SuperManiac

Он терпеливо обмерял шагами небольшую комнату, чувствуя, как холодные железные наручники медленно начинают истирать его кожу и, кажется, что скоро оголятся всего его кости. Одет он был в обычную одежду – дешевая китайская майка, купленная на побережье океана у торговца, а поверх дорогая синяя рубашка, потертые, испачканные человеческой кровью, джинсы из магазина на Чарлингтон-стрит, незаурядные белые кроссовки, оставляющие после себя кроваво-красные следы на полу. В зубах он держал сигарету и медленно вдыхал горячий сигаретный серый дым, одурманивающий все его естество. Его голубые живые глаза с зажигательной искрой внутри сочились неиссякаемой энергией и сжимающим его гневом, губы инстинктивно обнажали его идеальные белые зубы, и этот человек напоминал бешеного волка, сидящего в засаде. Щетина, покрывавшая большую часть его лица, делала его более привлекательным и загадочным для женщин, и он, пользуясь этим необычным свойством, получал от них все, что ему заблагорассудится. Его накачанные мышцы, казалось, сейчас вырвутся, и порвется его клетчатая синяя рубашка, подаренная ему на тридцатилетний юбилей. Пепел, который падал с его уже потухающей сигареты, неторопливо летел на пол, и он придавливал его со всей присущей ему жестокостью, вдавливал частички пепла прямо в пол, скалясь еще больше. Через пару минут в этой обветшалой, мертвой комнате должен был появиться следователь Декарт, чтобы заставить расколоться этого человека, на котором стояло клеймо самой смерти. А этот человек все также размеренно и неторопливо обмерял комнату шагами, словно пытаясь сформировать в своей голове хотя бы приблизительное наказание, которое ему грозит за все его деяния. Потом, он вдруг взвыл от боли – наручники словно прожгли дыру в его коже и часть его руки стала подвластна холеному металлу, терзающему его уже вот пару часов без перерыва… А в этом время старший следователь Жан Декарт спокойно шел по улице, держа в руке стаканчик свежего, только что сваренного кофе, которое он купил на углу Кроссинг-стрит за три доллара. На улице выдалась преплохая погода – дождь лил с небес, словно Пастырь сожалел о душах навсегда потерявшихся овец, до которых Он не может достучаться и докричаться, и которых не может найти. Молния уже пару раз пронзала своим ярко-серебристым сиянием беспокойное ночное небо, заставляя надменных и тщеславных людей прятаться по своим домам и уповать на хорошую погоду в предстоящий день. Грозные тучи заволокли небосвод, и солнце, еле проглядывавшее из-за пелены серо-черной простыни, уже прощалось со всем маленьким городком на окраине Франции, одаривая его последними своими светлыми лучами, продиравшимися сквозь всесильные тучи. Декарт проклинал сегодняшнюю погоду, царившую сейчас на улице, всеми известными французскими выражениями, которые только мог предложить его светлый полицейский ум. В комнате допроса его уже ждал Рене Стоун – опаснейший французский маньяк – убийца, пойманный только семь часов назад местными жителями. Неугомонные фермеры готовы были уже устроить линчевание, как вдруг отряд полиции увидел сие действо и забрал маньяка. По дороге в полицейский участок, Рене смеялся, и от этого из его пронзительно-голубых глаз капали слезы. После этого его заперли в допросной, и позвонили следователю Декарту, чтобы тот смог допросить опасного преступника. Однако Жан не спешил – он любил играть с маньяками в такие же игры, в какие и играли они сами с жертвами. Любил оставлять их один на один с собой, чтобы те подумали о том, что их ждет. А потом разыгрывал шоу, заставляя даже самых отчаянных игроков проваливаться на сцене и сознаваться во всех смертных грехах. Да Жану и не нужны были все семь сразу – только тот, в котором обвиняли подсудимого. Но старший следователь не знал, что его сегодняшний герой необычен и слишком умен для обыденных полицейских игр, которые устраивал Декарт. Жан сам был в опасности – Рене уже расставил ловушки в этом городе, и огромный, жадный паук уже ожидал свою маленькую, тщедушную жертву, с которой он так давно мечтал разделаться. Ставки были сделаны, механизм приведен в действие. «Время пошло» - думал Стоун, когда сворачивал шею одному из охранников, который зашел к нему для проверки. Давно освободившийся от наручников, маньяк уже понимал, что скоро невинная, загнанная в капкан овечка сама, как миленькая, прибежит к нему и попросил своих преступных друзей нацепить  на него ненавистные браслеты обратно, чтобы создать видимость уязвленного хищника. Надев маску раскаявшегося, он мерил комнату шагами, ожидая прихода старшего следователя Жана Декарта.
***
Я не знаю, чем можно закончить эту историю – можно убить их обоих, столкнуть лбами, прикончить маньяка или обезглавить следователя.

Но я не хочу заканчивать… Я ставлю запятую, а не точку. Ибо поставив точку, я закончу рассказ.

Я ставлю запятую, потому что придут время и я продолжу эту миниатюру.