У порога

                У ПОРОГА
               
 
Однажды, выйдя из подъезда современного многоэтажного дома, я вдруг увидела перед собой натянутую веревку, которую держали старушки, расположившиеся на скамейках по обе стороны от входа.
- Это что, - спросила я, - всех впускать и никого не выпускать или наоборот?
- Ты проходи, - смеясь, опустили веревку старушки. – Жениха ждём. Выкуп за невесту брать будем.
Я остановилась неподалеку – любопытно было. Почти тут же подъехало несколько машин, украшенных свадебными ленточками. Жених с друзьями поспешили к дверям, но натянутая веревка преградила им путь.
- Выкуп! – потребовали старушки. – Выкуп! Как положено! По русскому обычаю.
Парни заспорили было, но не обижать же бабушек в такой день, и им принесли коробку конфет. Веревку убрали.
А я вспомнила, что обычай получать выкуп за невесту известен ещё со времен Геродота, который упоминает о его существовании в древней Иллирии: девушки в сопровождении родителей приходили в определенное место, и туда же собирались юноши и мужчины, где покупали ( выкупали) приглянувшихся девиц. Но откуда пришел обычай преграждать дорогу жениху натянутой веревкой, мне было неизвестно, хотя обычай этот и сегодня можно встретить в России, и, в частности, в Касимове с  окрестными поселениями.
Однако вскоре мне случайно попалась статья историка Н.И. Веселовского « Пережитки некоторых татарских обычаев у русских» (1912 г. издания), где открылось много интересного.
Оказывается, у киргиз-казаков ( надо понимать, киргиз-кайсаков), когда вели жениха в кибитку отца невесты, что называлось « бусага-аттасу» - перешагнуть порог, то на дороге делали различные препятствия, в том числе бросали джеле ( аркан для привязывания жеребят во время дойки кобылиц), а перед самым порогом шатра лежала старуха, притворившаяся мертвой. Это называлось « кемпыр-ульды» - старуха умерла. Перешагивать через мертвое тело запрещалось, и жених должен был каким-нибудь подарком заставить старуху подняться и уступить дорогу.
По представлениям киргиз-кайсаков счастье и благополучие текут в шатер, как река, и полноводным потоком через порог вливаются в жилище. Потревожив порог, можно прервать этот поток, и тогда счастье потечет мимо.
Известно, что в 1600 году Борис Годунов посадил на Касимовское царство сына киргиз-кайсацкого царевича Ондан-Султана Ураз-Мухаммеда, убитого в 1610 году Лжедмитрием II и похороненного на Старопосадском татарском кладбище в Касимове. С царем, как правило, приходили и его соплеменники, и обычай с веревкой скорее всего был перенят русскими от киргиз-кайсаков.
Но ещё задолго до этого времени у монголов и татар порог шатра имел мистическое значение. Ступать на порог не дозволялось никому. Даже за нечаянное касание порога ханского шатра была положена смертная казнь. У входа всегда стояли  гиганты-стражники, которые внимательно следили за всеми, кто входил и выходил из шатра.
Об этом обычае упоминает Жан Плано-Карпини, францисканский монах, по поручению папы Иннокентия I посетивший Монголию в 1245 году. А с одним из спутников Вилли Рубрука, тоже францисканского монаха, бывшего в Монголии в 1254 году в качестве посланника французского короля Людовика IX  Святого, произошел неприятнейший казус, едва не закончившийся трагедией. Рубрук пишет, что после посещения хана Мунке один из его товарищей при выходе, пятясь задом, так как поворачиваться к хану спиной было нельзя, кланяясь, споткнулся о порог, и тут же был схвачен стражей. И его сразу повели к Булгаю, старшему судье хана. Можно понять весь ужас, который испытал молящий о прощении европеец. За его проступок полагалась смертная казнь, причем провинившегося протаскивали через специально вырытое отверстие под стеной шатра и тут же убивали. Кстати, точно такая же казнь применялась и для тех, кто, будучи у хана в гостях, ненароком подавится куском мяса. Но спутника Рубрука, как иностранца, хан Мунке всё-таки помиловал. Однако после этого ему не позволялось входить в дома хана.
Казалось бы, что такие строгие правила говорят о монгольском происхождении культового значения порога, но это не так. Сами монголы переняли эти верования от китайцев. В древнейших китайских книгах встречается объяснение значения порога. Китайцы считали, что порог является жилищем бога Ту-шэнь, бога земли, и потому любое прикосновение к нему является оскорблением божества, сулящее бедствие всему дому.
При строительстве жилища китайцы в качестве ублажения божества закапывали под порог глиняную чашу с жертвой, на дне которой рисовали иероглиф – знак «фу» - счастье. Само же слово порог состояло из двух соединенных знаков: «мынь» - дверь и «хо» - оросительный канал.
В ранних русских летописях нет никакого, кроме обычного, значения порога. Так, порог упоминается в Новгородской первой летописи младшего извода под 1071 годом, где говорится: « Новгородцы же сидяще на празе (пороге) тоя храмин…» То-есть новгородцы спокойно сидели на пороге церкви. Значит, до татар у русичей никакого почтения к порогам не было. Но с появлением татар, когда русские князья вынуждены были ходить в Орду за ярлыками и жить по монгольским законам, правило порога пришло и на Русь в народ и со временем стало восприниматься как своё, родное. И, очевидно, угрожающее словосочетание « на пороге смерти» тоже происходит от времен завоевания Руси монголами.
Множество предостережений и примет образовалось в русском языке, связанных с порогом: не здороваться и не прощаться через порог; не стоять, не разговаривать на пороге; через порог ничего не принимать – будет ссора; купцам в лавке нельзя стоять на пороге – покупателей отвадишь. За порог ни ногой! – выражение это наверняка вначале означало запрещение его касания.
Не так давно невесте на второй день свадьбы давали в руки веник и предлагали подмести пол. А гости кидали деньги, и она должна была начинать мести от порога. Небогатая женщина из гостей отбирала у молодой веник и учила мести пол к порогу, собранные же при этом деньги оставляла себе. Видимо, несколько иносказаний было в этой инсценировке: и поучение молодой жены, и помощь бедной семье, и желание невесте прижиться, не покинуть порог обретенного дома.
Меняются времена -  меняются обычаи. Выражение  «мир тесен» как нельзя более подходит к нынешнему человеческому обществу, в котором люди разных народов перенимают друг у друга обычаи, культуру, одежду, кулинарию. И хорошо. Лишь бы к добру всё это было.