Замкадыши. Глава 8. Килограмм гвоздей

Килограмм гвоздей.

Утро начинается с радостного события - пришёл ответ  Петровичу из института федеральной собственности. Петрович страшно взволнован.
-  От ить, это же вам не шутки! Такие люди одобрили: и университет Лобачевского, и союз предпринимателей, и Горьковский автозавод .
От волнения у него трясутся руки, и он никак не может попасть носом в очки. Когда же, наконец,  кое-как  цепляет  очки  к кончику  носа, увидеть ничего не может, буквы разбегаются в разные стороны. Жена взяла письмо и прочла вслух. Это был обыкновенный стандартный канцелярский бланк, на котором  излагались условия приёма чертежей и пояснительных документов, в основном, всё касалось оформления бумаг. Петрович в нетерпении выхватывает бумагу из рук жены и, вглядываясь в разбегающиеся буквы, пытается уловить смысл написанного:
- Ничего не вижу. Так что пишут- то? Годится или нет?
- Всё хорошо, папа, не тревожься. Надо только немножко пояснительную записку подправить, и всё у нас получится, - успокаивает его жена.
Извещение на регистрацию изобретения пришло Петровичу  через три года, в день его смерти, а сам патент прислали по почте на сороковой день.
Мы с женой решили   размножить чертежи, а заодно купить  что-нибудь этническое. Я, правда, не знаю, что в нынешней средней полосе России является предметом этнического культа. Возможно, это телогрейка и керзачи.
Сидя у порога на ступеньках крыльца, Петрович нервно курит. Он, как обычно, что-то ремонтирует. В  хозяйстве постоянно что-нибудь ломается. На этот раз он перебирает старый топливный насос от трактора "Беларусь", который наш Кулибин приспособил для перекачки воды из скважины в баню. В насос попал песок из скважины. В промежутках  между разборкой насоса и матерщиной, он ещё  умудряется перематывать вручную якорь электродвигателя. При этом Петрович после каждого витка ритмично бормочет себе под нос, как заклинание: " От так, от так,  и очень даже прекрасно". Медная проволока ещё  сохранила местами следы тряпичной изоляции.
Вышли во двор. Двор представляет собой нечто среднее между механо-транспортной станцией и  автомобильной кунсткамерой Здесь представлена эволюция автомобилестроения от "Запорожца» до "Мерседеса", кроме двух «Запорожцев» есть ещё автомобиль "Ока" и "Опель-Омега". В дальнем углу стоит нечто уж вовсе невообразимое, собранное из рам двух велосипедов и мотоциклетного движка. Это - первый экспонат музея курьёзов двигателей внутреннего сгорания. Петрович собрал его лет пять назад. Чудо инженерной мысли удалось даже завести. Потом оно, пугая рёвом соседских собак и кур, проехало несколько метров,  и, навеки заглохнув, осталось ржаветь во дворе.
- Куда собрались- то? - с подозрением спрашивает Петрович.
-  Да надо бы кое-что купить по электрике, - отвечаю.
- Не надо ничего покупать, всё изобильно, привольно, только деньги тратить, - с раздражением отвечает Петрович.
У него действительно в хозяйстве всё в изобилии, только найти ничего невозможно, а если что-то и находится, то это скорее будет очередной экспонат лавки древностей.
Поиск чего-либо- это целый процесс. Иногда он занимает часы, иногда сутки, а если какой-нибудь старый молоток всё- таки не находится, Петрович и тут не теряется , а с полной уверенностью заявляет, что  это наверняка кто -то спёр и самое интересное, что, в конце концов, оказывается, что действительно молоток или отвёртку кто- то по ошибке прихватил с собой.
- Да не переживай ты так папа, мы просто хотели купить кое -что по хозяйству. Будем ремонт делать,- успокаивает его жена.
Петрович, голосом обиженного ребёнка, кричит нам вслед:
-  А меня с собой в ремонт  возьмёте?
Стоило нам только выйти за забор, как из- за окрестных плетней высунулись любопытствующие мордочки соседей.
- А вы куда? – спрашивает соседка справа.
-  В магазин, - отвечаем дуэтом.
- А пошто? –  любопытствует соседка слева.
- Любоваться российским  изобилием, - отвечаем.
Миновав, две красиво  раскинувшиеся лужи, двух собак и одну корову выходим на местный Бродвей - Фурманов-стрит. Корова с грязным боком и грустными глазами бродит прямо по Бродвею. Позвякивая колокольчиком и отгоняя хвостом мошек, она перемещается от дома к дому в поисках травы. Нет зрелища печальнее, чем вид ходячего мешка с ливером, с привязанным к нему бурдюком с молоком.
У подъезда единственной в городе девятиэтажки на Пешков стрит сидят на лавочке гламурные старушки. Одна, самая старшая, говорит:
- Слыхали, в Нижний Филька Алкин приезжает?
На что самая молодая и продвинутая заявляет:
- Алкиного не Филька, а Максимка зовут.
 От Фурманов-стрит  отрастают более мелкие аппендиксы тупичков  Чапаева- первый, второй, третий, затем улица Гоголя. Непонятно, как в эту компанию затесался Гоголь, но зато в местном фольклоре  ходит поговорка, что на улице Гоголя все всё знают,  на Пешков-стрит  горькую пьют, а на Фурманова шибко умные все.
На улице Горького расположен стадион.  Когда-то на нём была уникальная беговая дорожка с каучуковым покрытием, но покрытие растащили по соседним домам и огородам.
Центр жизни на рыночной площади. Посреди  площади красуется  ангар с рифлёной крышей, издали  напоминающий гигантскую ракушку, на крыше рекламная растяжка: "Минигипермаркет". Вокруг  бизнес-центр и ВиАйПи сауна. Через всю ВиАйПи-сауну  зазывно манит рекламная растяжка: "Приглашаем топ моделей на кастинг, возможно партнёрство".
Я заметил, что на улице появилось много длинноногих девушек. Откуда здесь, в  Поволжье такие экзотические цветы? Я где-то читал, что  колумбийская мафия  искусственно селекционирует топ-моделей. Женщинам на ранних стадиях беременности, в период формирования конечностей у плода,  впрыскивают вещество, способствующее вытягиванию ног. Может руки мафии и сюда дотянулись?
От центральной площади отходит главная улица Ленина, на которой   обычно в советские времена располагалось здание райкома. Теперь здесь гостиница. Для администрации построены два новых здания, гораздо большей площади, чем раньше. О прежней власти напоминает стоящий   напротив новых строений памятник-гриб Ленину, только руку он направляет не как раньше к зданию КГБ, а к банку, в котором прокручиваются пенсии и детские пособия. Около банка железная будка. Над ней, вызывающе подмигивая неоном, горит надпись: "Джек пот круглосуточно". Тут же, на улице Ленина припаркован джип с мощными прожекторами на крыше и с аэрографией на капоте в виде сладкой парочки Бони и Клайда. Это внедорожник президента банка и хозяина сети игровых заведений. Когда то он учился с женой в одном классе. В детстве его звали Герострат, за то что он поджёг дом культуры. Очертание женского силуэта в салоне джипа, скрытое за тонированными стёклами показалось  знакомым. Жена зашла в лавку, а я подошёл поближе к автомобилю, чтобы через лобовое стекло получше рассмотреть  женское лицо.
Это оказалась моя давняя подруга Ляля. Она меня тоже узнала и, скользнув  взглядом, демонстративно занялась маникюром. Я кивнул ей и уже сделал было движение к машине, но потом остановился на полпути и  развернувшись, быстро направился прочь. Отойдя на некоторое расстояние, я обернулся, и мне показалось, что по её лицу скользнула лёгкая тень улыбки.  Тут как раз из лавки вышла жена, и мы двинулись в сторону рынка, где бурлила жизнь.
Ни о каких телогрейках и керзачах, конечно, и речи не могло быть. В крытых галантерейных рядах сплошь гламур от кутюр из Китая.  За прилавками вместо лотошников промоутеры и мерчиндайзеры. В мясных рядах вместо белотелых русских куриных огузков желтеют американские куриные окорочка. Правда, прилавки всё такие же  неприглядные, но зато в центре рынка ласкает глаз надпись "Сэйл", вообщем, чисто гипермаркет.Заходим в павильон под патриархальной вывеской "Хозяин", спрашиваем коробочку гвоздей, а в ответ слышим: "Гвозди отпускаются по килограммам".
Зачем нам килограмм гвоздей?  Полное ощущение, что попали в антисоциализм. Видимость   изобилия, при отсутствии предложения. При социализме же наоборот на прилавках пусто, но при определённом контакте всё можно было взять с чёрного хода.
Сестра жены поручила нам купить  метр резинки  чёрного цвета для шортов. Продавщица, узнав, что мы от Белы заметно активизировалась. Она звонит ей по мобильнику и долго  что-то выспрашивает. Потом она замолкает, и только иногда монотонно произносит в трубку: «Бэд, ноу». Я ещё подумал: «Во даёт, по англицки спикает, как в Сохо». Белочка пытается ей что-то втолковать, и тут только я понимаю, что продавщица говорит не «бэд, ноу», а «бедно, бедно». В конце концов выясняется, что нам лучше взять белую резинку, при этом стоимость покупки составляет три рубля. Здесь  даже деньги не имеют решающего значения. Решает нечто другое. Здесь нужно стать своим.
У супермаркета встречаем Алку с новым гражданским мужем Германом. Он из осёдлых цыган. Они с Алкой очень гармонично смотрятся.  Герман ни на секунду о ней не забывая, весьма предупредителен и при этом постоянно повторяет: "Галчонок мой". Я  мысленно радуюсь, что после долгих поисков, Алка наконец- то нашла свою половинку. Попрощавшись с ними, движемся к дому.
У порога нас встречает возбуждённый Петрович. Он  громко общается с собакой Виктором Николаевичем. Виктор Николаевич назван в честь своего умершего хозяина. Он ходит по соседям и его в память о хозяине кормят. "Вот так , Полкан, взяли моду деньгами сорить", - с притворной скорбью в голосе жалуется Петрович собаке.  Нас же он с хитроватым прищуром спрашивает:
- Ну как сходили? Чего купили? Потратились, наверное? Вот возьмите, сгодится.
Он с гордостью протягивает бумажку в пятьсот рублей, довольно искусно изготовленную на цветном ксероксе, но всё- таки не настолько, чтобы не заметить подделку.
- Папа, где ты взял эту гадость, выбрось сейчас же! - в испуге восклицает жена.
-  Где взял, где взял? На дворе нашёл. Вот до чего дожили, стервецы, деньгами сорят. Ну я и подобрал. Вот у вас в Питере такими деньгами разбрасываются? А у нас  пожалуйте, выкинули и будьте любезны, - заявляет он с гордостью за своих.
Мы не стали его разубеждать, тем более, что на селе многие такую бумажку и в глаза не видели.
Как только мы вошли в дом, жена сразу  приступила к ремонту: развела клей, разложила на полу обои. Места в проходной комнате мало, и я решил прилечь, а потом, чтобы не смущать приходящих на примерку заказчиц, и вовсе ушёл в сад. Прихватив раскладушку, я расположился в тенёчке, под яблонькой. Жизнь вокруг  буквально бурлит. С одной стороны - строительный бум- соседи отстраиваются, синхронно, в унисон стучат молотки,  мерзко, словно мне в назидание,  жужжит циркулярная пила. С другой стороны, женщины-огородницы с немым укором рыхлят тяпками землю. Если пилить с укором ещё можно, то копать крайне затруднительно, приходится всё время отвлекаться, чтоб не попасть лопатой по ноге. Но я - человек стойкий и меня подобными штучками не проймёшь. Переворачиваюсь на другой бок - к саду передом, а к избе задом.
Тут с тыла появляется Петрович и тоже включает свою  циркулярку. Он обрезает досочку для кладбищенского коллажа. Петрович замыслил целую аллегорию: в центре лакированной досочки, болтами прикручена эмалированная фотка, а по бокам -коричневая самоклейка под дерево, которой жена оклеила его старый, обшарпанный письменный стол. Первый раз увидя самоклейку, он сразу же заинтересованно спросил:
- Это ещё что за дурилка?
- Это, папа, самоклеющаяся плёнка, под дерево, как на царской  усыпальнице в Петропавловке.
- Плёнка говоришь? На царской могиле? Вот ведь чего придумали стервецы, под дерево.
Он о чём то глубоко задумался. Видно было, что его посетила идея. Затем отпилил досочку и с присказкой: " Вот так, ещё лучше", наклеил с обеих концов лакированной доски самоклейку, при этом, что- то долго вымеряя штангенциркулем, поместил в центр фото на эмали своей покойной жены. Нам он по большому секрету объяснил, что сие означает: "Две тёмные полосы из самоклейки в начале и конце доски должны  символизировать то, что детство у неё было тяжёлое и смерть трудная, а в середине светлая полоса жизни – это когда с ним." Безмерно довольный собой, он поставил коллаж на письменный стол.
Кроме коллажа, на столе в его комнате на стене висит громадная карта Мордовии. Он провёл там детство и помнил имена всех друзей , но  при этом не мог вспомнить, что с ним произошло час назад. Он с точностью до десятков метров рассказывал подробности местного рельефа.
Особенно   в память ему врезалась река Пьяна. Река эта , по его утверждению, имела в длину сто шестьдесят километров, в то время как расстояние от истока до устья составляло всего лишь несколько десятков километров, а в самом мелком месте воробьи переходили речку вброд. Когда он говорил о своей малой  родине, у него даже речь менялась. Несмотря на два высших образования, он начинал говорить так, как  говорили деревенские мужики, часто по поводу и без повода матерясь и густо приправляя речь простонародными междометьями типа "ить" да «надыть". Этим он как бы хотел подчеркнуть свою исконность и почвенность. 
Неожиданно по  телевизору объявили, что началась война между Ливаном и Израилем. Петрович активно принял позицию Ливана. Тут я вспомнил, что у меня в Израиле знакомый, и  мы решили отправить на израильщину его младшенькую дочку Белочку. Петрович своевременно поменял позицию и громко объявил:
- Ну какая ж это война, эт не война, всего- то один дом разбомбили. И одобрительно добавил:
-  Пусть едет.
Десять дней пролетели незаметно, пора до дома. В выходные по автомобильной дороге до железнодорожного вокзала не добраться . На трассе- чудовищные пробки- дачники возвращаются с огородов.
Почему то, когда мы уезжаем, всегда льёт дождь. «Мерседес» сломался, до  пристани  идём пешком. Нас провожает сестра жены и Алка с Германом. Вещей много, везём целый гардероб, который пошила сестричка. На дороге пустынно, нас обгоняет, обдавая грязью, иномарка с тремя шестёрками на номерных знаках. Поравнявшись,  автомобиль, гремя низкими частотами саббуфера и рыча трубой глушителя, издаёт пронзительный, приветственный гудок. Жена разглядела в  салоне автомобиля  нашего старого знакомого, которого мы называли Питомец.
Питомец приблизительно год назад приезжал в Питер и жил у нас дней десять. Приехал он  на десятке с тремя шестёрками на номерных знаках и с ходу поразил нас бешенной энергией и напором. Прибыл он покорять нефтяной бизнес и за несколько дней буквально потряс  всё нефтяное бизнессообщество. Он узнал по справочнику адреса нефтяных терминалов и, облачившись в чёрный шёлковый костюм, принялся наведываться туда с предложениями о сотрудничестве.  Офисные работники после его ухода пребывали в недоумении. Кто же это?  Уж не новоявленный ли бандит? И не претендует ли он на их кусок?
В вопросах нефтеперегонки  взгляды его были столь же радикальны. Он, к примеру, всерьёз утверждал, что нефть можно разбавлять водой на молекулярном уровне, хотя  совсем недавно закончил  университет, а до этого - школу с золотой медалью.
На пристани полным полно людей, но  деваться некуда. Немножко поразмыслив, решаем, что  влезем если не в первый пароходик, то во второй  уж точно. Они ходят через полчаса.
Рядом с пристанью, в придорожном шалмане гремит "Русский шансон". Местная братва и работяги отдыхают после трудовой недели. Здесь  до сих пор в моде спортивные штаны и кожаные куртки, а братва не брезгует мангальным бизнесом.
К пристани причалил пароход. Все пароходы здесь называются "Ом", или ласково «ОМики». Я сначала думал, что это означает класс судов "океан-море", но тут же отмёл эту версию, уж больно тоннаж мелковат для такого класса судов. Может быть это тибетский клич, используемый в мантрах для обозначения понятия выдох?
Садимся на пароход, и он,  отходя от пристани, делает стремительный реверс.  Почему-то, как мне каждый раз кажется, движется в обратном направлении. Но потом судно всё-таки каким- то непостижимым образом выруливает и, после получаса водного путешествия, мы причаливаем к противоположному берегу.
На железнодорожной вокзале нас встречает оркестр. Оказалось, это музыканты решили слегка подзаработать в выходной день.
Вагон полупустой. Впрочем, на первой же остановке в городе Дзержинске к нам подсаживается женщина и молодой предприниматель с кучей сумок оккупанта.
По данным ЮНЕСКО Дзержинск признан самым грязным городом в мире. Возник он во времена Хрущёва, когда был брошен клич: "Химия народному хозяйству". Сюда со всей страны сгоняли зэков на так называемую химию. Когда- то здесь производили боевые отравляющие вещества для химической войны. В последнее время город стал привлекателен для бизнеса, видимо, из за дешёвой рабсилы. Женщина ехала с двумя дочерьми, но они оказались в другом вагоне. Как только поезд тронулся дочки пришли в наше купе. Бизнесмен достал  мини-видео плеер и начал демонстрировать девушкам  эротические фильмы. Мама  отправила их спать в свой вагон, а бизнесмен, подобно Хлестакову, тут же переключился с дочек на мать. Он долго пел, что у него своя строительная фирма, что занимается он ремонтом детских садов, а в качестве благотворительности строит храм.
- Для чего церковь- то? - спрашивает женщина, - грехи что ли замаливать?
Женщина, как выяснилась то же занимается мелким бизнесом,- поставляет  бытовую химию из Дзержинска, а в Питер едет, чтобы посетить Эрмитаж и показать дочкам Петергоф. Бизнесмен тут же обещает познакомить их с достопримечательностями , а Петергоф - это вообще его родной город. И  живёт он в трёх минутах от фонтанов верхнего парка.
Поезд прибывает рано утром, бизнесмена на месте нет. Он со своими тюками стоит в тамбуре, наверное, стыдно за ночное враньё. Обещанной бизнесменом машины к вокзалу не подают, и женщина с дочерьми садится в метро, мы следом за ней. Женщина выходит  на конечной остановке, и мы вслед за ней. Затем мы садимся в один троллейбус и  выходим вместе. Идём в одном направлении к одному и тому же дому. У крайней  парадной женщина останавливается и, резко повернувшись к нам, спрашивает:
- Вы к нам?
- Так точно,-говорю,- решили у вас погостить немножко.
Женщина с нервным смешком  быстро скрывается за дверью подъезда. Мы заходим в соседнюю парадную.
Дома нас ждёт сюрприз:всеобщая любимица – пальма, привезенная из Дагомыса и растущая в бочке из под селёдки, дала новый лист. Жена хлопает в ладоши. Мы, прыгая  от радости, кружимся вокруг пальмы в хороводе, и  смеёмся как дети.