1. Пси-оружие в действии?

 
   Обычно бодрая и весёлая, Оксана выглядела беспокойной, измученной, даже испуганной. «Что-то произошло? – не смог я удержаться от вопроса. – С домашними?» - «Нет, - ответила она. - Слишком уж странная командировка была. До сих пор трясусь… Хотела отказаться, да письмо такое пришло – просто вопль о помощи!»
   История оказалась действительно необычной.
   Приехав по заданию своей   газеты в безвестное село, Оксана не без труда разыскала говорливую старушку на костылях. Та долго вещала о своих религиозных поисках, потом – нечто и вовсе несусветное: про какие-то видения, чужие голоса в мозгу, не дающие покоя, о преследованиях таинственными призраками, вооружёнными непонятными приборами. «Она и вправду сумасшедшая, мне же говорили!» - с тоской думала Оксана, привычно протягивая вперёд диктофон, у которого на удивление часто «бунтовали» только накануне тщательно заряженные аккумуляторные батарейки.
  Уезжать домой в сгущавшихся январских сумерках было поздно, пришлось остаться у старушки в соседней холодной комнатке. Перелистав книги обширной домашней библиотеки бывшей учительницы, взялась за чтение копии её письма-обращения к родной дочери, явно не разделявшей убеждений и забот матери. Письмо грамотное, вполне разумное и серьёзное, но страшное, и верить в  подробно описываемые моральные и физические страдания никак не хотелось. Да просто не может такого быть! Хотя… Вспомнилась телепередача про что-то подобное -  как не то в Москве, не то в Санкт-Петербурге красивыми призывами людей заманивали в секту и путём   воздействия на мозговую деятельность зомбировали, вынуждая  жертвовать деньги, имущество, квартиры…
  «А если она не сумасшедшая? – вдруг с ужасом подумала Оксана. – Если всё описанное – правда?!» Пришли на память публикации про уже выданный кому-то патент на устройство дистанционного слежения, позволяющее манипулировать сознанием человека, видеонаблюдения и распознавания лиц, преследования неугодных с любого расстояния.
  В полутёмной комнате становилось всё более неуютно. Вернулось весь день не покидавшее Оксану ощущение дискомфорта, будто кто-то наблюдает за ней, слушает и анализирует ход разговора. А что означают слова хозяйки: «Боюсь, чтобы с вами ничего не случилось!» «Неужели я тоже схожу с ума?! Держи себя в руках!»
  Неожиданно возник резкий холод около сердца, страх усилился, и в мозгу отчётливо прозвучал механически монотонный тягучий женский голос: «На фига ты сюда припёрлась? Немедленно уматывай! Оставь её нам, ничего не смей публиковать!»
  Так, значит, всё рассказанное – не выдумка, не бред?! Значит, и ей, Оксане, объявляет войну некто невидимый, всё слышащий и всё про неё знающий?!
  В леденящем оцепенении Оксана сидела над напрасно раскрытой книгой, не в силах успокоиться. Только под утро решилась прилечь, мгновенно забывшись тяжёлым коротким сном.   
   Когда садилась в случайный попутный автобус, в голове зазвучал тот же ленивый женский голос: «Молодец, что ушла!» Так за ней продолжают следить?!
  То было далеко не завершение «приключений», заставлявших поверить в истинность самых неимоверных рассказов той, что звала и так надеялась на помощь. Не удивительно, что никто ей не верил…
  На обратном пути в поезде затрещал мобильный телефон – подруга торопилась сообщить новости. Но отчего звук так сильно искажён и дрожит, прерываясь? Дома с «мобильником» стала происходить вообще чертовщина: мгновенно разряжался, исчезала память, изображение то появлялось, то исчезало, экран вместо реальной показывал дату выпуска. Никаким способом остановить ту чехарду не удавалось. Никогда прежде такого не было, в чём дело? Что-то заело, засорилось? А если снять корпус? Ура - телефон радостно ожил! Поднесла корпус – снова чертовщина. Он чем-то облучён? Надела другой, запасной – всё нормально…
  Ещё более странное и пугающее наступило, когда Оксана включила диктофон. Пока шли общие рассуждения – запись отличная. Но стоило возникнуть разговору о тайных делах организации, о чужих голосах и пытках на расстоянии, звук исчезал, хотя лента благополучно крутилась. Потом пошли странный гул, помехи,  проявившиеся слова были искажены настолько, что понять что-либо невозможно, лишь изредка прорывалось: «Надо разоблачить их…», «В этих структурах большая сила…»   
   Даже прежняя запись на той же кассете испорчена до неузнаваемости. Какими лучами на неё воздействовали? Снова разговор о нейтральном – слышимость нормальная. Некто контролировал каждое слово их беседы. Но кто? И как? И зачем?
  - Нет, для моей благополучно-развлекательной газеты такое не по теме, - сказала мне Оксана, передавая то самое письмо к дочери. –  Может, твой шеф решится напечатать?
  Напоследок Оксана призналась - неужели самовнушение? – что боится теперь переходить улицу. Мозг начинает сверлить назойливое: «Ты сейчас попадёшь под машину…»

         ПИСЬМО К ДОЧЕРИ

  «Ты уехала от меня, наверное, с лёгким сердцем. Ты видела моё жильё, какой порядок в нём, видела альбомы с фотографиями. На снимках – красота, приветливые весёлые люди. И я сама – радостная, спокойная, деловитая…
  Мне известно, что ты не увлекаешься чтением – нет времени, нет интереса: «Сама всё знаю!» Но прошу  всё же прочесть это письмо, чтобы понять события, которые со мной происходят.
  Ты знаешь, что моя жизнь с 2000 года стала странной, непонятной тебе. Мне она тоже стала непонятна. Тебе она очень не нравилась. Мне тоже. Я оказалась жертвой великого предательства. Ни в одном житии святых мучеников не описаны такие долгие пытки, которые приходится терпеть мне. Но никто не видит моих палачей, никому из окружающих они не делают больно.
  Я, как и некоторые другие, не пришлась по вкусу кому-то из руководства известной тебе организации. В их распоряжении уже тогда, когда мы с тобой были там в активе, находились генераторы, с помощью которых они воздействовали на «учеников». Основной способ  - непрерывное говорение. Люди теряли рассудок, не понимая, что с ними происходит. Изгнание бесов в церкви не помогало. Бесы-люди сидят за мониторами и хладнокровно доводят жертву до сумасшествия или самоубийства. Среди наших общих знакомых есть женщина, сестра которой выбросила с пятого этажа её ребёнка. Эта несчастная сестра в психбольнице…
  Я говорю о зомбировании. Я слышала слова тех, кто сидел за мониторами. и сейчас, к сожалению, слышу их. Я не сразу распознала ловушку. И на тебя они действовали внушением жестокости по отношению ко мне, навязыванием мыслей о моей ненормальности, о необходимости поместить меня в психбольницу.
  Я не сошла с ума, но стала инвалидом, в какой-то момент потеряв осторожность. Страдания мои продолжаются. На ноге, где переломы срослись, я тяну, как каторжник, «чугунное ядро». В квартире есть для меня «пыточные камеры» - туалет и ванная комната, и «дыба» - постель ночью, когда меня корчат, скручивают, раздавливают мне ноги, сводят их судорогой, а в горло посылают жжение в виде жёсткой, бесконечной изжоги. С каждым днём они всё злее. Ведь они мне открыли свои намерения и секреты, когда я слушала их ещё как друзей и сотрудников, и не скрывали замыслов убить меня, когда я поняла, в чём дело. Они убеждены, что мне никто не поверит. Так оно до сих пор и есть. Если бы у меня появился защитник, он бы нашёл возможность как очевидец и свидетель так рассказать обо всём, чтобы сюда приехали и «операторов» пси-мониторов, моих мучителей, разыскали бы. Пока я не смогла получить внимания от чиновников в Симферополе и Киеве, куда несколько раз обращалась. Может, ты найдёшь, с кем посоветоваться, у кого проконсультироваться, ведь ты свидетель всего, о чём я пишу, ты знаешь, что мои муки – не плод больного воображения, а правда.
  Что они умеют, кроме бесконечной говорильни и физических истязаний?
  Организм жертвы во всех деталях представлен на экранах мониторов. Работа распределена между участниками процесса. Есть главный пульт, которым управляет руководитель группы, есть знание физиологии, работы мозга,  способов выведения из строя систем и органов. Мне демонстрировали множество «картинок». Например, передвижной вагончик, разделённый на два помещения. Стол, по обе стороны которого стоят мониторы. Сколько бригад задействовано – трудно определить, но работа идёт непрерывно.
  Они знают всю жизнь жертвы, вплоть до самых интимных деталей, обо всех родственниках и знакомых. Они видят каждое твоё движение и издеваются, оскорбляют словами и болью. Они считывают каждую твою мысль или даже навязывают свою. Они слышат каждый звук в квартире, на улице, в поездке. Они сопровождают тебя всюду. Скрытая камера прослушивания и подсматривания работает непрерывно. Они умеют создавать звуковые и зрительные галлюцинации: окликнуть по имени, когда никого нет рядом, явиться в помещение и изобразить намерение удушить тебя. Вот они считали и уже облекли в слова мою мысль: «Неужели это никогда не кончится?» И женский голос скороговоркой пробормотал: «Мы будем продолжать, чтобы «это» никогда не закончилось. У нас есть ещё резервы». Многое из их речей записано на магнитофонную плёнку.
  …Позади ещё одна ночь. Спала с 1 часа до 4.30 утра. В 6 часов – удар «хвостом электрического ската» по ногам. От боли перехватывает дух, но надо вставать. Не дают согнуть ногу, чтобы надеть носок – боль. Всё же ногу сгибаю и мелкими движениями пальцев правой руки надеваю носок. Неудовольствие они выражают грубой руганью: «Сволочь, скотина, сука, падаль» и прочее. И так каждый день уже несколько лет.
   Можно ли рассматривать это письмо как бред шизофреника? Можно ли не признать, что раз пси-оружие существует, то его могут использовать с целью довести клиента до смерти? Можно ли отказываться от расследования моего дела? То, что я написала, страшно, как Чернобыль. Как бы я хотела, чтобы ты, дочь, не испугалась и помогла мне, хотя бы поверила, что написанное – не выдумка, не фантазия.
  …Пишу вечером, после больницы. Каждый день машина «скорой помощи» увозит меня туда утром и возвращает домой после лечения. Пытки продолжаются непрерывным говорением, «перебиванием» голени, судорогами и т.д. Сейчас они повторяют каждое слово, которое я пишу. Они по-прежнему уверены, что мне никто не поверит. Но с твоим приездом нас будет уже двое, а о тебе никто не посмеет сказать, что ты выжила из ума. И сейчас я сижу, как в середине костра. Меня «поджаривают» со всех сторон, колют сосуды на кистях рук, чтобы я бросила писать, не могла опираться на костыли.
  …Прошло ещё две недели. К сожалению, ничего не изменилось. И ты задержалась с приездом. Понимаю, конечно, отдых после ремонта нужен, так что на твою помощь почти уже не рассчитываю.
  И всё же – решайся! Мы должны быть рядом.
  В ожидании твоего решения, твоя мама»