Святая сила

     В тот раз, уходя, я почувствовал, что она крестит меня во след. Горячая волна захлестнула грудь. Сквозь пелену слез я оглянулся на ее простую могилу с железным крашенным крестом...
     Милая бабушка! Всю жизнь она спасала меня как могла...
     В нашей комнате, в углу, под образами, всегда теплилась лампадка. Спас в медном окладе в любом месте находил меня глазами. Однажды, уже в зрелом возрасте во сне-яви он явился мне на багряном фоне, грозя пальцем. Я попытался поднять голову, но что-то крепко держало меня...
     Помню себя, склоненным голову перед священником, и так, как исповедоваться по малости лет особо было не в чем, по научению бабушки отвечающим на все вопросы священника: грешен, грешен, грешен... Батюшка тогда мягко улыбнулся: “Не надо так, пусть отвечает, как знает...”
     Медные, отражающие свечи, окоемы икон, запах ладана, вкус церковного кагора и просвиры, купанье нагишом с “братьями и сестрами” в бьющем ключами святом ручье, старые надгробия святых мощей, а главное тихие, покорные, удивительно чуткие отношения между окружающими меня в церкви людьми - все это глубоко вошло в мое детское сознание...
     Однажды, в пионерское лето, набредя в поле на пирамидку с красной звездой вместо креста, я до такой степени испугался оголенности смерти, что без оглядки бежал от этого места и потом еще долго меня преследовала гладкая пирамида с красной звездой...
     Бабушка переживала, но не настаивала. чтобы я носил крестик в школе, зная послевоенные школьные порядки... Она была глубоко - но не фанатично - верующей. И очень совестливым человеком. Эта духовная замесь мешалась в глубинной вятской деревне и уходила корнями к далеким славянским предкам. “Русская душа по природе своей христианка” - точно подмечено.
     Некогда крепкая круглолицая деревенская девушка, приехавшая вслед за мужем в Москву с двумя дочерьми, да так и поднимавшая их одна, а затем и внука, пронесла через всю жизнь деревенскую веру в добротность и святость жизни, с годами все больше обосабливаясь в своем мире и вере и от этой жизни и от коварной сущности городских людей, - кротость и светлость излучали глаза семидесятипятилетней женщины, основным занятием которой к концу жизни было чтение под лампадой священной, во многом не понятной ей, старой книги...

     - Что ты, как котенок, помалу. Хлеба-то наешься, так с него как хорошо терпишь. А это что...
     … - Ох, и трепушка я, ох, и трепушка! Этот окаянный, бес все попутал. Когда же я укреплюсь-то, Господи, Господи... - крестится на образа под теплящейся лампадой. - Вот отец Иван-то... (деревенский  священник)  А я и думаю, может, мне уехать, отклониться от них совсем...
     Вспоминала детство, маму-покоинку, а под моими настойчивыми просьбами -  премудрость вятских мест:
     - Кто угожал, тот  в  воду  убежал...
     - Как  это?..
     - А  понимай,  как знаешь...
     ... - А  от  ожога  вот  как:  крестить: “Во имя отца и сына и святаго духа. Аминь." - Поводила пальцем по вымышленной ранке: "Летел орел бескрылый, клевал безносый. Божья матушка и Николай Угодничек, утолите все нарывы, огни и полывы, а то больно...“ Три раза подуть на ранку и три раза сплюнуть через левое плечо.
     Еще запомнилось:
     - Уроки, призоры, прочь отойдите!
     - Куда, - интересуюсь я.
     - Куда?.. На пустой лес, на большую воду!
     А глаза виновато смеются.
     Она искренне, покорно молилась Богу. Ее лампадка с образами были началом ее потусторонне-реального мира, в котором она мало что понимала, но всей своей крестьянской сущностью чувствовала живую суть, Бога... В этом мире она в основном и жила.  А в другом - только передвигалась. И молилась за нас.
     Как-то она вспомнила притчу о том, как высокий церковный чин посетил старца-отшельника и стал его учить святому писанию... Когда же церковник отъехал на большое расстояние, он вдруг увидел бегущего за ним по морю отшельника. Оказывается, тот забыл спросить, как молиться... “Тебе это не нужно, - ответил глубоко пораженный и смущенный церковник. - Молись как молился.”
     По-деревенски свято почитая церковь, и - пока слушались ноги - посещая все праздничные и воскресные службы, бабушка, однако, считала, что первыми пойдут в ад нерадивые священники. Она где-то видела такую картину: врата ада, кипящие котлы, и первыми в длинной веренице людей - священнослужители... В этом настроении просматривалось здоровое народное отторжение большевистских, увы, не лучших для церкви, времен, когда одни священники полегли за правду Божью, а другие становились штатными осведомителями, или, попросту, стукачами. В конце концов нравственные устои и есть божественные законы. А народный дух всегда чутко реагировал на их нарушения. Кстати, картина та, по описанию бабушки, была очень старая...

     Уж, не знаю, как заговоры, а только много у меня всего в жизни было, когда можно было вот так запросто уйти из нее по незнанию, или повернуть не в ту сторону... - и все тянула меня какая-то добрая сила... Уж, не бабушкиными ли молитвами?.. Уж, не тем ли семенем, что запало в меня в детстве?..
     Я побывал на родине моей бабушки - лесной, местами холмистой, местности, где ничего не менялось веками, разве, что дома редели, да вновь отстраивались на выселках. В заспанной деревне с десятком покосившихся срубов я был уже чужой. Но одна старушка, с высушенным, как чернослив, лицом вдруг закивала головой и прослезилась - вспомнила Анну, они вместе бегали на танцы в соседнюю деревню.
     Нашел я и могилу своей пробабки. Теплый вечерний ветерок приглаживал сорную траву на едва приметном холмике с покосившимся, темным от времени, крестом... Я стоял над могилой, испытывая ни с чем не сравнимое волнение. Здесь, под этим  разверзнувшимся вечереющим небом, лежала моя пробабка, мама моей бабушки. Здесь же, под такими же холмиками, лежали другие наши предки - деды и прадеды. И хотя заходить в чужие дома, высвеченные в темноте  желтыми уютными оконцами, было все же неловко, я знал: там носили мою фамилию... Здесь были корни.
     Отсюда шла Русь. Здесь она ходила на танцы в соседние деревни, здесь, с благословления родителей, венчалась и рожала детей. Отсюда они разлетались по городам и весям, неся то доброе, что успели посеять в них отец с матерью, деревенская общность и непорушенная вера...
    ...Это их молитвами держалась и еще держится  Русь...