Притворщик. Глава восьмая

         Проснулся Крапивин довольно рано. Заря ещё только занималась, и первое, о чём он вспомнил, так это о встрече с цыганками, а в особенности о Розе. Хозяйка права, в ней, видимо, сидел какой-то чертёнок. Однако, подумав о её предостережениях, он про себя только усмехнулся.

         Он не стал долго вылёживаться, а, накинув спортивный костюм и прихватив с собой полотенце, вышел на крыльцо. Елизавета Савишна уже шебуршилась у себя на кухне,  а из трубы уже вился струйкой дымок.

         Крапивин заглянул к ней, пожелал доброго утра и отправился к морю. Туда вела протоптанная меж кустов тропинка, то нырявшая в неглубокие овраги, то петлявшая среди бугров. Вскарабкавшись на очередной бугор, он на минуту оцепенел, очарованный открывшимся видом.
 
         Отсюда море казалось почти неподвижным; над самой его гладью стелился туман. Слева, из-за горы, обступавшей бухту, поднималось зарево, играя огненными красками на лёгких, перистых облаках, а справа, в значительном удалении, сквозь дымку проступали очертания города. 

         Постояв так немного, Крапивин спустился с каменистого обрыва. Ниже, у воды, раскинулся песчаный берег. Где-то, почти невидимые глазу, сварливо кричали чайки, и волны в сонливой задумчивости облизывали прибрежный песок.

         Что-то напевая себе под нос, Крапивин скинул с себя одежду и бросился в воду.  Вода была мягкая и тёплая, как парное молоко…

         Часа через полтора он возвращался домой, ободрённый, с отрадным ощущением налитого и словно помолодевшего тела.

         На завтрак были жареная картошка и малосольные огурцы. Крапивин был весел и болтлив до нелепости. Зато хозяйка всё что-то хмурилась и была явно не расположена к разговорам. Видимо, её не оставляло впечатление от вчерашнего разговора.

         - Что-то вас сегодня не узнать, - улыбнулся Крапивин. - Или плохо спалось?

         - Да уж, как спалось, так не приведи господи, - проворчала хозяйка.

         - Что так? Неужели, дурные сны?

         - Вот то-то и есть, что дурные. - Она громыхнула ведром и обиженно засопела. - А всё эти проклятые цыгане… - Не договорив, она вышла из кухоньки.

         Крапивин допивал чай, когда она вернулась. Она поставила на табуретку ведро с водой, потом отошла к шкафчику и стала греметь посудой. Он наблюдал за ней, с трудом сдерживая улыбку.

         - Да, плюньте вы, ей-богу, - предложил он. -  Подумаешь, сны. Мне, случалось, такая приснится дрянь, а пойду, ополоснусь под холодной душем, и всё в порядке.

         - Как же, плюнь, - спустя почти минуту, отвечала Елизавета Савишна, принимаясь отчищать сковороду железной щёткой.

         - Тогда вы вот, что. Вы перескажите его мне. Говорят, когда сны пересказывают, они не сбываются.

         - Кто это вам мог такое сказать? – снова переходя на вы, осведомилась Елизавета Савишна. – Глупости всё это.

         - Ну, тогда просто расскажите.

         Но пересказывать сон хозяйка решительно отказалась, заметив только, что будто бы ей во сне привиделся он, Крапивин, и как-то нехорошо привиделся. Большего он от неё не добился. Впрочем, это ни в малейшей степени не омрачило его настроения. Он встал из-за стола, поблагодарил её за вкусный завтрак и ушёл к себе собираться.

         Просмотрев и сложив в папку необходимые бумаги, он надел стального цвета лёгкие брюки, свежую сорочку и, попрыскав себя туалетной водой, вышел из комнаты. Проходя через дворик, он попрощался с хозяйкой - она на секунду выглянула из-за занавески и что-то пробормотала ему на дорожку.

         Отыскать компанию Газаева не составило труда. Она помещалась почти в самом центре города, в одном из старинных зданий с высоким крыльцом и лепными наличниками. Название компании было выведено огромными буквами, карнизом нависавшими над входом.

         Дойдя до крыльца, Крапивин остановился и закурил. Рядом, на стоянке,  сгрудились машины, тут же, махая метлой, расхаживал дворник. Тяжёлые дубовые двери поминутно отворялись, то выпуская, то впуская, хлопотливо озабоченных людей, по виду бизнесменов, которые по одному или небольшими группками, проскальзывали мимо Крапивина. Он докурил сигарету  и поднялся на крыльцо.

         За дверями открывался просторный холл, с мраморными колоннами и полированными плитами на полу. Здесь Крапивина встретил угрюмого вида охранник, в камуфляжной форме и в портупее. На ремне у него висели: пистолет в кобуре, резиновая дубинка и целый набор каких-то баллончиков. Другой, такой же, расхаживал чуть поодаль, по коридору.

         Преградив  ему дорогу, охранник стал допытываться, кто он и к кому направляется. Крапивин назвал себя, назвал фамилию Газаева, после чего тот принялся куда-то звонить. Потом он потребовал у Крапивина паспорт, из которого переписал себе в журнал его данные. Лишь после всех этих процедур, охранник отступил в сторону и указал Крапивину на второй этаж.

         Приёмная Газаева была обставлена во вкусе той напыщенной, самодовольной роскоши, какою обычно любят себя потешить дельцы по большей части не очень высокого полёта, но быстро и случайно разбогатевшие. Этой роскошью они словно стараются взять реванш за своё тёмное, неказистое прошлое.
         Секретарша, рослая девица, с каким-то до странности неподвижным лицом и фарфоровыми глазками, увидав Крапивина, капризно скривила губы. Она развалилась за столом, над которым высился экран компьютера.

         - Вы, кто? – небрежно осведомилась она. Над столом показались её острые, как у модели, коленки.
 
         Крапивина всё это начинало бесить. Едва сдерживаясь, он повторил ей всё, что минутой назад рассказал охраннику. А пока он говорил, девица посматривала куда-то мимо, постукивая по столу чудовищной длины лиловыми коготками. Потом, также глядя в сторону, она взяла карандаш и надавила им на кнопку пульта. Далее следовал короткий диалог с патроном, после чего она небрежно кивнула Крапивину на кожаное кресло и попросила его немного подождать.

         Крапивин садиться не стал, а взялся ходить взад и вперёд, тайно злорадствуя, потому как его хождения явно нервировали секретаршу. Она скрипела креслом, жеманно морщилась и бросала на него недружелюбные взгляды.

         Наконец, дверь кабинета распахнулась, и на пороге показался круглый, впрочем, довольно осанистого вида человек, с лоснящимся лицом восточного типа. Чёрные волосы, зализанные на пробор, казались мокрыми, а над верхней его губой тянулась тончайшая паутинка усов.

         - О, небо! Какой сюрприз! – запричитал он, размахивая коротенькими, холёными ручками. – Неужели, это вы?! Я ушам своим не поверил! – продолжал он, приторно улыбаясь, тогда как карие его глазки оглядывали Крапивина с настороженным любопытством.

         Он протянул Крапивину руку, с массивным перстнем на пальце и, кажется, даже собрался его приобнять, но, видимо, передумал.

         Обменявшись рукопожатиями, они вошли в кабинет. И опять роскошь, опять набор каких-то дорогих и бессмысленных безделушек. Газаев усадил гостя в кресло, но рядом садиться не стал, а обошёл свой огромный стол и погрузился в кресло, более смахивающее на трон. При этом он продолжал нести какую-то витиевато-сахаристую чушь, в которой, правду сказать, не было ни капли смысла.

         Устав от всех этих излияний, Крапивин положил на стол папку. Он бы предпочёл приступить сразу к делу. Вид папки, отчасти смутил хозяина кабинета. Впрочем, он продолжал болтать, но уже как бы по инерции.

         - А что, не пропустить ли нам по рюмочке? – предложил он, перебирая по столу холёными ручками. - У меня тут завалялся славный коньяк… за встречу, так сказать.

         Крапивин вежливо отказался, заметив, однако, что желал бы сохранить ясную голову. Газаев был явно огорчён, но постарался замять образовавшуюся неловкость.

         - Но от чашки кофе-то вы не откажетесь? – спросил он, напряжённо улыбаясь.
- Нет, от чашки кофе не откажусь.

         Явилась секретарша с подносом. Она расставила перед ними чашки и стала по очереди наполнять их из кофейника. При этом она своим бюстом так угрожающе нависала над Крапивиным, что ему даже пришлось несколько отодвинуться. Были также поданы сливки, сахар и пирожные. Затем она удалилась.

         Газаев проводил её умиленным взглядом, но тотчас нахмурился и сделал серьёзное лицо.

         - Ну, так что? - сказал он, уже без тени улыбки, - как говорят, приступим к нашим баранам? А вы угощайтесь, угощайтесь. Кофе у меня преотменный, самых, что называется, дорогих сортов. – Он отхлебнул из своей чашки и сладко зажмурился…

         Собственно, сам разговор занял не более десяти минут. Причём говорил в основном Крапивин. Газаев слушал его внимательно и, по ситуации, то воздевал к потолку руки, будто бы скорбя о случившемся, то в недоумении пожимал плечами. Он продолжал держаться первоначальной роли, хотя из того, что он слышал, для него выходило мало приятного. В довершение же всего, он стал уверять, что в данном случае, речь может идти не более, как о нелепом недоразумении, к которому он якобы совершенно не причастен. Мало того, он выразил даже готовность немедленно всё исправить и в подтверждение своих слов вызвал главного бухгалтера - жирную особу, с толстым лицом и блудливыми глазками. Он тут же устроил ей разнос, в пылу азарта пообещав её даже уволить. Та что-то бормотала ему в ответ, плаксиво жаловалась на завал работы и даже изготовилась пустить слезу.

         Человек менее искушённый, мог бы принять это за чистую монету. Но Крапивин повидал всякого, и вся эта сцена ему больше напоминала картинку из хорошо отрепетированной пьесы.

         Однако игра несколько затянулась, и ему сделалось скучно. Дело кончилось горячими заверениями и обещанием всячески способствовать ему в определении размера долга. Главбухша ушла.

         В сущности, от Газаева требовалось не так уж много: первое - это открыть доступ к бухгалтерским документам, необходимым для сверки расчётов, ну и, разумеется, уплатить всё сполна.
 
         - Это само собой. Как же может быть иначе? - сияя белыми, как сахар зубами (слишком белыми, чтобы быть настоящими), развёл руки Газаев. Всё выглядело так, словно речь шла о сущей безделице. – И я вас уверяю, как только вы закончите, - продолжал он, мизинцем поглаживая усики, - я немедленно распоряжусь… А вообще, эта бухгалтерия, - прерывисто вздохнул он, возвращая лицу скорбное выражение, - она просто сводит меня с ума. Совсем стало не на кого положиться… Кстати, - вдруг вспомнил он, - вы где остановились?

         Крапивин отвечал уклончиво. Не то, чтобы он делал из этого тайну, просто не хотел занимать время подобными пустяками. Единственное, что он сказал, так это то, что снял комнату у одной очень милой старушки.

         - Ну, и напрасно, -  укоризненно завздыхал Газаев. – Вам только стоило мне позвонить, и я бы устроил всё в лучшем виде. А какие у вас планы на вечер? - снова загорелся он. – У меня как раз сегодня намечается что-то вроде вечеринки. Этакий, я бы сказал, мальчишник. Собственно, соберутся все самые близкие. Тесный, так сказать, кружок. А то, знаете ли, всё дела, дела… А что, присоединяйтесь, я буду только рад. Ей богу, не пожалеете.

         Крапивин выразил признательность, но от предложения уклонился, сославшись на кое-какие личные дела. Несмотря на обмен любезностями, на улыбки и прочее, им всё же не удалось одурачить друг друга. Оба это понимали и оба были настороже. Что до Крапивина, то для него было совершенно очевидно, что перед ним ловкий, искушённый пройдоха, и, стало быть, так запросто он с деньгами не расстанется.

         С подобной публикой он уже сталкивался. При этом его всегда поражало, с какой подчас безумной расточительностью они швыряют деньги на сущий вздор, и до какой, однако, степени становятся скупы, мелочны и изворотливы там, где к расчётам их обязывал долг или, если хотите, гражданская ответственность.

         Словом, расставались они довольно сдержанно, можно даже сказать, с холодком.

         - А насчёт бумаг, - сухо заметил Газаев, - я сейчас же распоряжусь, не сомневайтесь…

         Они раскланялись, и Крапивин спустился на первый этаж. Там, в довольно тесном помещении, обращённом окнами на север и заставленном столами, размещалась бухгалтерия. Здесь трудилось человек пять молодых девушек, тщедушный паренёк, кажется, простуженный, и сама главбухша. Она занимала большой стол в углу, возле окна. Среди подчинённых она держала себя уверенно и, как показалось Крапивину, даже надменно. С мрачным видом она выдала ему целую стопу папок и, указав на узенький столик  у двери, тотчас о нём забыла.
Ютиться за таким столиком было крайне неудобно, но Крапивин ничего не сказал и без дальних приготовлений погрузился в работу.

                (Продолжение следует)http://proza.ru/2010/05/23/183