Из воспоминаний Фута

Через несколько дней Радо сообщил мне, что женевским членам компартии удалось установить связь с находившимися в тюрьме Хамелем и Болли через одного из охранников. Хамель сообщил, что ему показали мою фотографию: вот, мол, глава всей разведывательной сети. По всей видимости, они тогда еще не знали о существовании Радо. Тот немедленно выехал в Берн, где скрылся, но вскоре нашел в себе мужество,
{235}
возвратился и даже поселился в своей квартире. Выявив за собой слежку, как ему показалось, он перебрался в Женеву и там скрывался у одной супружеской четы, симпатизирующей коммунистам.
Об этих делах я сообщил в Центр и получил задание возглавить нашу группу. "Директор" известил меня, что Радо по его приказу должен познакомить меня с главными своими связниками — Пакбо и Цисси. Хотя Радо уже не использовал свой код, Центр все равно время от времени посылал ему этим кодом радиограммы, считая, что его расшифровать невозможно.
Радо согласился свести меня с Пакбо, Цисси же отказалась от знакомства, боясь, что ее раскроют,— два месяца тому назад к ней на квартиру якобы заходили два немецких агента. Как стало ясно позже, после моего освобождения из тюрьмы, это была просто отговорка самого Радо. Причину мне понять было нетрудно: Радо хотел во что бы то ни стало остаться во главе организации, даже действуя вопреки приказам Центра. Знал он и о том, что моя встреча с Цисси могла бы обернуться большой для него неприятностью: у нее я мог бы сверить свои данные, в особенности финансовые. Радо требовал, чтобы я выдавал большие суммы денег для оплаты Цисси и её доверенных лиц, и присваивал при этом значительную их часть. И все же мы с ней встретились годом позже.
Затем Радо принял решение лично получать поступавшую от Люси информацию и передавать ее мне через связника, а связь Пьера Николя со мной взялся обеспечивать сам. Пьер был сыном Леона Николя, лидера крайне левых в женевской партийной организации, который подыскивал для нас радистов, чтобы мы смогли задействовать новые передатчики.
Через некоторое время Радо сказал, что для нашей агентурной сети, да и для него самого будет, пожалуй, лучше и надежнее, если он найдет убежище в британской дипломатической миссии (в то время в Швейцарии советского представительства не было, ближайшие находились в Анкаре и Лондоне). В этом случае наша сеть работала бы лучше; правда, пришлось бы ввести англичан в курс дела. Радо не имел личных
{236}
связей с англичанами, поэтому Пакбо пришлось действовать через своего посредника Залтера, атташе по балканским проблемам. Англичане выразили готовность укрыть в случае необходимости Радо у себя. Оставалось согласовать этот вариант с Центром, куда я и передал просьбу Радо. Буквально в следующем же сеансе связи Центр ответил решительным "нет" и выразил удивление, что такой старый и опытный работник мог додуматься до подобного предложения, ведь "англичане выйдут непременно на его линии связи и попытаются использовать их в своих целях".
Такое отношение к межсоюзническому сотрудничеству разочаровало Радо, хотя оно и ранее проявлялось в аналогичных случаях. В 1942 году, например, в наши руки попали документы и планы, имевшие большое оперативное значение как для Советского Союза, так и для Великобритании. Сообщить о них по радио мы, конечно, не могли. Тогда Радо предложил передать их по надежным каналам англичанам. Центр на это предложение отреагировал тут же: "Упомянутые материалы сжечь". С точки зрения Центра было все равно: попадут ли документы союзникам или же в руки немцев.
Как раз в это время я получил от Хамеля еще одно сообщение, переданное через того же охранника. От следователя ему стало известно, что органы безопасности напали на след еще одного передатчика в Лозанне и туда направляются специалисты, чтобы определить его точное местонахождение.
Я поставил Центр об этом в известность, но получил указание продолжать передачу жизненно важной информации от Люси, несмотря на риск. Поскольку другого передатчика мы в то время не имели, а у меня не было возможности сменить квартиру, решили передавать только информацию от Люси.
В то время я встречался с Радо два раза в неделю, когда была возможность и не нарушались необходимые меры безопасности. Для Радо эти встречи имели одно только значение — передать мне полученную информацию. Мы, как положено, тщательно уточняли, нет ли за кем-то из нас слежки. В конце октября мы договорились встретиться в городском парке Женевы,
{237}
у входа. Радо приехал на такси и вошел в парк. Я же заметил, как водитель такси, едва успев положить в карман полученные деньги, поспешил к ближайшей телефонной будке и стал куда-то звонить. Я тут же предупредил Радо, и на всякий случай — если даже это было просто совпадение — мы покинули парк через разные выходы. Оказалось, мы ушли вовремя. Позже мне стало известно, что полиция раздала фотографию Радо всем водителям такси в Женеве. И таксист, опознав его, позвонил в полицейское управление. Все патрульные автомашины, находившиеся в городе, получили распоряжение перекрыть выходы из парка. Но они опоздали.
Этот случай оказался, судя по всему, последней каплей, переполнившей чашу опасений Радо. С тех пор он не вылезал из своей мышиной норки, скрывшись ото всех. Спустя год он покинул страну, не принимая больше никакого участия в работе агентурной сети. У него просто-напросто сдали нервы. Вряд ли стоит его за это упрекать. Ведь он долгие годы работал с большим перенапряжением. К тому же из-за развернувшихся активных военных действий в его группу были включены другие организации, так что агентурная сеть значительно увеличилась. Ему стоило большого труда установить со всеми связь и наладить работу объединенной сети, но на какое-то время это удалось. С удовольствием вспоминаю время, когда он находился на высоте своего положения, оставаясь для внешнего мира гениальным картографом. Только в последние дни и недели своего пребывания в Швейцарии он превратился в затравленную охотниками лису, а потом буквально сломался в Париже и Каире. Судьба его известна только Центру. Он был не без греха в отношении денег, но и сумел заставить своих агентов работать с наибольшей отдачей. И по-своему оставался верен своим руководителям.
К несчастью, наша агентурная сеть постоянно ощущала недостачу средств. Резервы моего часового предприятия были сведены до 5 тысяч долларов. Чтобы хоть как-то выкручиваться, Радо занял у местной партийной организации 5 тысяч долларов да столько же еще и у Пакбо. В то время расходы сети на различные цели составляли до 10 тысяч долларов в месяц,
{238}
не говоря уже о премиальных. Наше и без того бедственное финансовое положение осложнилось из-за того, что "директор" рекомендовал мне израсходовать 10 тысяч долларов на подкуп тюремной охраны, чтобы организовать побег Хамеля и Болли. Особое опасение вызывала у него Болли как более молодая и наименее опытная, она могла не выдержать допросов и "расколоться". Она знала настоящие имена — мое и Пакбо, и многое знала о Радо.
Мои финансовые заботы, однако, окончились довольно скоро. В ночь с 19 на 20 ноября в свое обычное время — через полчаса после полуночи — я установил связь с Москвой, передал короткое сообщение и стал принимать длинную радиограмму Центра.
Примерно через три четверти часа раздался грохот взламываемых дверей, и в мою комнату ворвались полицейские. Таким образом, в час пятнадцать минут ночи 20 ноября я оказался в руках "врачей". После моего ареста связь Центра со Швейцарией оборвалась.