День Победы

Открыл глаза. В избе светло. Нащупал очки на стуле, надел. На ходиках электронных два часа. Вспомнил, вчера батарейка села и они встали. Надо старые, послевоенные ходики доставать из комода, с гирьками в виде шишек еловых. Тем часам батарейки не нужны. А вот  моя батарейка, чувствую я, скоро совсем разрядится.

Так,сосредоточимся, оценим обстановку. Старуха встала, кровать её заправлена. Наверное, козу доит, а может уже за дом на огород её отвела.
 Над головой моей гвоздик вбит, на нём вожжи одним концом повешены. Другой конец к кровати бабкиной привязан, к спинке. Вот так, правой рукой снимаю и на ладонь мотаю. Теперь главное не резко встать, а то в глазах потемнеет и свалиться можно на пол. Хоть кушетка и невысокая, а разбился в прошлый раз здорово. Сижу, привыкаю к вертикали, вроде ничего.

Валенки обрезанные, чуни на ноги, и встаём потихоньку, раз неспеша, два и ещё немного, встал.  Костыль вот он, у лежанки прислонён. Левой рукой в него. Ладонь лежит приятно и плотно, верх за локоть обхватывает, как нога третья. Пошли к столу,не спеша но ходко, сегодня как то легче, наверное в честь праздника. День победы, всё таки. Победили же мы их тогда, победили. Вот опять сражаюсь, только теперь с телом непослушным.

За окном хмуро.  Дождя пока нет, но скорее всего будет. Чайник уже на столе горячий, сушки, сахар, конфетки. Надо сначала до туалета добраться, да умыться. Побриться бы не мешало обязательно, если получится и старуха поможет. Потом и отмечать сядем.

Шестьдесят пятый раз, сам не верю. А было мне двадцать, когда по Красной площади в сорок пятом прошёл в составе сводного батальона, тоже дождь лил. Да, вся жизнь война. Сначала сама, потом всё о ней, и песни и фильмы. Сны снились до восемьдесят пятого примерно. Будто я в разведке. Будто лето, кругом кустарник, заросли. И мы вдвоём с лейтенантом, едва ушли от погони из всей группы, в канаве мокрые лежим, овчарок немецких слышим и помочь нам некому. Задание  провалено, и нас в полку не ждут с такой разведкой. Хоть не возвращайся.

 И каждый раз, одно и тоже. Хоть бы что другое приснилось. Ведь были и удачные вылазки. И артиллерию не раз наводили, и составы пускали под откос, и языков с десяток лично приволок. А подишь ты, снится только это. Да, теперь и не снится уже. Теперь дети снятся, да бабка с козой,  всё что - то доказываю им, а они меня не слушают. Или бегу куда - то, а ноги не бегут. Они и в жизни то не больно ходки, а во сне и вовсе не чувствую.

Одни мы с бабкой остались в деревне. И так была невелика деревенька, а теперь только наш дом. Остальные дома соседи продали, или увезли на центральную усадьбу. Тогда укрупнение населённых пунктов происходило, за счет исчезновения мелких. Вот Москву, слышь, укрупнили хорошо, тоже за наш счёт. Почитай вся молодёж местная в Москве обретается. И дети их и внуки, обратно не вернутся.
 К нам одним со старухой за семь вёрст провода теперь ток несут. Но мы всё же керосином запаслись на всякий случай. Приезжали дети, сказали, что могут воры провода срезать и сдать в металлолом, вот такие нынче порядки. Пока, слава Богу, не срезали, и телевизор кажет и свет есть. Ба, да наверное уже парад начался, а я всё сижу, рассиживаю.  Ну ка, как там в Москве? 

Красота у них,куда там нашей хмари, солнце, небо голубое, другая жисть. А у нас начинает накрапывать. Мы привыкли к этому уже. Как какой праздник в Москве, так у нас дождь. Они там чем- то тучи посыпают сверху, что бы дождь до Москвы не дошёл и  праздника им,понимаешь, не испортил. Зато у нас праздник всегда  мокрый. Пока огород был, даже радовались, поливать не надо, особенно если летом и засуха. А нынче воды и так завались, в огород не войдёшь, топь сплошная.

Да, теперь на огород и сил то нет, ни у старухи ни у меня. Детям  не надо, вот и заросла усадьба , только коза теперь в огороде хозяйничает.
Хорошо, что пока дорога у нас до большака есть, но плохая правда. Спасибо автолавка пробирается два раза в неделю, даже зимой. А зимой у нас красота, когда вьюги нет и солнце светит. Ели, сосны как в сказке белыми шапками прикрыты.

Железка, Москва - Питер невдалеке от нас проходит. Работал я на ней лет десять обходчиком.  Слышно, когда пасмурно, как колёса по рельсам стучат. Тук тук, тук тук. Лежишь и представляешь себя в поезде на верхней полке. Много дум тогда приходит. Вспоминается молодость, стройки комсомольские, целина. Но в результате вернулся вот в отчий дом, здесь и помру скоро. Ну, хватит о грустном. Бабка ведром гремит в сенцах, а у нас пошли войска.

Красиво идут, я не хуже ходил. Конечно не в такой форме, зато на груди не значки были, а медали и ордена. И почти у каждого пуля или осколок неизвлекаемый сидел в теле, мой до сих пор под сердцем о себе знать даёт.

Вон ,машины какие новые изобрели, говорят, что нет аналогов, это хорошо. Танки тоже неплохи. Ракеты и вовсе страх наводят. Страшна наша держава, страшна.

Вот вертолёты полетели, самолёты. Все головы задрали, смотрят, и президент вместе со всеми, улыбается. Молодой, симпатичный, говорит без бумажки, умный наверное. Оркестр огромный. Народу то, народу! А у нас нет ни кого на семь вёрст вокруг. Поля заросли лесом и кустами. Зверья развелось уйма. Палят охотники из ружей весной и осенью по всей округе, как на войне. Всё из Москвы и Питера ездят к нам. Егерь знакомый, Курочкин Коля, заходил. Говорит, вы теперь в заповеднике живёте,тоже значит дичью являетесь. Только вот  разводить вас никто не собирается и лицензию на ваш отстрел не даёт.

Весёлый парень, мы любим его. Иногда продуктов подбросит или лекарств каких. Тоже помощь.
 Всё, парад закончился, надо на улицу выйти, старуху поискать, куда-то запропала. Мы теперь с ней как в разведке в зарослях, вроде как опять мокрые в канаве лежим и помочь нам некому. И задание, похоже, мы своё провалили.
Пойду покликаю. Не дай Бог помрёт где.  Договорились же, что я первый.