Чертик из табакерки

Евгений Александрович Лебедев собирал табакерки. Те табакерки, из которых табак действительно нюхали, потерялись, исчезли... А драгоценные безделушки сохранились. Золотые, серебряные, эмалевые, лаковые, вырезанные из целого драгоценного камня — настоящие произведения искусства. Материализацией человеческого тщеславия, демонстрацией богатства и изысканного вкуса. Подарок, поощрение, прощальный сувенир. «Ваш портрет будет со мной до конца моих дней». А портрет—на внутренней крышечке табакерки.
Или табакерка с портретом Наполеона, Бог весть какими путями попавшая в Россию: то ли один из бонапартовских маршалов утерял на Смоленской дороге, то ли вещицу стащила у кого-то прелестная маркитанка?
И вот таких и им подобных милых безделушек было в коллекции Евгения Александровича много.
Чем больше становилась коллекция Евгения Александровича, тем больше беспокойства она ему доставляла. Застраховать? Ну, во-первых, никакая страховка не возместит утраты сокровищ. А во-вторых, это могло послужить своего рода наводкой для людей, далеких от коллекционирования, но зараженных другой страстью — быстрого обогащения. И так слишком много людей знало о «музее Лебедева». Правда, коллекционеры строго соблюдают неписаное правило: никакой информации непосвященным. Все тайны должны оставаться в своем, очень узком мирке. Но ведь известно: нет ничего тайного, что не стало бы явным.
Да еще появился у Евгения Александровича соперник. Тоже страстный собиратель табакерок. Только на двадцать лет моложе и в несколько раз богаче. Некто Петр Сергеевич Зыков, коммерсант. И вот этому самому Зыкову одна из табакерок Лебедева понравилась так, что он даже поклялся как-то: умру, но заставлю старика уступить. Куплю, обменяю, украду, наконец!
Тут надо сказать, что официально Евгений Александрович считался военным отставником. На пенсию ушел в звании полковника. Кем он был на самом деле — чуть позже. Главное же заключалось в том, что к категории коллекционеров — немощных старичков Лебедев никак не относился. Несмотря на то, что уже перевалило за шестьдесят лет, здоровье имел отменное, физической силой Бог его тоже не обидел, а посему никаких воров и бандитов не боялся. Для подстраховки же поставил квартиру на охрану. И без надежных рекомендаций никого к себе не пускал.
В один из ноябрьских дней Зыков (после довольно долгого перерыва) позвонил Евгению Александровичу и попросил о встрече.   Просьбу же свою мотивировал тем, что появилась одна прелюбопытная вещица — конец восемнадцатого века. И был приглашен пожаловать на  чашку чая. Вместе с «вещицей».
— Ну, и что же вы раздобыли на сей раз, уважаемый? — осведомился Евгений Александрович после традиционного обмена любезностями и новостями.
-Табакерку Екатерины Великой!
-Какую именно? Для императрицы ведь табакерки были, так сказать, предметом первой необходимости, она табак нюхала.
Было похоже, что Петр Сергеевич немного растерялся. Впрочем, он довольно быстро обрел прежний апломб.
— Парадную табакерку из авантюрина предположительно работы Позье.
— Можете продемонстрировать?
— Могу даже презентовать.
— То есть обменять? На ту, с портретом дамы?
Петр Сергеевич с улыбкой кивнул.
— Господи, твоя воля, твоя власть, — с досадой вздохнул Евгений Александрович. — Почти год я вам, уважаемый, толкую: не продается, не обменивается. Насчет какого-нибудь другого экземпляра — извольте, можно поговорить. Но «портрет неизвестной дамы» останется у меня. Тем более что вовсе это не «неизвестная дама», а одна из невест императора Петра Великого, Екатерина Долгорукая. Этот свой портрет в табакерке она подарила графу Меллиссимо, за которого хотела выйти замуж. Да родня воспротивилась — и стала Екатерина сначала царской невестой, а потом ссыльной.
— Историю России я знаю, Евгений Александрович. Но ведь полной уверенности в том, что на портрете изображена княжна Долгорукая, нет. А я предлагаю вам подлинную табакерку императрицы Екатерины. Без картинок, правда, но из драгоценного камня.
— Покажите. Я не привык обсуждать кота в мешке.
— С одним-единственным условием... Ну, не делайте свирепое лицо, вам не идет. Я хотел только попросить дать мне посмотреть на табакерочку мою любимую. Полюбоваться. Знаете, ведь бывает, завораживает вещь — и все тут.
Евгений Александрович по себе знал, что такое действительно бывает. А посему после недолгого колебания открыл мини-сейф, стоявший на письменном столе. А Петр Сергеевич достал из кейса плоский кожаный футляр.
Пока Зыков любовался драгоценной безделушкой, Лебедев внимательно рассматривал табакерку Екатерины Великой. Прозрачная вещица отливала голубым светом и была необычайно хороша. Действительно царская вещь...
— Ну так как? — спросил Петр Семенович. — Может быть, обменяемся?
— Табакерка прекрасная, но в мою коллекцию плохо впишется. У меня ведь нет ничего из драгоценных... ну, полудрагоценных камней.
— Вот и начните с этой.
Евгений Александрович покачал головой.
— Нет уж, не взыщите. Если бы вы продавали... Впрочем, это мне не по карману. Вот в вашей коллекции она более уместна.
Раздосадованный Петр Сергеевич вскоре ушел. Но это его посещение в отличие от предыдущих чем-то насторожило Евгения Александровича — откроем, наконец, тайну — бывшего кадрового разведчика. А людей этой профессии интуиция редко обманывает.
В последующие несколько дней, выходя из дома, Евгений Александрович явственно ощутил, что за ним пустили «хвост». Тут уж и интуиции было не нужно, хватило профессиональных навыков и опыта. «Вычислить» хвост не составило труда — работа для мальчишки-стажера. А вычислив, Лебедев предпринял кое-какие действия — как потом оказалось, более чем уместные.
Приближался Новый год. Тридцатого декабря Евгений Александрович украсил большую пушистую елку. Не для  себя, конечно, а для внуков, которые традиционно проводили зимние каникулы у деда. А тридцать первого днем уехал к дочери. Разумеется, включив охранную сигнализацию.
Тем не менее, на следующий день в милицию поступило заявление об ограблении квартиры Лебедева. Сигнализацию каким-то образом отключили. Дверь вскрыли отмычкой, и унесли кое-какие ценные вещи: видеомагнитофон, столовое серебро, телефон с автоответчиком. А также портативный сейф с табакерками. В двух комнатах был изрядный беспорядок, и только елка с разноцветными шарами и серебряной канителью осталась во всем своем нетронутом великолепии.
— Второй случай сегодня, — заметил следователь дежурной бригады. — Час тому назад моего коллегу вызвали на ограбление. Тоже квартира и тоже — коллекционера.
— Уж не Зыкова ли? — поинтересовался Евгений Александрович, сохранявший, кстати говоря, удивительное спокойствие.
Следователь удивленно вскинул голову:
— Откуда вы знаете?
— Дедуктивный метод. Значит, все правильно, его должны были обворовать одновременно со мной.
— Не морочьте мне голову! — рассердился следователь. — Скажите лучше, что у вас пропало. Сейф с коллекцией — понятно. Но мне нужно детальное описание каждой табакерки. Иначе не найдем.
Евгений Александрович протянул следователю несколько листков бумаги.
—Вот опись. Я ее начал с первой табакерки и потом регулярно вносил данные о новых приобретениях. А теперь разрешите, я вам кое-что еще расскажу. Как говорится, сделаю чистосердечное признание в интересах следствия...
Два дня спустя на выходе из респектабельной частной сауны был арестован некто Ермолаев, вор-домушник экстра-класса, полгода тому назад вернувшийся из мест не столь отдаленных. При нем нашли перстень и часы, пропавшие в числе всего прочего из квартиры Лебедева. Однако обыск в квартире, которую снимал Ермолаев по чужому паспорту, практически ничего не дал. Ни коллекции Лебедева, ни коллекции Зыкова не обнаружили. Равно как и похищенных из обеих квартир ценных вещей. А в том, что и Зыкова обокрал Ермолаев, сомнений у следствия не было: один и тот же «почерк».
На первых двух допросах Ермолаев все категорически отрицал. Перстень и часы он якобы купил у какого-то мужика в гастрономе. Ну, нашли отмычку. Так ведь до отсидки не скрипачом работал, а по другой части. Вот инструмент и сохранился.
Поняв, что из многоопытного вора ничего не вытянешь, следователь пошел другим путем и предъявил Ермолаеву фотографию, на которой тот был запечатлен в пивном баре во врем доверительной беседы с... Зыковым. На той последней фотографии Зыков был одет в какое-то поношенное пальто, видавшую виды кепку и вообще никак не походил на преуспевающего коммерсанта, которого «обчистили» на несколько тысяч долларов,
— И что все это значит, гражданин Ермолаев? — спросил следователь. — Зачем вы следили за потерпевшим Лебедевым? О чем так задушевно калякали с потерпевшим же Зыковым? Советую подумать и дать правдивые показания.
Ермолаев произвел в уме кое-какие подсчеты и решительно сказал:
-Пишите. Я не подписывался на то, чтобы за тысячу паршивых баксов десять лет баланду жрать. Пару лет за глупость отсидеть — еще куда ни шло. Но чтобы и этот коллекционер хренов тоже свое получил. Коммерсант...
И, пробормотав что-то о своих интимным отношениях с мамой вышеупомянутого коммерсанта, рассказал следующее:
«С Зыковым меня познакомил один приятель. Он попросил меня помочь в одном деле: вещица, говорит, одна есть, а хозяин, зараза, ни продавать, ни менять не хочет. Значит, нужно даром забрать. Мне — тысяча долларов и все, что найду в квартире ценного, а ему, Петру Сергеевичу, только маленький сейф.
«Потерпевший» Зыков превратился таким образом в подозреваемого. И именно в таком качестве был доставлен к следователю. Где тоже сначала все отрицал, грозил большими неприятностями и связями «там, наверху». Но после очной ставки сник. Признался в том, что «навел» Ермолаева на квартиру собрата-коллекционера, а чтобы отвести от себя подозрения, инсценировал ограбление собственного жилья.
— Однако, — озадачил он следователя, — все мои усилия оказались напрасными!
— То есть как напрасными?
— Когда я открыл этот чертов сейф, то там лежала всего-навсего одна табакерка. И знаете, какая? Турецкая дешевка: открываешь крышку, а оттуда черт выскакивает. И дурным голосом орет по-английски: «С Новым годом!»  Ничего сюрпризец, а? Взял грех на душу, заплатил тысячу баксов за игрушку, цена которой — девяносто центов. И вот влез в уголовку!
— А почему вы все-таки заподозрили Зыкова? — спросил следователь Евгения Александровича. — И как вы догадались, что Зыков пойдет на грабеж? Ведь он, как вы рассказывали, поначалу предлагал вам честный обмен, и хотел вам вручить вам довольно дорогую вещь...
— Вот эта дорогая вещь меня и насторожила. Я навел справки и установил: табакерка Екатерины Великой не покидала хранилища Эрмитажа... А мне он хотел всучить подделку... Господи, у меня до сих пор поднимается настроение, когда я представляю себе, как милейший Петр Сергеевич получил вместо вожделенной «неизвестной дамы» такой прелестный новогодний сюрприз — черта из табакерки! Виноват, что морочил вам голову кражей, но не хотелось Зыкова спугнуть. Табакерки-то я в разноцветные бумажки завернул  на елке развесил. Цела моя коллекция…
— Экий вы бессердечный... Ведь Зыкова ждут крупные неприятности.
В ответ Евгений Александрович развел руками. Мол, что заработал, то и получай...