Начни с себя!

               
                (Будда, который небыл-2)               

«Когда омоется слезами
Восторга, полная Луна,
Ты взглянешь ясными глазами
В бокал, не допитый вина.
И станет острое острее,
И станет зелень зеленей,
И серебристо звякнет стремя
Под каблуком ноги твоей.
И стены, выгнувшись наружу
Взорвутся облаками спор…
И ты поймёшь, что сон не нужен,
Когда вокруг такой простор».
  (Из сборника «Песни последнего шага». Лида.
 Вольный перевод со скифского).         
               
Почему человека так привлекает пламя свечи? Мы смотрим, как оно дрожит, слегка отделяясь от фитиля и выбрасывая облачка темного дыма, останавливаем на входе в сознание мысли и перестаем моргать. Нам кажется, будто вот-вот, что-то станет понятным. Что-то крайне важное для нашей жизни.
Собственно, наша жизнь и есть горение. Горение тела. А пламя, которое трепещет и старается оторваться, - наша душа. Некоторые называют душой ту копоть, которая отрывается от пламени и вскоре рассеивается в воздухе. Можно назвать душой углекислый газ, образующийся при горении и впоследствии питающий растения или создающий парниковый эффект.
Но я душой называю именно пламя. Что есть свеча без пламени? Углеводороды. Кому-нибудь хотелось посидеть и посмотреть на погасшую свечу? Некоторое время над ней вьется тяжелый дым, от нее дурно пахнет, и все это быстро становится неинтересным.
Что бы мне ни рассказывали, но души без тела не бывает. Как и пламени без свечи.
По мере того, как наши бренные тела разлагаются в земле, пламя жизни исчезает. Девять дней, сорок- этапы исчезновения. Если тело кремировать - душа гаснет сразу.
Но душу можно удержать от распада, если замедлить распад тела. Практика мумификации старше нашей цивилизации и очень разнообразна. Это не верно, будто мумификация людей и животных совершается с целью сохранения умершего в памяти потомков. Что такое «память потомков»? Мистика. Мумификация делается с одной  реальной целью: сохранить душу и ее влияние на живущих.
Были, есть и будут на свете люди, само молчаливое присутствие которых делает нас собраннее, смелее, рассудительнее. Рядом с такими людьми не происходит драк, автомобильных катастроф, пожаров и техногенных разрушений. А если и случается стихийное бедствие или война, то люди и животные ведут себя достойно, мужественно и сострадательно, что всегда является залогом победы.
В присутствии таких людей инженера строят сложнейшие сооружения, врачи исцеляют неизлечимых больных, старость отступает, нации не испытывают взаимного антагонизма и все понимают чужую речь без толмачей.
Исчезновение такой души - катастрофа. И единственным спасением, в таком случае, является мумификация. Спасением, не навсегда! На год, десять, сто…В отдельных случаях на тысячу лет. Пока медленное тление не сожжет до конца запасы горючего в клетках кожи, мышц или, что там мумифицируется и сохраняется  в данной конкретной традиции. И догоревшее тело перестанет гореть душой, как свеча пламенем.
К седлу моего коня, среди прочего необходимого в долгом пути имущества, приторочен видавший виды медный кувшин с узким закупоренным и залитым воском горлышком. На его мятых поцарапанных боках играет солнце, проявляя древние затертые надписи на давно забытом языке давно исчезнувшего народа. В кувшине мумифицированные останки, обладающие большой и доброй силой. Можно назвать это оберегом, амулетом или еще полусотней названий на разных языках. Но я называю это кувшином или Амадеем. Амадеем, в честь названия своего персонального компьютера. Дань легкой ностальгии по миру, который я покинул, возможно, навсегда, пять лет тому, войдя в межвременной Проход вслед за своей женой Лидией.
В том же ушедшем, существующем или намеренном существовать мире, прячась от мамы с фонариком и книгой под одеялом, я читал о могучих Джинах скрывающихся, когда в лампах, когда в кувшинах и обладающих скверными характерами. Поэтому, своего попутчика, друга и защитника я не называю Джином. Амадей! Благодаря его влиянию на нас и наших встречных, мне ни разу не пришлось воспользоваться другим своим оберегом - принесенным  мною их будущего автоматом Калашникова. Смазанный и ухоженный, с полным магазином, он завернут в скифскую ткань и приторочен по другую сторону седла. Но ничто в этом мире не постоянно. Особенно обстоятельства.
Лидия дает знак, и наш маленький караван останавливается на дневной привал. За время моего присутствия в Скифии, здешний климат сильно изменился. Когда мы с Лидией и волховицей Настей вошли через Проход, здесь все было покрыто «вечными снегами». Снег лежал круглый год, а зимой приходили жесточайшие морозы. Но уже через два года снега сошли, а жара и ветры превратили Скифию в знойную не пригодную для жизни пустыню. Настя говорила, что эти климатические перепады связаны с применением скифами какого-то древнего оружия. Но при виде жалких диких скотоводов, которых мы встречали на своем пути, я сильно сомневался в том, что эти скифы обладают каким-то оружием, кроме грубо кованых мечей и примитивных луков. Лидия, как обычно спорила с Настей и утверждала, что перемена климата связана с изменением орбиты Луны и выходом ее из тени. По ее словам, прежде Луна постоянно находилась со стороны Солнца и люди не догадывались о ее существовании. Что-то послужило причиной изменения параметров ее орбиты. Спор закончился как всегда грубостями.
- После пребывания Там,- Настя имела ввиду мой мир,- ты, Лидунчик, стала очень грамотной. Такие слова умные выучила: «параметры орбиты…» Раньше от тебя кроме мата я ничего не слышала.
Лидия выпятила челюсть и развернулась к волховице.
- А ты и после того не изменилась. ****ью была - *****ю осталась.
Настя весело засмеялась. Так они общаются уже пять лет, и никто не в обиде.
На востоке брезжит рассвет. Нужно срочно разбивать лагерь. Лидия выбирает площадку под склоном с северной экспозицией над руслом высохшей за лето реки. Похоже, здесь может быть вода. Попробуем пробиться к ней.
Устанавливаю шатры. Легкие и прочные они пошиты Кариной  из ткани, которую все называют паучьей. Лошади идут на склон жевать пожелтевшую траву. Когда станет совсем жарко, они сами придут в свой шатер. Серкх  и Карина ходят с рамками вдоль русла в поисках воды. Лидия и Настя сидят в отдалении на земле, взявшись за руки и прикрыв глаза. Они «осматриваются». Кто есть поблизости в радиусе десяти километров? На что он способен, и что у него на уме? Еще год назад Лидия ругалась на эту волховскую технику и предпочитала высылать разведчиков и выставлять сменный дозор, но преимущества «волховской зауми» были несомненными, и Лидия, не будучи консервативной, быстро ее освоила и внедрила в наш походный быт.
Серкх выбрал точку и несет буровой инструмент. Я раскладываю все вещи в лагере строго в соответствии составленному Лидией уставу. Автоматы расчехлить и вот сюда, восток и запад. Магазины и гранаты в приямки. Ножи наполовину вынуть из ножен и вот сюда в сторону полуденного солнца. Кувшин с Амадеем в главный шатер в наветренную сторону. Делаю приямок для его острого дна - Амадей должен стоять вертикально.
Саперной лопаткой копаю яму для воды. На плато уже выглянуло солнце, а у нас еще тень. Зато, закат будет поздний.
По останкам деревьев догадываюсь, что здесь раньше был лес. Сначала многолетние морозы, потом засуха убили почти все живое. Встречаются редкие оазисы, но они настолько перенаселены и за них идет такая ожесточенная борьба, что мы предпочитаем обходить их стороной. Хотя наше присутствие и, главное, присутствие Амадея значительно смягчает и гармонизирует окружающую обстановку.
Лидия дает знать, что она отправляется на охоту. Значит, что-то съедобное высмотрели девчонки.
Подходит Настя. По-кошачьи потягивается.
- В пяти кэмэ на запад зайчатина гуляет. Пока Лидка туда сбегает, мы бы успели. А?
- Позже!- отказываюсь я. – К ее возвращению я должен выкопать яму и наполнить ее водой.
- «Позже», – бурчит недовольно Настя.- Признайся, что групповуху любишь!
Настя единственная с кем можно просто и по-человечески поболтать. Остальные все суровые и молчаливые. Больше общаются знаками, сигналами, рыками. Карина, та вообще за время нашего знакомства и десяти слов не произнесла. Будто витает где-то в своих внутренних мирах.
- Настя, - начинаю я, стоя по-пояс в яме и размеренно выбрасывая землю,- зачем ты таскаешься с нами по этим пустыням?
Она насмешливо смотрит на меня сверху вниз.
- Хитрец! Ты думаешь, я скажу, что из любви к тебе, Третий Муж?
Настя наклоняется, и я перестаю копать, чтобы не задеть ее лопатой.
- Я очень любопытна! И я хочу узнать, какую из сестричек, Карину или Лидку закопают в алтайском кургане. Кто из них принцесса?
- Ты не думала, что может быть и третья сестра?
Настя распрямляется, и я продолжаю копать.
Заканчиваю шурф, когда солнце обжигает наш лагерь. Настя второй лопатой отгребает выброшенный мною грунт, приносит водонепроницаемую ткань, сшитую мешком, и мы вдвоем расправляем ее в шурфе. Серкх и Карина тут же начинают носить собранную в мешках мутную желтоватую воду и наполняют шурф до краев.
Становлюсь на четвереньки и жадно пью. Настя толкает меня в затылок и окунает мою голову, я  резко распрямляюсь и кашляю. Все смеются. Даже молчаливая Карина улыбается. Теперь над водой склоняется Настя. Когда она, глубоко дыша, поднимает мокрое лицо, Серкх мягко произносит:
- Много не пейте. Вода заражена огнем черного камня. Когда отыщем чистый источник, нужно будет заварить корень пиона и пропить его десять дней. А сегодня поищем ятрышник. Я чувствую его запах.
-  Что за огонь такой?- спрашиваю, заворачиваясь в белую паучью ткань.
- Встречается в этих краях, - объясняет Серкх. – Не жжет, а ожоги оставляет. Смертельные ожоги.
- Как это?- не понимаю я.
- Ты что, тупой?- возмущается Настя,- Радиоактивные минералы! Уран, твой любимый.
Чего это он «мой любимый»? Работал в молодости в Красноярском крае на разведке урана. Вот так же шурфы рыл в тайге. Но откуда Настя об этом может знать? Мы с нею познакомились, когда я преподавал на курсах менеджеров шесть лет назад.
- Ой, не смотри на меня так, Третий Муж. А то влюбишься.
Лошадок долго уговаривать не нужно – они радостно прибегают попить воды. Мы накрываем их большими попонами, защищающими от мух и зноя, а когда они уходят, накрываем воду. Разбредаемся. Мы с Настей идем в шатер заниматься сексом. Серкх и Карина берут лопатки и отправляются на поиски ятрышника. Для меня загадка, как можно в этой желтой полусухой траве что-то различить.
Настя нападает на меня, как бешеная рысь. Будто сто лет не была под мужиком. Она рычит, больно кусается,  таскает меня по шатру, как щенок комнатный тапок. Я бьюсь головой об медный бок Амадея и он с гулом заваливается набок. «Еще одна вмятина на кувшине останется» - шучу про себя, стараясь не дать похотливой Насте загрызть себя насмерть. Внезапно все прекращается. Настя вскидывается и замирает с тревогой на лице. Глаза ее смотрят в пространство, ладони замерли перед сочной грудью, то ли предупреждая меня о молчании, то ли в готовности кого-то атаковать.
- Лида в опасности!- рычит она, спрыгивая с меня и выхватывая из земли западный нож. Я беру восточный. Мы бежим к Серкху. Настя голая, на мне развивается паучья накидка. Серкх бежит нам на встречу.
- Наверху открылся Проход. Вышли трое. Вооружены. Лидка спряталась, но они идут в ее сторону и сейчас заметят.
Серкх швыряет ей свою накидку и жестом приказывает бежать к Лидии. Тычет в меня пальцем, указывает мне за спину, потом на Настю.
- Автомат!
Ах ты! Я кидаюсь обратно, ругая себя за нерасторопность. Хватаю восточный калаш и бегу вверх по склону догонять Настю. Серкх всегда при лагере, а Карина при кувшине.
Мы выбегаем на плато и, высоко вскидывая ноги, мчимся в сторону кургана, который проезжали сегодня перед рассветом. Настя двигается прыжками под каждый пятый шаг. Длинный нож она прижимает к внутренней стороне запястья, и его острый конец на десять сантиметров торчит из-под локтя. Завязанная на горле накидка как флаг горизонтально трепещет за ее спиной. Я так двигаться не умею, поэтому бегу, как могу, спотыкаясь на кротовинах и проваливаясь в старые углубления мерзлотного карста. Настя начинает уходить от прямого пути к Проходу, держась понижений рельефа.
Мы не знаем, что за люди вышли из Прохода. Может это ушедшие в Небыть благородные скисы? И они одарят Лидию благостью и укажут ей Путь? А может это такие же, как мы странники, отмывающие в миру свои души от пороков? А может это разбойники, добывшие расписание открытия Прохода, и торопящиеся ограбив один - два каравана улизнуть в свой параллельный нашему мирок. Или скрыться в прошлом, где они оставят по себе пару бронзовых монет и введут в заблуждение ученых британского географического общества и историков МГУ, исказив даты сотен захоронений.
Лидия умеет прятаться, и если три человека будут искать ее на площади  двух гектар, то ни за что…
 Вслед за Настей выбегаю из ложбины и вижу в ста метрах от себя, как Лидка отбивается от троих энергичных и активных мужчин, ведущих вокруг нее хоровод. У них мечи - у нее
деревянный посох для охоты на зайцев, на них чуги - на ней тонкая накидка. Я стреляю в воздух. Бегущая впереди Настя, испуганно шарахается вправо и освобождает мне сектор для стрельбы. Но нападавшие даже не смотрят в мою сторону.
Пока один яростной взрывной атакой забирает внимание Лидии на себя, двое других, раскинув сеть, накрывают ее. Лида кричит и извивается в сети, пытаясь освободиться. «Отвлекающий» бьет ее мечом по голове. Я вскидываю автомат и стреляю в него.
               
Почему меня называют Третий Муж? Серкх - Первый Муж, я – Третий. А кто Второй? Эта мысль всегда вызывает во мне не просто дискомфорт ревнивца. Эта мысль на мгновение вызывает у меня потерю сознания. Будто неожиданно рядом взрывается граната. Кратковременный разрыв восприятия, срочная перезагрузка памяти и сканирование сигналов от глаз, рук, ног, живота. Кто я? Где я? Цел ли? Что это было?
И поскольку разрывы сознания в сознании не остаются, то и за мысль эту я не цепляюсь и теряю, как полуночный сон.
Я прижимаю к себе спящую Лидию и сквозь полудрему слышу, как Серкх вынимает пулю у подстреленного мною разбойника и монотонно и невнятно заговаривает рану.
Лиду он исцелил сразу, как мы ее принесли. К счастью, парень, которому я прострелил ногу, бил ее рукоятью меча, перехватившись за лезвие. Так глушат подраненных зайцев, обнаглевших соседских собак и «языков».
Все обошлось. Но я не могу уснуть. А если бы он бил на поражение? Я вздрагиваю и корю себя за неловкость. Почему я не стрелял раньше? Почему я не бежал быстрее? Почему я забыл об автомате в момент опасности? В этот раз судьба меня пощадила! Пусть это будет мне уроком.
Я глажу Лидию по русым слипшимся волосам. Отгоняю от нее залетевшую в шатер резвую муху. При этом неловко задеваю локтем, завалившегося на бок медного Амадея. Он глухо и протяжно отзывается.
Почему Настя называет меня Третьим Мужем? Кто Второй?
Я вздрагиваю, приходя в себя, и потихоньку вынимаю левую руку из-под Лидиной шеи.
Серкх готовит зайцев. Настя и Карина спят в шатре с лошадьми. Трое пленных сидят под узким навесом. Они не связаны, но, судя по их расфокусированным взглядам, Серкх сказал им  волшебные слова.
Серкх  для меня вершина мудрости и мужества. Он силен как бык. Он быстр и ловок. Своим дыханием он останавливает кровотечение и превращает в щебень огромные каменные глыбы. При этом, он абсолютно лишен тщеславия. Он смотрит на мир так, будто все окружающее ему снится, и он это прекрасно осознает. Лидия как-то сказала: «В нирвану его не пускает верность долгу».
- А что не пускает меня, Ли?- пошутил я тогда.
- Тебя не пускает жадность. Любовь к вещам и ревность. Что, по сути, одно.
Я тогда обиделся. Но со временем начал замечать в себе проявление этих качеств.
Когда же Настя сказала мне, что и Лидия до сих пор здесь из-за жадности, я совершенно растерялся.
- Какая у нее жадность? Она может раздеться голой и уйти в любую сторону света. Она вон, даже кружку выбросила. Сказала, что может обойтись.
- Она давно бы ушла за безымянным, но ей хочется забрать с собой как можно больше народу. Тебя, Серкха, меня…
- Кто такой Безымянный…

Серкх поднимает на меня  взгляд и мне становится стыдно за сегодняшнее утро. Я знаю, что он не упрекает. Упрекаю я себя сам. Серкх никогда не стрелял из автомата. Но он и без автомата со ста метров не дал бы никому ударить Лиду.
- Молодец,- говорит мне Первый Муж, - Ты все правильно сделал. Но в следующий раз не позволяй женщине бежать впереди тебя.
- Насте?
- Нет, вообще, любой женщине. Даже самой сильной и ловкой. Два шага позади тебя. Справа или слева. Но не впереди.
- А Лиде?
- И Лиде тоже. Здесь вопрос не суеверия и не гонора. Таков механизм правильных отношений. Ты же понимаешь, почему стрелять нужно вперед стволом, а не прикладом. И это со временем поймешь.
Он отодвигает меня от приготавливаемых зайцев.
- Берегись! Это огонь костного камня!

На берегу озера много народу. Корабль уже переполнен, но желающим перемещаться нет конца. Предыдущий рейс был отменен из-за бури по ту сторону Прохода. Теперь попасть на судно проблематично. Но не для Акара, сопровождаемого императорской стражей. Три воина клином врезаются в толпу и, не замедляя хода, идут по причалу. Торговцы у которых портится товар, чиновники, опаздывающие на службу, богатые бездельники, ученики духовных школ - все расступаются,  завидев императорскую стражу сопровождающую некоего господина. Акар знает, что сейчас при входе на судно с ним произойдет несчастный случай. В результате возникшего по Ту сторону ветра, оттока воды от Прохода и перепада давления, вода в этом озере устремится в Проход, создавая мощное течение. Она повлечет за собой корабль, плохо затянутый швартовый конец отпустится и трап, с проходящим по нему Акаром, рухнет в воду. При падении Акар сильно ушибет правое колено.
На корабле, завидев процессию, отдают честь и освобождают пространство. Стражники, сменив «клин» на «колонну по – одному» проходят трап, а Акар, наблюдая за громким чмоком со стороны Прохода, нарастающим креном судна и его движением, ступает  следом. Он готов к предстоящему купанию в холодной воде и резкой боли в ноге, и старается ни замедлить и ни ускорить шаг, ни ухватиться за близкое ограждение палубы- все должно случиться, так как должно. Знание будущего не смеет отражаться на настоящем.
Под крики толпы он падает вместе с трапом, его отбрасывает на причал, он разбивает колено и после этого погружается с головой в холодную зимнюю воду. 
Он знает о том, что после жесточайшего сопротивления течению сможет вынырнуть на поверхность, где его подхватит обвязанный веревкой крепкий спасатель. Но знание этого ни на волосок не должно ослабить его волю к спасению. Иначе он погибнет.
Когда его несут в императорскую каюту, он думает о том, что старшего стражника после смены укусит змея, затаившаяся в его сменной одежде. Жаль. Хороший добрый человек. Как он умело и грамотно остановил огромное неуправляемое судно, организовал извлечение Акара из воды, совершив чудеса мужества и акробатики для этого. Акар остро переживает его предстоящую потерю, скрывая душевную боль за собственными физическими страданиями. Но завтра, когда боль потери хорошего человека несколько притупиться, ему сообщат о смерти начальника стражи и тогда придется изобразить шок от неожиданного и печального известия.
Акар лежит на широком императорском ложе и смотрит в окно. Краснокожий лекарь рисует знаки на коже ушибленного колена. Огромное переполненное пассажирами судно выходит на середину озера и приближается к Проходу. Узкая с задранным носом и глазами на бортах лодка с контролерами вынырнула навстречу. Контролеры подняли большой синий флаг. Это значит, что Проход функционирует, выход по Ту сторону свободен, погода устойчивая.
Мир вздрагивает. Солнце перескакивает с запада на восток. Небо изменяет оттенок. Уши закладывает. Живот вздувается и сразу хочется пукнуть. Акар зевает и трет лицо.
Это Озеро похоже на море. Берегов не видно. Высокие волны с барашками бьют корабль в борт. Капитан отдает команды. Скрипят уключины. Лекарь откладывает свои кисточки и пузырьки, и, подойдя к окну, молится.
Он возвратился на родину, которую покинул несколько лет назад. Эти годы он потратил на изучение медицины в школе созданной самим великим Фараоном. В сердце Проходостроительства. Теперь он возвращается к своему  народу капак и надеется быть полезным империи.
Лекарь оборачивается и встречается взглядом со своим неожиданным пациентом.

Странное у него лицо - думает лекарь Манко. Какого он роду племени? Узкоглазый, желтокожий.
- Боль проходит?
Пациент улыбается в ответ.
- Благодарю Вас. Я никогда не встречал такого мастера как Вы. Где Вы изучали медицину?
- В школе Фараона.
- О, у главных Проходов!
- Там их называют пирамидами.
- Оригинально. Геометрическое мышление. Все равно, что назвать Землю шаром.
- Там ее так и называют.
- Восхитительно! Торжество науки!
- Я бы сказал - ремесла. Так рыбаки называют руку «клешней». Мясники шлепают своих жен по «филейным местам». Крестьяне таскают непослушных детей за «ботву».
Акар смеется и поддерживает тему:
- Я слышал выражение: «Шевели копытами!»
- Да! И заметьте, эту фразу не придумает банщик.
- Подумать, Земля – «шар». Тогда Гравитологи и Проходчики должны называть ее «розой».
- Они так ее и называют в своей профессиональной среде, - смеется лекарь.
- Оригинально!
- А откуда Вы?
- Из акациров. Меня пригласил Великий Инка.
- О, а мне показалось Вы пленник.
- В каком-то смысле. Приглашение Великого Инки - это приказ.
- Понимаю.

Акар видит, что с этим лекарем, ему придется очень тесно сотрудничать. Знает и, как его зовут, и то, что тот любит мальчиков. И то, что предаст в самый неподходящий момент, соблазнившись сомнительным рецептом бессмертия. Но сейчас нужно вести себя так, будто все это ему Акару не известно.
Во дворце сообщают, что Император примет его позже. Когда, никто не знает.
Акар Знает о том, что прием произойдет скоро. Знает, что Великий Инка с помощью системы призм и зеркал сейчас тайно наблюдает за своим будущим гостем. Но о том, что он знает, не должен знать никто и он, как человек, приготовившийся к долгой неопределенности, поворачивается и идет по дворцу, рассматривая выставленную на показ коллекцию курьезных вещей. Стражники следуют за ним. Акар останавливается возле штурмовой винтовки.
- Откуда это?- спрашивает сопровождающих.
- Было при человеке упавшем с неба.
- Человек разбился?
- Насмерть.
- Откуда он взялся на небе?
- Не известно. Предполагают, что на высоте спонтанно открылся естественный Проход в другой лепесток. Таких вещей как эта,- стражник указал на винтовку,- и технологий для их изготовления на нашем лепестке Земли нет.
  Загадочная непонятного назначения вещь. Как ее опишет крестьянин, как лесоруб, как ученый гравитолог? Тот будет искать аналогию с мотыгой, другой с топором, третий с рамой для посадки редусцеров гальватных. А он Акар ее знает. Через десять дней, при выполнении поручения императора, его Акара ранят в ногу из похожего оружия. Акар содрогается от резкой острой боли, которая заставляет застонать и покрыться потом. Но никто этого не замечает, потому что в этот момент объявляется воля Императора. Они желают видеть Акара!
               
Император рассматривает стоящего перед ним человека. Если то, что он слышал о его племени, правда, то человек этот должен ощущать свою силу и могущество. А значит, и держаться развязнее. Должен выпячивать грудь, растягивать слова, затягивать паузы. То есть демонстрировать свое достоинство. Что ж он так скромен?
Император останавливает все вибрации в теле и превращается в каменное изваяние, в надежде проникнуть в сущность пришельца. За простотой и доброжелательностью он ощущает большую душевную мощь человека. На какое то время император даже останавливает свое сердце, чтобы не мешало смотреть. Здесь, между ударами сердца восприятие становится не заслоненным. Ум перестает искать аналогии и названия, и больше не навязывает привычных схем. Глаза начинают все видеть перевернутым. И тогда открывается внутренний мир человека.
Император обнаруживает себя лежащим на полу. Слуга брызгает в лицо водой и сует под нос едкий камень. Стражники прижимают к полу акацира и спорят о том нужно ли его немедленно убить, чтобы разорвать колдовскую связь, или без разрешения не убивать. Видят, что император очнулся, прекращают спор.
- Отпустите его!

Императора усаживают, кладут под спину подушку-невидимку. Новый знакомый Акара лекарь разрисовывает лоб и лицо императора иероглифами. Акар не удивлен его быстрому карьерному росту. Тот, кто видит связи прошлого и будущего, меньше всех склонен верить в случайности.
- Ты глубок!
В голоса Императора звучит уважение. Нужно ли признаваться акациру в том, что он впервые в жизни потерял сознание. Но каков дух! Внешне этого не увидать. И как теперь можно отдать приказ такой глыбе?
- Пока я тебя ожидал, размышлял над тем, как построить нашу беседу. Я хотел спросить, правда ли то, что ты знаешь будущее? А если правда то, что меня ожидает? И что ожидает тебя самого? Теперь не спрошу. Скажи, откуда у твоего народа такое восприятие?
- Нас наделил им наш Учитель Валлах. Он привел наш народ со смежного лепестка, вместе с армией гуннов. Сначала мы участвовали в боях за Аланию, потом устранились, ушли в леса, где и постигали учение Валлаха.
- Расскажи мне об этом человеке.
- Я его не знал. Я родился во втором поколении переселенцев. К тому времени Валлах ушел. Но я помню все, что о нем говорили. Он был бессмертный духом. Или, как называли, Пробудившимся.
- Что это значит?
Акар смотрит на лекаря, который замер с кисточкой у лица императора, явно забыв, что дальше делать. Тема бессмертия остро интересует его.
- Вы знакомы с представлениями о переселении души,- утвердительно сказал Акар,- Тело тленно, душа – вечна. Но душа не имеет памяти. Не осознает себя. И родившись в другом теле, мы забываем о прошлой жизни. О прошлом опыте, привязанностях, планах. Когда душа себя осознает, она начинает относиться к телу так, как мы относимся к одежде. Переоделся, переложил ценности и оружие из кармана в карман и занимайся дальше своими делами. Валлах много сотен лет планировал и организовывал вторжение гуннов, рассчитывая на новом лепестке внедрить свою Формулу Счастья. Но здесь он столкнулся с другим Пробудившимся, который старался над бессмертием своей жены. Они невольно помешали друг другу.
- Валлаха постигла неудача?
- И Валлаха, и Панкрата.
- Панкрат не сделал жену бессмертной?
- Он потерял ее в миру!
- Да! Горе.
- Мир называют «сансарой». И он огромен. И потери в нем бывают безвозвратными.
- Грустно.
Император задумчиво умолкает. Лекарь вздрагивает и продолжает рисовать целебные знаки. За стенами дворца идет дождь. Гремит гром.
Входит слуга, и что-то шепотом докладывает полубогу. Тот кивает.
- Впусти!
Разведчик- курьер часка падает на колени перед Великим Инкой. Его крепкое тело покрыто испариной и пылью.
- Да или нет?- спрашивает император.
- Да!- коротко отвечает часка.
Император обращается к Акару:
- Мне нужно говорить, зачем я тебя вызвал? 
- Не обязательно.
- А приводить доводы для твоего убеждения?
- Не нужно.
- Спасибо. Мне очень не хочется демонстрировать свою власть над тобой. Скажи, если то, что должно произнести, не произнесено, будущее не изменится?
- Ни будущее, ни прошлое не пострадают. Мир не так прост. В нем самое дорогое, это состояние духа. Остальное-иллюзия. И единственное о чем нужно заботиться – это о  состоянии духа. И только его беречь.
- Ну, что ж. В Алании ты был – Скифия рядом. Только лепесток другой. Отправляйся. Для меня важно то, что ты должен сделать. Ты сделаешь это?
Акар молчит и смотрит в пол. Император смеется?
- Я пошутил.
Он берет за локоть лекаря и разворачивает его лицом к Акару.
- И этого возьми. Он грамотный и надежный. Пусть он будет всегда рядом с тобой.
Император всматривается в лицо акацира, пытаясь увидеть реакцию. Но глубоко заглядывать в его душу боится.
- Возьми!- император протягивает Акару грубый необработанный камень в полкулака величиной на кожаной веревке. - Ты знаешь, что это и как им распорядиться!
Акар знает, что это и куда оно его приведет. Редусцер гальватный. Редкий метеоритный минерал. Среди прочих полезных свойств редусцера, есть у него способность ощущать местонахождение своих близнецов, в одной друзе с которыми он когда-то вырос. По словам Великого Инки (он сказал их, не сказав) собрат этого минерала находится на груди женщины, которую Акар должен доставить во дворец. Второй важной приметой этой женщины является рисунок священного растения, вытатуированный на плече.
К начальнику стражи Акара сопровождают слуга и лекарь. Потом акацир проводит поединки среди воинов, выбирая себе самых ловких и выносливых. Делает он это тщательно и основательно, будто не знает наверняка, что в первой же схватке их пленят. Почти без боя. Еще он знает, что женщина, которую они попытаются схватить окажется не той, которая нужна Императору. Хотя все приметы совпадут. И нужный редусцер гальватный окажется у нее на груди. И необходимый рисунок на плече будет присутствовать. А когда их пленят, тогда и приведут  к ТОЙ женщине.
Все это Акар знает, но в том и суть учения Валлаха, что вести себя нужно так будто будущее тебе неизвестно. Только так в отрыве от желаний можно сохранить свое сознание в ясном и чистом пространстве будущего, настоящего и прошлого. Любая попытка предотвратить или предупредить событие приводит к замутнению этого безмерного и безвременного состояния души.
Великий Инка, заглянув в эту бесконечность и потеряв ориентиры, упал в обморок. После этого он не стал обывательски интересоваться, практической пользой от знания, которое не должно влиять на поступки. Он понял, что все выгоды, которые можно извлечь в этом мире, не стоят той ясности и глубины восприятия, которой обладают акациры - ученики мудрого бессмертного духом Валлаха. Ведь наши действия и поступки освящаются нашим духом. Будь то поедание картофеля или убийство человека. Кто этого не видит, тот бредет во тьме.
   
Лекаря Манко, я оставляю у Прохода и приказываю не покидать это место двое суток. За этот срок мы рассчитываем возвратиться с женщиной. По Ту сторону мы попадаем в жаркую пустыню. Мое «я» некоторое время колеблется, сомневаясь в точности нашего прихода. Может часка ошибся в расчетах времени открытия? Но в отличие от моего «я», я знаю, что мы вышли там, где нужно. Обезумевший климат послевоенной скифии превратил богатую жизнью лесостепь в жаркую пустыню.
Редусцер влечёт меня на юго – восток. Я подаю сигнал, и  мы бежим в ту сторону. Впереди - я, позади - двое моих воинов. Выходим к маленькому земляному холмику, за которым ловко скрывается женщина с палкой и тремя убитыми зайцами. Она поднимается и мы окружаем ее. На шее у нее шнурок с камнем, схожим с моим. Видно глазом, как они тянуться навстречу друг другу. На плече у нее цветной рисунок священной травы.
Женщина бросает зайцев в лицо моему воину и мгновенно атакует его в голову палкой. Воин уклоняется от летящих зайцев, но получает палкой по предплечью. Рука виснет плетью. Он отпрыгивает и другой рукой достает из-за спины сеть, конец которой бросает товарищу. Мне остается «загонять».
Можно будет ударить ее мечом плашмя, но при этом есть риск сильно поранить. Зачем она мне раненая? Бойцы накидывают сеть. А я, перехватив меч за лезвие, бью ее рукоятью по макушке. Она замирает, и я замахиваюсь снова, чтобы вырубить ее наверняка. Но я этого не сделаю, потому что сейчас меня ударит в бедро и раздастся громкий хлопок. Удар, хлопок. Я падаю на сухую землю. Двое бегут в нашу сторону. Бойцы, глядя на меня, теряются. Я выбирал их из лучших. Но эти двое сейчас легко их повяжут. У одного хрупкая черноволосая женщина выбьет меч ударом ножа и, подбив колени, свалит на землю. (Как можно выбить меч ножом? Он что, ребенок?) Другого бойца крупный светловолосый мужчина оглушит широкой частью своего странного приспособления, которым он швыряет куски тяжелого горячего металла.

Я рассмотрю этот бесформенный кусок, когда молчаливый суровый скиф, заложив свои руки за спину и закрыв глаза, извлечет его из меня зубами. Он затрет мою рану так будто моя нога из теплого воска, возьмет в руки металл, и будет долго и удивленно рассматривать его.
Светловолосый будет на меня очень злиться за женщину. Будто она не воин, а принадлежащая ему кукла. Куклу я бы не ударил. Я уважаю чувства собственности. Но и он будет удивлен, рассматривая металл.
- Со ста метров она должна была пройти на вылет.
- Покажешь мне, как оно работает,- скажет скиф.

Сейчас светловолосый перевязывает мне ногу, после чего зло бьет пяткой в живот и приказывает моим бойцам  меня нести. Тем временем, вторая женщина сбрасывает с подруги сеть и заговаривает рану на голове. Она помогает мужчине погрузить раненую на плечи и собирает оружие. Движутся бегом, стрекая моих бойцов мечами.
Солнце жжет нестерпимо. Мне кажется, что сейчас я умру на плечах своего бойца от жара в спине и боли в ноге. Но мне, как никому хорошо известно, что меня ждет. До определенного часа. А вот что за этим часом?..

Мы все привыкли видеть географическую карту мира состоящей из двух полушарий. Это происходит не оттого, что Земли две, а оттого, что трехмерная Земля не изображается целиком на плоской поверхности. Но, в действительности, Земля четырехмерная. Чтобы представить это и зримо увидеть моря, горы, реки и государства, покрывающие Землю, нужно поставить рядом много глобусов. Один в центре, вокруг еще двенадцать. (Минимум двенадцать). Изображения на глобусах будут отличаться, но все они вместе изображают одну Землю. А если эту картину сфотографировать или нарисовать, то все это будет отдаленно напоминать цветок розы. Так и назвали - Роза Земли. Отдельные глобусы называют «параллельными Землями». Но это равносильно, как называть полушария на географической карте мира «параллельными  полушариями». Доля истины конечно есть. Очень маленькая доля.
Еще меньше оснований называть «параллельные земли» «лепестками».  Но именно так повелось издревле. Когда люди, увидевшие Землю целиком, пытаются описать ее вид для тех кто не видел, они не находят ничего более подходящего для сравнения, чем роза. Пусть будет роза!
Только сейчас спустя много лет я начинаю понимать смысл объяснений Лиды и Серкха. 
И попытаюсь вспомнить, кто убедил меня в детстве в том, что древние представляли Землю плоской?
Я смеюсь и бережно поправляю лежащий на коленях автомат. Осматриваю с высоты кургана дюны и барханы по ту сторону долины. Зной достигает своего максимума. Ветер треплет белую защитную накидку, закрывающую меня с головы до пят. Грунт кургана твердый и я, который раз, меняю позу.
Мое дежурство у Прохода богато на размышления и бедно на события.
В полдень ко мне приходит Настя. Приносит поесть. Сообщает, что с Лидой все в порядке. Она спит.
Настя достает из сумки зайца варенного в собственном желудке, белых клубней ятрышника и старенький китайский литровый термос.
- Серкх приготовил отвар из пиона. Велел тебе до вечера выпить.
- В такую жару?.. Простой воды принесла бы…
- Не ной! Серкх велел усилить бдительность. Проход пульсирует, и сюда в любой момент могут заявиться гости.
- Что говорят пленные? Кто они и откуда?
- Меня больше волнует, зачем они сюда явились?
Настя забирает у меня оружие, сменив меня на время трапезы.
- Хотя Серкха больше волнует осознание подстреленного тобой пришельца. Серкх заглянул ему в душу и говорит, что там бездна. И прошлое, и будущее, и настоящее как на ладони. И вот загадка: он в отличие от своих спутников азиат. Что-то вроде китайца.
Настя кивает на термос.
- Ну и что?- не понимаю я, в чем тут «загадка».- А другие что, негры?
- Они американские индейцы. Капак.
- Ничего себе!
Я только собирался откусить мясо, как всегда, задаваясь вопросом, куда деваются кости, когда Серкх готовит на огне костного камня. Но слова Насти заставили меня подавиться.
- Колумб откроет Америку через полторы тысячи лет…- бормочу я сквозь кашель.
Из-под белой накидки Настин лисий нос и вороненый ствол автомата бесстрастно смотрят в сторону Прохода.
- Не городи ерунду. История началась не с вашего Колумба…
- Наша история – с нашего Колумба!- возражаю я.
- Они не признаются, но Серкх уверен – по Ту сторону их кто-то ждет. Они пришли за чем-то или за кем-то конкретным. И оно у нас.
Я жую и кошусь на свой калаш в руках волховицы. Что еще ценного у нас? Для любого человека во все века и особенно сейчас, в эпоху конфликтов и войн, эта, на два кэмэ плюющая горячим свинцом «палка», представляет великую ценность.
Настя замечает мой взгляд.
- О, Небо! – восклицает она,- и за что Лидка тебя любит? Ты глуп и примитивен как весь твой век и вся твоя цивилизация! Дикарь! Кому, думаешь, нужны твои мерзкие игрушки? Даром, никому!
- А ты меня за что любишь, Настя?
Волховица выхватывает у меня из рук недоеденного зайца, сует пакет с корнями, китайский термос и автомат, поднимается на ноги.
- За большой член!
- Ты лживо льстишь,- возражаю я,- или льстиво лжешь. У Серкха член больше.
- Естественно! Лидка подбирала мужей по убыванию размеров члена. У Третьего должен быть меньше всех.
- Значит у Второго…

Солнце клонится к горизонту, дрожа и извиваясь в знойном мареве. Я вспоминаю разговор с Настей и думаю о том, что в нашей группе ценность составляют все. И Лида, и Настя, и Карина, и Серкх, и я, и Амадей. Видимо под действием жары мой мозг расплавился, изменил свои нейронные связи, и мои мысли потекли новыми неведомыми ранее путями. Только сейчас до меня дошло, что в нашей группе три женщины и трое мужчин. Ведь Амадей…А не он ли и есть?…
Почему я так часто вспоминаю картину Микеланджело, на которой Бог протягивает руку Адаму? Нет-нет, да всплывает перед глазами протянутая из Ниоткуда рука. И ощущение такое, будто она протянута мне.
Крепче сжимаю автомат.

Холодный ветер преисподней опрокидывает меня. Я запутываюсь в накидке и скатываюсь вниз с крутого склона. Еще секунду я прорываюсь сквозь крепкий паучий шелк и освобождаю автомат. Осматриваюсь. Никого. Оббегаю курган и у Прохода лицом к лицу сталкиваюсь с человеком.
Низенький и тщедушный на вид мужичек, как я теперь понимаю, с индейскими чертами лица, замер с зажмуренными глазами, превратившись в статую. Только татуированные ноздри подрагивают, выдавая нервное напряжение.
Я плавно щелкаю предохранителем и отступаю назад, расширяя обзор Прохода.
Вот навел я на него ствол и что теперь? Положить мордой вниз? Связать? Конвоировать в лагерь? А охрана Прохода?
Краснокожий начинает обильно потеть.
- Ко мне!- приказываю я, но он не реагирует. Похоже, что он пытается открыть глаза.
- Ко мне!- стараюсь я рявкнуть, как можно убедительнее.
Статуя шевелится и прикрывает глаза рукой от яростного солнца.
- Какой зной!- произносит он на неизвестном мне языке.
- А у тебя по Ту сторону ночь?- спрашиваю его. Но он меня не понимает. Это я, спасибо Насте, понимаю все языки. Даже звериные.
Еще через минуту мой пленный индеец страдальчески прячет лицо в ладони. Я и сам стою не прикрытый под солнцем и чувствую, как лишаюсь сил.
Зло сплевываю в пыль, беру в левую руку автомат, хватаю пришельца за пестрый шерстяной воротник и волоку за курган. Здесь уже, какая никакая тень.
Толкаю его на землю.
Мысленно зову Серкха, Настю, Лиду. Быстро расправляю сбившуюся накидку, стараюсь не терять широкий обзор. Кто еще выйдет следом?
- Воды!- просит пленный.
У меня нет воды, но я взбегаю к своему сторожевому пункту и, прикрывая лицо от солнца, подхватываю помятый красный термос с наполовину стершимся изображением розы.
Присаживаюсь в тень возле индейца и наливаю в раскаленную металлическую крышку горячий отвар.
Подаю пленному, но придерживаю. И правильно делаю. Он отдергивает руки, едва коснувшись горячего металла. Продолжаю держать. Со второй попытки он берет кружку.
Нюхает. Сначала поверхностно. Потом глубоко вдыхает пар.
На лице появляется новая гримаса. Он поднимает на меня прищуренные глаза.
- Пион.
Снова нюхает.
- Как хорошо приготовлен! Ты большой лекарь!
Он осторожно отпивает. Морщится.
- Очень большой лекарь. Я много лет учился в лучших школах, но такое качество заваривания мне не по силам. Ты применял баню или выдерживал несколько частей отдельно при разных температурах?
Индеец рассматривает меня и почтительно наклоняет голову.
- Как тебя зовут, о, великий лекарь?
- Игорь!- отвечаю я, продолжая осматриваться, - а тебя?
- Я личный лекарь Великого Инки!
Хороший сюжет для романа: инки в скифских степях! А я то, что делаю в этих степях?
- Я - Игорь?- тычу себя пальцем в грудь,- как тебя зовут?
Всё-таки он понял меня.
- У меня нет имени.
Еще один Безымянный. Что за напасть?
- Почему у тебя нет имени?
И снова к моему удивлению он понимает меня.
- Истинное не имеет имени, имеющее имя - не истинно! Ставший на Путь к Освобождению, не должен привязываться к имени. Зови меня просто «лекарь». Это временное и не настоящее.
Вот оно в чем дело. Значит Второй Муж…

- Ты нарушил приказ!- рычит на лекаря Акар. Он порывается выхватить мой нож, но я с удовольствием бью его в ухо и он, перевернувшись через голову, замирает у ног индейца.
Серкх неодобрительно качает головой и касается шеи Акара.
- Зачем вы пришли сюда?- спрашивает он лекаря на его языке.
- Не знаю!- отвечает тот.
- Они знают?- Серкх указывает на двоих других краснокожих, оцепенело сидящих в северном углу шатра и не реагирующих на происходящее.
- Не знают. Знает только он.
И указывает на лежащего Акара.
- В чем твоя задача?
- Следить за ним.
- Кто он?
- Акацир. Называет себя последователем Валлаха.
Серкх внимательно смотрит на лекаря.
- Кто такой Валлах?
Лекарь напрягается и опускает глаза.
- Я спросил!
- Бессмертный! То есть он Осознавший! Поэтому бессмертный.
- Ты заешь Валлаха?
- Нет, нет! Я только слышал о нем.
- От кого?
- От него!
Лекарь кивает на Акара. Акар приподнимается на локтях и трясет головой. Мне очень хочется снова въехать ему. Теперь, по почкам. И я мечтаю о том, что бы он опять дал мне повод.
- Ты предатель…-говорит Акар лекарю.- Ты должен был оставаться по Ту сторону и отослать курьера, если мы не вернемся.
- Что вам здесь нужно? – в сотый раз спрашивает Серкх у Акара. Тот молчит.
Серкх рассматривает амулет, снятый с шеи акацира.
- Позови Лиду и Карину!
Женщины в соседнем шатре. Можно просто громко их окликнуть, но я слушаюсь Первого Мужа и иду за ними.
- Протяните мне свои камни!- приказывает Серкх вошедшим, и сам на вытянутой руке держит качающийся на нити обломок метеорита. Женщины снимают с шеи и протягивают свои амулеты.
Будто живые, камни тянутся навстречу. Серкх упирается взглядом в Акара.
- Кто из них тебя интересует?
Акар поднимается с земли и подходит к женщинам. Я становлюсь открытым нервом в ожидании малейшей агрессии или непочтительности с его стороны.
Но он деловит и нейтрален. Осторожно отодвигает ткань на плече Лиды, потом так же обнажает плечо Карины и долго смотрит на их татуировки.
- Что, парень, скрипят извилины?- раздается ехидный голосок вошедшей волховицы Насти.
- Теперь почувствуешь, каково нам с этими ходячими тайнами.
Акар не понимает ее. А может все понимает, но ведет себя так, будто ничего не понимает. Строго в соответствии с учением бессмертного Валлаха.


Каково это, обладать знанием, не привязанным к своей судьбе?
Валлах учил: все, что привязано к жизни - ограниченно. Овладеть бесконечностью можно только, если не привязывать бесконечность к конечному. Наша судьба конечна. Наша жизнь конечна. И пытаясь подтянуть свою жизнь к своему осознанию бесконечности, мы неизбежно теряем осознание. Самое страшное в том, то сама потеря осознания не осознается.
Валлах учил: жизнь подобна ракушке, не способной вместить океан осознания. И стремясь сберечь и Ракушку, и Океан, следует строго разграничить свою жизнь в мире и свое понимание мира.
Акар привык к жизни в двух параллельных измерениях. Он видит ясный блистающий мир и себя вслепую бредущего в этом мире. Он твердо знает, что без того бредущего вслепую некому будет видеть этот блистающий мир. Он так же знает, что попытайся он хоть раз направить «бредущего вслепую» к долгой жизни и благополучию и он потеряет способность видеть блистающий мир.
С точки зрения бредущего вслепую, высшее знание Акара бессмысленно и бесполезно. Где-то, даже, аморально. Но с точки зрения видящего блистающий мир оно является высшим счастьем и благодатью. И жизнь без него ничего не стоит. Хотя, повторюсь, потеряй он его, и не замет.
Однажды, совершенствуясь в постижении вечности и расширяя свой кругозор, Акар наткнулся на отрезок в своей судьбе, за которым ничего не просматривалось. Теперь, оставленный в покое своими пленителями, он сидит со связанными за спиной руками, смотрит на круглый диск Луны сквозь наполовину прозрачную ткань шатра и ищет способ заглянуть в непривычно темное будущее. Ночная прохлада дает передышку телу, измученному резкой переменой климата. Когда он прибыл из страны Фараона в страну Великого Инки он не испытывал такого физического дискомфорта как сейчас, на этом покинутом удачей лепестке.
Он рассматривает путь загадочного и недалекого Игоря. Все что он когда-то о нем или от него услышит и узнает, сливается в сложную линию судьбы, которая упирается в нелепую смерть от тяжелого бронзового меча. При всей своей недалекости Игорь ухитрился на расстояние одного шага приблизиться к Абсолюту. Не смотря на то, что личные отношения Акара с Игорем не сложились, Акару очень жаль этого человека, изуродованного  Цивилизацией Поклоняющихся Вещам. По-своему умный и чистый, он, будучи в шаге от перехода, навеки останется на Земле- кладбище неудачников.
Здесь же останется и Лидия. Акацир ежится, переживая потерю любимой женщины.
Он задолго до встречи знал о том, что полюбит ее. Он наслаждался и любовался своей будущей любовью. Он горько переживал ее предстоящую потерю. Переживает и сейчас.
Забота Лидии о близких, не позволяет ей переступить последнюю черту.
Акар переводит «взор» на Серкха. Еще один узел, завязанный добрыми человеческими отношениями. Долг перед коллективом. Все вместе они построили активный жизнестойкий механизм. До сих пор они совершенствовались в этом коллективе, но теперь, когда созрели для последнего шага, этот механизм подобен крепкой скорлупе яйца, не выпускающей цыпленка в новый мир. Скорлупе, убивающей цыпленка.
Веселая волховица Настя будет пленена, и умрет от ран, так и не освободившись от любознательности - своей последней привязанности в этом мире.
Карина.
Карину ожидает Великий Инка. Напрасно ожидает. Карина погибнет, защищая кувшин с мощами, и Путь Скифов не будет указан многочисленным народам империи. Они не взойдут на Небо, как мечтает о том Император.
В прошлом Карины Акар натыкается на Ничто. Этот промежуток особенно интересен, так как после него появляется мумия, или как называет его Игорь - Амадей.
Все это совпадает с переменой климата в регионе, появлением Игоря и Лидии, извержением какого-то вулкана.
Акар чувствует, что ему остался один шаг, и он либо увидит, либо упадет в бездну. Он глубоко продувает легкие, предельно успокаивается и заглядывает за занавес.
А за занавесом он видит процветающую, полную веселых дружелюбных людей страну. Он видит, как они живут, работают, изучают мир. Они весело и радостно идут на войну. Они стоят лицом к лицу с превосходящими силами противника и легкомысленно ломают боевой порядок, гоняя выскочившего из кустов зайца.
Но нет. Их уже меньше. Акар мечется в поисках потерянного куска истории и миллиона оборвавшихся судеб, и не находит их. У него возникает ощущение, будто из ткани бытия вырезали кусок, и все снова сшили, лишив картину мира логики и последовательности. Он начинает осознавать, что видимое им блистающее пространство куда сложнее, чем он предполагал ранее.
А то, что он сейчас не свалился в бездну  вслед за скифами, говорит за то, что и у него имеется надежный якорь в этом мире. Какой?
Акару не жалко себя. Ему жалко оставаться гумусом планеты - колыбели. Ему жалко оставаться слагающей геологических пластов, среди не сумевших вырваться в другие миры.
Он так долго был на грани между мирами, что свыкся с ощущением Почти Достигшего. Его теперь утешает, лишь одно - он умрет, защищая любимую женщину.

Большой наполовину разбойничий, наполовину торговый караван становиться ниже в русле высохшей реки. Пока погонщики развьючивают верблюдов, двое разведчиков бегом направляются вперед по ходу, определиться с возможными соседями. Ещё двое уходят к дюнам, еще двое - на плато. Но эти сильно не углубляются (вряд ли кто будет пережидать зной на плато или в дюнах) и возвращаются.
Идущих вверх по руслу, замечает Настя. Волховица поднимает тревогу и вскоре Игорь с Лидией, пропустив мимо себя разведчиков, крадутся за ними следом.
Нападать преждевременно. Есть надежда, что те не пойдут за излучину и повернут обратно, не заметив нашего лагеря. Солнце уже выжигает плато и разведчикам придется возвращаться по зною. Но они старательные и энергичные, и забегают глянуть за поворот. Все. Назад их отпускать нельзя! Разведчики залегли и рассматривают нашу стоянку.
Игорь и Лидия подходят к ним сзади и окликают. Пока не нанесены удары и не пролита кровь, всегда есть возможность договориться и разойтись с миром.
На окрик Игоря и его широкую улыбку лазутчики реагируют залпом камней из пращей. Игорь едва успевает отпрыгнуть и, не дожидаясь второго залпа, стреляет в ближнего на поражение. Второго, растерявшегося при виде действия неизвестного оружия, Лидия валит на землю и связывает.
Акар отрешенно смотрит, как Игорь обыскивает и забрасывает землей убитого разведчика, а Лидия волочет за волосы его товарища связанного, но сопротивляющегося. Последние шагов двести, она просто тащит его по земле, помогая  тумаками и окриками.
Всем ясно, что за разведчиками, которые не вернулись, пошлют боевой отряд.
Пленный не говорит, а время уходит.
Акар знает, а остальные правильно предполагают, что контрольное время возвращения разведчиков истекает и на их поиск готовится отряд.
Акар знает, а остальные правильно предполагают, что караван из тридцати-сорока вьючных верблюдов (на одежде разведчиков верблюжья шерсть, в поясных бурдюках не желтая вода, в ножнах слишком тяжелые для мобильных групп мечи, в карманах не перемешанный с песком и пылью урюк, и, вообще, два разведчика в одном направлении- не меньше тридцати-сорока верблюдов) сопровождает тридцать сорок солдат охраны.
Такое нам не по зубам.
Игорь и Лидия с автоматами и подсумками с гранатами уходят вниз по руслу делать засаду.
Настя с мечом,  копьем и луком поднимается на плато контролировать правый фланг.
Серкх и Карина сворачивают лагерь, вьючат лошадок, готовясь к побегу. Акацира и троих индейцев освобождают, чтобы они имели шанс спастись. Враг сейчас у всех общий.
Пленный разведчик остается связанным в последнем не собранном шатре.
Акар берет пращу и бронзовый меч разведчика и бежит следом за Лидией и Игорем. Он Знает, что это ошибка. Но его Знание не должно влиять на судьбу.
Серкх и Карина накрывают лошадок защитной тканью, а лекарь Великого Инки заходит в шатер и встречается взглядом с пленным.
- Ты кто?- спрашивает он на разных языках.
С третьей попытки пленник поднимает злые глаза.
- А ты кто?
Лекарь присаживается перед разведчиком на корточки и протирает мокрой тканью ссадины на его ногах.
- Я тоже пленник.
- Так развяжи меня, и мы убежим.
- А вы примете меня к себе?
- Конечно! Будешь мне братом!
Лекарь не верит. Обладатели этого языка коварны и хитры.
- Ну! Чего ждешь? Или ты лжёшь, чтобы разговорить меня и выведать? Наши сейчас придут. Они порежут всех. А эту беловолосую кобылу я сам привяжу между двух верблюдиц…
- Что это?
Лекарь указывает на коричневые пятна под коленями обеих ног разведчика. Он никогда не видел ничего подобного, но за время учебы слышал о точках на ногах, которые согласно древнему учению нужно регулярно прижигать, чтобы обрести бессмертие. Он так много думал о них, что, едва увидев приведенного женщиной голоногого пленника, сразу рассмотрел симметричные кружочки среди кровоточащих ссадин и грязи.
- Зусанли,- произносит шпион вожделенное, когда-то случайно услышанное слово.- Это точка бессмертия. Развяжи меня, брат, и я научу тебя находить и прижигать Зусанли.

Акар бежит следом за Лидией и Игорем, но нигде не находит их. Вместо этого видит, как навстречу ему скачут полтора десятка всадников на верблюдах. Акар оглядывается в поисках укрытия. Акар небесный знает, что сейчас Лидия нарушит заранее согласованную с Игорем и Кариной тактику, для того, чтобы спасти Акара. Но Акар земной об этом не знает. Он понимает, что пришла его смерть и встретить ее нужно с гордо поднятой головой, как подобает акациру.
Головной верблюд в двадцати шагах. Акар видит срывающуюся с его отвисшей губы пену. Раздается выстрел и тело Акара, наученное горьким опытом, вздрагивает, ожидая боли.
Всадник с криком падает со спины животного. После второго выстрела к ногам Акара падает верблюд. Следующие три выстрела менее успешны. Акар не успевает ничего сделать, когда мимо него проносится другой верблюд с всадником. Он едва задевает акацира и отбрасывает его в сторону.
В это время, второй пеший отряд, пройдя по краю плато, сбрасывает с обрыва волховицу Настю и окружает огневые позиции Игоря и Лидии. Смертоносные копья и камни со свистом рассекают воздух.
В лагере, прогнав лошадь с сидящей на ней Кариной и притороченным к седлу Амадеем, обнажает меч скиф Серкх.
Он бежит на выстрелы. Но отбегает совсем не много, когда затылок ему разбивает пущенный из пращи камень.

Слышаться шаги. Акар открывает глаза.
На стене шатра появляется тень. Сердце Акара радостно подпрыгивает - он узнает Лидию. Женщина собирает из-под ног камни и сухие корни, и отбрасывает их в сторону русла. Потом становится лицом к Луне и начинает работать с энергией. Сколько раз Акар переживал этот момент, столько раз испытывал восторг и радость от чувства общности и близости с Лидией. Ведь она использует ту же технику работы с силой, что и он, Акар. Несколько иначе располагает колени, по-другому заворачивает кисть, быстрее проходит некоторые формы…но это та же техника, которой учил акациров Бессмертный Валлах и которую с детства практикует Акар. Сейчас, когда событие реализуется, он снова испытывает восторг и благоговение перед своей судьбой, дарующей ему столько радости и счастья.
- Лида,- тихо зовет он.
Через мгновение, в шатре перед ним возникает настороженно глядящая Лидия.
- Развяжи!
- А ты меня по башке чем-нибудь огреешь?
Акар не понимает ее слов. Точнее, Акар небесный все понимает, а Акар земной – нет.
- Я хочу ходить с тобой.
Он освобождает пространство от мусора, располагается позади Лидии, и они начинают долгий танец при Луне. Акар приноравливается к ее скорости движений, к глубине ее шагов и вскоре их чи становится единым и могучим, как океанская волна.
Эта волна омывает тела, струясь и заворачиваясь в такт дыханию. Она устремляет их к сверкающей Луне и сбрасывает в глубочайшую бездну, разливается бескрайней ширью и, сжимаясь, становится острой как лезвие клинка.
Луна клонится к горизонту, восток светлеет, а они все не могут остановиться, завораживая и восторгая своей мощью и грацией семь пар блестящих в лунном свете глаз.
Когда Акар, снова становится собой, он возвращает энергию на место, успокаивает остаточное волнение,  убирает рябь и видит первую, отразившуюся в глади ума, мысль:
«Хочешь изменить мир? Начни с себя!»

Когда этот акацир поворачивается и идет в мою сторону, я чувствую, что случилось нечто невероятное. Пока они с Лидкой цигунили, это было мощно и потрясно, но когда «закрывшись» и «выйдя из формы», он пошел ко мне, меня охватил ужас. «Этого не должно быть!»
Я поднимаюсь с земли и оцепенело гляжу ему в лицо.
- Игорь,- говорит он глубоким голосом и безо всякого акцента,- выброси свою винтовку.
«Это автомат»,- хочу я его поправить, но вместо этого беру за ствол свой калаш и швыряю от себя подальше.
«Гипноз!»- суетно мелькает в моей голове. Но я хорошо знаю, что это не так. Как раз гипноз-то и прекратился.
Акар отворачивается от меня и идет к Серкху. Серкх выслушивает тихую недолгую речь акацира, потом запрокидывает голову и разражается громким раскатистым смехом. Я ожидаю, что сейчас Серкх прервет свой смех и закатит акациру кулаком в лоб. Но этого не происходит.
«Этого не должно быть!»- снова кричит моё Я.
Серкх действительно прерывает свой смех и, продолжая конвульсивно вздрагивать, подходит к лошади и обнимает ее за шею.
Акар идет к Лидии. Потная после занятий Лидия прикрывается паучьим полотном и немного дрожит. Я понимаю, что дрожит она не от холода. Ей страшно. Она тоже чувствует, что этого не может быть. Как не может река течь вспять. Как не может камень падать вверх. Как не может…Нет, это все обыденные события в сравнении с тем, что Акар идет по песку и смотрит ей в глаза.
Лидия поднимает перед собой ладонь, будто пытаясь закрыться от приближающегося человека. Или от того, что он несет ей.
Подозреваю, что Лидка и этот акацир приглянулись друг другу. Наверное, после того, как он дал ей железкой между ушей. И, похоже, наблюдательная Настя не ошибается. Вчера я видел его голым. Его член действительно короче моего. Значит, он будет Четвёртым Мужем. Первый Серкх, Второй…
Низко гудит Амадей.
Вижу, как из Ниоткуда ко мне протягивается широкая уверенная ладонь. Крепко хватаюсь за нее.
Постой! Но если я проснусь, кому достанется мой калаш?

Первые лучи утреннего солнца застают лекаря Манко на пути к Проходу. Рядом с ним идет женщина с висящим на шее большим кристаллом. На ее плече цветной рисунок священной травы. Чуть позади, идет Пачакутек. Он несет небогатый скарб женщины -  медный запаянный сосуд с загадочными надписями на мятых потертых боках.
Манко переполняется гордостью за успешность выполненного поручения. Поручения,  Самого Великого Императора.
Лишь немного досадно от того, что все так просто и легко получилось. Манко, Пачакутек и Чича вышли из Прохода, потом, следуя редусцеру, спустились к руслу высохшей реки, и встретили там искомую персону с медным кувшином, одиноко сидящую у костра.
Никаких приключений. Ни мечи, ни сети не понадобились. Увидев пришельцев, женщина улыбнулась, показала разрисованное плечо, подняла, загудевший, сосуд и пошла в сторону Прохода.
Будто ожидала их появления.
Обучаясь в школе Фараона, Манко немного  читал об этих местах. Они оказались именно такими, как описывал путешественник Херодот. Знойная, скучная пустыня.
Было бы приятно рассказать Императору о схватках, интригах и необыкновенных существах. Но, увы!
Еще больше, императорскому лекарю хотелось встретить настоящих бессмертных, и узнать от них о секретах бессмертия. В поисках этих секретов он много лет странствовал по Розе, учился у мудрецов, находил и читал трактаты. Собственно, и выполнять задание Императора он отправился с тайной надеждой найти знания о бессмертии.
Возле Прохода, не смотря на нарастающую жару, они останавливаются подождать Чича. У Чича, после употребления местной желтой воды, прихватило живот, и он отстал. По возвращении, нужно будет заварить ему корень пиона.
Чича бежит, придерживая сверкающий на солнце меч, неуклюже спотыкается на кротовинах и проваливается в ямы. На его лице сосредоточенная озабоченность.
Манко умильно смотрит на симпатичного нескладного юношу.
Он поворачивается для того, чтобы начать прохождение, но Чича окликает его.
- Там,- машет он рукой в сторону реки и задыхаясь,- там люди!
Лекарь удивленно поднимает подбородок.
- Много?
- Двое. Идут вдоль русла. Похоже, как разведчики. Я сидел выше за холмом - они меня не заметили.
В сердце Манко закрадывается желание вернуться и поговорить с теми людьми.
Вдруг они что-то знают о бессмертных? Хотя Манко давно понял, что те, кто, «что-то знает» и, «что-то слышал», бесполезны. Нужно встретиться с самими бессмертными. Вот, кто действительно может научить и направить.
Лекарь колеблется. Что-то внутри остро тянет его обратно к реке.
Но в это время раздается хлопок, и из Прохода ударяет ледяным ветром.
- Открылся!- в волнении кричит Пачакутек.
«Похоже, разведчики…». Лекарь кривит губы. Скорее всего, караван разбойников где-то остановился переждать жару. Не хватало еще, в рабство к дикарям попасть!
- Заходим,- приказывает Манко.
Первым входит Пачакутек, потом женщина («нужно будет укрыть ее одеялом по Ту сторону»- думает лекарь).
Манко дожидается Чича, осматривается и, взяв юношу за руку, ступает в холод.

Здесь, греясь у костра, их ожидают императорские курьеры часка.