Иванченко Путями великого россиянина 55-84

Александр Иванченко  Путями великого россиянина 55-84

...Начав отвечать на вопрос о добровольно взятом на себя
долге, я сказал, что личностно-добровольно взятые на себя обязан­
ности выбираются не произвольно, не в одном согласии с «я так
хочу»; они зависят от твоего духовного содержания, а оно формиру­
ется не тобой только, а с твоим лишь участием.
Хочу добавить к этому, что девственный мозг четырёх-пятилет-
него ребёнка способен, как я убедился на личном опыте, впитывать
столько разнообразной и сложнейшей по своему содержанию ин­
формации, для осмысления и достаточно ясного понимания кото­
рой человеку потом нужны долгие десятилетия. Неудержимая пого­
ня за всё новыми знаниями и впечатлениями, естественно, все эти
десятилетия продолжается, но озарения ума в зрелом возрасте при­
ходят всё же с возвращением к своим первоистокам, с переосмыс­
лением всего того, что последовательно ты вбирал в себя, начиная
с зорьки своей жизни. Конечно, я сужу, повторяю, по себе, во мне
нет самонадеянной прыти обобщать всё на свете глобально и кому-
то предписывать свои рецепты.
Начав заниматься со мной в четыре года, мне кажется, мой
Учитель Зоран должен был приложить больше усердия к тому, что­
бы подготовить меня к первой встрече с нашей дохристианской кни­
гой, чем давать затем сами знания. Неподготовленного сельского
55 мальчонку, ещё не видевшего немого кино с титрами, та книга могла
ой как напугать. Даже и взрослый человек, наделённый такими же,
как у меня особенностями биоэнергетики, но не имеющий представ­
ления, что это такое, наверняка бы оторопел, если бы, открыв книгу,
увидел перед собой во всём объёме живого человека. Он сидит, скло­
нив голову, словно в зеркале. Белая рубаха, как у Зорана, вышита
на груди двумя рядочками вальковых восьмиконечных звёздочек.
Ниспадающие до плеч светло-русые волосы на лбу прихвачены ре­
мешком-полоской. В левой мочке уха золотая серьга треугольником,
нижний угол которой заканчивается будто подвешенной к нему на
тонкой ножке бульбочкой.
Худой, длиннолицый, костистый прямой нос, на правой скуле
красноватая выпуклая родинка с торчащими из неё тремя рыжими
волосинками. А усы и борода, как и волосы, светло-русые. Полуду­
жья бровей белесые. Глаза в обрамлении таких же белесых век го­
лубые с прозеленью, с прицельным прищуром смотрят вниз. В тон­
ких пальцах правой руки зажато гусиное, а может, лебединое перо,
искристо белое.
Человек чертит с напряжённым вниманием, не пишет, а имен­
но чертит. И в то же время уже готовый алый чертёж словно висит в
воздухе между ним и тобой - два круга один над другим. В верхнем
- равносторонний треугольник с вписанными в него тремя кружочка­
ми, два рядом, а третий - по центру над ними. В нижнем круге -
пятиконечная звезда.
Позже Зоран объяснит мне значение этого чертежа, вернее двух
небольших чертёжиков: Согласие мироздания да будет в человеке,
и да будет человек в ауре животворящего духа, как мироздание в
коле, создавшей и удерживающей его Согласие силы.
Потом я всё пойму, но когда он впервые открыл передо мной
большущую книгу, я помню, как по всему моему телу пробежали
колкие мурашки, и я ошалело застыл, а моя двумя годиками стар­
шая сестрёнка Верочка стояла рядом совершенно спокойная. Ока­
залось, она не видела ничего, кроме тех двух плоских чертёжиков,
которые помещены на первой странице этой моей книги.
Верочка видела только глазами, а не всеми клетками тела, как
я.
Обладавшая удивительными для непосвящённого свойствами
книга, открытая передо мной Зораном, была одной из наших обыч­
ных дохристианских книг, которые крестившие Русь христиане сжи­
гали как дьявольское «чернокнижие», хотя никакого отношения к
чертовщине они не имели. Весь их секрет заключался в умении
наших пращуров пользоваться биоэнергетикой.
Пергамент для них изготовлялся из кожи трёх-четырёхнедель-
ных жеребят-сосунков. Мездровая её сторона выделывалась под
56 мелковолокнистую замшу, обратная сторона - гладкая. Затем гото­
вая кожа резалась на листы по длине в три четверти аршина (53,34
см) и 2,5 пяди (42 см) в ширину. С гладкой стороны листы, а также
их торцы покрывались тонким слоем замешанного на яичном желт­
ке порошка из обожжённой белой глины, которая теперь идёт на
производства фарфора и фаянса. Из неё делаются также те белые
чашечки, какие вы видите на всех столбах электролиний, - они обла­
дают качеством диэлектрика и служат изоляторами.
Покрытая глиняным порошком сторона листов просушивалась
на медных как бы противинях над слабым огнём в закрытом поме­
щении, после чего листы переворачивались и в этих же медных про­
тивинях выставлялись на жаркое солнце, чтобы замшевая сторона
пергамента напиталась солнечной энергией. Но замша вбирает в
себя не всю энергию нашего светила, а только те его излучения,
которые свойственны также биоэнергии. Теперь они заново не так
давно открыты и названы Z-лучами.
Потом листы пергамента брошюровались, как современные
толстые тетради с металлической спиралью на корешке. Но вместо
такой спирали использовали согнутые в овальные кольца распарен­
ные точёные прутики из хорошо высушенного бука или ясеня. Без
учёта обитой тонкими медными листами обложки из досок морёного
дуба книга делалась толщиной в четыре вершка (18 см). На обложке
рунилось, то есть гравировалось её название. Чтобы оно лучше чи­
талось, в бороздки букв заливалось серебро с чернью. Одновре­
менно для книги изготовлялся такой же массивный дубово-медный
футляр с закрывающейся на медные же застёжки-замки крышкой
справа.
Книга мастерилась на века. Именно мастерилась, и с большой
тщательностью, ибо для сохранности той информации, которую в
неё заложат, каждая деталь её материала должна была обладать
определёнными физическими качествами.
До нас дошло много вавилонско-ассирийских глиняных «таб­
лиц» с их клинописью. Клинообразные буквы выдавливали на сы­
рой глине, которую потом высушивали и обжигали, как керамику.
Говорю об этом, чтобы читатель сравнил для себя, как в те же
прадавние времена создавали книги наши пращуры.
Сначала текст будущей книги россичи записывали заточенны­
ми, как карандаш, металлическим стилом на покрытых воском дос­
ках, где допускались какие угодно исправления и в самом тексте, и в
сопровождавших его чертежах-символах. Автор не может писать
сразу «набело». Стараясь точно передать свою мысль, он то «бе­
жит» за ней, не заботясь о правописании, то ищет наиболее выра­
зительные слова, зачёркивая одни и ставя где попало вместо них
другие. Он - творец, а творчество рождается в муках.
57 Тем не менее, главным в создании книги был не автор или группа
авторов, а тот, который написанное на восковых досточках перепи­
сывал на пергаменте. Он писал гусиным или лебединым пером алы­
ми чернилами, изготовленными из растворённый в спирте еловой
живицы (смолы) и тонко растолоченной киновари.
Переписчиком мог быть не каждый, а только человек, обладав­
ший богатым воображением и такими клетками тела, которые био­
энергию излучают. Тогда все картины, какие возникают в его вооб­
ражении, вместе с его биотоками впитываются в пергамент, как на
кинопленку. Поэтому та сторона пергамента, на которой он пишет и
чертит, выделана под мелковолокнистую замшу - чтобы увеличить
её площадь. Ведь если растянуть каждую волокнинку замши, то об­
щая её площадь получится во много раз больше, чем её обратная
гладкая сторона, покрытая белой глиной. А такое покрытие сделано
с той же целью, что и фарфоровые чашечки на столбах электроли­
ний, -для изоляции, чтобы биоэнергия пишущего не проникла сквозь
один лист пергамента на другой. И смешанной с еловой живицей
киноварью он писал тоже не случайно.
Клетки переписчика излучают биоэнергию, а мои устроены ина­
че, они принимают его биотоки, как телевизор, и всё, что возникало
в его воображении, когда он писал, я вижу. И вместе с тем читаю
текст, как титры в немом кинофильме. Потому что киноварь его энер­
гию не впитывала, она проходила в пергамент только через сме­
шанную с ней еловую живицу, которая в себе удерживает частички
киновари. Благодаря этому и создаётся эффект титров, словно ви­
сящих в воздухе между тобой и теми живыми картинами, которые
впитал в себя замшевый пергамент. Но моя сестричка Верочка кар­
тин не видела, так как глазами они не воспринимаются, глаза видят
только написанное киноварью, а картины воспринимаются клетка­
ми тела, если им свойственно такое качество. Поэтому недавно умер­
шая знаменитая болгарская прорицательница Ванга, будучи слепой,
ясно видела всё живое и точно описывала словами внешность каж­
дого, кто к ней приходил. Наши глаза не могут расшифровывать кар­
тины, закодированные в биотоках. Почему - я не знаю.
Мне самому кажется, что также как я, видят все, для меня это
обыкновенно, но все говорят, что такая врождённая способность
встречается у людей не часто. Потому Зоран и приехал в нашу Ми-
сайловку аж с Памира, специально, чтобы учить меня. Моя пови­
вальная бабка Даромирка сообщила ему обо мне вскоре после мо­
его рождения, и он приехал на два года к нам, когда я созрел для
учёбы. Но мне ничего об этом не сказали, просто познакомили с
очень интересным дедушкой, к которому я должен был приходить
каждый день заниматься. Он поселился у Даромирки.
Высокий, суровый, с клином ниспадавшей на грудь льняного
58 цвета бородой, Зоран держался со мной так, будто я был для него
вовсе не мальчик, а ровня. Сегодня и мне с трудом верится, о каких
материях он вёл со мной беседы, когда мне от роду было всего-то 4-
5 лет И вообще трудно, наверное, себе представить мальчика в та­
ком возрасте кем-то вроде ученика платоновской академии. Но всё
же, говоря об этом, я, вспоминая те годы, нисколько не склонен что-
либо преувеличивать, да мне это и непозволительно.
!Сейчас, с вершины теперешнего своего возраста, мне любо­
пытно взглянуть на того человечка, который был одновременно и
обычным мальчиком, не чуравшимся ничего, что свойственно дет­
ству, и этаким маленьким босоногим мудрецом в коротких штаниш­
ках, рубашонке-разлетайке и чрезмерно широкополом клетчатом
картузе, которого я терпеть не мог, но Зоран, заказавший его для
меня в Богуславе, сказал, чтобы летом в солнечный день я без него
на улицу не показывался, так, мол, необходимо. И до морозов со
снегом велел ходить босым, хотя для лета у меня были распрекрас­
ные парусиновые туфельки, а для осени - ботиночки. Однако я обя­
зан был-де набираться силы земли. Попробуй ещё не в морозы, а в
заморозки появиться обутым. Зоран так глянет, будто иголками в
тебя кинет. А Мирка ахает, словно Зоран не меня, а её всю взглядом
своим проколол. Это я про себя так - Мирка - в отместку её обзы­
вал, потому что она не любила, чтобы к ней обращались с умень­
шительным именем - бабка Мирка вместо, как полагалось, Даро-
мирка или в ласковом выражении Даромира. Закозыристая была -
страсть. Не надо бабы Яги в компании с Кощеем Бессмертным. Но
Кощей не Зоран, нет.
! Ровней-то, ровней он держался со мной, но слова суетного не
ронял. Я же к четырём своим годам умудрился прослыть в Мисай­
ловке не только на наших Боднях, но даже в Надросье и на дальних
Ярах несносным забиякой и шкодливым всюдусуйкой, отчего бабка
Даромирка, как я теперь понимаю, пребывала в постоянной трево­
ге: вдруг выкину очередной коник и всерьёз рассержу Зорана, да он
откажется со мной заниматься. А его-то она в Мисайловку не с ближ­
него света призвала. Не могло не тревожить её и другое, куда более
существенное: Емеля-Мели-Неделя, авось про уроки Зорана зачну
языком плескать. То несведущим кажется, что охота на «ведьм»
сошла на нет в эпоху Просвещения. Как бы не так! В 1931 году наш
Наркомздрав созвал в Москве всесоюзный съезд экстрасенсов, око­
ло двухсот человек съехалось. Съезд продолжал работать полторы
недели, пока все не выступили. Потом его участников пригласили
якобы на обед в Кремль, на самом же деле на автобусах отвезли их
за Москву и расстреляли где-то в лесу под Истрой. Случайно не­
сколько человек на «званый кремлёвский обед» не попали, и кто-то
из водителей тех автобусов, рискуя головой, их предупредил, чем
59 спас жизнь и им самим, и многим другим, о ком никаких данных в
Наркомздраве, видимо, не имелось и потому участи своих более
известных коллег они избежали, но затаиться им пришлось очень
надолго.
И я сейчас ещё поражаюсь мужеству Зорана и бабушки Даро-
миры. Они ведь целиком полагались на мисайловчан. Я ребёнок -
существо ненадёжное, а в селе две с половиной тысячи дворов и в
каждом самое малое 5-6 душ, а то и 10-12. Всякие могли оказаться.
Но Зоран и бабушка Даромира, наверное, знали, в какой мере им
может угрожать опасность. Я понял коллективный характер моего
села во время гитлеровской оккупации, когда старостой у нас стал
не коренной мисайловчанин, а приезжий учитель некто Загоруйко,
дезертировавший из Красной Армии и в охотку служивший фашис­
там, но все-таки с нешуточной оглядкой - до войны он проработал в
Мисайловке семь лет и присмотреться мисайловчанам времени у
него было достаточно.
Вот здесь я и скажу о своём селе, история которого выделяется
и на фоне истории богуславщины. Но прежде нам придётся опять
сделать отступление в общегосударственную историю России.
В1113 году все иудеи-хазарины, наводнившие Русь при Влади­
мире I, внуке любечского раввина Малка, и семи его единокровцах,
сидевших на золотом столе в Киеве после него, из Киевской Руси
были изгнаны Владимиром Мономахом. Но проникать в пределы
Руси, а затем и России они всё же, несмотря на грозившие им опас­
ности, стремились всеми способами, особенно при Петре I, кото­
рый официально въезд в Россию евреям хотя и запретил, однако
как раз при нём им удалось создать в Москве так называемую «Не­
мецкую» слободу под видом лютеранцев. Рядясь, то в голландских,
то в германских, то в «гишпанских», то ещё в каких-то негоциантов,
оседали они и в других городах и селениях нашей страны. Под раз­
ными ликами и в разных ипостасях находились они и при царском
дворе. Например, известный петровский дипломат барон Пётр Пав­
лович Шафиров-сын крестившегося ради карьеры при российском
посольском приказе французского, но, судя по фамилии, скорее ка­
кого-то восточного еврея Берко-Псахия Шафира и жены его Ревек­
ки.
Но, поскольку большинство евреев, называвших себя христиа­
нами, продолжали тайно исповедовать иудейство, занимались рос­
товщичеством и другими недозволенными в России вещами, импе­
ратрица Елизавета Петровна в 1742 году издала Указ, в котором, в
частности, говорилось:
«Из всей нашей Империи как из Великороссийских, так и из
60 Малороссийских городов и сёл, и деревень всех мужеска и женска
пола жидов (то есть лиц еврейского вероисповедания. - А.И.), како­
го бы звания и достоинства ни был, по объявлению сего высочай­
шего нашего указа со всех их имением немедленно выслать за гра­
ницу, и впредь оных ни под каким видом в нашу Империю ни для
чего не впускать».
Вернувшийся к нам из Русского Зарубежья писатель Всеволод
Никанорович Иванов в романе «Императрица Фике» описал, как
Екатерина II, не будучи ещё самодержавной императрицей, скорбно
выстаивала сутками у начинавшегося разлагаться трупа Елизаве­
ты Петровны, демонстрируя россиянам свою преданность дщери
Петра, но, дворцовым путчем ворвавшись на престол, всю внутрен­
нюю политику Елизаветы Петровны она скоро забыла, в том числе
и её Указ 1742 года. Вопреки всем существовавшим в России на­
строениям и предрассудкам относительно евреев новая императ­
рица, укрепившись на троне, в ноябре 1769 года послала киевскому
генерал-губернатору Воейкову предписание, в котором не столько
разрешала, сколько требовала поселять евреев во вновь создан­
ной Новороссийской губернии в качестве колонистов. А перед этим,
дабы осуществить свои намерения по водворению евреев в Рос­
сию, проделала подготовительную работу, ведя тайную переписку с
рижским генерал-губернатором Брауном, особо доверенным курье­
ром между которым и ею служил некий секунд-майор Ртищев.
«Когда от Канцелярии Опекунства будут рекомендованы неко­
торые иностранные купцы Новороссийской губернии, - писала она
Брауну, когда ещё никаких «иностранных купцов» в Новороссийс­
ком крае не имелось, - то им разрешить проживание в Риге для
производства торговли на таких же основаниях, как это дозволено
законом купцам других русских губерний в Риге. Ежели, далее, эти
купцы отправят в Новороссию своих приказчиков, уполномоченных
и рабочих, то выдать им для безопасного пути, независимо от их
вероисповедания, надлежащие паспорта и давать им провожатых.
Ежели, наконец, из Митавы прибудут три или четыре человека, ко­
торые пожелают отправиться в Петербург из-за требований к казне,
то выдавать им паспорта без указания национальности и не наводя
справок об их вероисповедании, а обозначить в паспортах только
их имена. Для удостоверения своей личности эти люди предъявят
письмо находящегося в Петербурге купца Левина Вульфа».
Слова «евреи» в письме не было, но секунд-майор Ртищев
Брауну, несомненно, всё объяснил надлежащим образом. И он не­
медленно был командирован в Митаву, откуда 7 мая 1764 года вер­
нулся в Ригу с семью евреями. Далее в Петербург с ним отправи­
лись три купца: Давид Леви, Моисей Арон и Израиль Лазарь, а так­
же их приказчик или рабочий Яков Маркус. В Петербурге же забот-
61 ливая Екатерина присоединила к ним раввина Израиля Хаима и двух
его служок Натана Авраама и Лазаря Израиля из Бирзена.
В посланном с Ртищевым ответном письме императрице Бра­
ун писал: «... не могу поручиться, удалось ли сохранить в этом деле
тайну, поскольку евреи прибыли в Ригу открыто и, сколько я знаю
эту нацию, отъезд их тоже едва ли остался в тайне».
Рижскому генерал-губернатору Брауну это поручение императ­
рицы, надо полагать, удовольствие не доставило, так как рижское
купечество и бюргерство, да и местное население, вели борьбу про­
тив разрешения евреям проживать в Риге и заниматься торговлей
или какими-либо другими своими делами. На краткое время им по­
зволялось останавливаться лишь в одном заезжем дворе - Москов­
ском форштате, но без всяких сношений с жителями города.
Что вызвало у Екатерины такое необыкновенное благоволение
к евреям, сказать со всей определённостью трудно, версий суще­
ствует много, но какая-то серьёзная причина для этого была, безус­
ловно. Иначе с чего бы это вдруг в 1780 году она, всемогущая и уже
великая, изволила посетить в Могилёвской губернии вновь образо­
ванное еврейское местечко Шклов (отсюда, кстати, фамилии-псев­
донимы известных в нашей литературе Шкловского и Чуковского,
приложивших немало усилий к тому, чтобы таких гигантов русской
литературы, как Лев Толстой и Николай Некрасов, мы читали и вос­
принимали так, как они того хотели). На пышной церемонии в Шкло-
ве еврейский хор пропел императрице России благодарение на трёх
языках: идиш, немецком и русском:
«Ты дозволила нам проживать в твоей стране в мире и безо­
пасности, под сенью твоего благоволения и под охраной твоего ски­
петра, в согласии с природными жителями. Как и они, мы восхища­
емся твоим величием, как и они, мы проникнуты бессмертием твоей
славы, как и они, мы счастливы тем, что мы твои подданные ».
Из того, что я скажу дальше о Богуславе, по аналогии можно
заключить, что природные жители Малороссии, однако, не особен­
но радовались обретением Российской империей новых подданных.
Тогда, в 1764 году, с водворением евреев на постоянное место­
жительство в Новороссийскую губернию у Екатерины ничего не по­
лучилось. Помня Указ Елизаветы Петровны и не получив пока пря­
мых предписаний новой императрицы, местные власти при появле­
нии их в Новороссийском крае незамедлительно выдворяли незва­
ных пришельцев восвояси, несмотря на наличие у них паспортов
без указания национальности. Достаточным указанием на это слу­
жила внешность их владельцев, а в Указе Елизаветы Петровны пря­
мо говорилось: «...ни под каким видом... ни для чего...».
И тогда Екатерина, наверное, поняла, что даже её, самодер­
жавной монархине, подобным образом свой замысел не осуще-
62 ствить. Для этого нужно было найти путь, чтобы поставить Россию,
активно не желавшую принимать сие племя, перед свершившимся
фактом: евреи - подданные Империи! С этой целью, собственно,
стараниями Екатерины и был осуществлён в 1772 году первый раз­
дел Польши между Пруссией, Австрией и Россией, в результате чего
Россия сразу получила более трёх миллионов так нежелательных
для неё подданных. Часть из них проживала в принадлежавших
ранее Польше Белоруссии и на Правобережной Украине, в том чис­
ле в Богуславе, однако все евреи из него были выгнаны богуславча-
нами во время второй Килиивщины в 1768 году и впредь в город не
допускались, хотя народное восстание польской шляхте помогла
жестоко подавить Екатерина II. Но теперь, став подданными Рос­
сийской империи, они обратились к императрице с петицией, в кото­
рой жаловались, что, будучи изгнанными из Богуслава, потеряли там
подаренного польской короной имущества общей стоимостью на
284 тысячи злотых, что по тем временам составляло сумму громад­
ную, и всеподданнейше просили её величество изыскать возмож­
ность понесённые ими убытки как-то возместить.
Екатерина II, наслышанная о своенравной Богуславщине, на­
шла, казалось, соломоново решение: милостиво подарила Богус­
лав со всеми прилегающими к нему 30 сёлами своему бывшему
любовнику, последнему королю польскому Станиславу Августу По-
нятовскому, предложив ему вернуть евреев в Богуслав и возмес­
тить им упомянутые 284 тысячи злотых за счёт взыскания означен­
ной суммы с местного населения. Но, несмотря на обещанную Ека­
териной на случай необходимости воинскую помощь, Станислава
Августа, не по наслышке знавшего богуславчан, райский уголок над
Росью нисколько не прельстил. Он тут же «великодушно» переда­
рил его своему тёзке и однофамильцу князю Станиславу Понятовс-
кому. Однако и тот, не будь простаком, счёл за лучшее небрежно
проиграть королевский подарок польскому же графу Ксаверию Бра-
ницкому. Этот шальной выигрыш принял, но, чтобы закрепить его за
собой, обратился к той же Екатерине с просьбой о постоянном рас­
квартировании батальона охранительных войск в Богуславе и роты
- в Медвине, желательно не российской национальности, каковую
просьбу «милостивая» императрица положила удовлетворить, при­
слав в распоряжение графа Ксаверия Браницкого 700 вооружённых
лифляндцев и к тому же письмо, дававшее право графу или его упол­
номоченным пользоваться услугами киевской жандармерии по мере
потребности.
Эрнест Ренан, историк и лингвист, со своим французским тем­
пераментом не переставал утверждать: «Всякая история прелест­
на, поскольку она всегда полна драматизма». Это было, как пишут
его биографы, у него любимое словечко, по всякому поводу, к месту
63 и не к месту восклицать: «Прелестно!». Но в принципе он прав, ни­
какую историю перетолковывать на тот или иной лад не следует,
тем более шарахаясь из крайности в крайность, как это принято у
нею со времён крещения Руси, а не только Октябрьской революции.
От этого лишь непрерывные переоценки ценностей и затемнение в
мозгах.
По-видимому, тоже неплохо осведомлённый о богуславчанах
граф Ксаверий Браницкий сам поселяться в Богуславе желания не
изъявил. С помощью лифляндцев и киевских жандармов он водво­
рил в город три тысячи евреев, предоставив им все права по управ­
лению Богуславщиной, определив для себя сумму дохода и велев в
кратчайший срок возвести на самом высоком месте в Богуславе за
счёт, разумеется, богуславчан и их усилиями католический костёл,
хотя ни в ближайшей, ни в более отдалённой перспективе прихожан
для него не ожидалось, так как поляки объезжали Богуслав десятой
дорогой, а надеяться на привлечение в лоно богоспасательной ка­
толической церкви закоренелых «язычников» и воинственно настро­
енных вместе с ними против реформ патриарха Никона одной-полу-
тора тысяч православных было бы напрасной иллюзией. Величе­
ственное здание костела, пусть без ксендза и прихода, должно было
стать символом того, что «ещё польска не сгинела».
Замок же и всю девятивратную Богуславскую крепость, не
менее тридцати веков стоявшую несокрушимой твердыней против
всех посягателей сначала на Голунь, затем на Градеж, потом на
Богуслав, граф приказал разрушить до основания, что лифляндца-
ми и было исполнено, однако не скоро. Семь лет понадобилось им,
чтобы закладывая под стены и фундаменты бочки с порохом, взры­
вать замок и крепость.
Одновременно строилось в Богуславе семь синагог, средняя
общеобразовательная и средняя духовная еврейские школы, так как
прибывшие сюда первыми 3 ООО евреев рассматривались только
передовым авангардом. По ходу строительства их число намеча­
лось постепенно увеличить до 10 000-15 000 и, кроме батальона
лифляндцев, создать также батальон еврейской «самообороны»,
то есть вооружённых сборщиков налогов и надсмотрщиков на раз­
ных работах.
Словом, для Богуславщины настали весёлые времена. Что­
бы не распалять воображение читателей, не буду описывать все
деяния новых поселенцев, они не так интересны. Скажу только о
некоторых банальностях. Например, пан главноуправляющий Бо­
гуславщиной Моше Срул Бродский, память о котором и сегодня в
Богуславе жива, был большим шалуном, любил ездить по городу и
сёлам на бричке, запряжённой не лошадьми, а двенадцатью зануз­
данными и празднично одетыми, в лентах, венках, вышитых сороч-
64 ках и цветастых плахтах, красивыми молодыми россичками. У куче­
ра пана Бродского Лейзика Гпускина они бежали так же резво, как
хорошо накормленные добрым овсом лошади. Но овсом он, конеч­
но, их не кормил. В левой руке Лейзик крепко держал вожжи, а в
правой - такую себе голосистую птичку или, если сказать по-друго­
му, плётку-семихвостку. Лейзик умел делать так, чтобы она свисте­
ла, как не одна, а сразу-таки семь птичек. Она была порядочно длин­
ной, потому что Лейзик запрягал девушек цугом по три в один ряд, а
всего рядов, как вы понимаете, получалось четыре, и Лейзику при­
ходилось доставать плёткой до передних. Он, наверное, неплохо
натренировал правую руку. Не так легко всё время держать на весу
такую плётку.
Конечно, не хорошо, кто говорит, закапывать живых людей в
землю или чтобы на их руках горели намоченные в керосине тряпки.
Ну да, но кто же закапывал их насовсем? Это делалось всего на
какой-нибудь час, может, даже меньше часа. Никто не умирал. Кому
надо, чтобы кто-то умирал, если он должен работать и платить то,
что ему платить полагается? И никто не сжигал у кого-то руки со­
всем. Их немножко поджигали только лодырям и тем, кто делал вид,
будто у него плохая память и он забывал вовремя принести в конто­
ру те несколько грошей, которые полагались пану.
А что делать? Надо же как-то учить этих гоев, если добрых
слов они не понимают. Сколько раз было говорено попу Онисию,
что за всякую службу в этом их храме он должен платить по одному
злотому с головы прихожанина пану главноуправляющему и пол­
сотни злотых благочестивому Нох-Ицку Бурд-Грановскому, потому
что благочестивый Бурд-Грановский тот их храм арендовал у само­
го графа, и то был его законный маленький гешефт. И что бы вы
думали? Этот наглец поп Онисий, не спрашивая разрешения у бла­
гочестивого Бурд-Грановского, взял себе за манеру здоровенной
железной кувалдой сбивать те не такие уж дешёвые замки, которые
благочестивый Бурд-Грановский своими руками вешал на двери цер­
кви и ключи от которых, как вы понимаете, носил у себя в кармане. А
ключи, скажу я вам, были не перышко, но они оттягивали карман
благочестивого Бурд-Гановского совершенно напрасно. Назавтра за
свои кровные он должен был покупать и новый замок, и новый ключ.
И вы думаете поп Онисий делал только это? Если бы только это! Он
сбивал кувалдой замки с церкви, чтобы править свою службу, а де­
нег ни пану главноуправляющему, ни благочестивому Бурд-Гранов­
скому не платил ни шеляга. И вот вы, разумный человек, скажите,
пожалуйста, кому понравится такое терпеть? Кто имеет право отни­
мать у честных людей их законный маленький гешефт да ещё при­
носить убытки с этими замками? И не надо забывать те непустяко­
вые монеты, которые благочестивый Бурд-Грановский заплатил гра-
65 фу за аренду этой их церкви. А что он получил обратно?! Поп Они­
сий заставил-таки сам посадить себя на кол. Все видели как он «де­
лал шум» на весь Богуслав, и все слышали, что сказать больше
хороших слов ему было нельзя...
Готеню, азухен, Готеню!
...Не позднее 70 г. до н. э. наши праотцы предупреждали
римлян:
m urn w/vvnwi- mwFH-
r\>m SKAI-KI-W^/- № Voir?
?V.HK>M WAihWM о
«Врашася xoflai HaciMia од PJMO. Tnjacia усм1рят1 Tia, велереч1
звездам^ од торкаыа мечем1я полуды край мор1я. Рыбща ще. Jlixo
MHoreMi. Kpai полноч1я человец1я, Kio сараыя хшеыя, преполне, Kpai
HaciMia, дою не прмде Водщтея. Не успе велереч1я волхв1а HaciMia.»
«Возвратились ходоки наши из Рима. Старались усмирить тех,
объясняя по звёздам, чтобы не трогали мечами южную сторону моря
(здесь ясно, что имеется в виду Средиземное море. - А.И.). Рыбица
идёт. Горе многим. Северные страны люди, как саранча, хищные,
переполнят наши страны пока не придёт Водолей. Не сумели дока­
зать волхвы наши.»
Ниже на двух рисунках показано, что нормальное триедин­
ство жизни в Северном полушарии будет нарушено теми, кто пер­
выми испытает на себе воздействие созвездия Рыб. Согласно аст­
рологии, это должно было произойти (и произошло) в 69 г до н.э.
(отсюда исчисление новой нехристианской эры, которая продлится
до 2597 года, когда наше Земля перейдёт под влияние созвездия
Водолея) в квадрате между 30-й и 40-й северными широтами и 30-м
и 40-м восточными меридианами, там, где находятся Египет, Палес-
66 тина, Ливан, Сирия и часть Аравии. Потому волхвы россичей и уго­
варивали римлян не идти туда войной. Из-за этой войны они пред­
видели большие беды для всего Северного полушария. Но римля­
не их не послушали. Как известно из истории, в 63 t до н. э. они
покорили Иудею, в результате чего, по оценкам современных уче­
ных, на огромной территории Римской империи оказалось от 4 до
4,5 миллионов палестинских евреев, которые потом разбрелись и
по многим другим странам Северного полушария...
В неприступный было Богуслав лифляндцы с графом Ксаве-
рием Браницким вошли свободно. Увидев на них форму российских
солдат, богуславчане впустили их в крепость сами. И в тот же день
точно так же поступили медвинцы. Остальные сёла Богуславщины
лифляндцы занимать не стали, считая их беззащитными. Но об­
манулись.
Когда в Богуслав начали прибывать евреи, в Мисайловке,
которая находится в семи километрах от города, сразу поняли, чем
это им угрожает, и в одну ночь вырыли укрепительный ров со сторо­
ны Богуслава длиною в три километра. Размытый за два с лишним
века талыми водами, он и сейчас ещё сохранился. Бережком те­
перь называется, потому что в образовавшейся длинной впадине
трава луговая растёт.
И заняли оборону, одновременно готовя такие же укрепления
со стороны Карапишей, Туников, Дыбинцев и Раскопанцев - шести­
угольником: шестой стороной служила Рось, подойти по которой к
Мисайловке и пройти вдоль села можно было только либо от Раско­
панцев, либо от Дыбинцев.
При тогдашнем вооружении на взятие окопавшейся Мисай-
ловки нужно было бросить добрую дивизию, если не все две. Дело в
том, что она, как и Медвин, имела в то время свой неплохой арсе­
нал с пушками, ружьями, достаточным запасом пороха и свинца.
Здесь же находился филиал Богуславского литейного завода, кото­
рый мог изготовлять бомбы, лить ядра, картечь и даже пушки. А с
продовольствием и водой проблем не было никаких. Но стоять на­
смерть мисайловчане не собирались, они задумали иное.
Так сказать, «дипломатический» центр Богуславщины был
не в Богуславе, а в Мисайловке. Тут жили Лукомыслы, пращур кото­
рых ходил послом от всего Поросья и Каневщины в Суздаль к вели­
кому князю Всеволоду Большое Гнездо. К царю Алексею Михайло­
вичу тоже отправляли одного из Лукомыслов. Потому их Лукомыс-
лами звали, что изворотливость в мыслях у них наследственной
была. Любого дипломата перелукавить умели. И грамоты великок­
няжеские и царские, касавшиеся Богуславщины, хранились у них.
Как вы уже догадались, мисайловчане решили спешно отпра-
67 вить своё посольство в Петербург к самой императрице. Возглавил
его Лукомысл Радоцвет, которому не было ещё и тридцати лет, но
мисаловчане, вероятно, пришли к мнению, что для такой роли он
самый подходящий/Видный собою и многими иностранными язы­
ками свободно владел.
Приодели посольство соответственно чину. И сопроводитель­
ный лист составили важный, с большой сургучной печатью, указав в
нём имена всех посольцев христианские. Радоцвета Лукомысла
нарекли Иваном Ивановичем Григоренко. Коль фамилия в конце на
«-нко», стало быть из вольных казаков. Гришка Потёмкин только
через три года надумает Запорожскую Сечь и всё казачество на Ук­
раине ликвидировать. А лучшим пропуском на дорожных заставах и
почтовых станциях служила знатная грамота царя Алексея Михай­
ловича.
Не будь у них той царской грамоты, солидной сопроводитель­
ной бумаги да куньих мехов с горностаями на плечах (дело зимой
происходило), их бы как беглых холопьев враз зануздали. Кроме
того, посольство везло с собой перечисленные в сопроводитель­
ном листе богатые подарки императрице, а также кожаные мешочки
с золотыми ещё гривнами и царскими червонцами. Небрежно бро­
шенная золотая монета - тоже пропуск не плохой. Всё это, вместе
взятое, без особых хлопот решило в Петербурге и вопрос о доступе
к императрице. Сама её величество удивительными послами оказа­
лась заинтригована, велела звать, не томя ожиданием.
Радоцвет был не промах, порядок знал. Сначала, конечно,
дары. Рухлядь и прочее на не простой красоты рушниках Поросья
позади главного посла несли послы меньшие, он же сам, остано­
вившись на положенном расстоянии и преклонив правое колено,
протянул на шитой золотом и жемчугами подушечке осыпанную изум­
рудами и бриллиантами перламутровую шкатулочку - в личное
пользование её высочайшей особе (дед Радоцвета ту шкатулочку у
иноземных купцов на Москве впрок купил, когда был у царя Алексея
Михайловича, вот и пригодилась). Приняла благосклонно, даже го­
ловкой слегка изволила кивнуть.
Первым делом поблагодарил императрицу за дарованную ею
великую радость снова быть в неразрывном соединении с матуш­
кой Россией (здесь Лукомысл не лукавил, чистую правду сказал),
справился, как должно, о здоровье её величества и его высочества
цесаревича Павла Петровича, а затем уж плавно и к причине своего
посольства подобрался. Разумеется, с церквей начал (учтём, что
при сем присутствовал весь двор). Мол, казус престранный, матуш­
ка ваше величество, на Роси наблюдается, православные храмы до
сей поры в аренде у католиков остаются, а держава-то нынче пра­
вославная (об истинных арендаторах говорить не следовало, это
68 Радоцвет понимал, и ненавистный императрице Богуслав тоже упо­
минать не годилось; селение в десять тысяч душ на реке Рось, по­
чти город, Мисайловкой прозывается, а Рось в Киевской губернии,
коя обширна, вот и все координаты). Сквозь румяна на пухленьких
ланитах ее величества натуральная пунцовость проступила, охнула
сердешная. Эко, головотяпство чиновных наших нерадивых!
...Миссия Радоцвета Лукомысла из Мисайловки в Петербург,
о которой он составил подробнейший отчёт, - сюжет для отдельного
романа. Для нас же сейчас главное, что Екатерина, сама в лукав­
стве изощрённая, по достоинству оценила и весьма уместное лу­
кавство Радоцвета относительно арендаторов церквей.
Первостепенным его поручением от села было добиться
монаршьего способствования выкупить Мисайловку у графа Ксаве-
рия Браницкого. Тот бы своей охотой навряд ли её продал. Не толь­
ко ведь десять тысяч холопьев, ещё три тысячи десятин роскошной
пахоты да леса столько же, да выпасы, да луга заливные, да произ­
водства всякие... Дураком надо быть, чтобы от богатства такого от­
казаться, хотя бы и за деньги. Но Екатерина настолько, наверное,
прониклась симпатией к Радоцвету, что чуть было не передарила
Мисайловку ему. А может, сам он ей глянулся по известной её жен­
ской слабости. Радоцвет, однако, ответил на её родном немецком:
- Премного благодарен, матушка ваше величество, не гонец
я за прибылью, ты бы лучше ордер охранный Мисайловке даровала
по вольному мещанскому сословию, пользы от того больше твоей
державе будет.
Тут её величество и совсем растаяла.
Короче говоря, благодаря дипломатическому искусству Радоц­
вета Лукомысла и охранному ордеру Екатерины II, Мисайловка, бу­
дучи в самом центре громадных владений графа Ксаверия Браниц­
кого, которому с 1772 года принадлежала вся Богуславщина, избе­
жала лихой участи крепостного холопства. Не осмелился граф ор­
дер императрицы оспаривать. Как жило издревле село тремя свои­
ми общинами: Надросье, Бодни и Дальние Яры, так и продолжало
жить, имея статус вроде вольного города. Радоцвета же Екатерина,
узнав, что тот в иностранных языках искусен, оставила в Петербур­
ге при дипломатическом ведомстве. Только с фамилией у него не­
доразумение вышло. Как вы помните, в мисайловских бумагах его
записали Григоренко, а в Петербурге превратился он в Классена.
Видимо, чиновникам канцелярии её величества велели записать его
по такому-то классу, а те, немцы, не разобрав, и влепили в паспорт
«Классен».
Это его внук статский советник Егор Классен, он же Григорий
Иванович, доктор философии и магистр изящных наук, написал
вышедшую тремя отдельными выпусками (два в 1854 году и третий
69 в 1861 году) в типографии Московского университета книгу «Новые
материалы для древнейшей истории Славян вообще и Славяно-
Руссов до Рюрикового времени в особенности, с легким очерком
Руссов до Рождества Христова», которую наши историки при жизни
Ленина и Сталина поносили как лженаучную, заперши её в спецхра­
нах, а теперь делают вид, будто такого исторического труда и вовсе
не существует. Никак почему-то не хочется, чтобы история Руси на­
считывала больше, чем одну тысячу лет. Так и вошло в обиход с их
подачи действительно лженаучное: тысячелетняя история Руси...
Будто из небытия, этак вдруг громадная держава вынырнула, при­
чём сначала бессловесная, немая, потом уж на смеси иллирийского
и булгарского наречий заговорившая, вроде как на общеславянс­
ком.
Между тем, книга Классена, пусть и с заметным несовершен­
ством, слишком бегло, но всё-таки показывает не выдуманную до­
сужими академиками, а нашу подлинную отечественную историю.
Кроме огромного количества иностранных источников, Егор Клас­
сен широко использовал также дохристианские летописи, хотя и не
ссылался на них по той же причине, по какой не указывал их Михаи­
ле* Ломоносов, создавая свою «Грамматику Российскую». Зато Клас­
сен опубликовал 10 таблиц из книги упоминавшегося мною польско­
го учёного Фаддея Воланского, собравшего памятники слов'янской
письменности почти за три тысячи лет до н.э. и ещё за одну тысячу
лет до крещения Руси. С этой его книгой и с ним самим произошла,
на мой взгляд, очень интересная история, которую я узнал в Рус­
ском Музее в Сан-Франциско, читая воспоминания Егора Классе­
на, пока, к сожалению, не изданные ни у нас, ни за границей.
Когда труд Ф. Воланского в 1847 году вышел в свет в Варша­
ве, католический примас Польши, входившей в состав Российской
империи, обратился в Святейший Синод России с просьбой испро­
сить разрешение у императора Николая I применить к Воланскому
аутодафе на костре из его книги. Тот, однако, Николай I, которого
все наши писатели привыкли изображать невежественным Палки-
ным, затребовал, тем не менее, сначала книгу Воланского и вызвал
из Москвы для её экспертизы Классена. Простой случайностью это
быть не могло. Вероятно, Николай I знал, что наша дохристианская
письменность Классену известна. Потом император приказал «взять
потребное количество оной книги под крепкое хранение, остальные
же, дабы не наносить вред духовенству, сжечь, к Воланскому же
прикомандировать воинскую команду для содействия ему в его экс­
педициях по сбиранию тех накаменных надписей и впредь и охра­
нения его персоны от возможных злоключений». Так распорядился
Николай Палкин. Классену же велел опубликовать в своём сочине­
нии такие таблицы из книги Воланского, которые бы не вызывали
70 недовольство Русской православной церкви, что Классен и сделал
со всей предусмотрительностью. Но недовольство со стороны цер­
кви всё равно вызвал великое, как теперь раздражает наших учё­
ных историков одно упоминание его имени.
Но вернёмся к Мисайловке.
Я говорил, что коллективный характер мисайловчан мне стал
понятен во время гитлеровской оккупации, когда старостой у нас
был приезжий учитель За гору й ко, работавший до войны в Мисай­
ловке. Так вот, в то время в нашем селе проживала богуславская
еврейка Хана Мордухеевна, вышедшая замуж за мисайловчанина.
Фашисты её с двумя детьми, конечно, расстреляли бы. Но Загоруй-
ка в селе предупредили, что, мол, если Хану Марковну (так её назы­
вали, «Мордухеевна» трудно произносить) расстреляют, в ту же мо­
гилу ляжешь и ты.
За семь лет тот отлично усвоил: пустыми словами в Мисай­
ловке не бросаются. Как уж он договаривался с гитлеровцами, неиз­
вестно, но Хана Марковна и её дети не прятались и остались живы.
Я думаю, и Зоран, приехавший с Памира, чтобы учить меня
«крамольным» наукам, был уверен в мисайловчанах вполне. В трид­
цатых годах их боялись даже богуславские энкэвэдэшники. Ни од­
ного человека не осмелились репрессировать. За одного невинного
все бы жизнью поплатились, вернее, всё начальство их смердючего
райотдела.
Закон же мисайловчане чтили, но тот Закон, в коем прибежи­
ще справедливости. Как римляне говорили: «Пусть рушится мир, но
да здравствует юстиция!» Потому в Мисайловке и хмурились, если
кто-то, не подумавши, называл службу энкэвэдэшников псовой. За
что верную своим обязанностям животину обижать? Подлым нра­
вом собаки не отличаются.
...Смежив веки и немножко отстраняясь от сиюминутного
бытия, я вижу Зорана живым, его Душа со мной и во мне.
Ни у кого другого не видел такой улыбки. В чуть размытой
голубизне глаз короткий всплеск искринок и лучики света, на мгно­
вение озаряющие морщинки сомкнутых тонких губ. Я всё же успе­
ваю их улавливать и чувствую, как в моё тело множеством токов
извне входит, расплываясь по всему мне, теплынь. Но глаза мои
продолжают смотреть на Учителя с прежним вниманием. Губы его,
скрыв два ряда ровных, белых с сининкой зубов, смыкались только
на совсем малый момент. Он такой же серьёзный. Спокойно звучит
молодо баритонный голос. Я слушаю его, но и рассматриваю учите-
71 ля и всякий раз нахожу в его облике что-то необычно интересное.
Вы видели, как на вешалах светится под солнцем чесаное льняное
волокно? Представьте себе такие волосы. От высокого, с волнисты­
ми прочерками складок лба они перекинуты через голову до самых
лопаток на спине. И от висков, где небольшие лысоватые прогалин­
ки залысин, по краям удлинённого лица двумя постепенно расширя­
ющимися полосками сбегают вниз, в такую же льняную бороду кли­
ном. А усов нет. Верхнюю губу делит пополам выемка с кажется же­
стковатыми, если бы можно было дотронуться кончиком пальца,
закраинками. Ноздри словно просвечиваются: две слегка скошен­
ных книзу треугольника с немного закругленными углами возле уз­
кого кончика носа. На переносице горбинка, а дальше вниз прямая
линия с тонюсенькими красноватыми прожилками. Если посмот­
реть сбоку, она от горбинки до кончика носа по косине поднимается
вверх, потом на кончике носа сначала изламывается прямым углом,
затем, соединяясь с носовой перегородкой, - округло в косой, пада­
ющий под горку. Если бы кончик носа не был узким прямоугольнич­
ком, он казался бы клювистым, а так - нет.
Глаза не выпуклые и не посажены глубоко, нормальные. А
если бы разогнуть колечки надглазных век, они были бы очень длин­
ные и, наверное, закрывали бы все глаза. Брови прямые. Большая
часть их от середины лба гладкая, а дальше влево и вправо торчат
стрельчатыми кустиками. Ушные раковины закрывают волосы, выг­
лядывают из-под волос только их мочки. Они тоже как бы просвечи­
вают. Левая проколота, и там будто выпуклая маленькая золотая
заклёпка.
В дверь он входил, пригибая голову и сутулясь, иначе стук­
нулся бы лбом о притолоку.
Не знаю, сколько у него было рубашек, всегда, казалось, одна
и та же, с теми рядочками васильковых восьмиконечных звёздочек,
вышитых гладью на груди до пояска и по ободкам рукавов, из домо­
тканого льняного полотна, но белее бороды.
«Если Мирка стирает ему рубашки, то где же она их сушит,
нигде не видно», - хотел думать я, но боялся, что он услышит. Мои
мысли он слышал. Вот:
- Ногти на больших пальцах ног посинели оттого, что ритм
обмена веществ в организме к старости нарушается, и прежде все­
го это сказывается на ногах, так как они под постоянной нагрузкой
всего тела, поэтому их клетки и кровеносные сосуды должны рабо­
тать напряжённее, чем в остальных частях тела, но с приближени­
ем старости организм справляется с этой задачей всё меньше. По­
синение ногтей на больших пальцах ног означает, что кровоток в
ногах остаётся пока прежним, но обмен веществ в клетках уже за­
медлен. Потом и напряжение в кровотоке снижается, тогда ногти на
72 ногах обесцвечиваются, а мышцы начинают дряхлеть. Потому и надо
ходить босиком, с детства накапливать силу земли впрок, а в старо­
сти подпитывать ею ноги...
Ну да, у меня об этом только шевельнулось в голове, а он
услышал и сразу объяснил, я и слова ещё не сказал. Правда, рань­
ше я думал, почему и зимой он ходит в хате по «доливке» (так у нас
называется смазанный глиной земляной пол) босым и мне велел-
разуваться. Но доливка у бабки Даромирки была не холодной. Она
застила её мягкими веточками ели, а сверху свежую хвою густо по­
сыпала сухим чебрецом. У неё весь чердак был им набит. Ещё она
хранила в нём яблоки и лесные груши-гнилички. Внесёт в хату в
плетённом из белой лозы пол у котике, будто вот сейчас где-то в саду
набрала. Яблоки наливные, хрусткие, только намного душистее, чем
с дерева. Яблочный дух с чебрецом смешан. Запашище! - не знаю,
как рассказать...
Но меня опять в сторону уводит.
Ответив на не заданный мною вголос вопрос, Зоран тоже за­
кончил вопросом, потому что я сбил его с другой темы:
- Теперь ты понял, сынка, почему истинная форма Земли не
может быть такой, как на современных школьных картах?
- Да, Учитель, иначе она кувыркалась бы в пространстве.
Поэтому внизу, за Полуденным кругом, ей нужно, как у яйца, место
силы постоянства. А матка силы животворной в середине Земли
круглая, чтобы небесное тело равномерно вращалось вокруг своей
оси и в Коле Живота (в созвездии Зодиака, что по-гречески значит
Круг Животных).
Напомню читателю, что Зоран с первого дня говорил со мной
только по-древнерусски и я, всё прекрасно понимая, отвечал ему
точно так же, хотя раньше никогда древнерусского не слышал. В
Мисайловке все говорили по-украински, но от украинского и совре­
менного русского, на котором, кстати, я говорить ещё не умел, он
отличается очень значительно. Видимо, академик Николай Петро­
вич Дубинин прав, называя такое явление генетической памятью.
Оказалось, я «помнил» многие языки и наречия, которыми пользо­
вались наши пращуры, кроме болгарского, из него я «помнил» толь­
ко его иллирийскую часть. А когда мы с Зораном принялись за древ­
негреческий и латынь, то для меня это было словно повторение. У
моей памяти, однако, есть одно свойство, к которому я никак не при­
выкну. Часто кажется, что многие я напрочь забыл. Но если мне что-
то нужно, оно откуда-то всплывает, будто при нажатии кнопки в те­
перешних компьютерах. Никогда ничего специально удерживать в
памяти я не стараюсь, в необходимый момент оно вспоминается
само собой. Может быть, так у всех лкщей, и это свойство челове­
ческой памяти обычное, но я вот сколько живу сознательной жиз-
73 нью, не перестаю ему удивляться.
Хочу ещё привести пример из тех знаний, которые давал мне
Зоран. Взгляните на эти два рисунка.
На обоих показана истинная форма Земли. Но рисунок слева
взят из нашей дохристианской книги «Лад Сварожья», которой три
тысячи лет, а справа рисунок впервые сделан современными аме­
риканскими учёными с помощью широкомасштабных съёмок и зон­
дирования чуткими приборами планеты из Космоса. Разница же
между рисунками невелика, хотя наши пращуры создавали свой
рисунок, размышляя лишь над формой куриного яйца без скорлупы
и сообразуясь с визуально наблюдаемой динамикой движения не­
бесных тел.
В Природе всё малое повторяет в себе большое и наоборот.
Следовательно, яйцо как первооснова жизни необходимо должно
повторять в себе и важнейшие особенности планеты, на которой
есть жизнь. Желток яйца содержит в себе всё для зародыша, белок
- уплотнённое органическое вещество, которое под воздействием
тепловой энергии наседки превращается в продукт для питания и
развития зародыша до его появления на свет, когда он сможет кор­
миться самостоятельно.
Значит, земная кора должна иметь форму белка, а её матка,
то есть ядро, - форму желтка.
В оплодотворённой курице сумма положительной и отрица­
тельной энергии уравновешивается, плюс на минус даёт не минус,
как в электричестве, а статичный тепловой плюс. Но до полного
созревания яйца какая-то сила удерживает его и в курице, и в опре­
делённом положении, не создавая при этом никаких неудобств ку­
рице.
Коль во вместилище яйца среда статично положительная,
74 логика подсказывает, что в самом яйце с его тыльной стороны тог­
да должен быть достаточно сильный отрицательный заряд, выпол­
няющий сразу две функции - удерживает яйцо в курице и придаёт
ему горизонтальное положение.
Идущему по морю или стоящему на якоре кораблю не позво­
ляет опрокинуться при волнении отрицательный груз - балласт. Для
сохранения нужного положения, нечто подобное необходимо и яйцу,
чтобы его верхушка всё время была горизонтально направлена
вправо. Но балласт в него ведь не погрузишь. Стало быть, яйцу ну­
жен своеобразный аккумулятор отрицательной энергии. Им и слу­
жит та выемка в яичном белке, которую мы все знаем. Но эта отри­
цательная сила яйца не должна нарушать энергетическое равнове­
сие в курице. Поэтому яйцо и находится в скорлупе, обладающей
свойством диэлектрика. Она является изоляционным слоем между
самим яйцом и той средой, в которой оно развивается. Так наша
атмосфера защищает Землю от губительных для её живой Приро­
ды космических лучей. И скорлупа яйца, и атмосфера Земли имеют
наиболее целесообразную обтекаемую овальную форму, ибо и в
Природе, и во всём мироздании всё подчинено законам целесооб­
разности.
Земля движется вокруг Солнца слева направо, согласно ес­
тественным виткам спирали. Сила движения могла бы свалить её
ось вправо, если бы не было никакой противодействующей силы.
Вверху по центру рисунка показана Полночь истинная - Се­
верный географический полюс, через который проходит земная ось.
Внизу - Полуденная сторона, юг. Слева и немного ниже Полночи
истинной - Полночная матка: Северный магнитный полюс, внизу
справа- Полуденная матка постоянства: Южный магнитный полюс.
Оба магнитных полюса друг друга уравновешивают, благодаря чему
наклон земной оси в движении планеты по своей орбите вокруг Сол­
нца сохраняется постоянным.
На рисунке нет широт и меридианов. Во всём остальном, кро­
ме земной оси и экватора, можно указать на те или иные неточнос­
ти. Но это и не удивительно. Ведь три тысячи лет тому назад у на­
ших пращуров не было космических приборов. Тем не менее, ис­
тинную форму Земли и то, что обуславливает её правильное движе­
ние вокруг Солнца, они в принципе изобразили верно. Яйцо курицы,
наблюдения за небом и сила логических рассуждений - вот и всё,
чем они при этом пользовались. Однако, чтобы логика рассуждений
действительно имела силу и приводила к верным выводам, нужно
было обладать самыми разносторонними знаниями и в совершен­
стве владеть искусством мышления. Когда человек говорит «Я ду­
маю», это ещё далеко не значит, что он мыслит. Мышление - высо­
чайшее искусство.
75 В первые два предвоенные года, занимаясь со мной, Зоран,
естественно, не ставил своей задачей научить меня мыслить. Для
постижения этого искусства, кроме знаний, нужен также зрелый ум.
Я же был еще ребёнком. Поэтому, используя мой девственный мозг,
врождённое свойство памяти и моей биоэнергетики, которых в себе
я в общем-то долго не сознавал и сам не мог понять, что это такое,
Зоран, образно выражаясь, лишь «накачивал» в меня разнообраз­
ную информацию.
В августе 1940 года он уехал к себе на Памир. Немного рань­
ше, чем собирался, так как мою мать, хорошо знавшую идиш, нео­
жиданно для нас решили послать на работу в Богуславскую сред­
нюю еврейскую школу, и вся наше семья переезжала из Мисайлов-
ки в Богуслав, куда следовать за нами Зоран не хотел. А ходить к
нему в Мисайловку мне, малому, было далеко: три километра горо­
дом и семь километров по шоссе Мироновка-Карапиши до села.
Потом война. Моторошное слово - ОККУПАЦИЯ.
... Помню, на деревьях уже желтели листья и в воздухе плы­
ла паутина бабьего лета, когда в один из дней на рассвете немцы с
автоматами на груди и полицаи с короткими винтовками за плечами
согнали всех жителей Богуслава - всех поголовно, от младенцев,
которых матери несли на руках, до дряхлый стариков - на две го­
родские площади: евреев с вещами - на большую базарную, а укра­
инцев без вещей - на гораздо меньшую площадь перед бывшим
районным Домом культуры, в котором теперь размещалось какое-
то увеселительное заведение «Только для немцев».
Для чего и зачем согнали, никто не знал, но все догадыва­
лись, что сегодня должно произойти что-то важное. Такого, чтобы
вот так разом подняли на ноги весь город, тем более спозаранку,
ещё не случалось. И ещё не видели в Богуславе столько гитлеров­
цев с нашитыми на левых рукавах орлами и солдат, у которых кроме
автоматов, висели на груди похожие на полумесяцы железные бля­
хи. Они, эти солдаты, вперемежку с полицаями оцепили всю нашу
толпу. Мы с матерью оказались крайними. В шаге от нас, повернув­
шись к нам спиной, стоял в полицейской форме всем в городе изве­
стный Тимофей Гаркавенко - скрывшийся от мобилизации райфи-
нинспектор, ходивший раньше по Богуславу с пузатым потёртым
портфелем. Для меня, да, вероятно, и для всех остальных детей он
тогда был дядька как дядька, ничем, кроме своего портфеля и помя­
той фетровой шляпы, какие в Богуславе встречались редко, осо­
бенно не примечательный. Но теперь на нём была чёрная суконная
форма, широкий тёмно-коричневый ремень и винтовка. Это меняло
человека разительно.
- Тымиш, чуеш, Тымиш, - вполголоса с тревогой говорила ему
76 в спину мать, - що ж воно будэ?
- Замовч! - односложно отвечал он, не оборачиваясь.
Одной рукой прижимая к себе меня, другой - с детства хво­
рую Верочку, мать, шумно вздыхая, некоторое время молчала. Но
надолго её терпения не хватало.
- Тымиш, чуеш, Тымиш, ты людина чы нэ людина?!
Полицай обозлился, резко откинул голову назад, показав нам
худое, в красных пятнах лицо. Однако гнев свой сдержал:
- Я - людына! А хто твий Сэмэн?.. Отож пам"ятай, чэтвэро у
тэбэ...
И снова застыл в прежней позе. Но его спина, напряжённая
до сих пор, вроде как бы размягчилась. По-видимому, своей отпове­
дью он остался доволен.
Мать он стращал тем, что наш отец Семён Гигорьевич где-то
воюет против немцев, но это все знали и без него, из Богуслава боль­
шинство мужчин ушли на фронт, но солдаткам никаких притесне­
ний немцы пока не чинили. А вот он, Гаркавенко, считал это пре­
ступлением, и моя вспыльчивая мать наверняка наговорила бы ему
дерзостей, если бы сильная Маруся, моя самая старшая сестра,
обеими руками вовремя не зажала ей рот.
- Мамо, нащо вин тоби трэба? Побачым, що воно будэ.
После отца Маруся всегда была у нас разумнее всех и над
всеми верховодила. А характер моего старшего брата Грицька той
поры я почему-то совершенно не помню. Может быть, потому, что
мной он почти не занимался. После того, как мы переехали в Богус­
лав и не было с нами Зорана, моё воспитание целиком взяла на
себя Маруся, любвеобильная и строгая до невозможности. В том,
что касалось меня, ей не перечила даже мать. Иногда мне каза­
лось, что она побаивалась Маруськи не меньше, чем я.
На верхней ступеньке парадного входа в Дом культуры по­
явился кто-то в гражданском, но перепоясанный ремнями, с писто­
летом на пузе и какой-то серебристой штуковиной в руках, в кото­
рую он на чистом украинском языке стал говорить:
- Внимание! Германские власти призывают вас к порядку.
Никаких разговоров! Стойте и >кдите. Причину, почему вас здесь
собрали, вам объяснят позже. Неповиновение будет караться по
законам военного времени. Прошу отнестись к этому со всей серь­
ёзностью.
В ту серебристую штуковину он не кричал, но голос его был
ясно слышен по всей площади.
- Ой, лышэнько, що ж воно будэ! - вздохнула мать, как только
перепоясанный ремнями со ступенек исчез.
- Тоби наказано мовчаты?! - гаркнул Гарковенко, на этот раз
повернувшись к нам всем корпусом. - Чы жыты набрыдло?
77 - Пробачтэ, дядьку Тымиш, вона ж ничого нэ сказала, - изви­
няющимся тоном поспешила на выручку матери Маруся. - Мы будэ-
мо мовчаты.
- Отож, майтэ на увази, бо я добрый до часу, - опять пригро­
зил Гаркавенко, понизив голос.
Запуганная толпа притихла. Никаких звуков не доносилось и
со сравнительно недалёкой базарной площади, где, как мы думали,
всё ещё находились евреи.
Сколько так стояли, сказать трудно, но очень долго. Потом
говорили, что шесть часов. Не знаю, может быть. Помню, что оцеп­
лявшие нйс солдаты и полицаи сменялись дважды, а мы всё сто­
яли. После второй смены оцепления ноги уже подкашивались и не­
стерпимо хотелось по малой нужде. Малыши начали плакать. Пла­
кала и наша слабенькая Верочка. Маруся и Грицько поддерживали
её, бедняжку, под руки. И все были голодные. Нас подняли с посте­
лей, никому не дав позавтракать. Люди едва успели натянуть на себя
кой-какую одежонку.
Откуда-то от моста через Рось вверх к бывшей почте мимо
нас проехали грузовые машины с кузовами, нагруженными с горой
лопатами.
- Нащо воно такэ? - провожая взглядами рычащие грузовики,
зашептались в толпе. - Щось копаты зибралысь, а що, га?
Все задавались одним и тем же вопросом, ответ на который
не находили, и это наводило страх. Затихли даже маленькие дети.
Машины давно скрылись за поворотом, когда на ступеньках
Дома культуры снова появился тот гражданский, перепоясанный
ремнями. Заговорил в свою серебристую штуковину:
- Внимание! Всем организованно выходить на улицу, строиться
по четверо в ряд! Лицом направо! - Он указал в ту сторону, куда
ехали грузовики. - Если будет давка, солдатам приказано стрейять
без предупреждения.
Все решили, что нас сейчас погонят на расстрел. Иначе за­
чем повезли туда столько лопат? Определённо там уже роют нам
могилы. Или заставят копать их самим себе.
Ужас, охвативший толпу, не берусь передать. Мне кажется,
воссоздать словами ту картину невозможно. Я видел, как у нашей
Верочки в момент высохли расширились и застыли глаза. Она словно
внезапно задохнулась и не могла понять, что с ней происходит. У
мамы и Маруси мелко дрожали губы. Только Грицько, насупившись,
ничем своего внутреннего состояния не выдавал. Обычно он так
хмурился, когда думал о чём-то своём.
Все боялись, что автоматы затрещат раньше времени, и вы­
ливались с площади на проезжую улицу тягучим медленным пото­
ком, который на мостовой сужался до четырёх человек в ряд. Никог-
78 да прежде этим людям строиться, конечно, не доводилось, но те­
перь они строились так, будто делали это не в первый раз. Не было
ни суеты, ни ропота. Только возле нас какая-то женщина с ребёнком
на руках на минуту растерялась: одна она или их двое? Но своё
сомнение сама быстро разрешила, заняв место четвёртой в ряду.
Под конвоем солдат с бляхами и полицаев нас погнали через
город на его окраину, к знакомой всем богуславчанам круглой кот­
ловине у леса. За всю дорогу в колонне не было слышно ничего,
кроме слитного топота ног. И я не помню, чтобы голову мою обреме­
няли какие-то мысли, за исключением одной: как бы и где бы спра­
вить нужду. Живот мне прямо-таки распирало, и этим поглощалось
всё моё внимание.
До котловины мы недошли, как я теперь могу прикинуть, мет­
ров пятьсот, когда колонну повернули влево, в поле, и вскоре оста­
новили, приказав всем повернуться к видневшемуся справа лесу.
Получилось четыре шеренги, которые так и погнали дальше к котло­
вине. И снова остановили почти у её края, разорвав наши шеренги
на две примерно равные полудуги.
То, что я увидел в котловине, сначала меня только изумило.
Ближняя её половина оказалась забитой евреями без вещей. Чуть
дальше от их плотной толпы и ближе к лесу тоже находились евреи,
мужчины и женщины с лопатами. Растянувшись по всей котловине,
они копали громадный ров. Уже вырыли его до пояса и продолжали
копать глубже, кидая землю на обе стороны рва.
«Якжэ воны сюды попалы ранишэ нас и дэ ix чамайданы?» -
полный недоумения, спрашивал я себя, совсем не думая о том,
что стою на месте расстрела, который вот-вот начнётся.
Потом я увидел, что вся котловина окружена поверху фашис­
тами с серебристыми орлами на рукавах. Кроме того, в разрыве
между нашими шеренгами и с трёх остальных сторон стояли пуле­
мёты с их обслугой.
Только теперь я подумал о предстоящем расстреле и начал
соображать. По моим наблюдениям выходило, что сравнительно с
теми, кто копал ров, гитлеровцев и полицаев во много раз меньше.
Почему же те с лопатами на них не бросятся? Ну, пусть фашисты
половину или даже больше перебьют, зато остальные убегут. Ведь
до леса им рукой подать. Это нам, украинцам, пришлось бы пробе­
гать всю котловину, а сзади нас и впереди - две цепи автоматчиков.
И у нас ничего нет в руках. Нам деваться некуда, всё равно пере­
бьют всех. А у тех с лопатами положение другое. Они должны попы­
таться. Неужели не догадаются?
Наверное, я крикнул бы им, но рядом стояла Маруся, кото­
рую я по привычке боялся и перед лицом смерти. Собственно, неиз­
бежность скорой смерти я сознавал лишь умом, думая, что нас рас-
79 стреляют вместе с евреями или вслед за ними. Но в то, что меня
вдруг превратят в труп, какие я видел на центральной улице города
вдень воздушного обстрела и бомбардировки Богуслава, когда гитле­
ровцы наступали, не верилось никак. Вероятно, поэтому и такого
страха, как у нашей Верочки во мне не было. Здоровая оплеуха
Маруси страшила куда больше, и я не сомневался, что получу ее,
как только открою рот. Это я сейчас понимаю, что в той обстановке
ударить меня моя старшая сестра не могла, хотя крикнуть бы тоже
не дала. Иначе я погиб бы первым, чего бдительная Маруся не до­
пустила бы ни при каких обстоятельствах.
Между тем, я не заметил, как напурил в штаны. Стало ужасно
неловко и одновременно пришло что-то похожее на затаенную ра­
дость: наконец-то облегчился! И мои мокрые штаны Маруся, кажет­
ся, не видит...
А там, на дне котловины всё копали. Из широченного и длин­
нющего рва уже выглядывали только макушки голов, и россыпью
летела земля на свеженабросанные валы. Я с тоской подумал, что
теперь им оттуда не выбраться.
На противоположном склоне котловины откуда-то из леса
появилась цепь автоматчиков с бляхами на груди, растянувшаяся с
большими интервалами во всю длину рва.
Грузно и не торопясь шагая, гитлеровцы сошли вниз, подня­
лись на гребень того земляного вала надо рвом. Что-то прокричали
копальщикам, но что из-за дальности расстояния расслышать
было нельзя (немецкий язык я понимал, так как успел в Богуславе
научиться говорить на идиш, а они схожи). Я видел только, как сразу
же на нашу сторону рва вместо земли полетели лопаты. Потом раз­
дались автоматные очереди. Солдаты стрелял в ров.
Я понял, что расстрел начался. Копавших ров убивали там
же, во рву. Затем те солдаты, закончив стрельбу, вернулись назад,
на гребень котловины у леса. А с нашей стороны, огибая толпив­
шихся ближе к нам евреев, двумя колоннами пошли вниз гитлеров­
цы с орлами на рукавах, несшие за плечами открытые прямоуголь­
ные ранцы, из которых торчали патронные рожки для автоматов.
Евреев партиями отделяли от общей толпы, ставили лицами
к лесу на гребень земляного вала надо рвом и строчили им из авто­
матов в спины. Люди падали в ров, как будто неумело ныряли в
воду с выстроенных сплошным рядом вышек. Причём матери с мла­
денцами падали, не разжимая рук, а пули в малышей, должно быть,
не попадали. Матери защищали их от автоматчиков своими телами.
Я искал глазами своего дружка Йоську Гершковича и его маму,
но найти их нигде не мог. Ров был слишком длинным, и весь он ра­
зом глазами не охватывался.
Стрельба в котловине продолжалась до тех пор, пока ров не
80 заполнился телами убитых совсем, и от многотысячной толпы ев­
реев не осталось никого.
За всем происходящим внизу наши шеренги следили окаме­
нело. Мы ждали своей очереди, уже больше мёртвые, чем живые.
Не было слышно ни детского плача, ни вздохов. Я чувствовал толь­
ко, как мою руку больно сжимала рука Маруси, но думал о другом:
куда же мы будем падать? Ров-то полон. Или нас заставят копать
новый?
Тишина ничем не нарушалась и когда вдоль шеренг пошли
солдаты с бляхами. Оставляя на месте слишком уж дряхлых стари­
ков, женщин с младенцами и детей поменьше, они всех остальных
выталкивали в сторону, ближе к кромке котловины. Из нашей семьи
вытолкнули мать, Марусю и Грицька. Мою руку Маруся отпустила
как-то рывком и выдохнула: «Прощай, Шурочка!» А мать и Грицько
простились со мной и Верочкой только взглядами.
Всех отобранных цепь автоматчиков погнала вниз, ко рву, где
их остановили и, по-видимому, приказали поднять лопаты. Потом
они начали забрасывать землёй ров и работали, пока не перекида­
ли туда весь ближний вал. Затем их прямо по рву перегнали на дру­
гую его сторону и они то же самое сделали со вторым валом. Над
рвом вырос новый вал, уже могильный.
Я думал, что теперь, когда ров с убитыми забросан, им при­
кажут копать возле него такую же могилу для нас, только намного
короче. Но все стоявшие за их спинами автоматчики неожиданно
повернулись и полезли по склону котловины вверх, к лесу. Уходили
к дороге и те немцы, и полицаи, которые стояли сзади и впереди
наших поредевших шеренг. Уволокли и все четыре пулемёта. Там,
на хорошо видной от котловины дороге, их погрузили в машины, в
кузова которых залезли и гитлеровцы с полицаями.
Те в котловине и мы наверху остались без всякой охраны.
Почему вдруг - никто не понимал. У всех на лицах - растерянность.
Наступил какой-то всеобщий шок, выйти из которого было, очевид­
но, труднее, чем идти под пули.
Прошло немало времени, прежде чем люди сообразили, что
расстрел кончился, больше убивать никого не будут.
Побросав лопаты, народ из котловины повалил наверх, к на­
шим шеренгам, к тому моменту сомкнувшимся и превратившимся в
толпу. Отчётливо помню, как Маруся, прижимая мою голову к свое­
му животу, вся тряслась от рыданий. А дальше в памяти - провал,
не помню ничего. Наверное, потрясение того дня было настолько
сильным, что я надолго утратил интерес ко всему, что происходило
вокруг, пока зимой 1942 года мы опять не вернулись в Мисайловку.
81 ...К нам прибился бывший советский солдат дядя Ваня. Фа­
милию срою не помню, чтобы он называл. Говорил, что сам он отку­
да-то из-под Владимира (кажется, Эпикур сказал: «Люди выдумали
химеру случая, чтобы оправдать своё неразумение»), где у него
остались жена и двое детей. До войны он работал там в колхозе
зоотехником. На фронт попал, когда от западной границы он отка­
тился до(Житомира.
Дальше описывать его приключения мне затруднительно. Он
много рассказывал, но с тех пор в моей голове всё перепуталось.
Где-то, уже на Киевщине, выходя из окружения подорвался на мине.
Сильно контузило, раздробило правое колено и оторвало кисть ле­
вой руки, Какие-то люди подобрали его, как могли, лечили, но пере­
сидеть у' них всю оккупацию что-то помешало. Ковылял со своей
суковатой палкой от села к селу, пока не набрёл на Мисайловку (пер­
вой на его пути была наша хата, она стояла на самом краю села), и
моя мать, выслушав его исповедь, сказала:
- Куды ж ты отакый! Жывы у нас, дэ п"ятэро, там и шостый
якусь прфхарчуеться.
Жил он у нас в «хатыни» - отдельной комнатёнке с одним
оконцеми, страдая, видимо, от сознания, что неспособен помогать
по хозяйству, чувствовал себя стеснительно. И вот он, чтобы хоть
чем-то быть полезным, решил обучить меня и мою сестричку Ве­
рочку, ныне покойную, пухом ей земля, грамоте, не подозревая, что
я уже умею говорить, читать и писать на нескольких языках, кроме
современного русского.
Ндм с Верочкой пора было в школу, но в Мисайловке она не
работала, немцы заняли её под офицерский дом отдыха, что ли.
Богата красотой вся наша Богуславщина, а Мисайловка да ещё
Медвин среди её сёл, пожалуй, самые богатые.
Задачу перед собой дядя Ваня поставил трудную. Сложность
заключалась в том, что он не знал украинского языка. Понимать-то
друг друга мы понимали, но лишь в той мере, чтобы улавливать
смысл сказанного. Учить же он нас мог только по-русски...
Может быть, если бы нашёлся украинский букварь, дядя Ваня
сумел бы в нём как-то разобраться. Но ещё год назад, когда гитле­
ровцы пришли в Мисайловку, во всех домах они вместе с полицейс­
кими провели обыски и все книги, какие находили, сожгли. Облитые
бензином сгорели и обе сельские библиотеки: школьная и клубная.
Было известно, что какие-то книги уцелели только у старосты, того
самого З&горуйко. К нему дядя Ваня и отправился на поклон.
Уж не знаю, как они там договаривались, но домой дядя Ваня
вернулся сияющий. Принёс тоненькую книжечку с картинками и, как
ему хотелось, на русском языке.
82 Называлась книжка «Человек с Луны» (Е.Васильева. Чело­
веке Луны. Л., 1926) и рассказывалось в ней о знаменитом путеше­
ственнике Миклухо-Маклае, который жил у папуасов Новой Гвинеи.
Мы с Верочкой слушали чтение дяди Вани, затаив дыхание. Мир
открывался перед нами удивительный. Я словно сам находился на
диковинном тропическом острове, ясно представлял себе живых
папуасов и благородного Маклая, чей портрет был напечатан на
обратной стороне книжной обложки. Как и другие картинки, дядя Ваня
позволил его внимательно рассмотреть. Мне в нём нравилось всё: и
задумчивые, широко открытые глаза, и аккуратная курчавая бород­
ка, и всё лицо, таившее в себе какую-то чудесную загадку.
Трудно сейчас, возвращаясь к впечатлениям далёкого дет­
ства, воссоздать их на бумагу совершенно точно, со всеми только
им присущими особенностями. Нет-нет, да и ловишь себя на мысли,
что тогда ты думал и чувствовал не совсем так, как вспоминается
теперь. Из той дали всё приходит к тебе, пробиваясь сквозь огром­
ную толщу времени, через всю твою сознательную жизнь и, конеч­
но, смешиваясь с настоящим переосмыслением, в чём-то искажа­
ется. Но, кажется, я не погрешу против истины, если скажу, что моё
первое знакомство с Маклаем стало для меня событием необыкно­
венного значения. Вряд ли я переживал когда-нибудь раньше такое
благоговейное душевное смятение, как в тот день. Я насмотрелся
уже столько смертей и крови, столько насилия, что доступный мое­
му пониманию рассказ о добром человеческом сердце восприни­
мался, словно чарующая сказка. Во все поры моего существа про­
никло что-то такое, отчего делалось невыразимо сладостно и одно­
временно страшно. Вдруг всё сгинет...
Понятно, я не мог тогда предугадать, что впервые слышу о
человеке, познанию жизни и деятельности которого потом отдам
долгие годы своей жизни. Но подобным диву предсказанием мне
кажутся теперь слова дяди Вани, который захлопнув книжку и шум­
но вздохнув, сказал:
- У моряков, ребятки, чтобы бежать по воде к земле, есть па­
рус или, как вы говорите по-украински, витрыло. Оно служит для
того, чтобы достигнуть заветного. Эта книжка пусть и будет для вас
заветной, а парус, чтобы до неё достигнуть и самим прочитать, я
вам сотворю, нарисую буквы и научу их складывать в слова...
Так впервые вошёл в мою жизнь Маклай, в годину, когда всё
было попрано во зло. Белым парусом в лазурное море зовущая
мечта уже не угасала во мне, но слишком долго оставалась недо­
ступной. Казалась, всё было против моих желаний. Обстоятель­
ства, однако, не мешали мне веровать в Маклая и повторять, как
заклинанье, вслед за его другом баронессой Эдитой Фёдоровной
Раден:
83 «Due le Mikoucho-Maclay prete le flank a mille attagues, mais il
est Fort сГ une arme sainte gui J'emporte, il veut ca, verite pour la verete».
«Миклухо-Маклая уязвим с многих сторон, но он силён свя­
тым оружием, перед которым отступают все его слабости: он ищет
истину для истины и стремится к ней.»
Может быть, в якутской тайге, где я искал алмазы, это помог­
ло мне выжить, когда у меня открылась скоротечная чахотка, и мне
было отпущено очень мало времени, чтобы, как говорится, на пе­
рекладных добраться из Якутии на Памир, где меня мог спасти - я в
этом не сомневался - только мой Учитель Зоран, его излучающие
целительный жар ладони...