. Если точно не знать, как этому противостоять, шансов остаться нормальным практически нет, а выжить – процентов десять. Ну, второй ваш друг, хочу надеяться, выкарабкается из своего пограничья, но помочь мы тут не в силах. Никакого контакта с реальностью у него сейчас, действительно, нет; даже то, что он механически продолжает за собой следить, почти не связано с его мыслительными процессами – работает только тело и подсознание, делают то, к чему привыкли, без участия самой личности. Поверьте мне, он не осознаёт, что происходит с ним вовсе, и скорее всего, все его силы сейчас уходят на то, чтобы сражаться с теми чудовищами, которых он обнаружил в своём сознании. Победит он их, или нет – гарантировать не могу, но надежда есть. Не он первый…Я видел нечто подобное раньше  - с таким человеком даже можно поговорить, но впечатление дурное: будто разговариваешь с оболочкой, а человека-то в этой оболочке и не видно.

- Но как же! Ведь если случаи начались только два года назад, то достоверных сведений о том, что происходит с теми, кто оказался в пограничном состоянии, быть не может! Мы ведь даже толком не знаем о причинах этих смертей и возникновения пограничных состояний…

- Молодой человек, вы невнимательны! – Штайнер добро улыбнулся. – Я ведь объяснил Вам, что дело – в языке, в его корне. То, что случаи начались недавно – это официальная версия, кроме того, не настолько и неправильная, ведь в конце концов, случаи, порождённые использованием Иного Языка, полученного с Объекта 12/01 и правда начались только недавно. Но немногие знают, насколько древний Иной Язык, а главное, насколько давно – и вполне независимо от Объекта – он присутствует на Земле и известен некоторым людям.

Улыбка Штайнера стала грустной, а его глаза как-то потухли, и он опустил взгляд на кончики своих пальцев. На среднем пальце правой руки у него был золотой перстень с овальным чёрным ониксом, который Штайнер начал поглаживать, будто протирая камень. Так выглядели первые идентификационные чипы, когда их стали вводить лет тридцать назад, но теперь, я думал, ни у кого не могло остаться такой старой модели - законодательства всех стран требовали обязательное вживление чипа всем гражданам. И только члены Лиги, некоторые религиозные группы, да племена, которые до сих пор жили в заповедниках, отказывались от чипов. Молчание продолжилось с минуту, мой собеседник выдерживал паузу, собираясь с мыслями.

- Мы храним этот язык практически с детства человечества, и до сих пор нам удавалось ограничивать его применение. Последний раз нам пришлось применить его в глобальном масштабе для стабилизации орбиты Земли с помощью пирамид. Вавилонскую потом разрушили, кое-какие важнейшие части других пирамид удалили, другие были запрограммированы на разрушение сразу после стабилизации, но остались легенды об общем языке, который якобы после построения башни смешался так, что люди не могли более понимать друг друга, и не могли бы построить «башни до неба». На самом деле, конечно, единого языка не существовало, но все строители использовали Иной Язык, и это не могли не заметить люди, их окружавшие, а по окончании строительства использование Иного Языка вновь было свёрнуто. Но сейчас большая часть знаний о Языке стала доступна довольно широкой публике, не связанной нашими моральными требованиями. Мы, признаться, не могли предполагать, что Земля может выйти на второй источник знаний о Языке самостоятельно.

Тут в моей голове началось невообразимое движение – слишком много фантастической информации, и слишком не совпадающей с тем, как я привык думать.

- Что значит «мы»? – наконец спросил я. – Это же было около шести тысяч лет назад, если верить легендам, а пирамиды были построены в разное время, во многих к тому же были захоронения. Да и вы на тысячелетнего старца не похожи…

Штайнер блеснул взглядом из-под бровей, он вновь выпрямился и посмотрел мне в глаза.

- Конечно нет! Лет мне много – гораздо больше, чем вы могли подумать, но тысячелетиями пока что не исчисляется… Запас прочности организма всё-таки данность, и этот запас можно немного по-иному расходовать, но когда-то он всё равно иссякнет. Просто я достоверно знаю, что и когда происходило. Такая у нас работа, или миссия, если хотите. Возраст пирамид можно установить, только зная, когда они были построены, а в нашем случае словосотворены, а радиационный анализ в данном случае баловство – нельзя идти от следствия к причине. Подумайте сами – если можно построить что-то столь необычным способом, то можно и создать постройку именно того «возраста», какого нужно, чтобы сбить с толку любые анализаторы. А захоронения… - голос Штайнера поблёк, погрустнел, -  Строить иногда приходится, принося в жертву всё, что есть, а кроме своей собственной жизни у нас ничего нет. Да и то, не такая уж она и наша собственная. Вы же помните, что некоторые фараоны были похоронены в переднике, они и действительно был строителями…

- Тогда я не совсем понимаю, зачем противоборство с Лигой? Ведь у них та же цель, что и у вас - прекратить применение Иных языков!

- Начнём с того, что их методы нам совсем не подходят. Они пытаются запугать или уничтожить всех тех, кто обучен Иному языку, а сам язык в конце концов искоренить. Мы же только ограничиваем его применение, а не искореняем его – до тех пор, пока количество людей, ответственно и со знанием его использующих не будет достаточным для его свободного применения. И поверьте, когда человек в достаточной мере знаком с этим языком и с тем, что с ним связано, он сам будет ограничивать себя в его применении. Хотя соблазн велик. А Лига пытается Иной язык полностью искоренить. Наивные! Он существует, и полностью уничтожить его просто невозможно, да и вредно, и в конце концов глупо. Вообще, Лига в основном состоит из молодых людей, которые просто не знают, куда девать свою энергию. Таких нужно только немного подтолкнуть, заставить поверить в какой-нибудь высший идеал, при этом чуть-чуть изолировать их от общества, зациклить всё их внимание на своей организации, и они голову себе сломят, борясь за тот идеал, который вы им внушили, а того, кто ими управляет, просто за святого почитать будут…

Но мы немного отвлеклись, а времени у меня сегодня не так уж и много. Я вкратце расскажу Вам, зачем мы Вас вызвали, и потом Вы сами определитесь, что вы с этим будете делать.

Проблема всякого языка в том, что слова никогда в полной мере не выражают смысл, который мы в них вкладываем – я имею в виду те случаи, когда мы пытаемся высказать некий смысл, а не скрыть его. А Иной Язык чрезвычайно точно выражает суть того, что на нём сказано. До такой степени, что способен при особых условиях творить непосредственно. Как я уже сказал, корень его так или иначе связан с различными негативными эмоциями, переживаниями, и даже явлениями, поэтому человек, его использующий, всегда подвергает себя риску. Но несмотря на риски мы уже давно и успешно применяем этот язык в различных целях. Самая полезная на сегодня – это гипертекст, который мы внедряем во все эфирные передачи, будь то телевидение, радио, сети… Слова на Ином Языке идут на тех частотах, которое ухо различает, но сознание не воспринимает, а в силу своей универсальности, Иной Язык действует на подсознание всех людей одинаково, и нам до сих пор удавалось задавать некоторые параметры поведения людям. Не беспокойтесь, мы не задаём людям ничего негативного – скорее наоборот,  пытаемся подавить всякую агрессию в разумных пределах. Правда, реакция некоторых людей прямо противоположная – хоть они и не осознают того, что на них воздействуют против их воли, но подсознание им подсказывает, что в их психику кто-то вмешивается, и организм начинает защищаться. От кого или от чего – человек не осознаёт, но агрессия уже порождена, и не зная, куда её нужно направить, люди чаще всего направляют их на своё ближайшее окружение, или на себя самого. Но это редкость, в большинстве случаев результат всё-таки положительный.

Так вот, нам стало известно, что Вы узнали Основное слово Иного языка, которое знают все наши, - он помолчал, подбирая слово, - единомышленники. Оно действует как ключик, нейтрализует любое воздействие Иного языка извне, причём его даже не нужно повторять, как какое-нибудь заклинание – достаточно это Слово знать. То есть, Вы свободны от тех установок, которые мы внедряем в эфир, и вообще от любого действия Иного языка, направленного на вас, если только сами добровольно не соглашаетесь принять такое действие – например, заходя в «комнату голубого света». Кроме того, мы увидели, что Вы весьма ответственно относитесь ко всему происходящему вокруг Вас, и ко всему, связанному с Иными Языками.

И последнее – Слово вы узнали не так, как мы, а это уж уникально – если хотите, знак свыше! Мы передаём навыки использования Иного языка от учителя к ученику – Иной язык невозможно выучить по книгам. Он существует только в устной форме. То, что его в вашем ведомстве и на Земле вообще с недавних пор записывают знаками, не имеет отношения к сути языка, и не передаёт его свойств – поэтому вы работаете в основном с записями речи на Ином Языке, используя текст только для сверки. Ведь тут важно то, когда, где, и главное, как произносятся слова. Поэтому важно, чтобы ученик перенимал искусство использования Иного языка от учителя, поэтому у нас всегда были мастера и подмастерья, которые в течение долгого времени обучались Иному Языку, и его ответственному использованию. Отсюда, кстати, и пошли легенды и сказки о волшебниках, поверья в заклинания, заговоры – люди копировали то, чему они становились иногда свидетелями. Чаще всего, придумывая свои собственные системы, которые, кстати, иногда и в некоторых ситуациях неплохо работают, потому что основываются на психологии, но это – совсем другое! Иногда свидетелям использования Иного Языка удавалось запоминать некоторые слова, и даже использовать их вполне к месту и с довольно положительными результатами. Здесь их незнание глубины Языка им даже помогало, защищая их от опасностей, о которых я вам уже рассказал.

Так вот, для того, чтобы ответственно использовать Иной Язык, необходимо быть в известной степени независимым от его действия – то есть, например, чтобы с его помощью носителя Языка невозможно было заставить сделать что-либо против его собственной воли. Поэтому мастер всегда передавал своим подмастерьям ключевое слово, которое освобождало того, кто его знает от любого действия Иного Языка, которое не было бы осмыслено и принято носителем добровольно. В вашем же случае, Вы открыли Слово сами. Вероятность такого стечения обстоятельств крайне мала, но Вам действительно повезло. То есть Вы теперь причастны той «тайне», которую мы храним столько тысячелетий.

Я уже сказал Вам, что я не вечен, а дело наше продолжать необходимо. Поэтому, я хотел бы предложить Вам присоединиться к нам, стать хранителем Иного языка. Спешить не нужно – это должно быть хорошо продуманное решение. Конечно, если Вы откажетесь, Вы свободны. Но я прошу Вас очень сильно подумать, а как надумаете – приходите сюда; нам с вами многому нужно научиться.

Я не мог понять или даже предположить, что это за Основное Слово я вдруг узнал, которое освободило меня от неосознанного воздействия Иного Языка, но Штайнер явно чего-то недоговаривал, и я спросил напрямую:

- Спасибо за предложение, но мне кажется, что коль скоро вы так тщательно ограничиваете применение Иных Языков, во всём этом есть и какая-то другая сторона, посерьёзней порождения нестабильных полей? Их-то мы уже, по крайней мере, научились стабилизировать, хотя не всегда успешно.

- Безусловно. – Штайнер помолчал несколько секунд, глядя поверх моего левого плеча, собираясь с мыслями и будто решая, посвятить меня в эту тайну, или нет, и наконец продолжил, - Главная опасность для хранителей языка не в том, насколько правильно и ответственно они применяют язык, а в том, что с ними самими происходит после смерти. Чтобы не вдаваться в подробности, скажу только, что есть все шансы оказаться одним их тех, кто обитает в Объекте 12/01. Тут мы почти бессильны. Применяя Иной Язык, мы несём ответственность за то, в каких целях мы это делаем, что нами движет. И тут даже кажущееся благим дело, выполненное с неправильной мотивацией, может затянуть вашу душу в Объект. Так что риск есть, но поверьте, он того стоит. В общем, думайте…

Штайнер с улыбкой протянул мне руку, показывая, что разговор окончен, я крепко пожал его мягкую ладонь. Мы с Эрикой вышли из его дома, и направились к выходу из подземного города. В мозгу неприятно зудело воспоминание о «пустышке», просившем о помощи, да в памяти всплывали отрывки всего того, что я когда-либо читал или знал об Объекте 12/01. Наконец, мы вышли из дверей лаборатории, и вечерний, теперь уже приятно прохладный воздух, пропитанный запахами трав, встретил нас у выхода. Мы быстро нашли машину, дотолкали её до границы защищённой зоны, завелись, и поехали обратно в аэропорт.

Времени на размышление у меня много – торопиться я не буду…

лето2003-лето2008

Шеол – древнееврейское слово, обозначающее место пребывания душ умерших, либо могилу. Точное значение и этимология слова неизвестно.

(*) Перевод Бергельсон Г. и др., по изданию Ф. Ницше, «Стихотворения, Философская проза»;  «Художественная литература», Санкт-Петербург. 1993