Льювин. Книга 2. Невидимый враг. Глава II

– Великие Стихии и разные чуда-юда! Что же это такое творится, хотел бы я знать?! – в сердцах брякнул Льювин, когда тропа через Межреальность, по которой они с Вэйлинди брели уже, наверное, дня три-четыре по ощущению времени своего Мира, в очередной, точнее, внеочередной раз, лихо изогнулась, словно поворот винтовой лестницы.
Сначала всё вроде бы шло неплохо. Все дела Ордена Льювин взвалил на Джеффа, несносного своим безразличием практически ко всему на свете, но честного и верного друга. На удивление быстро и без особых хлопот удалось отыскать одну из сокрытых троп, ведущих в Алдалиндор. Льювин подозревал, что эльфы, с которыми за эти годы он крепко сдружился, неустанно наблюдают за ним. Возможно, и даже очень вероятно, Эленнар и Линтинэль, услышав отголоски его мыслей – Перворождённые вообще зачастую разговаривают мыслями, а не вслух, как большинство людей – сами поспешили ему навстречу. Так или иначе, но Льювин и его немногочисленные спутники (Вэйл, Хэйди и Фьонн), идя по самому что ни есть обыкновенному лесочку неподалёку от Башни Сервэйна, неожиданно – как это всегда и бывает, если имеешь дело с эльфами – вышли на тропу, вдоль которой росли волшебные Поющие Деревья; эта тропа вела прямиком к Алдаронду.
Эльфы, как обычно, были прекрасно осведомлены не только о том, что случилось с магистром Мон-Эльвейга за последнее время, но также и о том, что он намерен делать в будущем. Льювин давно привык к этой интригующей и пугающей особенности Перворождённых, которая, как ни странно, его никогда не напрягала, как это неминуемо произошло бы почти с любым человеком, в том числе и со многими магами.
– Разумное решение, Льюв, – одобрительно промолвил король эльфов, когда они вчетвером, вместе с Линтинэль и Вэйлинди, поздно вечером сидели в зале на самом верху одной из башен, попивали вино и играли в тавлеи. – Я знаю, тебя нелегко запугать, но… – Эленнар сделал многозначительную паузу. – В общем, твоему сыну и твоей матери действительно будет здесь гораздо безопаснее.
– Опять намёки, Свет и Тьма, и будь проклята война! – с оттенком раздражения отозвался Льювин. – Эллэ, – так он называл короля эльфов, когда им случалось беседовать в тесном дружеском кругу, – ты хоть когда-нибудь говоришь напрямик, а?
– А ты, Льюв? – усмехнулся Эленнар, передвигая одну из фигур на чёрно-зелёном поле. – Уверен, хватит пальцев на одной руке… нет, пожалуй, всё-таки на обеих… ну, может, ещё и больших пальцев ног, чтобы сосчитать все подобные случаи, которые имели место в твоей руководящей деятельности на ответственном посту великого магистра Ордена Мон-Эльвейг. Кстати, ты знаешь, что означает это название?
– Думаю, что да, – Льювин тоже не удержался от улыбки при виде ловкого хода Эленнара – как в игре, так и в беседе. – «Мон-Эльвейг» означает «Хрустальный Мост».
– На современных языках людей, живущих в западной части вашего Мира – да, – подтвердил Эленнар, который, как замечал Льювин, в последнее время стал увлекаться сравнительной лингвистикой. – Но вот на древнеэльфийском это означает «Одинокие Звёзды». На диалекте Тёмных эльфов, – прибавил он.
– Ужасно поэтично, – кивнул Льювин, делая свой ход, но уже понимая, что безнадёжно проигрывает; в игре с магами он обычно побеждал в девяти из десяти партий, но выиграть у эльфийского владыки магистру за всё время их дружбы удалось от силы два-три раза. – Так на какую опасность ты всё-таки намекал, Эллэ, когда говорил, что моей матушке и Фьонну лучше пока погостить в Алдалиндоре?
– Не стоит стремиться во что бы то ни стало узнать, что ожидает впереди, – вмешалась Линтинэль, мимоходом переставляя одну из зелёных фигур, которыми играл Эленнар. – Это может отнять силы, нужные для новых свершений, а наши опасения вполне могут развеяться, как пепел… Как ты думаешь, остались ли у тебя ещё шансы на победу? Я, разумеется, имею в виду игру, – лукаво улыбаясь, пояснила королева эльфов.
– Увы, едва ли, – вздохнул Льювин.
– Вот главная ошибка даже самых лучших из людей, – торжествующим тоном подхватила Линтинэль. – Они заранее уверены в неудаче, стоит им заметить её призраки! А что ты скажешь, если пойти так и так? – она быстро переставила несколько фигур.
– Лин! – запротестовал Эленнар. – Зачем ты это делаешь? И что это такое – ты играешь за обе стороны…
– Да знаю я, что это против правил! – отмахнулась она. – Только, милый мой, уже поздно напоминать о правилах после того, как мне посчастливилось невредимо проскользнуть между их жерновами. А сейчас я просто хотела показать нашему другу Льювину, как можно победить, когда кажется, что это невозможно. Только не советую в следующий раз играть чёрными, – она произнесла это необычайно серьёзно, при этом бросив на Льювина испытующий взгляд своих тёмно-карих глаз.
– Постараюсь играть светлыми фигурами, если мне удастся отыскать их в достаточном количестве, – так же серьёзно отозвался маг. – Так значит, вы не хотите сказать, что ждёт нас с Вэйл в этом походе?
– Пожалуй, и в самом деле не стоит знать этого наверняка, – как бы размышляя вслух, произнесла Вэйлинди, искоса взглянув на него, но Льювин не унимался.
– Нет, я хочу знать, – решительно настаивал он. – Встретимся ли мы снова в златотронном чертоге и будем ли весело пировать с драгоценными кубками в руках, или этот субъект… – Льювин чуть не произнёс неприличное слово, но вовремя сдержался, вспомнив, как подобает вести себя в порядочном обществе. – Или мои доспехи и иные личные вещи станут боевыми трофеями более сильного противника?..
– Замолчи! Льюв, пожалуйста, не надо так шутить! – Вэйлинди чуть не плакала. – Честное слово, ты иногда невыносим!
– Прости, пожалуйста, Вэйл, – Льювин с видимым раскаянием отодвинул свой кубок подальше. – И я всё-таки хочу напомнить тебе, что мне было бы спокойнее, если бы ты…
– Хватит об этом! Я пойду с тобой, и точка! – бывшая некромантка даже слегка стукнула ладонью о подлокотник кресла.
Эльфы с нескрываемым интересом молча наблюдали за ними. Заметив их пристальные взгляды, Льювин и Вэйлинди умолкли, почувствовав некоторое смущение за своё идиотское поведение. Да, конечно, Эллэ и Лин – друзья, но всё-таки…
– Всё в порядке, ребята, – весело заверила их королева эльфов. – Просто в следующий раз придётся поменьше вам наливать.
– Значит, он всё-таки будет, следующий раз… – подытожил Льювин. – Иначе бы ты, Лин, так не сказала. Хоть это радует.
– Ну конечно же, следующий раз будет, и не один, – губы короля эльфов слегка дёрнулись в загадочной улыбке, но почти мгновенно его лицо приняло непроницаемое, величественное выражение; лишь в глубине синих глаз играли озорные искорки. – Славная (или же бесславная) гибель в бою, удел героев древних легенд (или дураков и трусов), не написана на роду великому магистру Льювину!
– В таком случае я пью за счастливую судьбу, которая будет любить меня вечно, – провозгласил Льювин и мгновенно осушил свой кубок.
– Значит, за меня, – подытожила Вэйлинди.
Однако на этот раз весёлые пиршества не затянулись надолго, как это обычно случалось в предыдущие посещения волшебного Алдалиндора. Льювин и Вэйлинди пробыли в гостях у эльфов не больше недели, после чего наконец решились идти навстречу неизвестности. Фьонн, который и прежде бывал с родителями во владениях Перворождённых, был в восторге, что надолго избавлен от необходимости внимать наставлениям Улльдара, учеником которого он являлся. Сын магов был ещё слишком юн, поэтому не особенно задумывался над тем, куда и зачем направляются его родители. Но Хэйди, мать Льювина, хотя и не обладала магическими способностями, догадывалась, что её сын лезет в какую-то чрезвычайно опасную переделку. Материнское сердце подсказывало женщине, что это будет дыра похлеще всех былых приключений Льювина.
– Льюв… Я тебе это тысячу раз говорила, но… Ты поосторожнее там, хорошо, сынок? – тихо промолвила Хэйди при прощании.
– Мама, не беспокойся, я же себе не враг, чтобы самому лезть в петлю, – Льювин пытался шутить, однако на душе у него в тот день было не особенно приятно.
– Всё будет хорошо, – Вэйлинди постаралась говорить уверенно, хотя и у неё настроение было далеко не радужным. – Мама, пожалуйста, проследи за Фьонном, чтобы он не опаздывал к завтраку и повторил «Десять уроков эльфийского», и ещё не забывал каждый день выучивать наизусть по стихотворению из сборника «У Закатного берега Мира».
Хэйди кивнула, стараясь улыбаться.
– Счастливого пути, Льюв, Вэйл! – Льювину стало чуть веселее на душе – голоса эльфов звучали весьма оптимистично, а он привык доверять не только и даже не столько их словам, сколько интонациям и намёкам.
– Пока, мама! Фьонн, слушайся бабушку! Веди себя, как и подобает воспитанному юноше! Эленнар, Линтинэль, до встречи! Всем пока!
И Льювин с Вэйлинди поспешили покинуть Алдаронд, боясь, что долгие проводы, как гласит древняя поговорка, неизбежно вызовут и долгие слёзы.
Алдалиндор, Край Поющих Деревьев, словно чувствуя, что им предстоит очередное испытание, не торопился отпускать своих гостей. Волшебная Песня Деревьев неспешно звучала над тропкой, и маги невольно замедлили шаг, чтобы вслушаться в мелодию, уловить её тайный смысл, сохранить в памяти…
Они не сразу заметили, что снова очутились в обыкновенном лесу. В просветах между деревьями вдали виднелся силуэт Башни Сервэйна. Пора выходить на другую дорогу. Льювин мысленно представил себе каменную арку, в которую врывается столп света – так обычно маг открывал порталы, через которые можно выйти на любую тропу, пролегающую через Межреальность. Правда, для этого нужно представлять место, куда намерен попасть, или же саму дорогу. Долгое время Льювин ничего не знал ни о месте, где обитает его загадочный противник, ни о дороге, ведущей туда. Но теперь враг оставил следы. Весьма вероятно, он сделал это специально, чтобы с какой-то целью заманить магистра Мон-Эльвейг в свои владения. Но Льювин прекрасно понимал – больше медлить не следует. Решительность и отвага принесли ему власть и славу; и если теперь он будет отсиживаться в своём углу, страшась шагнуть навстречу неизвестности – он, в сущности, будет не достоин зваться магистром и наставником. Учить других и руководить ими вправе лишь тот, кто сам постоянно поднимается на новые и новые вершины. Он мечтает подниматься всё выше и выше, и победа над неведомым врагом – это новая вершина, указанная судьбой. Вольнодумец Льювин, который не слишком-то задумывался о Силах, правящих Мирами, порой верил в судьбу…
* * * * *
Непонятные вещи начали твориться буквально с первых шагов по тропе, ведущей через Межреальность к незнакомому Миру. Льювин и Вэйлинди привыкли к тому, что обычно все пакости начинались, когда они попадали в какой-нибудь Мир, заражённый вредоносной магией. На дорогах Межреальности, как правило, было тихо и спокойно. Ну, если не считать одного-двух раз, когда они и их отряд повстречались с бандой колдунов-разбойников, да ещё, когда на них однажды напали клювокрылые птицы-оборотни.
Сейчас же, что ни день, то новая мерзость. То из скоплений звёзд, окружающих тропу и образующих нечто вроде рощицы, выползли какие-то враждебно настроенные твари, похожие на дикобразов, и попытались окружить путников, то сверху неизвестно откуда посыпались острые осколки то ли звёзд, то ли камней, то ли неведомого металла… Но главное – сама тропа. Обычно тропы в Межреальности не слишком петляли: но эта то поднималась вверх, словно карабкаясь по отвесному склону, то закручивалась спиралью, то ужом извивалась среди звёздных рощ…
* * * * *
– Ты знаешь, куда нам нужно попасть, Льюв? – неожиданно спросила Вэйлинди, когда оба после короткого привала снова зашагали по изрядно опротивевшей тропе. – Может, это бред, но мне кажется, что дорога сама тащит нас куда-то…
– Проклятие, а ведь верно! – воскликнул Льювин. – Будь проклят тот гнусный тип! Чует моё сердце, это его проделки! Держись крепче, Вэйл!
Тропа на глазах превращалась в бурлящий поток, который нёс отчаянных странников, как две щепки. Льювин и Вэйлинди накрепко вцепились друг в друга, что было нелишним, иначе их запросто могло бы раскидать в разные стороны. Резкий толчок сбросил их с захватывающей дух высоты…
– Льюв… Ты живой? – услышал маг голос своей возлюбленной.
– Да вроде похоже на то, – неуверенно согласился он, открывая глаза. – А ты, Вэйл? Надеюсь, это не твой бесплотный дух говорит со мной?
Тонкие пальцы бывшей некромантки ласково коснулись его лица.
– Как ты думаешь, где мы? – спросила Вэйлинди. – Там, куда направлялись, или нет?
Льювин осмотрелся по сторонам. Он и Вэйл находились у подножия высокого холма, покрытого густыми зарослями низкорослого кустарника. Всмотревшись в них, волшебник брезгливо поморщился. Свет и Тьма, мусора-то сколько! Даже после вечеринки в стельку пьяных троллей остаётся меньше хлама!..
Вдали виднелась группа холмов поменьше, и среди них острый взгляд мага также приметил кучу всякой дряни. Что же за свиньи тут живут? И воздух какой-то противный, словно отравлен дымом из алхимической лаборатории какого-нибудь малограмотного чародея… Льювин невольно закашлялся.
Кое-как придя в себя, он попытался отследить магические потоки незнакомого Мира, отыскать следы своего врага, точнее, следы, оставленные его солдатами. Но следов не было. Определённо, разбушевавшаяся тропа зашвырнула его и Вэйл не в тот Мир. И что тут творится с магией?! Её отзвуки почти неуловимы, лишь где-то на самом пределе ощущений…
– В чём дело, Льюв? – Вэйлинди, которая по-прежнему держала его за руку, почувствовала, как он вздрогнул. – Что-то не так?
– Вэйл, – Льювин постарался говорить спокойно, но голос его предательски срывался от волнения. – Ты только не беспокойся, как-нибудь выберемся… Видишь ли, этот Мир…
– Да не тяни ты! Что с этим Миром стряслось?
– Это Мир без магии, Вэйл, – безжизненно ровным голосом произнёс Льювин. – Все наши заклинания тут всё равно что пустое место.
– Что?!
Конечно, оба не раз слышали о том, что такие извращённые Миры встречаются в Упорядоченном; но никогда ни они сами, ни рыцари Ордена, ни другие маги из их родного Мира не попадали в подобные «милые» местечки. Из литературных источников волшебникам было известно, что из таких Миров крайне сложно выбираться. Однако словосочетание «Мир без магии» является не совсем точным определением. Дело в том, что обычно в подобных Мирах магия исчезала оттого, что какой-нибудь злокозненный и могущественный чародей особым образом подчинял своей власти ее свободнотекущие потоки, скручивал их, а центр сосредоточения пленённой Силы защищал специальными заклятиями и ритуалами, которые внедрял в сознание местных жителей в качестве религиозных обрядов.
– Нет, мы должны во что бы то ни стало выбраться из этой дыры! – воскликнула Вэйлинди. – Льюв, давай попытаемся найти, где сосредоточен клубок здешних магических потоков…
– Да, да, конечно, Вэйл, – вяло отозвался волшебник. – Только сначала, я думаю, стоит перекусить – хоть немного, но всё же станет повеселее.
Однако веселее не стало, хотя Льювин всегда полагал, что еда является одним из верных средств для поднятия настроения. Правда, иногда маг допускал использование другого, не менее действенного увеселительного средства – вина; но запасы этого ценного продукта были крайне невелики, поэтому пришлось пить воду, на что Льювин и Вэйлинди решились не без колебания – неизвестно, насколько она отравлена всякой гадостью. В том, что в местной воде имеются посторонние примеси, волшебники не сомневались.
После обеда они направились через заросшее сорняками поле к группе замусоренных холмов и часа через два поднялись на вершину одного из них. Оттуда открывался вид на долину, в которой, как чернильное пятно на скатерти, расплылся город, такой же неприглядный, как и весь этот малопривлекательный Мир. Мимоходом Льювин отметил, что город не окружён крепостной стеной – странно! Вдали, за чертой города, едва различимые даже для самого зоркого глаза, угадывались очертания какого-то тёмного здания странной конструкции, напоминающей перевёрнутую лестницу.
– О, тысяча троллей! – пробормотал маг, вглядываясь в это сооружение, грани которого тускло сверкнули в лучах выглянувшего из-за облаков солнца. – Или я полнейший тупица, или… – он умолк, напряжённо всматриваясь в странное здание.
На самом деле Льювин не столько смотрел, сколько вслушивался в почти затихшую музыку пленённых потоков магии. Этот Мир… Конечно, он не мёртв – но и живым его сейчас назвать трудно. Поэтому-то из него и нелегко выбраться: Светлая магия – это разговор живого с живым, а говорить с неживым и немёртвым… Разумеется, в Тёмной магии тоже есть способы вырваться из подобных ловушек. Льювин и Вэйлинди знали, что для этого потребовалось бы проливать кровь многочисленных жертв…
Этот Мир почти мёртв, и чтобы он выпустил пленников на тропы Межреальности, его сначала нужно оживить. Подумаешь, Мир без магии! Истинная магия заключена не в Мире, предмете или заклятьях – она в человеке. Льювин смотрел на странное тёмное здание, и на миг мрачные блестящие стены словно расступились перед его мысленным взором. Там, за этими стенами, и находится сосредоточие пленённой магии этого Мира. Льювин увидел, каким станет Мир, если он сумеет оживить его своей собственной магией. Он сумеет сделать это. Должен суметь. Человек – это подобие бога… Да что там, человек может творить даже богов! Неужели он не в силах – даже не сотворить – но просто изменить Мир?!
– Это там, – Льювин указал в сторону тёмного здания.
Вэйлинди молча кивнула, задумчиво глядя на город. Подобраться к таинственному сооружению, минуя его, едва ли удастся. Во-первых, город раскинулся на огромной площади, и дорога в обход отнимет много времени. Во-вторых, с одной стороны город почти примыкает к обрыву. Спрятаться там негде, а дозор, который, согласно логике, всё-таки должен иметься в любом населённом пункте, легко выследит путников, которые топают неизвестно куда. В-третьих – что это вообще такое? Почему это здание находится за городом? В некоторых Мирах похожим образом устраивают святилища всяких местных божеств, чудовищ и демонов. Скорее всего, и здесь что-то в этом роде, а у таких храмов всегда имеется собственная стража. Желательно бы сначала узнать, что следует сделать в этом капище и как лучше потом унести ноги, а уж потом лезть в этот каменный мешок – или из чего он там? Да еще неплохо придумать что-нибудь, что отвлечёт внимание храмовой стражи хоть на некоторое время.
– Сначала, мне кажется, надо кое-что выяснить, – негромко сказала волшебница. – Неплохо пройтись по городу, но так, чтобы не привлекать к себе излишнего внимания. Правда, так как город не окружён крепостной стеной, нам не придётся мозолить глаза страже, которая обычно торчит у ворот. Хотя это очень странно. Может, в городе имеется какая-нибудь тайная стража, которую не сразу заметишь – а когда заметишь, то будет поздно? Вот гадость-то, если так! Но на правду очень даже смахивает. Не верю я, что здешние жители ничего не знают, скажем, о войне…
– Кто их знает, – неопределённо пожал плечами Льювин. – Хотя это и полнейший абсурд, но в таком придурочном Мире возможно всё. Впрочем, как и в любом другом. Во всяком случае, о правилах утилизации бытовых отходов эти типы не имеют чётких цивилизованных представлений.
– Да, на первый взгляд кажется, что войти в этот городишко так же легко, как лисице – проникнуть в незапертый курятник, – после долгой паузы промолвила Вэйлинди, вернувшись к беспокоившему её вопросу. – Но удастся ли так же легко выбраться из него? Отсутствие стен ещё ни о чём не говорит!
Льювин промолчал, лишь крепко обнял её. Они переглянулись. Идти в город им обоим не хотелось, но в то же время они понимали, что это необходимо – ведь не оставаться же на месте навсегда, как два каменных столба! Значит, надо шагать вперёд.
– Ну, пошли, что ли? – робко спросила Вэйлинди, прижавшись щекой к плечу Льювина.
– Да, пожалуй, пора, – со вздохом ответил он.
Они спустились с холма, стараясь скрываться за немногочисленными валунами и чахлыми кустарниками. Льювин изо всех сил старался отгонять докучные мысли о том, что станется с ним и Вэйл, если они всё же не сумеют вылезти из этого Мира, похожего на большую мусорную кучу. Магу вдруг живо представилось, как он обучает здешних сорванцов основам выдуманной им самим философии, а Вэйл занимается вышивкой и бисероплетением… Ох, нет, избави нас от этого все Силы Света и Тьмы! Да и вряд ли здешние жители, судя по отсутствию у них элементарных навыков культурного общения с окружающей средой, могут проявить хоть какой-то интерес к науке и искусству. Проще уж гоблина научить игре на арфе, чем перевоспитать типов, превративших свой Мир в свалку. Нет, нет, конечно, этот Мир можно очистить, но сделать это своими силами будет сложновато. Другое дело, если в ход пойдёт естественная для этого Мира магия – изменения будут происходить как бы сами собой, может, их придётся только чуточку направить…
Приближаясь к городу, Льювин по привычке попытался проверить, нет ли тут каких-нибудь магических ловушек, но, вспомнив, что находится в так называемом «Мире без магии», тихо выругался. Однако этот затхлый мирок, эта гнилушка, это стоячее болото для магии не производит впечатления чего-то примитивного. Наверняка тут кроется какой-то подвох! Тут чувствуется… «О, Свет и Тьма! Как же мне это раньше в голову не пришло? – удивился Льювин. – Да ведь это знакомый почерк незнакомой руки (а, возможно, иной конечности или же мысли)!..»
* * * * *
Льювин и Вэйлинди шли по грязным улицам незнакомого города, стараясь внимательно прислушиваться к обрывкам разговоров, то и дело доносящимся из открытых окон. Против ожидания, язык, на котором изъяснялись местные жители, почти не отличался от их собственного, если не считать такого пустяка, как обилие нецензурных выражений, при помощи которых подавляющая масса населения замусоренного Мира, видимо, выражала особенно яркие эмоции и переживания. Если отбросить эти колоритные словечки, то выяснить магам удалось следующее. Городишко, в который их забросило по воле… да нет, даже не судьбы, а неведомого противника, называется Шагрэд, что означает «Возле болота». Дождей нет уже вторую неделю, а съестное на рынке вздорожало вдвое, если не больше. На улицах города развелось множество бездомных собак, а под вечер бродить по неосвещённым переулкам отважится только ненормальный или самоубийца, потому что ночная стража спит, а бандиты совсем обнаглели.
Потратив часа два на ознакомительную экскурсию, Льювин и Вэйлинди решили отыскать какое-нибудь относительно приличное местечко, где можно перекусить и отдохнуть. Оба отметили, что устали так, будто на них воду возили, что редко случалось с ними даже после целого дня, проведённого в пути. Но они не слишком удивились этому. Атмосфера, царившая в Шагрэде, сильно напоминала удушливую тяжесть бесплодной пустыни, проклятой Создателем. Льювин почти сразу обратил внимание на то, какими подозрительными и злобными взглядами обмениваются здесь люди. Каждый словно ежесекундно ожидает удара из-за угла…
Нельзя сказать, что в родном Мире Льювин привык видеть только открытые и доброжелательные лица; а уж там, где ему доводилось побывать как духовному и военному главе рыцарей Мон-Эльвейга, он повидал немало мерзопакостей и гнусных рож, которые, приснившись мирному обывателю, способны вогнать того в холодный пот. Тем не менее гнетущее ощущение глухой вражды и затаённого страха, косые взгляды и перешёптывания действовали магу на нервы, пробуждая в его душе негодование, быстро переходящее в едва сдерживаемый гнев. «Как в клетке, разрази Тьма этот Мир! – со злостью думал он. – Ох, и натворил же тут художеств мой незнакомый приятель! Они все здесь готовы вцепиться в глотку – неважно, кому – и в то же время ужасно трепещут… Перед чем или перед кем, интересно знать?»
В трактире, куда Льювин и Вэйлинди наконец решились зайти, несмотря на не особенно вдохновляющую вывеску, на которой был изображен абсолютно синий куриный окорочок, они столкнулись с крайне странной манерой обслуживания. Разобрать название почтенного заведения, намалёванное размашистыми буквами, им не удалось. Наверное, засуха не всегда царила в этих краях, и некогда свирепствовавшие ливни размыли краску настолько, что оставшиеся потёки лишь очень отдалённо напоминали буквы.
Неприятности, как это обычно и бывает, начались с мелочей. Льювина и Вэйлинди сначала удивило то странное, на их взгляд, обстоятельство, что в меню, поданном толстой официанткой в заляпанном жиром крошечном фартучке, значились всего два блюда: «Полосатый шницель с хреном и креветками» и «Окорочок под пряным соусом».
– Это что за полосатый… – начала Вэйлинди, которая иногда любила попробовать экзотические блюда.
Но официантка, смерив её презрительным взглядом, холодно отчеканила:
– Берите лучше окорочка! – и внезапно умолкла, с опаской покосившись в сторону стойки, где хозяин заведения пересчитывал дневную выручку.
Между тем Льювин кисло смотрел в меню, где расплывшаяся буква «П» весьма смахивала на «Д», что порождало невесёлые мысли о вкусовых качествах окорочков.
– Ладно уж, давайте их сюда, окорочки эти под… каким там соусом, я не разобрал? Под дрянным?
Официантка произнесла пару колоритных словечек, которыми здесь все приправляли свои речи, и удалилась, величественно неся своё грузное тело к стойке. Льювин и Вэйлинди мрачно переглянулись.
– Влипли, – тоскливо промолвила бывшая некромантка. – И это ещё цветочки, как я полагаю, – она понизила голос до еле уловимого шёпота. – Льюв, ты видел тех двух типов за вторым столом справа от дверей? Видел, нет? Да не оборачивайся ты так явно! Мне кажется, что эти субъекты за нами следят. Когда мы вошли, они так пристально на нас посмотрели… И потом, когда к нам подошла эта толстуха, они пару раз покосились на нас. Да неужели ты не заметил?
– Да, – процедил Льювин сквозь зубы, бросая молниеносный взгляд на двух посетителей трактира, внешне ничем не выделяющихся из остальной массы народа. – Заметил, ещё бы не заметить! Но что им от нас надо?
– А это сейчас выяснится, – с каменным лицом сообщила Вэйлинди, видя, что к их столу одновременно приближаются официантка с двумя порциями окорочков и те двое, что взяли магов под пристальное наблюдение.
Официантка плюхнула на стол заказанную еду и, получив причитающуюся плату, поспешно удалилась, между тем как один из незнакомцев начал без долгих околичностей:
– Простите за беспокойство, но по долгу службы я вынужден задать вам несколько вопросов…
Льювин, занятый окорочком, недоброжелательно покосился на назойливого нахала. За те годы, что волшебник возглавлял Орден Мон-Эльвейг, никто, кроме, пожалуй, короля Эскерро, не пытался говорить с ним в приказном тоне, да и раньше Льювин не особенно терпеливо относился к подобным попыткам. Маг понимал, что сейчас, пожалуй, не слишком благоразумно показывать свой мятежный характер, но побороть врождённые наклонности оказалось нелегко даже для него.
– А вы кто такой? – Льювин постарался, чтобы его слова не прозвучали дерзким вызовом, но тотчас понял, что задал вопрос грубым и недовольным тоном.
– Илэн Ювар, страж двенадцатого разряда, – с готовностью отвечал незнакомец, раскрывая какую-то небольшую книжку грязно-бордового цвета и суя её под нос магу. – А это мой помощник Дэйн Мафф, страж четырнадцатого разряда.
– И что же вас интересует? – холодно осведомился Льювин, уплетая окорочок, который и впрямь оказался именно под дрянным соусом, а не под пряным, как значилось в меню.
Вэйлинди предостерегающе коснулась его руки, и в тот же миг Льювин услышал её слова, обращённые к нему мысленно: «Тайная стража, как я и предполагала. Надо придумать какую-нибудь уловку, чтобы избавиться от них».
– Вы, как я вижу, иностранцы, – произнёс Илэн Ювар, причём посмотрел на Льювина и его спутницу очень подозрительно. – А здесь принято, чтобы все, кто по каким-либо делам оказывается в городе, сообщали властям своё имя, место рождения и цель пребывания.
«О, проклятие!» – Льювин вовсе не собирался говорить правду, но вот что наврать-то? Они же с Вэйл не знают ни одного названия здешних городов и сёл, кроме этого мерзкого Шагрэда. А сообщать этим субъектам, что они из другого Мира… Ну уж нет, спасибо!
– И кому же мы должны представиться? – Льювин изо всех сил старался говорить приветливо, но чувствовал, что его злость прорывается наружу, как вода, сочащаяся из дырявого сосуда.
– Если вам угодно последовать за нами, – страж сделал многозначительную паузу, – то мы проводим вас к Дворцу Собраний, где чиновники запишут ваши данные.
– А могу я узнать, – Льювин также сделал паузу, – что будет в том случае, если мы откажемся следовать за вами? Это я просто так спрашиваю, – с чуть заметной улыбкой пояснил он, заметив, как помощник стража двенадцатого разряда положил руку на эфес меча.
«Льюв! – мысль Вэйлинди соприкоснулась с его мыслями, а рука коснулась руки. – Попробуем улизнуть по пути к этому их Дворцу, Льюв. Здесь полно народу, кто знает, может тут ещё их люди, так что не стоит пока с ними связываться».
Несмотря на то, что Льювин и Вэйлинди очутились в «Мире без магии», способность к мыслеречи их не оставила – дополнительный плюс в пользу утверждения, что человек обладает некоей частицей магии, не зависящей от внешних условий.
– Ладно, пойдёмте, почтенные, – величественно промолвил Льювин, поднимаясь из-за стола и подавая руку своей спутнице.
Илэн Ювар осклабился, и в его глазах мелькнул сладострастный огонёк, когда он скользнул взглядом по фигуре бывшей некромантки. Льювин, подметив это, разозлился ещё больше и решил, что постарается вышибить мозги этому типу, если только представится возможность. Следует отметить, что благодаря активным усилиям самого мага возможность сделать то, что он задумал, обычно всегда представлялась.
Льювин и Вэйлинди, стараясь идти помедленнее, шагали рядом с представителями местной власти, обдумывая, как бы вырваться из-под их докучного контроля. Путь пролегал через многолюдные улицы, и это осложняло дело – волшебникам совсем не хотелось привлекать к себе излишнее внимание, а если они попытаются улизнуть или напасть на стражей, этого не избежать. Внезапно Вэйлинди чуть заметно подмигнула Льювину, остановилась и с обеспокоенным видом принялась выворачивать карманы. Стражи, ещё не понимая, в чём дело, тоже остановились.
– Ах, мамочка! – с хорошо разыгранными слезами в голосе воскликнула волшебница. – Я, кажется, позабыла в трактире свои золотые часы! Какая досада! Это же подарок моего любимого дедушки! – и она с беспомощным и жалобным видом обратилась к старшему стражу. – Благородный Илэн, может быть, ваш помощник сходил бы за ними? Если мы все пойдём назад, это будет лишней тратой времени, а он потом нагонит нас…
Говоря это, хитрая зеленоглазая колдунья улыбнулась столь многообещающе, что страж на время утратил бдительность и недоверчивость, необходимые при исполнении служебных обязанностей, а Льювин, хотя и отлично понимал, что Вэйл просто стремится облегчить процесс избавления от контроля стражей, спровадив одного из них подальше, всё же почувствовал ревность. Маг явственно вообразил, как он приставит кинжал к горлу этого Илэна, и от подобных мыслей ему стало немного легче на душе. Между тем страж двенадцатого разряда, которому в голову также пришли некоторые соображения, не имеющие ничего общего с его прямыми обязанностями, отдал помощнику приказ топать в таверну «Куриная ляжка» и перевернуть её верх дном, если потребуется, но обязательно отыскать часы и прибыть к Дворцу Собраний, где и ждать дальнейших распоряжений. Дэйн Мафф молча выслушал приказ начальника, но на несколько мгновений замешкался, бросив исподлобья пару мрачных взглядов.
– Ну, чего стоишь?! – прикрикнул на него Илэн Ювар. – Может, на рудные разработки захотел?
Помощник при этих словах опрометью кинулся прочь, а Льювин мысленно пожелал ему сломать шею или свалиться в сточную канаву. По крайней мере, одним противником точно будет меньше. В тот миг, когда Илэн отослал своего подчинённого, маг с ошеломляющей отчётливостью прочёл мысли старшего стража. Для этого не требовалось никакого волшебства – достаточно было попристальнее взглянуть на его физиономию. «Ну и мерзавец! – Льювина передёрнуло от отвращения и гнева. – Да ты хуже бандита с большой дороги!»
То, что произошло дальше, маг без труда предугадал заранее. Избавившись от надзора своего помощника – за время краткого пребывания в Шагрэде Льювин успел заметить, что здесь все следят друг за другом – Илэн Ювар быстро свернул с оживлённой улицы и углубился в лабиринт извилистых и грязных проулков. Льювин не сомневался в том, что замыслил этот тип, поэтому заранее положил руку на эфес меча.
В переулке, где они остановились, почти все окна были закрыты ставнями, а сами дома имели весьма жалкий вид. Определённо, что здесь обитают те, кого обычно обобщают под названием социального дна. Подобные личности привыкли ко всему на свете, поэтому звуки происходящей поблизости драки или отчаянные женские крики вряд ли могли вызвать у них сильное беспокойство.
Льювин и Илэн Ювар остановились одновременно, словно сговорившись; но маг успел выхватить меч на долю секунды раньше. Он не произнёс ни слова, и страж двенадцатого разряда, уступивший своим противозаконным наклонностям, также молчал.
Вэйлинди огляделась по сторонам. Возле ветхого крыльца близлежащего дома стоял треснувший глиняный кувшин; бывшая некромантка внезапно схватила его и, подкравшись сзади к стражу, теснимому Льювином, обрушила кувшин на голову Илэна. На грязную мостовую посыпались черепки, а оглушённый страж двенадцатого разряда шмякнулся прямо в лужу, потеряв сознание.
– Вэйл! Ты отняла у меня славу доблестного подвига, – с усмешкой промолвил Льювин, подобрав меч противника и проворно изымая у бесчувственного Илэна кинжал, нож, спрятанный за голенищем сапога, и наручники, видимо, предназначенные для непокорных граждан и опасных чужаков. – Теперь я не смогу не мигая и не отводя взгляда смотреть в глаза Джеффу, этому зерцалу рыцарской чести!
Произнося эту шутливую речь, маг крепко связал поверженному противнику руки и, нашарив в своей дорожной аптечке нюхательную соль, поднёс флакон к носу стража, которого правильнее было бы назвать разбойником. Илэн что-то неразборчиво промычал, чихнул, открыл глаза и тут же почувствовал, как сильная рука сдавила ему горло, а сталь кинжала неприятно холодит шею возле левого уха.
– Пикни только – и тебе крышка, – полушёпотом пообещал Льювин, слегка ослабляя стальную хватку, чтобы пленник не отправился на тот свет раньше, чем следует.
– А-а, – полузадушено выдохнул Илэн. – Проклятый шпион Фарна! Тебя расстреляют отравленными стрелами у Врат Забвения…
– Молчать, я сказал! – сверкнув глазами, грозно прошипел маг. – Ты собирался ограбить и убить меня, но за это я, пожалуй, простил бы тебя, гнусное отродье помойной ямы! А вот за то, что ты, подонок, намеревался обесчестить мою жену… – лезвие кинжала оставило кровавый росчерк на шее пленника, и тот мгновенно обмяк от страха, почувствовав, как тёплые струйки крови стекают на грудь и на спину.
– Льюв, не трать ты на него время попусту! – вмешалась Вэйлинди. – Нам нужно побыстрее уносить отсюда ноги. И, право же, хоть это и бесчеловечно, но разумнее всего прикончить его.
– Ты так полагаешь, Вэйл? – выразительно сдвинув брови, переспросил Льювин. – А мне кажется, он нам ещё пригодится. Хотя бы затем, чтобы ответить на несколько вопросов, – и, уперев остриё кинжала в горло пленённого стража, маг сурово промолвил. – Что это за сооружение, там, за городом? Ну, вроде перевёрнутой лестницы…
Пленник побледнел и, заикаясь, проговорил:
– Об эт-том не д-дозволено гов-ворить… Эт-то в-великая т-тайна… Б-будь я п-проклят, ес-сли с-скаж-жу!
– Не беспокойся, за деяния, подобные тем, что ты намеревался совершить сегодня, ты и так будешь проклят Создателем, если не раскаешься, – назидательным тоном успокоил его Льювин. – А для раскаяния тебе неплохо бы пожить ещё хоть самую малость. Я дам тебе такую возможность, если ты расскажешь всё, что знаешь об этом сооружении, иначе, боюсь… – волшебник слегка продвинул руку с кинжалом вперёд, и из крохотной ранки появилась капелька крови. – Ну, быстрее говори, Тьма тебя сожри! – нетерпеливо и сердито добавил Льювин.
– Эт-то Х-храм М-мёртвых Б-богов, – едва выговаривая слова, прошептал пленник. – Т-там их-х г-гробница…
– И на что же годятся боги, которые мертвы? – саркастически осведомился Льювин, но пленник в ужасе забормотал.
– Не смей оскорблять Великих Богов Шарданна, чужеземец! Они жили с нами, они дали нам…
– По шее? – предположила Вэйлинди, чуть усмехнувшись. – Да уж, не помешало бы снова! А от чего же они померли, ваши «Великие Боги»? Получили сдачи от кого-то посильнее?
– Молчи, женщина! – страж двенадцатого разряда чуть не задохнулся от негодования и страха. – Как можно так богохульствовать! Хоть наши Боги и мертвы, они покарают любого, кто осмелится непочтительно относиться к ним!
– Да-а? – с ядовитой иронией протянул Льювин. – Посмотрим, посмотрим… Нам не первый раз приходится иметь дело с ненормальными, вообразившими себя богами, но чтоб это были мёртвые… Даже интересно становится! Это что-то новенькое! Так что же могут ваши Боги, я так толком и не понял? Что там, в этом, с позволения сказать, «храме»? Вы им и кровавые жертвы приносите, гекатомбы, или как?.. Да говори же, или отправишься к своим разлюбезным богам прямо сейчас! – Льювин для убедительности прибавил пару ругательств, которые, как ни странно, возымели положительное действие.
– Они жили среди нас и дали нам скрижали, написанные кровью, – довольно внятно заговорил Илэн. – Так учат нас их жрецы. Теперь Боги крепко спят, но настанет день, и они вернутся. Тогда весь Шарданн преобразится, заморские твердыни Фарна падут, и все будут равны и счастливы…
– Ну и бред! – не выдержала Вэйлинди. – Тысяча орочьих морд, везде одни и те же россказни, везде! И находятся же идиоты, которые до сих пор верят в подобное!
– Когда Боги восстанут из своей гробницы, богохульникам придёт конец, – мрачно посулил Илэн, но тотчас умолк, так как ощутил зловещее шевеление приставленного к горлу кинжала.
– Где находится эта гробница? В храме? Сколько там жрецов? – возобновил допрос Льювин. – Воины там есть?
– Все жрецы Мёртвых Богов – воины, – услышал он в ответ. – Но я не знаю, сколько их там. Может, десятка три… А гроб Мёртвых Богов стоит в храме на высоком постаменте, высотой в трёхэтажный дом…
– Лестница? – кратко осведомился Льювин, но тотчас пояснил, видя замешательство пленника. – Подняться к этому гробу можно?
– Уж не собрался ли ты бросить вызов могуществу Мёртвых Богов, чужак? – дерзко спросил пленник.
– Спрашиваю я, не забывай! – хмуро отозвался Льювин. – Так есть там лестница? Её охраняют?
– Да, через каждые два часа двое жрецов сменяют караул, – покорно сообщил Илэн.
– Отлично! Что ещё ты знаешь? Ты бывал там?
– Да, бывал, но больше ничего не знаю. Тайны Храма хранят жрецы…
– Ладно, – Льювин рывком поднял пленника на ноги, продолжая держать кинжал у его горла. – Пойдёшь с нами. Но, предупреждаю, если ты попробуешь выкинуть какой-нибудь номер…
– Нет! – с ужасом возопил страж-разбойник. – Нет, лучше убей меня на месте!
– Неужели ты так боишься своих Богов? Мне кажется, ты должен радоваться, что окажешься рядом с ними. Если ты верный их слуга – разве они не обязаны освободить тебя из рук мерзких богохульников?.. – с сарказмом произнесла Вэйлинди.
– Нет, нет! Жрецы Храма подвергнут меня пыткам, если схватят с вами! Нет, убейте меня, легко и без мучений! – Илэн, похоже, совсем обезумел от страха.
– Н-да, – неопределённо пробормотал волшебник. – Будь я мясником на бойне, может, тогда бы и вышло…
Вэйлинди, оценив ситуацию, быстро придумала выход.
– Свяжи ему ноги, – сказала она, заткнув пленнику рот своим носовым платком. – Так. А теперь оттащим его в тот сарай – судя по всему, там редко бывают.
– Вот и всё, и никакого кровопролития, – подытожила бывшая некромантка, когда Льювин плотно прикрыл дверь сарая. – Может, ему повезёт, и он не задохнётся от пыли; а нам нужно как можно скорее выбираться из города. Его помощник наверняка уже понял, что у меня никогда не было золотых часов, а если даже и вытребовал чьи-нибудь в трактире, то давно уже прибыл к этому их Дворцу Собраний – а начальника-то и нет! По идее, они должны бы организовать поиски нашего милейшего Илэна.
* * * * *
К полуночи Льювин и Вэйлинди очутились за городом. Не будь они волшебниками, им пришлось бы гораздо дольше плутать по незнакомым улицам; однако по мере того, как сокращалось расстояние, отделяющее их от Храма Мёртвых Богов, присутствие заключённой в нём магии становилось всё ощутимее – это ощущение и стало путеводной нитью.
Прогулка по ночному Шагрэду и впрямь оказалась весьма опасной: пару раз Льювин и Вэйлинди столкнулись с грабителями. Магистру Мон-Эльвейга удалось прикончить нескольких бандитов, а остальные сбежали в темноту, позабыв и о грабеже, и о насилии, которое они намеревались учинить над спутницей волшебника после того, как разделались бы с ним самим. Однако несколько раз клинки разбойников всё же зацепили Льювина, и теперь Вэйлинди то и дело посматривала на него с тревогой.
– Давай ненадолго остановимся, – предложила она, когда они вышли на дорогу, по обеим сторонам которой расстилалось голое поле, кое-где оживляемое группками чахлых деревьев и кучами щебня и песка, видимо, подготовленными для каких-то строительных работ. – Ты же ранен, Льюв…
– Ерунда, – пробормотал он, однако не стал возражать и расположился на одном из брёвен, сваленных как попало возле песчаного холма. – Стоит ли беспокоиться из-за каких-то царапин, Вэйл?
Она только вздохнула в ответ, доставая из сумки несколько флаконов с эликсирами, позаимствованными у Торлинн.
– Разрази меня Тьма! Жжёт-то как! Это ещё что за дрянь? – Льювин дёрнулся, когда несколько капель эликсира упали на его раны. – Когда же, наконец, Торлинн откроет способ смягчить действие своих зелий?! Я не сомневаюсь в их действенности, но, Создатель, до чего же они все неприятны в процессе лечения!
– Ничего, ничего, потерпи, милый, – Вэйлинди ласково обняла его за плечи, и Льювин, закрыв глаза, на миг склонил голову ей на грудь.
Пожалуй, теперь уже и не так больно… Однако волшебник не позволил себе абсолютно отрешиться от окружающей действительности, как бы ему этого ни хотелось. Через несколько минут он открыл глаза и промолвил:
– Наверное, пора идти дальше…
Вэйлинди уловила в его тоне несвойственную ему нерешительность, но Льювин тотчас внёс ясность:
– Да будут прокляты подобные Миры! Вэйл, мне бы не хотелось, чтобы ты совалась в этот гнусный Храм Мёртвых.
– Ну, не забывай, я всё-таки некромантка, так что мертвецов мне бояться не полагается, – напомнила она, но он перебил её.
– Нет, Вэйл, не в этом дело. Я же не перенесу, если с тобой что-нибудь случится!
– А я? – негодующе оборвала его она. – Нет уж, мы пойдём туда вместе! Это ещё что за новости – он один полезет в пекло!
Магистр Мон-Эльвейга тяжело вздохнул и нехотя поднялся на ноги. Вопреки обычной беспечности, его сейчас терзало беспокойство – но не себя, а за Вэйл. Льювину не очень свойственны были возвышенные разглагольствования о любви, да и вообще он редко показывал другим, что творится в его душе. Из-за этого он частенько производил на окружающих впечатление бесчувственного и расчётливого субъекта; но, Создатель свидетель, Вэйл ему дороже всего на свете, и чего бы он ни дал, только бы оградить её от опасности! Несколько мгновений Льювин с ненавистью смотрел на тёмные очертания Храма Мёртвых Богов. О, как он ненавидит гнусного типа, который всё это затеял!
* * * * *
К Храму Мёртвых Богов вела ровная дорога, вымощенная отполированными до зеркального блеска каменными плитами; однако Льювин и Вэйлинди предпочли идти по полю, изрытому неглубокими колеями, – видимо, от колёс повозок, на которых привозили щебёнку и прочие строительные материалы, то там, то здесь сваленные в большие кучи. В небе ярко светила луна, и на залитой её холодным сиянием дороге путники были бы видны, как на ладони.
Дорога была чуть приподнята над остальной местностью, так как Храм располагался на возвышенности; когда маги очутились поблизости от зловещего сооружения, им пришлось карабкаться вверх по склону. Территория вокруг Храма, в отличие от улиц Шагрэда, была тщательно выметена. К дверям вели широкие ступени, над которыми нависали выступы, также весьма напоминающие ступени, только перевёрнутые и явно предназначенные для великанов. По обеим сторонам от ведущей к Храму лестницы, как молчаливые стражи, высились ряды неизвестных хвойных деревьев с пирамидальными кронами, вроде кипарисов, только с тёмной, почти чёрной хвоей. Стены Храма, тёмные и блестящие, не имели окон, а на повторяющихся через равные расстояния выступах были укреплены продолговатые кристаллы, излучающие резкий, неприятный мертвенно-белый и синеватый свет. Вокруг не было заметно признаков присутствия людей или иных живых существ, что, впрочем, полностью оправдывало название Храма. Однако Льювин со свойственной ему недоверчивостью к обманчивым миражам безопасности, а также памятуя о вырванных у стража двенадцатого разряда ценных сведениях, резонно предположил, что внутри сооружения должны находиться те, кто постарается помешать осуществить задуманное. Между тем Вэйлинди вытащила из-под плаща небольшой арбалет и критически оглядела оружие.
– Вэйл! – негромко промолвил Льювин. – Что ты думаешь насчёт этих… Мёртвых Богов или как их там…
– О них-то что думать, Льюв, – при этих словах зелёные глаза некромантки мрачно сверкнули в полумраке. – Они более чем мертвы, так что с ними у нас проблем не будет – ведь их просто-напросто никогда не было на свете. Я не окончательно позабыла Тёмную магию, чтобы сомневаться в этом! А вот те живые субъекты, которые засели там, – она махнула рукой в сторону Храма, – с ними, как всегда, хлопот не оберёшься. Но чего мы ждём?
Взявшись за руки, они быстро поднялись по широким сверкающим ступеням. Льювин осторожно коснулся дверной ручки. Двери оказались незапертыми, и волшебники, крадучись, вошли в полутёмный зал. Высокие своды покоились на толстых колоннах, но никакого возвышения с гробницей, о которых говорил Илэн Ювар, не было и в помине. Однако напротив той двери, в которую вошли волшебники, находилась ещё одна дверь. Надо полагать, за ней…
Внезапно из-за колонны бесшумно выскользнул субъект в просторном тёмном балахоне с капюшоном, надвинутым на лоб. Льювин мгновенно заметил, как в правой руке этого типа, которую тот поднял вверх, что-то зловеще блеснуло. Маг едва успел толкнуть свою возлюбленную под защиту каменной колонны, как стальная звездочка взвилась в воздух. Лишь в последний момент Льювин отшатнулся; смертоносная звезда пролетела в нескольких дюймах от его щеки. Магистр Мон-Эльвейга проворно выхватил из-за сапога спрятанный там нож и метнул в своего противника. Жрец Мёртвых Богов – разумеется, именно таким был социальный статус незнакомца – без единого звука распростёрся на каменном полу: из его груди торчал нож, который Льювин поспешил выдернуть. Вытирая окровавленный клинок о балахон поверженного жреца, маг вдруг заметил тёмную продолговатую пластину из неизвестного материала. Она валялась на полу около левой руки убитого – видимо, жрец, падая, выронил её. Волшебник, нахмурившись, пристально посмотрел на странный предмет. На красивом лице мага внезапно отразились досада и неподдельная тревога. Он повернулся к своей спутнице, схватил её за руку и почти опрометью кинулся к двери, ведущей во внутренние покои Храма.
– Надо торопиться, Вэйл, – шёпотом пояснил Льювин. – Эта штука… В общем, скоро на место прибудет отряд жрецов, чтобы разобраться со святотатцами.
Очередная дверь тоже оказалась незапертой. Льювин успел подумать, что это неспроста, как его соображения тотчас нашли подтверждение – позади послышались голоса и топот множества ног.
– Быстро же, – сквозь зубы пробормотал маг.
Он хотел запереть дверь, но засова на ней не оказалось. Зато в этом зале было то, что искали Льювин и Вэйлинди – огромный столп, обвитый узкой лестницей, на вершине которого, несомненно, находилось то, что здесь именовали «гробницей Мёртвых Богов». На самом же деле это было замаскированное сосредоточение связанных потоков магической Силы, которую волшебникам необходимо было выпустить на свободу, чтобы иметь возможность вырваться за пределы «Мира без магии». Оба, не сговариваясь, стремглав припустили вверх по лестнице.
Между тем в зал ворвался отряд из полутора десятков жрецов; они окружили столп и принялись осыпать святотатцев стрелами. Льювин, прикрывая Вэйлинди, старался отбить мечом летевшие со всех сторон стрелы, однако прежде чем волшебники добрались до вершины столпа, две или три стрелы всё-таки оцарапали ловкого мага, а одна скользнула по плечу некромантки, оставив кровавую полосу на гладкой белой коже.
– Проклятие! – выругался Льювин, когда они очутились на площадке, посреди которой стоял обычный на вид каменный гроб, закрытый резной каменной крышкой. – Давай, Вэйл, надо открыть эту дрянь!
Они изо всех сил стали толкать крышку гроба. Тем временем некоторые жрецы, то ли поражённые суеверным ужасом, то ли ещё по каким-то не менее веским причинам, ничком повалились на пол, не пытаясь более обстреливать дерзких чужаков. Впрочем, стрелять теперь действительно было бесполезно, так как на высоту столпа долетела бы разве только стрела, пущенная из арбалета – а все жрецы были вооружены луками и короткими мечами. Но менее суеверные и более решительные из них, вместо того чтобы в нелепых экстатических корчах повалиться на пол, стали подниматься по лестнице, хотя и весьма неохотно, как можно было заключить по темпу их продвижения.
…Проклятая крышка наконец-то начала поддаваться. Льювин и Вэйлинди из последних сил навалились на резную каменную плиту – и она с оглушительным грохотом рухнула вниз, чуть не прихлопнув жреца, вовремя отскочившего в сторону.
Внешне казалось, что ничего не изменилось, но Льювин почувствовал, как распрямляются, возвращаясь в свои прежние русла, незримые магические потоки. Очевидно, что жрецы тоже уловили происходящие изменения и опрометью бросились прочь.
Каменная площадка, на которой стояли волшебники, зловеще задрожала под ногами, словно под Храмом находился вулкан, готовый вот-вот извергнуть реку раскалённой лавы. По стенам Храма поползли трещины, с потолка посыпалась штукатурка.
– Бежим, Льюв! – Вэйлинди вцепилась в руку мага. – Бежим, пока нас тут не похоронило заживо вместо этих липовых богов!
Они стремглав побежали вниз по лестнице, ступеньки которой угрожающе раскачивались и трещали под ногами. Сверху сыпались уже не только извёстка и мелкие фрагменты штукатурки, но и довольно крупные камни. Столп, на котором осталась пустая гробница, заметно содрогался от толчков освободившейся Силы. Волшебники кинулись к той двери, через которую проникли в зал, но открыть её им не удалось – то ли её заперли уходящие жрецы, то ли её просто завалило обломками.
Не успел Льювин задуматься и ужаснуться тому положению, в котором они очутились, как Вэйлинди дёрнула его за рукав:
– Льюв, смотри! Там ещё дверь!
В дальнем углу зала, за тёмной колонной и впрямь виднелась низенькая дверца, которая распахнулась, когда магистр Мон-Эльвейга приналёг на неё плечом. Льювин критически покачал головой при виде открывшегося взору длинного полутёмного коридора, но в этот миг Храм снова тряхнуло, причём весьма ощутимо, и несколько камней упало в двух шагах от злополучных волшебников.
– Была ни была! – обречённо махнул рукой Льювин. – Пойдём, Вэйл.
Едва они сделали несколько шагов по таинственному коридору, как за стеной раздался оглушительный грохот. Льювин и Вэйлинди бросились друг другу в объятия и зажмурились, решив, что настал их последний миг, и сейчас они будут заживо погребены. Но через минуту-другую они осознали, что шум затих, а они как будто пока живы. Осенённый новой мыслью, Льювин вернулся к двери, через которую они вошли в коридор. Так и есть! Подёргав ручку, маг убедился, что дверь больше не открывается. Значит, её завалило с той стороны. Однако в коридоре, где они находились, не было никаких зловещих признаков разрушения, грозящего скорой смертью. Кроме того, чародей и волшебница с радостью почувствовали знакомое движение потоков магии, которое в своём родном Мире они привыкли воспринимать как что-то само собой разумеющееся, вроде воздуха, которым дышишь, не задумываясь об этом.
– Мне кажется, что тут темновато, – высказался Льювин. – Ты не находишь, Вэйл?
И в тот же миг к потолку взвился крохотный магический огонёк. Его тёплый золотистый свет сразу придал уюта длинному серому коридору с однообразно гладкими стенами и редкими закруглёнными арками.
Вэйлинди осторожно коснулась плеча Льювина. Рана, оставленная вражеской стрелой, была неглубока, но из неё всё ещё сочилась кровь. Освобождённая магия послушно заструилась между тонкими пальцами волшебницы, и кровотечение остановилось. Но внезапно некромантка побледнела как полотно и пошатнулась, теряя сознание.
В себя она пришла быстро. Ещё не открыв глаза, она почувствовала, как тёплая ладонь Льювина бережно касается её плеча. Ах да, её ведь тоже зацепило там, на лестнице! А она почти позабыла об этом.
– Вэйл, ты… ты меня напугала, – глубокая нежность и неподдельная тревога звучали в голосе магистра Мон-Эльвейга, которого многие небезосновательно считали расчётливым циником. – Я бы должен побранить тебя за то, что ты позабыла о своей ране, бросилась в первую очередь лечить меня…
Некромантка не ответила, лишь слабо улыбнулась. Она полулежала в объятиях Льювина, который сидел прямо на каменном полу коридора, прислонившись к стене.
– Не сердись, милый, – мягко сказала она, чуть приподняв голову и глядя ему в глаза. – Это пустяки, просто голова закружилась от нехватки свежего воздуха. Но теперь всё нормально. Я могу идти дальше.
Она легко поднялась на ноги. Льювин мгновенно вскочил с каменного пола и снова обнял её. На миг в его глазах вспыхнула страсть; но он тут же опустил взгляд и с усмешкой, в которой сквозило сожаление, промолвил:
–  Да, действительно надо поскорее убираться отсюда. Местечко не особенно подходящее…
Им повезло – коридор нигде не разветвлялся, и через несколько часов они остановись перед низкой дверью, которая в отличие от всех прежних дверей оказалась запертой. Льювин, почти с наслаждением ощущая присутствие магических потоков, недолго думая, вышиб дверь коротким заклятьем. Перешагнув через порог, маг и его возлюбленная очутились на берегу моря. Солнце уже наполовину скрылось за линией горизонта. Игриво плещущиеся волны лениво набегали на берег, несколько раз едва не коснувшись ног путешественников. В небе кружили чайки, то и дело издавая протяжные жалобные крики. Веяло свежестью, солоноватым запахом моря, и вокруг царило ощущение безмятежного покоя. Льювин и его спутница хорошо знали, насколько оно бывает обманчивым – и всё же не могли ни поддаться очарованию этого вечера. Морскую даль окутывала призрачная дымка тумана, который искрился в последних лучах заходящего солнца. Магистр Мон-Эльвейга улыбнулся.
– «Заморские твердыни Фарна», – передразнивая манеры злополучного Илэна Ювара, процитировал он. – Интересно, где это? Может, там? – он махнул рукой в сторону заходящего солнца. – Жаль, что нет времени побывать в тех краях.
– Как же теперь будут жить эти люди? – тихо промолвила Вэйлинди, тесно прижавшись к Льювину.
– Да так же, как живут им подобные в других Мирах, – отозвался он, и в его тоне послышалась нотка иронии. – Будут богатеть – и сетовать на бедность, разбивать лоб, молясь своим богам, цапаться с соседями, жечь, грабить, убивать, а потом заключать мирные соглашения и нарушать их… В общем, будут жить нормальной жизнью обыкновенных добропорядочных граждан.
– Что-то ты сегодня мрачно настроен, милый, – Вэйлинди чуть отстранилась, окинув его испытующим взглядом колдовских зелёных глаз.
– Ну, почему же, – Льювин привлёк её к себе, ласково прикоснулся губами к её губам. – Можно, конечно, сказать, что то же самое происходило и тогда, когда здесь не было магии. Не все ведь могут чувствовать её, лишь немногие. Может быть, один из тысячи или даже ещё меньше… Но теперь у этого одного из тысячи появится шанс стать самим собой. Возможно, Мир от этого станет чуть-чуть лучше, а может, и хуже. Но и люди, и Мир – они будут расти и меняться, а не останутся застывшей материей, лишённой души и движения.
– Но ты что-то сказал о богах, Льюв, – напомнила Вэйлинди. – Неужели здесь так и будут поклоняться Мёртвым Богам, которых и в помине-то не было?
– Надеюсь, что у здешних жителей хватит ума придумать себе богов поблагороднее, – предположил Льювин. – Хотя, думаю, не помешает слегка помочь им в этом. Возможно, это даже будет полезно нам самим в будущем.
– Уж не собираешься ли ты внушить местному населению, что их посетили новые боги – то есть мы с тобой, а, Льюв? – язвительно поинтересовалась бывшая некромантка.
– Да, идея вообще-то неплохая, – согласился маг, – но я имел в виду другое. Я всё-таки не настолько еретик и безбожник, как, возможно, порой кажется. Мне бы хотелось, чтобы эти типы почаще вспоминали, что они – дети единого Создателя, хотя людям и свойственно поклоняться раскрашенным деревяшкам, золоту и другим подобным вещам. Кроме того, местному населению неплохо бы придать своему Миру более приличный вид, чтобы не так стыдно было всевидящего ока Творца. Есть у меня одна идея… Пойдём, Вэйл, ещё раз взглянем на бывший Храм Мёртвых Богов – вернее, на то, что от него осталось. Надеюсь, что его тряхнуло основательно, и он всё-таки развалился. Туда ему и дорога!
Немного поблуждав по берегу, Льювин и Вэйлинди отыскали не особенно крутой склон, по которому можно было подняться. Между тем закат догорел, и в небе начали появляться первые звёзды. Пробираясь редколесьем, где росли самые разнообразные деревья, маг то и дело пристально оглядывался по сторонам, словно отыскивая что-то. Вид у здешних деревьев был неприглядным и чахлым. Льювин с тоской вспоминал о величественном и таинственном Алдалиндоре; и в тот же миг мелодия эльфийского леса явственно зазвучала в душе волшебника, рождая смутные образы и слова, которые ненавязчиво подсказывали магу, что ему следует делать.
Приметив чуть в стороне от тропки высокий дуб, Льювин шагнул к этому дереву. Магистр Мон-Эльвейга действовал интуитивно, как это с ним нередко случалось. Он и сам не сумел бы объяснить, что именно привлекло его внимание к этому дереву. Приблизившись к дубу, Льювин заметил на одной из нижних ветвей крупный жёлудь, который, видимо, остался с прошлого года. Слегка удивившись, что жёлудь не упал на землю, волшебник сорвал его и сунул в карман.
– Льюв, ты что, решил собрать гербарий? – с хитрым блеском в глазах весело спросила некромантка. – С чего это у тебя вдруг прорезался интерес к ботанике?
– Последствия нервного потрясения, пережитого в храмовых катакомбах, – буркнул маг, сдерживая смех. – Хочу попробовать реализовать скрытые таланты на поприще великого селекционера.
Вэйлинди ласково провела рукой по его лбу.
– Нет, жара нет, но всё-таки ты, наверное, бредишь, Льюв, – лукаво усмехнулась волшебница. – Скажи серьёзно – ты что-то новенькое придумал, верно? Неужели хочешь попытаться вырастить из обычного жёлудя нечто вроде Мирового Древа?
Льювин кивнул.
– Честное слово, меня всегда потрясает и восхищает твой неохватный размах, Льюв, – призналась некромантка. – У тебя столь бредовая фантазия и такие гигантские амбиции, что любой нормальный человек, очутившись в твоём неотразимом обществе, либо решит, что ты повредился в рассудке, либо почувствует себя жалким, ничтожным червём рядом с такой масштабной и яркой личностью.
– Правда? Вот уж никогда не думал… Но, Вэйл, дорогая, надеюсь, на твою-то психику мой полоумный гений не очень сильно давит?
Некромантка усмехнулась.
– Ну, что ты, Льюв! – и тут же мягко добавила. – Таким я тебя и полюбила: сумасшедшим азартным игроком, для которого вся жизнь – долгая партия в фидхелл!
Льювин задумчиво потёр подбородок.
– Н-да, ну я и жуткий тип, оказывается, – пробормотал он. – Даже страшно становится находиться с собой в одной компании.
– Ты всё такой же шутник! – рассмеялась Вэйлинди. – Да, кстати, ты вроде говорил об экскурсии к развалинам Храма. Вон они виднеются, если я не ошибаюсь.
Вскоре волшебники подошли к огромной куче каменных обломков и битого стекла, которая совсем недавно была культовым сооружением, весьма почитаемым местными жителями. Благодаря ожившей магии этого Мира Льювин без труда убедился в том, что поблизости нет никаких опасных объектов, а в особенности – субъектов. У подножия мусорной кучи волшебник наскоро выкопал мечом ямку, куда и положил сорванный в роще жёлудь. Засыпав его землёй, маг небрежно начертил остриём клинка несколько знаков; в центре красовалась руна Льан, обозначающая одновременно воду и движение, а также являющаяся первой руной в имени магистра Мон-Эльвейга.
– Это что, автограф мастера? – насмешливо прищурившись, Вэйлинди указала на руну, которой Льювин и в самом деле нередко подписывался. – Или недавно открытое заклинание?
– Сейчас увидишь, – маг вытащил из дорожного мешка арфу, которую неизменно брал в походы, уверенно пробежался пальцами по струнам, которые отозвались мелодичным звоном, и вполголоса запел:
Сетью волшебной
Ловлю я слова;
Крылья мечты
Раскинулись в небе.
Был я когда-то
Пылью дороги,
Был я когда-то
Каплей дождя.
Ныне пою я
Песнь повеленья:
Тёмные тучи,
Пролейтесь на землю!
Был я когда-то
Травой придорожной,
Был я когда-то
Кленовым листом.
Ныне пою я
Песнь повеленья:
Тайные Силы,
Древо взрастите!
Корни коснутся
Подземного мира,
Ствол неохватный
Поднимется к небу;
В небе поселятся
Мудрые боги,
Что рождены
Человеческой мыслью.
Сам я когда-то
Был только каплей,
Искрою Пламени,
Что не погаснет;
Ныне пою я
Песнь повеленья:
В Мире родится
Великое Древо…
Льювин ещё продолжал перебирать струны, когда на пыльную землю упали первые капли дождя; крупные, но редкие, они падали словно бы нехотя, но постепенно дождь усиливался. Льювин и Вэйлинди укрылись под плотным шатром, образованным нижними ветвями большой сосны, куда дождевые брызги почти не долетали. Крепко обнявшись, маг и некромантка сели на мягкую подстилку из прошлогодней хвои и прижались к шершавому стволу дерева. Дождь, всё усиливавшийся с каждой минутой, полил стеной, смывая грязь и незримое проклятие с многострадальной земли Шарданна. Льювин устало вздохнул.
– Вот не думал, что меня когда-нибудь станет мучить тоска по дому, – пробормотал он. – Но в такую погоду приятнее сидеть у камина и попивать вино, чем шляться в поисках приключений. Проклятая сырость, Тьма её забери!
Как и всегда в дождливую погоду, левое плечо назойливо напомнило волшебнику о былых ранах противной ноющей болью; самое неприятное, что никакая магия в этом случае не помогала. Вэйлинди, конечно, догадалась, почему Льювин негодует на сырость. Ладонь некромантки легла на его плечо, осторожно растирая его, и от её живого тепла боль стала понемногу отступать.
– Знаешь, Вэйл, твоя наставница Хэвен, наверное, была права, говоря, что тебе не следовало становиться некроманткой, – промолвил Льювин. – Из тебя, мне кажется, получилась бы целительница гораздо лучше Торлинн.
– Это почему же? – зелёные глаза Вэйлинди смотрели ласково и чуть насмешливо. – Думаешь, если я могу лечить тебя, то у меня хватило бы терпения на разных придурочных чародеев и королей, которым только бы мечом махать? Сколько раз тебе твердить – я вовсе не воплощённая доброта и всепрощение, Льюв!
– Я почти тотчас забываю об этом, милая моя ведьмочка, – охотно согласился он. – Тем более что это не имеет никакого значения – всё равно я тебя люблю!
Дождь по-прежнему мерно шелестел, напитывая землю живительной влагой.
– Льюв, смотри, кажется, твой сеянец пошёл в рост! – с восхищённым удивлением воскликнула Вэйлинди.
В самом деле, там, где маг наспех посадил жёлудь с обычного дуба, появился росток: ствол с каждым мигом становился всё толще, ветви, как многочисленные руки, распростёрлись над развалинами зловещего «храма», словно желая обнять весь этот незадачливый Мир, оделись блестящей юной листвой и всё тянулись, тянулись ввысь, к небу…
К утру дождь кончился. Деревья стояли чисто отмытые и свежие; они преобразились, из жалких и чахлых растений став мощными и красивыми, но по сравнению с волшебным Деревом, выросшим за одну ночь по велению магистра Мон-Эльвейга, они выглядели лишь малорослыми саженцами, не более того. Крона Великого Древа, казалось, упирается в облака; её верхушку нельзя было как следует рассмотреть, даже задрав голову. По странной прихоти мага листья на Дереве оказались пёстрыми, серебристо-зелёными. От налетавших порывов лёгкого ветерка листья тихо шуршали, и в этом шелесте негромко, но отчётливо слышалась мелодия песни повеления, которая и дала жизнь Дереву.
– Здорово! – с детской радостью захлопала в ладоши Вэйлинди. – Жаль, что Эллэ и Лин не видят этого чуда! Такую красоту могут по достоинству оценить только эльфы! – и тут же слегка помрачнела. – Ты не боишься, Льюв, что здешние жители не особенно хорошо обойдутся с твоим Деревом? Судя по тому, что мы о них успели узнать, они не очень трепетно относятся к окружающей среде.
– Не беспокойся, Вэйл, – с усмешкой ответил Льювин. – Это ж не обыкновенное дерево, чтоб его можно было запросто срубить. К тому же я тут ещё кое-что добавлю – точнее, ещё кое-кого.
Из-за ствола вышли два белых оленя и два волка. Звери, не проявляя ни малейших признаков враждебности, послушно подошли к магу и доверчиво уставились на него, словно ожидая чего-то. Но Льювин чуть нахмурился и бросил взгляд вверх; и вскоре на землю спустились два орла и два иссиня-чёрных ворона, которые, как и звери, выжидательно посмотрели на волшебника.
– Рождённые в этом Мире – станьте Его хранителями, – властно промолвил маг и чуть заметным жестом поманил к себе животных.
Первыми подошли к нему олени; Льювин потрепал их по шелковистым спинам и сказал:
– Быстрота и стремительность, выносливость и ловкость! Полёт мысли – вот скорость вашего бега: никто не опередит вас!
Подошли волки, и, подобно обычным домашним псам, улеглись у ног мага. Он погладил их косматые загривки и промолвил:
– Сила и ярость, упорство и беспощадность! Крепкая ограда – зубы ваши: врагу не сокрушить её!
Орлам он сказал:
– Поднимающиеся выше облаков, ищущие света ярче сияния солнца! Мой дух стремится за вами, и неохватный простор – ваша и моя стихия!
Вороны смотрели на него умными и насмешливыми глазами, и маг обратился к ним:
– Недоверчивые и хитрые, осторожные и дерзкие! Вы – глаза Мира; вы – мои глаза!
И потом сказал он им всем:
– Храните Великое Древо и Мелодию Волшебства: пока они не осквернены, Мир преодолеет все испытания. Но помните: вы – не боги этого Мира, а лишь Его хранители.
– Да, чародей! – хором ответили звери и птицы и внезапно исчезли.
– Льюв, ты что, приручил их, что ли? – Вэйлинди смотрела на него широко открытыми глазами. – А почему же раньше я не замечала за тобой подобных талантов великого дрессировщика?!
– Вэйл! – он обнял её и ласково прикоснулся к её пушистым волосам. – Вэйл, ну, пожалуйста, не надо смотреть на меня так, словно я  только что с неба сошёл или вылез из преисподней! То, что ты видела, получилось как-то само собой, неожиданно… Как будто кто-то подсказал или я сам вдруг вспомнил, – с этими словами он внезапно нахмурился.
* * * * *
Тропа скользила через Межреальность, как бесконечная змея; магический поток, являющийся её сущностью и во многом подобный течению реки, постепенно сносил путников в сторону. Льювин, который ожидал чего-то подобного, попытался бороться с «течением». Маг предполагал, что это новые проделки его загадочного противника. Магистр Мон-Эльвейга был очень этим рассержен; вероятно, владевшая им злость и явилась главной причиной того, что предпринятые им попытки вернуться в нужное русло потерпели неудачу.
Очень скоро он и Вэйлинди очутились на лесной поляне очередного Мира, и Льювин сразу же понял, что их опять занесло не туда. Но на этот раз, по крайней мере, с магией всё было в порядке, и это обнадёживало. Осмотревшись по сторонам, волшебники пришли к выводу, что территория этого Мира, хотя бы внешне, выгодно отличается от предыдущего.
Поляну окружали исполинские тисы, которые живо напомнили Льювину эльфийские владения. Среди травы на земле лежало несколько больших светлых валунов; вьющаяся трава, похожая на мохнатые зелёные нити, оплела их причудливой сетью. Узенькая тропа ныряла под тёмный полог леса; Льювин и Вэйлинди переглянулись и пошли по ней.
Густая тень лежала под деревьями, а откуда-то издалека доносился слабый плеск воды. Местность понемногу понижалась, и тисы сменились буковой рощей. Иногда встречались странные деревья, стволы которых образовывали несколько переплетённых ветвей. Длинные серебристо-серые листья этих загадочных растений походили на ивовые, но были длиннее и тускло поблёскивали в полумраке леса.
Узкая тропка привела странников в долину, по которой весело бежала порожистая речка с быстрым течением. Речка неожиданно появлялась из-за небольшой дубовой рощи, сбегая со ступенчатой возвышенности игривым водопадом, и разливалась вширь, а затем снова сужалась. Цепь крупных серых камней, обкатанных водой, протянулась от одного берега до другого, образуя естественную переправу.
На противоположном берегу привлекало внимание необычное дерево. Хотя Льювин и его спутница видели немало удивительных растений (в первую очередь во владениях эльфов), ничего подобного им встречать ещё не доводилось: гибкие ветви дерева, склонившиеся к земле, были усеяны крупными огненно-красными цветками, удивительно похожими на тюльпаны.
Когда волшебники переправились на тот берег, они заметили в траве под деревом двенадцать камней, образующих правильный круг, в центре которого и росло тюльпанное дерево. Внутри круга трава была немного примята, и Льювин заметил на земле отпечатки лошадиных и оленьих копыт, медвежьих и волчьих лап, а также множество других звериных следов.
– Это что ж такое? – промолвил волшебник, проводя ладонью по стволу тюльпанного дерева и задумчиво глядя вокруг. – Место регулярных сходок представителей местной фауны? Но почему же тут собирается такая разномастная компания? Непохоже, чтобы они тут друг друга пожирали, иначе всюду валялись бы обглоданные кости! Но неужели зверюшки ведут долгие философские диспуты о смысле жизни и наилучшей форме государственного правления, сидя в тени тюльпанного дерева и любуясь закатом… или рассветом, а может, лунными затмениями?
– Да уж, похоже, здешние зверюшки и грамоте обучены, – Вэйлинди указала на знаки, грубо нацарапанные на камнях. – Чем-то похоже на гоблинскую азбуку. Хотя, может, это не животные вырезали руны…
– А боги, да? – усмехнулся маг, мельком взглянув на ближайший камень. – Да брось ты, Вэйл! Боги такими мелочами нечасто занимаются. Ну, может, только на заре цивилизации… А эта клинопись – или рогопись, уж не знаю, чем это накарябано – явно не ровесница этому Миру. Прислушайся к Его мелодии – Он же древен, как Алдалиндор, а может, и ещё старше. А этим знакам от силы лет триста…
Внезапно маг умолк и резко обернулся. Вэйлинди тоже оглянулась – и тихо ахнула. Рядом с ними стоял диковинный зверь. Его можно было принять за лошадь, если бы не длинный рог посередине лба. Белоснежная шерсть животного отливала серебром, а синие глаза светились умом и благородством. Зверь смотрел на волшебников довольно благожелательно, но с некоторым удивлением.
Замешательство Льювина длилось лишь долю секунды.
– Привет тебе, единорог, владыка зверей, – произнёс маг. – Мы странники из далёкого Мира…
Волшебник заговорил с чудесным животным на языке эльфов, так как полагал, что Перворождённые могут поладить практически с любым существом, если только оно не погрязло в злобе и пороке окончательно и бесповоротно. Единорог хитро прищурился и ответил на том же языке:
– Имя магистра Мон-Эльвейга хорошо известно в населённых Мирах, так что можешь не представляться и тем более не выдумывать имя-маску. К тому же я должен тебя предупредить, что в Кирн Холг не принято произносить свои имена вслух при первой встрече.
– Вообще-то мы направлялись в другой Мир, – пояснил Льювин. – Но сейчас на дорогах Межреальности творится что-то странное, и разбушевавшиеся магические потоки забросили нас сюда. Кирн Холг – как я понимаю, так называется этот гостеприимный Мир?
Единорог без особого энтузиазма кивнул, хмуро добавив:
– Только не воображайте, дорогие чародеи, что попали прямо в рай земной. Конечно, за своих подданных я ручаюсь, но вот жители Мшистых склонов, хотя у нас с ними и заключено временное перемирие, никогда не казались мне миролюбивым народом.
– А кто они такие, эти жители Мшистых склонов? – спросила Вэйлинди.
– Птицы, – ответил единорог. – Мы с переменным успехом воюем с ними без малого тридцать лет, и никто не знает, сколько ещё времени продлится эта война.
– А из-за чего, если не секрет? – поинтересовался Льювин. – Насколько я понимаю, зверям и птицам делить особо нечего, разве мелочи какие-нибудь. Ведь вы живете на земле, а птицы – на скалах и на деревьях. Так что границы ваших государств вполне могут даже пересекаться, и вреда никому из вас от этого быть не должно. Другое дело, если птицы очень хищные и поедают твоих подданных в больших количествах…
Единорог опроверг подобное предположение.
– В Кирн Холг не убивают ради того, чтобы съесть противника, чародей. Просто повелитель птиц ни с того ни с сего вдруг начал претендовать на власть и над зверями тоже! Когда мы высказали ему всё, что думаем по этому поводу, он объявил нам войну. Но в последнее время его воины нередко проявляют ужасную жестокость. Недавно они полностью уничтожили поселение кротов и белок у северо-западной опушки, причём ухитрились подобраться незамеченными. И мне всё чаще думается, что птицы нарушают давний обычай и пожирают убитых – иначе почему на месте побоища не было ни одного трупа?
– Ужасно! Но мы вовсе не намереваемся идти во владения повелителя птиц, – поспешно сказал маг. – Мы очутились в этом Мире из-за мелких дорожных помех. Конечно, нам очень приятно познакомиться с тобой, владыка зверей, однако мы, к сожалению, не можем надолго задерживаться в Кирн Холг…
– А придётся, – как бы между прочим сообщил единорог.
– Придётся? – переспросила Вэйлинди. – Это ещё почему?
– Да потому, – отозвался владыка зверей. – Вы же волшебники, – а волшебники должны знать, что ничего просто так не бывает. Рыба-предсказатель, живущая в Бурлящем озере, совсем недавно уверяла меня, что конец войне зверей и птиц могут положить только люди. Но в Кирн Холг люди не живут, равно как и гномы, эльфы, орки и драконы. Иногда, конечно, сюда заходят отдельные представители некоторых из этих рас, но на моей памяти такое случалось лет двести назад. Так или иначе, предсказание имеется, а теперь есть и люди, которые вполне подойдут для того, чтобы воплотить его в жизнь. Вспомни кодекс Мон-Эльвейга, магистр, – насмешливо прибавил единорог. – Разве не в том твоя задача, чтобы восстанавливать нарушенное Равновесие в обитаемых Мирах, а?
Льювина перспектива вмешаться в местный военный конфликт ничуть не обрадовала, хотя в душе он не мог ни признать, что последнее заявление собеседника имеет некоторые основания.
– А с чего это вдруг повелитель птиц стал претендовать на мировое господство? – подозрительно спросил волшебник. – Объелся белены, подцепил когтем опасный магический предмет или подпал под дурное влияние злокозненных советников? С чего всё это началось?
– Впервые я услышал о замыслах повелителя птиц от летучей мыши, – помолчав, ответил единорог. – Она же передала мне и объявление войны, причём оно мне показалось немного странным – повелитель птиц почему-то составил его так, словно это я первым начал всю заваруху.
– От нас-то что требуется? – с оттенком раздражения поинтересовался Льювин, уже изрядно проголодавшийся и поэтому злой. – Возглавить поход твоей армии? Ваша болтливая рыба об этом ничего не рассказывала? Предсказание! Нет, вы только подумайте! Никогда бы не подумал, что столь мудрое создание, как единорог, повелитель зверей, станет придавать большое значение каким-то предсказаниям! – воскликнул волшебник. – Да из них одна половина – просто бред, а вторая сбывается исключительно оттого, что в них излишне верят!
– Рыба из Бурлящего озера никогда не лжёт, – жёстко промолвил единорог. – Не думаю, что вам удастся выбраться из Кирн Холг, пока её предсказание не исполнится. Попробуй-ка открыть ворота в Межреальность и посмотри, что у тебя выйдет.
Раздосадованный Льювин, который и сам подозревал, что за всем случившимся кроется очередной подвох, вскоре убедился, что ворота и в самом деле упорно не желают открываться перед ним.
– Проклятье, опять влипли! – вполголоса сообщил он Вэйлинди. – Похоже, и в самом деле мы отсюда не вылезем, пока они не помирятся. Но я понятия не имею, с какого конца за это взяться!
– Можно попытаться побеседовать с этим повелителем птиц, – также тихо ответила она. – Вдруг он прислушается к разумным доводам? А если птицы вздумают напасть на нас, мы же сможем отбиться от них, как ты думаешь, Льюв? Тут, слава Создателю, магия как будто на месте…
– Мне интересно, что наплела эта их рыба, – задумчиво промолвил Льювин. – Как ей видится наше участие в конфликте? Ох, честное слово, я б её прямо сейчас зажарил – и чтоб лишнего не выдумывала, и просто чтобы пообедать! – и он обратился к единорогу, который во время короткого совещания мага и волшебницы делал вид, что нюхает тюльпаны. – В вашем знаменитом предсказании, истинность коего не подобает подвергать сомнению, случайно не содержится конкретных указаний на деяния, которые подобает совершить героям-миротворцам из расы людей? Или на это у вашей рыбы уже не хватило фантазии?
– А зачем вам нужны какие-то указания? Я слышал, что многие люди считают себя самыми умными и могущественными существами, – язвительно отпарировал единорог. – Некоторые даже равняют себя с богами; особенно часто это происходит с волшебниками, – повелитель зверей хитро подмигнул магистру Мон-Эльвейга и продолжал. – А если ты такой великий и могучий, то, конечно, должен сам знать, что и как нужно правильно делать, верно?
– Интересно, откуда здесь так много знают о людях, если они тут не живут, а? – хмуро спросил маг. – Ладно. Прежде чем доблестно махать мечом во главе непобедимого звериного воинства, попытаемся кончить многолетнюю распрю миром, воззвав к рассудку повелителя птиц. Надеюсь, он ещё в состоянии мыслить категориями государственной пользы, а не только личных амбиций. Далеко до его владений? Правда, уже и так до смерти надоело топать пешком…
Единорог загадочно прищурился.
– Я могу отвезти вас до границы моих владений, – после короткой паузы сказал он. – Но сначала, если не возражаете, я бы предложил пообедать.
– Очень разумное и своевременное предложение, – одобрительно кивнул Льювин.
* * * * *
Единорог остановился у полузаросшей межи, на которой кое-где торчали острые обомшелые камни. Здесь владения зверей граничили с так называемой нейтральной территорией, за которой начиналось королевство птиц. От пограничной межи местность шла под уклон; за неширокой травяной полосой ничейной земли начиналось лиственное редколесье, покрывающее всю низину до самых подошв Мшистых гор, за каменистую почву которых упорно цеплялись корни сосен и елей, да ещё трав, выросших из занесённых ветром семян. Над тёмно-зелёными возвышенностями высокомерно и гордо поднимались зловещие уступы лишённых растительности скал, расположенных позади Мшистых гор.
– Вот и приехали, – сообщил единорог, недобро глядя в сторону горных склонов. – За первыми же деревьями и начинаются владения птиц.
Льювин и Вэйлинди нехотя слезли со спины чудесного животного. Езда на единороге оказалась подлинным удовольствием, и они не прочь были его продлить: зверь бежал стремительно и в то же время ровно и легко, почти не касаясь земли копытами. Волшебникам было известно, что обычно единороги не позволяют садиться на себя верхом, будучи скорее готовы расстаться с жизнью; но тот, кого хоть раз добровольно вёз на себе единорог, обретёт величайшие дары Создателя – мудрость, удачу и добрую славу.
Владыка зверей негромко фыркнул и тряхнул головой. Солнечные лучи на миг сверкнули на кончике его грозного рога, как на заснеженной вершине горы.
– Будьте поосторожнее, – посоветовал единорог. – Берегитесь птичьих засад; эти крылатые стервецы определённо ошиваются поблизости. Удачи! – и он резво умчался прочь.
– Хороша удача, – пробормотал маг, сумрачно поглядев вслед волшебному зверю. – Из одной переделки в другую, а что творит мой давний неприятель, одному Создателю ведомо! И здешняя заваруха вряд ли обошлась без его участия – иначе почему заклинило ворота в Межреальность? Там его антимагия, будь она трижды проклята, чувствовалась, словно нож у горла!
– Антимагия? – подняла брови Вэйлинди. – Вообще-то подобные приёмы обычно называют Тёмной магией, – и она досадливо поморщилась.
– Нет, Вэйл, это совсем другое, – покачал головой Льювин. – Как бы это объяснить… Магия – Тёмная или Светлая, неважно – она как поток, рвущийся на волю. Он может созидать, может разрушать, но он – движение. А тут… Болото, тьфу! – Льювин поморщился с нескрываемым отвращением и тут же пояснил. – Конечно, в академической теории магии ничего подобного не говорится, всё это я сам выдумал, но теперь почему-то уверен, что так и есть.
– Ну конечно, Льюв, – согласилась Вэйлинди. – У тебя это всегда здорово получается – выдумывать новые слова и убалтывать ими окружающих. Хорошо бы, если бы и с птичьим королём это получилось.
– Не нравится мне этот лес, – глубокомысленно сообщил маг, когда он и его спутница пересекли ничьё поле и углубились в рощу. – Тишина какая-то неестественная… В лесу так не должно быть. Здесь ни ветерок не повеет, ни листья не зашелестят, – он внезапно остановился. – А птицы? Это же их владения! Почему же не слышно их голосов? Это уже совсем ни на что не похоже!
Между тем Вэйлинди, которая, как ни крути, всё-таки была, а значит, и осталась некроманткой, ощутила незримые следы ужаса, боли и смерти, совсем недавно – в этом она не сомневалась – прошедшихся здесь, как жуткая метла. Поэтому-то и нет никого, и даже деревья, ставшие свидетелями разыгравшегося здесь кошмара, словно оцепенели!
– Льюв, – она сжала руку волшебника. – Помнишь, единорог говорил, что враги незаметно подкрались и перебили белок и кротов? Он был уверен, что это сделали птицы. Но здесь-то явно не звери поработали…
– Да, – тихо отозвался Льювин, нахмурившись. – Это опять он, мой невидимый и ненавидимый антимаг.
– Здесь остался кто-то живой! – с неожиданной уверенностью воскликнула чародейка. – Его надо обязательно отыскать!
Она внимательно осмотрелась по сторонам. Казалось, толку от этого мало; вокруг валялись лишь прошлогодние листья да сухие ветки, но никаких признаков жизни они, разумеется, не подавали. Ни один звук не доносился до слуха волшебников; но Вэйлинди вдруг проворно шагнула к большому вязу, опустилась на колени и принялась разгребать груду листьев возле ствола. Вскоре показалось небольшое дупло у корней дерева, и волшебница, не обращая внимания на предостерегающий возглас Льювина, решительно сунула туда руку.
Вэйлинди быстро поднялась с земли, осторожно, но крепко держа в руках довольно крупного, уже полностью оперившегося птенца ястреба. Он испуганно озирался по сторонам, пытаясь вырваться.
– Бедняга! Не бойся, мы не сделаем тебе ничего плохого, – постаралась успокоить малыша чародейка. – Что тут произошло-то? Куда все подевались?
И тут, к изумлению Льювина и Вэйлинди, из круглых чёрных глаз птенца медленно скатились две слезинки.
– Они убили всех, – тихо пискнул он, а его слёзы продолжали капать на ладонь волшебницы. – Мои папа и мама, мои братья… Все погибли. А я… Я забрался в эту яму, когда мы с братом поспорили, кто лучше спрячется, а потом вдруг явились они…
– Они… Кто они такие? – мягко спросила Вэйлинди. – Это звери, с которыми воюет ваш род?
– Нет, нет! Это не звери! – птенец вдруг умолк и боязливо сжался. – Они… с виду они похожи на людей, но их магия враждебна нашему Миру. Она убивает всех, к кому прикоснулись или на кого посмотрели они, – он умолк, пытливо вглядываясь в лица волшебников, потом робко спросил. – А вы кто такие? И что вы тут делаете?
– Если я ничего не путаю, в вашем Мире как будто не принято называть своё имя при первой встрече, – вспомнил Льювин. – Хотя там, откуда пришли мы, несколько иные традиции.
– Неужели вы говорили с кем-то из зверей?! – в ужасе прервал его ястреб. – Это они старательно скрывают свои имена! – его взгляд стал подозрительным. – А вы сюда зачем пришли?
– Мы идём к повелителю птиц, – ответила Вэйлинди. – Не бойся, мы не шпионы, подосланные врагами вашего рода. Ты сможешь вернуться к своему племени, малыш.
– Увы, мой род меня не примет, – крошка-ястреб печально смотрел на неё своими круглыми умными глазами. – У меня нет имени. Родители должны были дать его мне сегодня возле Королевского Утёса – так у нас принято. Но они погибли, а по нашим обычаям, тот, у кого нет имени, осуждён остаться вечным бродягой, если только ему не даст имя кто-нибудь из Повелителей Слов – тех, что могут сделать из слов, всё, что им вздумается.
– Повелители Слов? – чуть нахмурился Льювин. – Это ещё кто такие? Надеюсь, не какие-нибудь «Великие Боги» Кирн Холг?
– Так у нас называют магов, – пояснил ястреб.
– А-а, тогда всё в порядке, – улыбнулась Вэйлинди. –  Мы, конечно, вовсе не какие-то там «повелители», всего лишь обыкновенные волшебники, но, если хочешь, мы можем дать тебе имя.
– То, что вы маги, это ясно само собой – кто ж ещё сумеет пробраться в Кирн Холг, кроме чародеев? Но дать имя, по нашим законам – значит принять в свой клан. Тот же, кто принял имя, обязан верно служить тому, кто дал его. Вы же так и не ответили, откуда вы и кто?
Едва Льювин и Вэйлинди назвали свои имена, как юный ястреб воскликнул:
– Значит, скоро конец войне со зверями! Скоро в Кирн Холг настанет мир! По крайней мере, так говорила рыба-предсказатель…
– Тьма забери эту болтливую рыбу! Жаль, что мы сковородку забыли с собой захватить! – вполголоса пробормотал Льювин, но Вэйлинди незаметно толкнула его локтем, и он замолчал, хотя выражение досады не сразу исчезло с его лица.
– Повелитель Незримых Дорог и Тёмная Леди из Хрустального Замка! Конечно, рыба говорила о вас! – с уверенностью заявил ястреб.
– Что ещё говорила эта рыба? – устало промолвил Льювин. – С чего она вообще говорить научилась? Ведь даже поговорка есть – «Нем, как рыба». Теперь, наверное, скоро появится другая – «Болтлив, как рыба-предсказатель».
– Да что за важность, что сказала эта рыба! – пожала плечами Вэйлинди. – Тебе-то разве на самом деле ни всё равно? Разве для нас от этого что-то изменится? Похоже, что мы и в самом деле отсюда не выберемся, пока враждующие стороны не заключат мир.
– Ну, вообще-то да, – нехотя согласился маг. – Но всё же мне было бы любопытно узнать, о чём болтают рыбы.
– А моё имя? – нетерпеливо подал голос ястреб. – Кто-то обещал мне его…
– Тебе так хочет постранствовать вместе с нами, покинуть родину, а потом очутиться в нашем Мире? – спросила Вэйлинди.
– Не думаю, что остаться безымянным будет приятнее, – проворчал в ответ ястребок. – Раз ты нашла меня, значит, я должен служить тебе.
– Только уж повелительницей-то хоть меня не называй, ладно? – предупредила волшебница. – Пусть отныне будет тебе имя Фарх – Быстрокрылый…
* * * * *
– Великие Стихии! Я чувствую, как стремительно растёт счёт, который я намерен предъявить этому гнусному, отвратительному, извращённому субъекту, да поглотит его вечная Тьма! – процедил Льювин сквозь зубы, когда он и его спутница, кое-как одолев изломанные каменистые уступы предгорья, очутились на относительно ровной площадке.
Лезть дальше представлялось делом весьма сложным, так как огромные выступы скал, хоть и напоминали ступеньки, но предназначались определённо для гигантов.
– Как ты думаешь, Вэйл, всякие россказни о наложенных на героев проклятиях просто выдумки, или в них есть крупица смысла? – неожиданно спросил Льювин с мрачным видом. – Может, я просто-напросто проклят кем-нибудь невообразимо могущественным?
– А даже если и так – что из того? – некромантка мягко положила руку ему на плечо. – Это ведь не остановит магистра Льювина, верно?
Он едва заметно улыбнулся. За иронией Вэйлинди подчас таилось больше душевного тепла и нежности, чем за самыми ласковыми словами. «Что бы там ни было, впереди, я с тобой. Что нам за дело до проклятий вражеских богов?»
– Да, Вэйл, – тихо ответил он, отвечая скорее на невысказанные слова, чем на те, которые прозвучали вслух, и накрыл её руку своей ладонью.
И в тот же миг оба ощутили приближение опасности.
– Похоже, здесь нам скучать не дадут, – пробормотал Льювин и мельком взглянул на небо, где заметил несколько быстро приближающихся тёмных точек, в которых вскоре стали угадываться силуэты летящих птиц. Два крупных беркута, вырвавшихся вперёд, резко спикировали: их поведение не оставляло никаких сомнений в том, что они намереваются наброситься на незваных гостей.
Маг схватил свою спутницу за руку, и оба поспешили укрыться среди выступов скал. Ястребок, уцепившийся коготками за плащ волшебницы, тихо пискнул, что это дозорные его племени.
– Это мы и так поняли, – мрачно обронил Льювин. – А вот догадываешься ли ты, малыш, что они сейчас намерены делать, или пока нет? – видя, что тот не торопится с ответом, маг спокойно сообщил. – Насколько позволяют судить мои скромные умственные способности, твои сородичи собираются атаковать нахальных типов, проникших в их владения, то есть нас.
– С чего ты взял… – робко начал Фарх, но тут его слова заглушили шум многочисленных крыльев и воинственные возгласы птичьего дозорного отряда: в нестройном хоре голосов прозвучал хриплый голос, вероятно, одного из тех беркутов – он приказывал отыскать и схватить чужаков.
– Чем не ответ? – невесело усмехнулся Льювин и поспешно возвёл магический щит над тем местом, где он и Вэйл, а также бедняга Фарх вынуждены были затаиться.
Птицы не спешили опускаться на скалы, продолжая кружить на небольшой высоте – так они надеялись скорее высмотреть вражеских лазутчиков, а затем ринуться на них и пустить в дело мощные когти и клювы. Однако они не только не заметили Льювина и его спутников, но и вообще не почувствовали ничего странного и подозрительного. Это, конечно, свидетельствовало о том, что у птиц искусство чародейства стояло отнюдь не на такой недосягаемой высоте, на какой сооружают свои гнезда орлы, исконные государи птичьего племени.
Маг не сомневался, что, стоит выйти из укрытия, как птицы бросятся в атаку: сражаться же с ними будет неразумно по двум причинам – во-первых, он собирается помирить их со зверями, а не поссориться с ними сам; во-вторых, птиц слишком много, а несвоевременная доблесть, проявленная в неподходящей обстановке, до добра не доводит. Поэтому Льювин, совершенно не желая предстать перед королём птиц в качестве пленника, да ещё, что вероятнее всего, изувеченного когтями и клювами этих ополоумевших пернатых, решил, что для безопасности Вэйл и своей собственной стоит захватить дозорных в плен, для чего быстренько соткал из заклинаний невидимую сеть и раскинул её на камнях.
Вскоре птицы, устав бесплодно кружить над горами и высматривать коварных врагов, стали одна за другой опускаться на каменистую площадку, прямо на раскинутую магом сеть. Однако птицы не видели её и до поры до времени ничего не подозревали. Лишь когда весь птичий дозор разместился на отдых на невидимой сети, Льювин взял в руки арфу и коснулся струн. Птицы, услышав мелодию, встрепенулись, стали оглядываться по сторонам – и увидели, что угодили в сети.
Над горами раздались негодующие вопли, и несколько пригоршней мелких камешков скатилось по склонам. Льювин осторожно вышел из своего укрытия и приблизился к пленникам, которые при его появлении притихли и тревожно уставились на него.
– Приветствую вас, почтенные! – волшебник церемонно поклонился и одновременно проверил, достаточно ли крепка сеть. – Попрошу вас не шуметь, а то как бы ни произошёл обвал. Я не горю желанием заняться ещё и расчисткой горных перевалов в вашем гостеприимном, но несколько беспокойном Мире. Поверьте, я против вас ничего худого не замышляю – то, что произошло, простая мера предосторожности. Мне нужно срочно побеседовать с вашим государем, а вы вели себя… гм, несколько враждебно. Но я и мои спутники ничем не заслужили подобного обхождения! Я, конечно, понимаю – война и всё такое, но… Обещаю вас выпустить… только чуть позже и в том случае, если ваш государь пойдёт мне навстречу в крайне важном вопросе.
– А если государь не согласится выполнить твои требования, незнакомец? – хмуро, но без тени страха спросил беркут, по-видимому, предводитель дозора. – Ты хоть кто такой и откуда?
– Ах, да, – Льювин гордо выпрямился, с королевским достоинством положил руку на эфес меча и произнёс. – Лорд Льювин, магистр Ордена Мон-Эльвейг.
Между тем Вэйлинди выбралась из укрытия и неслышно подошла к нему. Фарх сидел у неё на плече, крепко уцепившись за ткань плаща.
– Льюв, посмотри! – шепнула волшебница, указывая рукой вверх. – Похоже, это сюда.
Крохотная движущаяся точка оказалась на самом деле огромным орлом, который летел очень быстро, зорко вглядываясь в горные склоны. Завидев его, пленённые магом птицы притихли. Орёл подлетел совсем близко, но опускаться на землю не торопился, продолжая нарезать круги на небольшой высоте.
– Кто посмел напасть на моих подданных? – зловещим тоном проклекотал орёл, недоверчиво поглядывая на волшебников.
– Напасть – никто, – спокойно отозвался Льювин. – Защищаться – это да, пришлось, государь, не отрицаю. Я – волшебник, и моё имя…
– Льювин, сын Льюгга, – подхватил орёл. – Кажется, у людей принято добавлять: «Очень приятно познакомиться»? Да, я король птиц, как ты верно угадал. Государь Хогдар, сын Годха, – горделиво сообщил он и пояснил. – Мы, птицы, не заражены доисторическими суевериями относительно того, что своё имя надо скрывать, в отличие от наших соседей, – последние слова повелитель пернатых произнёс с явным оттенком пренебрежения, но тут же спохватился. – Твоя спутница, конечно же, леди Вэйлинди.
– До чего же хорошо нас здесь знают, оказывается! – маг изобразил изумление. – Насколько я помню, никогда раньше в этой жизни…
– Догадаться нетрудно, – хриплый клёкот повелителя птиц, несомненно, заменял собою смех. – Кто бы ещё сумел так легко захватить в плен моих дозорных? О тебе, магистр Льювин, очень много интересного рассказывают! Например, что все или почти все свои победы ты одержал отнюдь не благодаря доблести, а при помощи разных хитрых проделок.
– Чего только не выдумают бродячие сказители! – Льювин пожал плечами, не обнаружив ни малейших признаков смущения, и тут же ловко направил беседу в нужное русло. – Разве можно верить всему? А уж мудрому и могущественному правителю это вообще не подобает! Именно по этой причине Кирн Холг и оказался ввергнут в бессмысленную войну!
– Не тебе судить о том, что здесь происходит, чародей! – орлу надоело кружить в воздухе, и он опустился на выступ скалы, выбрав местечко подальше от мага. – Отпусти моих подданных и уходи отсюда! Обещаю, что нападать на тебя и твою спутницу я не стану, – прибавил он.
– Не беспокойся, задерживаться здесь надолго в наши планы не входит, – любезно сообщил Льювин. – Однако то, насколько быстро мы отсюда уберёмся, напрямую зависит от того, как скоро вы помиритесь со зверями. Мне не доставляет особого удовольствия возиться с вашими делами, когда своих полно, но роль миротворца навязана мне обстоятельствами, так сказать, самой судьбой…
– Ближе к делу, – потребовал орёл. – Правитель зверей, как мне передавали, упорно считает, что мы должны подчиниться ему. Мы воюем за свою свободу! Что ты предлагаешь нам? Добровольно признать верховным королём единорога?
– То же самое сказал и единорог – что он с чужих слов узнал, будто ты хочешь безраздельно править не только птицами, но и зверями. Но разве вы сами говорили об этом друг с другом? И почему вы поверили невесть кому?
Орёл задумался.
– В самом деле, почему? – словно рассуждая сам с собой, негромко проклекотал он. – Никогда особенно доверчивым не был, а тут доверился этой твари, которая не то зверь, не то птица – Тьма её разберёт! И ведь, если вспомнить хорошенько, с тех пор мы её больше не видели…
– О чём сожалеть стоит лишь по той причине, что нет возможности соответствующим образом разделаться с подлинным виновником войны, – хладнокровно произнёс волшебник. – Так что подумай, государь – зачем вам воевать?
– Отпусти моих подданных, – потребовал орёл. – Я… подумаю над твоими словами, Льювин. Потом.
Однако тон короля птиц, привыкшего повелевать, был излишне приказным, отчего мага неприятно покоробило. Льювин всегда крайне отрицательно воспринимал всё, что мог расценить как принуждение и посягательство на свою независимость. К тому же подобный тон явно не соответствовал моменту – ведь только от Льювина зависело, как поступить с пленными.
– Разумеется, мудрый правитель ничего не решает сгоряча, – за внешней почтительностью мага сквозила лёгкая ирония. – Подумай, государь, подумай, я тебя не тороплю. Но и сам не стану спешить. Пленников я всегда успею выпустить.
Орёл гневно вскинулся.
– Я даю тебе слово, что никто из моих подданных не осмелится напасть на тебя и леди!
– Спасибо, это им и так не удалось, – холодно отозвался волшебник. – Я, кажется, говорил не о нашей личной безопасности, а о мирном соглашении с вашими соседями. Думай, государь, но если хочешь, чтобы я поскорее освободил пленников, то затягивать мыслительный процесс надолго вряд ли целесообразно.
– Я должен обсудить это с моими советниками, – сумрачно пояснил орёл и добавил. – А вот и они летят – очень кстати!
Вскоре на скалу, облюбованную повелителем птиц, опустились двое – молодой орёл и ворон. То были родной брат короля, Гэффин, и давний друг повелителя птиц, которого Хогдар называл братом – Мобрайн. Едва король вкратце поведал им, что произошло, а также сообщил о требовании мага заключить мир со зверями, как оба наперебой принялись убеждать государя в том, что каждому из них представлялось правильным. Льювин, придав своему лицу невозмутимое и несколько высокомерное выражение, внимательно прислушивался к их беседе. Фарх то и дело порывался что-то сказать, но Вэйлинди всякий раз удерживала его.
– Государь и брат мой, почему мы должны верить этому чародею? – возмущался пылкий Гэффин. – Он требует, чтобы мы примирились с нашими врагами, при этом используя наглый шантаж! Но было бы достойно трусов послушно покориться ему! Какая разница – он или король зверей будет указывать нам, как мы должны поступать?! – и брат короля ещё долго вещал в подобном духе, пока не в клюве у него не пересохло, что вынудило его замолчать.
– Гэффин молод и не знает многого, – спокойно прокаркал ворон, когда молодой орёл излил своё негодование. – Конечно, он с тобой одной крови, Хогдар, но когда-то ты назвал меня братом – так позволь и мне сказать своё слово. Этот чародей… Он не из нашего Мира, и немногие из нас смогут понять его намерения. Но я бывал за пределами Кирн Холг, в Мирах, где живут подобные ему. И я говорю тебе, государь: он силён и мудр. Гэффин полагает, что этот маг стремится подчинить нас себе. Я знаю, что многим людям это свойственно – они полагают, будто станут свободными, превратив других в своих рабов, но…
– А этот ястреб разве не раб? – Гэффин пренебрежительно взглянул на Фарха. – Ну-ка, ответь – что заставило тебя пойти за чужаками?
Внезапно юный ястреб вспорхнул с плеча волшебницы и опустился на скалу чуть пониже государя птиц и его советников.
– Потому что законы родного племени и так обрекли меня на изгнание, – ответил он. – Мой родной Тховр вымер, там никого не осталось, и некому было дать мне имя, кроме Повелителей Слов из далёкого Мира.
– Что ты говоришь? Тховр вымер? Что ж это за болезнь такая… – начал ворон, но Гэффин прервал его.
– Это сделали наши враги! Говори – это звери убили всех?
– Это сделали враги, – ястреб чуть склонил голову. – Но не те, с кем воюет государь птиц.
– Это сделал мой враг, – решительно и сухо промолвил Льювин.
– Кто он? – вскинулся Гэффин.
– Уж не собрался ли брат государя выступить против моего врага? – ледяным тоном осведомился волшебник. – Даже и не мечтай об этом, благородный принц Гэффин! Он тебе совсем по зубам… – маг осёкся, сообразив, что у птиц вообще-то не зубы, а клювы.
Но Гэффин не обратил внимания на эту мелкую оплошность, так как его мысли были поглощены совсем другой проблемой.
– Кто он, чародей? – повторил молодой орёл. – Если его воины уничтожили наших братьев, наш долг – месть за них!
– Месть, – мрачно повторил Льювин. – Ты хоть представляешь себе, кому собрался мстить? Я тебя обрадую, принц, когда скажу, что мне о нём известно ненамного больше, чем тебе! Впрочем, я полагаю, что смог бы найти дорогу к его укрывищу – но для этого мне сначала нужно выбраться из Кирн Холг. Однако так уж получилось по некоторым причинам, что ворота в Межреальность заклинило. Ключом, который их откроет, для меня может стать лишь ваше примирение с соседями. Кстати, мой враг основательно приложил руку – или что там у него имеется – к вашей войне. Поэтому лучшей местью, которую вы можете для него измыслить, станет мир между вами и зверями. Он сделал из вашего Мира ловушку для меня, но я по-прежнему не оставляю надежд когда-либо дотянуться до этого типа мечом, стрелой или магией – чем будет удобнее.
– А что будет порукой твоей правдивости? – недоверчиво проклекотал Гэффин.
Но тут Мобрайн обратился к королю птиц, который всё это время молчал, испытующе глядя то на своих советников, то на Льювина, то на пленённых магом дозорных, то на Вэйлинди и Фарха.
– Государь, я готов поручиться за правдивость этого чародея. Для того, кто умеет слышать, правда  и ложь никогда не прозвучат одинаково. Посуди сам: этот волшебник стремится поскорее покинуть Кирн Холг. Пожелай он властвовать над нами – разве он не постарался бы сначала упрочить своё могущество, неважно, силой, хитростью или магией? Кроме того, самый веский довод в его пользу – нам куда больше выгоден мир с соседями, чем война с ними.
– Ты говоришь, как торгаш и трус, Мобрайн! – с негодованием набросился на него брат короля. – Выгода! А честь, доблесть и слава – они что, стали пустым звуком для тебя?
– Молчи, брат! – одёрнул его король птиц. – Я довольно слушал вас обоих, а также и тебя, чародей Льювин. Честь и слава! Хороша слава! Война со зверями и впрямь бессмысленна, если их повелитель не претендует на главенство над нами. Запомни, Гэффин: мудрый государь должен в первую очередь думать о благе подданных, а не о мифической славе, созданной из потоков пролитой крови и песен менестрелей. Магистр Льювин, – король обратился к волшебнику, подчёркнуто добавив к имени титул, – мы готовы заключить мир со зверями.
* * * * *
– Да что с тобой такое, Льюв?! – воскликнула Вэйлинди, обеспокоенная его долгим молчанием и необычайно сумрачным видом, когда они шли к ничейной территории, на которой должна была состояться встреча двух враждовавших правителей и их ближайшего окружения.
Льювин ответил не сразу. Окинув взглядом равнину, на которой среди сухих стеблей выжженной солнцем травы кое-где белели пушистые ниточки ковыля, волшебник словно невзначай коснулся рукояти меча, вздохнул и опустился на серый валун, нагретый солнечными лучами. Подняв голову, он отрешённо взглянул на свою возлюбленную, которая смотрела на него с недоумением и тревогой, и сказал:
– Садись, Вэйл. Давай немного передохнём. Мы с тобой шли быстро, так что у нас есть время, пока наши высокие договаривающиеся стороны прибудут со всей подобающей их королевским достоинствам помпой. До чего приятно просто побыть в тишине… Да, ты, кажется, о чём-то спрашивала меня?
– Да уж, вот об этом и спрашивала, – недовольным тоном отозвалась она, садясь рядом с ним. – Ты даже не слышишь, когда с тобой говорят! Это ни на что не похоже! И с чего это у тебя такой кислый вид сегодня? Ведь скоро, я надеюсь, мы отсюда выберемся.
– Чтобы угодить куда похлеще, – вполголоса промолвил Льювин, и в его серых глазах мелькнули насмешливые искорки. – Видишь ли, Вэйл, я не окончательно уверовал в то, что всё здесь пойдёт гладко и тихо. Конечно, внешних доказательств нет, но… Впрочем, можешь сравнить меня со зловещим вороном из легенд и сказок, который заранее предвещает беду, – он отвёл рукой прядь огненно-рыжих волос, полускрывавших лицо чародейки, и с деланной беспечностью заглянул в бездонные зелёные глаза.
Фарх между тем деловито перебирал клювом травинки и мелкие камешки, отыскивая семена съедобных трав. Столь странные пищевые предпочтения среди птиц, которых принято считать хищными, бытовали только в Кирн Холг.
– Нет, конечно, государи зверей и птиц заключат мир и поклянутся в вечной дружбе, – убеждённо заявил ястреб и решительно проглотил зёрнышко какого-то дикого злака. – Ведь рыба-предсказатель…
– Фарх! – грозно прервал его Льювин. – Ещё раз услышу про эту проклятую рыбу… Имей в виду, что я тогда за себя не ручаюсь.
Волшебник произнёс эти слова с улыбкой, но ястреб и Вэйлинди уловили в его тоне неподдельную усталость.
– До чего мне всё это надоело! – пробормотал он, обхватив голову руками. – Этот гнусный мерзавец, которому неизвестно чего от меня надо, все его пакости и эти бесконечные ловушки! И никто так и не сказал напрямик, по-человечески, что это за субъект…
– Льюв… – Вэйлинди мягко обняла его за плечи. – Вспомни, ты ж не у людей спрашивал. Эллэ и Лин – эльфы, а Король Иного Мира… – она замялась.
– Могли бы и по-эльфийски ответить, – отозвался волшебник, ласково гладя длинные волосы своей возлюбленной. – Мне кажется, я достаточно хорошо изучил этот язык ещё в колледже чародейства, чтобы понимать разговорную речь.  Впрочем, ладно. Я же должен постигнуть сам, кто мой враг, и доблестно одержать над ним верх, в полной мере используя отпущенные мне Создателем хитрость и изворотливость, дабы моё могущество продолжило свой рост и когда-нибудь стало великим древом с разветвлённой корневой системой и многочисленными загребущими руками-ветвями…
– Идут! – возгласил Фарх и принялся торопливо чистить перья.
– Резво, однако, – по лицу мага скользнула тень удивления. – Я уж думал, придётся до полудня тут торчать. Видимо, у здешних королей придворный церемониал не такой сложный, как у сира Эскерро, – воспоминание о правителе Эскелана заставило Льювина нахмуриться снова.
Хорошо, если междоусобица по-прежнему крепко держит короля в своих медвежьих объятиях – а если нет?.. Если Эскерро, вопреки всему, удалось разбить отряды мятежных лордов, или же те примирились с ним, вырвав вожделенные привилегии – что тогда? Может, Башня Сервэйна давно в осаде? Джефф… Н-да, в бою-то он, может, и неплох, но его неблагоразумное геройство может стоить жизни многим рыцарям Мон-Эльвейга. Правда, там ещё и Улльдар. Жестокий? Ну и пусть! Пусть будет хоть трижды жестоким по отношению к врагам – зато уж он-то сумеет обойтись без лишних потерь в рядах Ордена, используя для этого все доступные средства!..
Фарх резво взлетел, сделал несколько кругов, а затем опустился на камень рядом с волшебниками. Юный ястреб, вертя головой в разные стороны, внимательно следил за приближением двух государей в окружении свиты.
Вэйлинди поднялась на ноги, расправляя складки платья и отряхивая с плаща пыль и приставшие сухие травинки. Льювин, однако, не торопился покидать облюбованное место. Он вовсе не собирался проявлять какое-то особое почтение к высокому сану своих невольных подопечных. Короли, подумаешь! Если хорошенько разобраться, то он и сам обладает не меньшей, а может, даже большей властью, чем многие коронованные особы.
Нужно сказать, что Льювин выпустил на свободу пленённых подданных короля Хогдара, не дожидаясь окончательного соглашения между зверями и птицами. Однако волшебник сделал это не для того, чтобы произвести благоприятное впечатление на птиц и их правителя; что же касается их многочисленных уверений в том, что это мелкое недоразумение будет предано забвению и никоим образом не отразится на дружеском отношении к чародею, то эти возвышенные речи Льювин попросту пропустил мимо ушей. Магистр Мон-Эльвейга успел заметить низкий магический уровень птиц и не сомневался, что в случае чего сможет с ними справиться; а вот держать под надзором пленников ему совершенно не хотелось – только такой обузы не хватало!
…Единорог и орёл сдержанно приветствовали друг друга, а также мага и его спутницу, после чего приступили к обсуждению условий мира. Оба государя остаются полновластными правителями своих владений; от притязаний на владения соседа каждый полностью и навеки отказывается, и за себя, и за своих наследников. Те, кто в ходе войны попал в плен, немедленно будут освобождены; родным павших в битвах бывшие противники обязались выплатить виру, но и те, в свою очередь, должны полностью отказаться от мести за убитых родичей…
Льювин слушал вполуха, не столько вникая в юридические тонкости, сколько стремясь уловить какие-либо магические колебания. Что-то всё же есть, словно лёгкое облачко скользнуло…
– А вира за убитых жителей Тховра? – вдруг громко проклекотал Гэффин.
Среди птиц раздались одобрительные возгласы, несмотря на гневный окрик короля Хогдара и увещевания Мобрайна.
– А как же тогда плата за разорение Лойтра? – яростно рявкнул владыка зверей, угрожающе наклонив рог.
– Никто из моих воинов не бывал в этой глухой деревушке! – перекрывая многоголосый шум, возмущённо проклекотал Хогдар. – Да и кто из них стал бы марать свою честь, нападая на слепых кротов и беспомощных белок!
Однако спор разгорался, и Льювин, который наблюдал за переговорами, не вмешиваясь в них, обратил внимание, что небо неожиданно заволокло тучами, а в наступившем сумраке промелькнул силуэт летучей мыши.
– Вэйл! Стреляй в ту тварь, скорее! – воскликнул он, указывая вверх.
Чародейка мгновенно выхватила из-под складок плаща арбалет и пустила стрелу, однако налетел порыв ветра, и выстрел пропал даром. Бывшая некромантка снова зарядила арбалет – но летучая мышь больше не показывалась.
Между тем спор перерос в ссору, грозившую стать чем-то гораздо более серьёзным. Правители, позабыв о своем высоком сане и благородном намерении заключить вечный мир, обвиняли друг друга во всём, что только приходило им на память, а их свита, недружелюбно косясь на представителей соседнего королевства, вторила своим государям, также вспоминая многочисленные личные обиды, как имевшие место в действительности, так и воображаемые, но от этого не менее глубокие.
Антимагия. Льювин явственно различал её звучание – тяжёлое, однообразное и неотвратимое, похожее на поступь… хаоса? Оно плющило, сгибало, ломало… Подчиняло. Но только не его – при малейшем намёке на попытку подчинить его Льювин всегда яростно сопротивлялся; вот и сейчас поток антимагии разбился о щит его негодования и самоуверенности.
– Скорее, чародей! – на плечо мага опустился заметно расстроенный Мобрайн. – Пока они не начали биться… В засаде… тьфу, проговорился! Хотя всё равно… Останови их!
– Ты уверен, что я столь могущественен? – Льювин почесал перья мудрого ворона. – Да, а почему на тебя это не действует?
– Я достаточно знаю об Обратной стороне, чтобы легко поддаться её власти, – несколько туманно пояснил ворон. – Но поторопись!
Льювин взглянул на Вэйлинди – и услышал её беззвучный ответ на свой невысказанный вопрос. «Огонь, Льюв. Всё живое инстинктивно страшится огня, потому что он несёт смерть. Но в то же время в нём – сущность освобождения и перерождения. Раздели их огнём – и соедини. Раздели врагов – соедини – братьев. Ты – понял?» – «Да».
Они не так уж часто говорили мыслями. Так говорят эльфы; но людям, даже магам, в этом случае приходится прорываться сквозь незримую, но достаточно прочную преграду. А сейчас – её не было.
Рука чародейки крепко сжала ладонь мага. «Начинай, любимый. Не думай, что огонь – непокорная стихия. Нам… тебе – он покорится. Мир – здесь – настанет. Просто нужно дать направление…»
Огненные цветы на камнях. Великие Стихии, да разве камень горит?! Камень – нет; но и огонь – не гаснет… Воля, стремление, желание – вот что поддерживает магический огонь. Огненные змейки скользят по траве, не опаляя её… Раздаются вопли ужаса, недавние спорщики со всех ног бегут прочь, забыв о вражде – но бежать некуда. Они оцеплены широким пламенеющим кругом. Язычки огня – не выше едва пробившейся травки; но стоит к ним приблизиться – и они поднимаются на высоту человеческого роста. Лишь в одном месте огонь расступается, образуя нечто вроде входа – и у этого входа замерли двое магов из далёкого Мира, а позади них на камне спокойно сидят ястреб и ворон.
Огненные струйки, пробегающие между недавними противниками, не обжигали, но, движимые страхом, многие птицы попытались взлететь. Напрасно – над ними тотчас раскинулась огненная сеть, сквозь которую не выскользнуть, которую не разорвать… Звери, которые были напуганы не меньше, бросились к выходу – и чуть не наткнулись на сверкающий клинок волшебника.
– Где ваши обещания?! – грозно вопросил Льювин, внутренне любуясь произведённым впечатлением. – Вы же чуть не клялись, что непременно помиритесь! Чтоб из вас орки бифштексов наделали! Я-то, по свойственному мне гуманизму, принял вас за разумных существ, а не за говорящее мясо. Ведь я объяснил вам, что те селения были уничтожены воинами моего врага! Миритесь же, наконец, иначе я… не знаю, что сделаю! – и волшебник для пущей убедительности рубанул мечом по паре валунов, незаметно подкрепив удары магией; разумеется, камни рассыпались в пыль.
Растерянные противники понуро стояли внутри огненного кольца. Льювин, решив, что слишком сильно запугивать их не стоит, не спеша убрал магическое пламя. Лишь несколько огненных росчерков, повинуясь воле мага, сплелись в переменчивый узор, а затем тоже стали меркнуть. Но они не исчезли бесследно и не оставили после себя пепла: вместо него на земле теперь лежало несколько камней, из-под которых тоненькой струйкой забил родник.
– Итак, миритесь немедленно, – тоном, не терпящим возражений, произнёс Льювин, пристально глядя на двух королей и их приближённых. – Повторяйте клятву: «Да будет свидетелем Создатель, а также вездесущие Стихии, что мы отныне и вовек будем жить в мире и братской дружбе, не посягая на честь, славу и достояние друг друга. Тот же, кто нарушит клятву – да будет отвержен землёй и проклят небом; вода и пища станут для него ядом, а огонь, который сегодня не причинил нам вреда, поглотит его жизнь, но не даст ему смерти. Камни, что окружают этот родник, станут прахом, но слова клятвы, произнесённые ныне, не сотрутся вовек».
– …Вовек, – выдохнул многоголосый хор.
Остриём клинка Льювин небрежно начертил на песке несколько линий. Песчинки скользили по гладкой стали, скатывались с неё, как исчезают с поверхности Миров поколения смертных существ. Тучи, закрывавшие небо, внезапно расступились, и солнечный луч ярко блеснул на отполированном лезвии. Клятва. Она подобна мечу – защищает верного, карает отступника…
Тонкие стебли аира тихо зашелестели, вторя журчанию родника. Льювин улыбнулся. Что ж, всё правильно. Клятва. Аир. Знак клятвы.
* * * * *
Когда звери и птицы, а в первую очередь их правители, пришли в себя после пережитого потрясения и собрались с мыслями, они долго и многословно благодарили мага за проявленные им находчивость и непреклонность. И что, спрашивается, за безумие на них нашло, что они чуть снова не передрались? Чьи бы это ни были происки – только благодаря Льювину удалось избежать дальнейших кровопролитных столкновений.
Магистр немного устал от долгих славословий, к которым он вообще-то относился довольно равнодушно; зато он сделал положительный вывод о способности зверей и птиц к благодарности. У них она гораздо выше, чем у большинства людей – стоило вспомнить хотя бы жителей своего родного города, которые вместо признательности за спасение от неминуемой гибели принялись перечислять понесённые убытки. Кроме того, зверюшки и пернатые были сейчас искренни – Льювин легко уловил бы в их словах нотки лести, если бы они имелись.
Оба правителя даже принялись уговаривать мага и его спутницу остаться в Кирн Холг на некоторое время, однако те самым решительным образом отказались от столь заманчивого предложения. В другое время они, конечно, с радостью бы… Но сейчас время не терпит. Чем скорее они сумеют разобраться с антимагом – тем скорее вернутся домой, где их ожидает множество наиважнейших дел. Так что всего самого наилучшего, мира, братской взаимовыручки и процветания – а нам пора!
Льювин уже собрался приняться за заклятия, открывающие ворота в Межреальность, как его окликнул единорог, повелитель зверей.
– Ты принёс в Кирн Холг мир, как нам было предсказано, – произнёс он. – Это великий дар, и я хочу отблагодарить тебя…
– Право, не стоит благодарности, – отозвался волшебник. – И вовсе не я принёс мир – вы и сами давно могли примириться. Советую в дальнейшем проще относиться к предсказаниям. Жаль, не увидел вашу знаменитую рыбу, которую вы почитаете, как верховного оракула!..
– Нет, это ты разрушил чары, заставлявшие нас воевать, – настаивал единорог. – Твоя мудрость и стремление во что бы то ни стало продолжать свой путь ворвались в нашу жизнь, как полоска света во внезапно приоткрывшуюся дверь темницы…
– Ну, ну, хватит меня расхваливать, – Льювин утомлённо махнул рукой. – Я действовал, будучи вынужден обстоятельствами, иначе, возможно, и не стал бы влезать в ваши дела…
– Но ты это сделал, – прервал его король зверей. – И ты действительно захотел, чтобы мы стали братьями – поэтому тебе и удалось помирить нас, разрушив чародейство своего врага. Мой же дар тебе… Ты знаешь, что рог единорога обладает целительной силой, – тут король зверей обернулся к своей свите, стоявшей чуть поодаль вперемешку с подданными короля Хогдара, и к государю вскоре подошёл большой бобр, державший в передних лапах узкий удлинённый ларец. – Вот, возьми, – обратился единорог к  магу. – Это рог Оура, основателя нашего рода. Но помни, что силу рога можно использовать лишь однажды, когда иной надежды нет. Моё же имя – Ауви. Имя единорога – великая тайна; но ты вправе открыть её своим детям, или же детям своих детей. Если судьба приведёт их в Кирн Холг, в случае необходимости они смогут позвать меня на помощь. Счастливого пути и удачи тебе во всём!
– Благодарю тебя, повелитель зверей, – магистр Мон-Эльвейга поклонился. – Ты щедр и одарил меня превыше моих скромных заслуг. Царствуй счастливо и долго!
Тут к магу подлетел Мобрайн, который держал в клюве небольшую ветвь со светлой корой и тремя листьями.
– Эта ветвь с волшебного дерева, – вручив её магу, сказал он. – Такие деревья растут лишь там, где пересекаются дороги всех живых существ Упорядоченного. Она не увянет, как бы долго ты не искал место, где можно её посадить. Король Хогдар полагает, что ты сумеешь распорядиться этим даром.
– Благодарю за дар и за доверие, – поклонился Льювин.
– Я хотел бы сказать тебе ещё кое-что, – негромко прокаркал ворон. – Мудрый не нуждается в наставлениях, но всё же я хотел бы дать тебе один совет: когда тебе покажется, что Мир рушится, не спеши делать шаг с обрыва.
– Благодарю, премудрый Мобрайн, – с некоторым изумлением ответил Льювин. – Поверь, я до сих пор не замечал за собой подобных самоубийственных наклонностей.
Ворон склонил голову набок и, как показалось магу, несколько критически посмотрел на него слегка прищуренным глазом.
– Ты так полагаешь? – спросил он. – И всё же запомни мои слова! Счастливого пути! Да пребудет с тобой удача вовеки!
…Ворота в Межреальность тускло замерцали в облаке тумана…
– Будьте счастливы, жители Кирг Холг! – и Льювин с Вэйлинди, взявшись за руки, шагнули под магическую арку.
На плече волшебницы, уцепившись коготками за ткань плаща, сидел ястреб Фарх.


Рецензии