Это было в Хойниках

Кукель А. Е. Это было в Хойниках
Андрей Ворошень

Воспоминания о войне Кукель Андрея Евдокимовича, 1932 года рождения, уроженца деревни Кливы Хойницкого р-на Гомельской области (перед войной – Полесская область).


Моего отца Кукель Евдокима Петровича, лесничего, перед войной два раза арестовывали. После первого ареста он вернулся, а после второго наша семья его больше не видела. После войны нам дали документы о его реабилитации. Маму звали Миронова Зоя Андреевна, еще была сестра Александра 1926 г. рождения и брат Георгий 1927 года рождения. После второго ареста отца нас выгнали из занимаемой квартиры в лесхозе, и в дальнейшем мы жили на съемных квартирах. В 1941 году мы жили на станции недалеко от города Хойники, мне было 9 лет. Немцев мы увидели впервые на шоссе, которое вело от Гомеля на Речицу и Хойники.   Это была колонна машин, которая остановилась на нашей станции. Немцы вели себя вполне прилично, и вскоре двинулись дальше.

Мы жили в доме на 2 семьи, заняв площадь, которую раньше занимала семья секретаря райкома ВКП(б). Фамилию этой семьи я не запомнил, но мы были дружны с этой семьей. Когда эта семья эвакуировалась, они разрешили нам жить в их квартире, заодно охраняя их имущество. Глава этой семьи ушел в партизаны и стал командиром отряда. Фамилия семьи, занимавшей вторую половину дома  – Подкопаевы. Этот командир отряда по ночам к нам периодически приходил, брал теплые вещи, продукты и т.д. Вскоре к нам начали наведываться и полицаи; очевидно, они пронюхали что-то про визиты партизана. Они допрашивали взрослых, вели себя грубо, отбирали вещи. Один из полицаев вел себя особенно вызывающе, угрожал нам арестом и расстрелом, но однажды мы узнали, что этот полицай погиб. Взрослые сказали, что он упал с лошади, но я думаю, что погиб он совсем не случайно, уж больно своевременно это произошло.  Мать решила, что нам нужно срочно уходить, и мы, бросив все, двинулись в Хойники, где поселились в доме на улице Советской, оставленном еврейской семьей. Вскоре мы узнали, что вся семья Подкопаевых  - муж, жена и два мальчика - была расстреляна за связь с партизанами. Думаю, нашу семью спасла гибель того полицая и быстрый уход.

Около нашего нового жилища был земельный участок. На нем мы выкопали убежище, замаскировали его тщательно – так, что сверху был огород – и при облавах дети прятались там. Рядом было много домов, в которых раньше жили евреи. В основном их занимали немцы, жили в них и размещали различные вспомогательные службы. Рядом с нами в одном из таких домов была мастерская по ремонту немецких мотоциклов. Мать была хорошей портнихой и этим ремеслом зарабатывала нам на пропитание, еще помогал огород. Однажды партизаны сожгли склад с большими запасами зерна, приготовленного для отправки в Германию, и мы долго ели хлеб, выпеченный из горелого зерна. Его вкус мне запомнился надолго.

В городе располагался гарнизон, состоящий из  немцев, словаков и венгров. У нас на квартире жил какой-то служащий, работающий в сфере снабжения у немцев. Он хорошо говорил по-русски, одевался в гражданскую одежду. Однажды он устроил меня на работу в немецкую комендатуру истопником, а потом часто по его просьбе я приносил домой разные бумаги, которые немцы приносили для сжигания  в печах. Вскоре в городе произошли массовые аресты подпольщиков, а наш постоялец сказал, что уезжает в командировку, и больше мы его не видели. Мать сказала мне тогда, чтобы я на работу к немцам больше не ходил.

Однажды в городе появились зенитные счетверенные установки, их устанавливали в разных местах, и часто они меняли свои позиции. Советская авиация бомбила город редко, больших налетов не было, летали, в основном, одиночные легкие бомбардировщики – вероятно, По-2. На оставленных зенитками позициях оставалось немало брошенных гильз, иногда попадались целые снаряды, а также снаряды без гильз. Наша мальчишеская компания один такой снаряд без гильзы подожгла. Мы стояли вокруг него, а он очень красиво горел с одного конца. Я взял другой такой же снаряд, и побежал показывать своему старшему брату. Мы с ним ушли за дом, воткнули снаряд в землю, расковыряли его трассирующую часть,  для пущего эффекта подсыпали еще и пороха из своих  запасов (которых у нас было немало), и подожгли. Уже темнело, и яркий огонь привлек внимание часового, охранявшего немецкую казарму, располагавшуюся в школе недалеко от нас. Он начал кричать и выстрелил в воздух, мы испугались и отбежали к дому. В это время горящий снаряд взорвался, что-то с силой ударило в стену дома недалеко от нас, с рикошетом и жутким свистом ушло вверх. Немцы немного побегали вокруг, однако вскоре сообразили, что это баловались местные пацаны, и успокоились. Вообще, у нас с братом, как и у всяких нормальных мальчишек военного времени, было много всяких чрезвычайно интересных «игрушек». У меня, в частности, был целый ящик немецких гранат с длинными деревянными ручками. Боевые части у этих гранат были зеленого цвета, а на их стенках была нанесена  желтая маркировка.

Словаки, с которыми мы немного общались, однажды сказали, что когда появится на дорогах немецкая жандармерия в особой форме, с нагрудными знаками, то, значит, немцы скоро уйдут. Так и произошло в 1943 году: немецкие колонны шли всю ночь, и на важных перекрестках города горели большие костры. Утром немцев не стало, и вот в Хойниках появились первые советские солдаты. Эпизод с их появлением запомнился мне очень хорошо. Дело в том, что по нашей Советской улице ехал на подводе, запряженной лошадью, отставший от своих немец. Подвода была завалена явно награбленными в спешке вещами. За подводой бежала женщина, которая всячески ругала нехорошими словами этого немца, но тот не обращал на нее никакого внимания и подстегивал лошадь кнутом. Тут я увидел, как от окраины города, как раз в сторону нашей улицы движется около взвода автоматчиков в светлых полушубках. Я сразу понял, что это идут наши, и заметил, что они вскоре пересекут маршрут движения этого немца на подводе. Тогда я крикнул женщине, что идут наши и они сейчас увидят этого немца. Так и случилось: наши вышли на улицу как раз наперерез немцу, и схватили его. Я побежал туда, поближе к месту событий. Солдаты разоружили немца, сняли с него все снаряжение, а поясной ремень со штык-ножом один из них отдал мне. Женщина с очень довольным выражением лица схватила под уздцы лошадь и повела обратно. Тут я вспомнил про свой ящик с немецкими гранатами, спрятанный в укромном месте, притащил его к дороге и, когда наши солдаты двинулись дальше, я каждому из них с гордым видом вручал по гранате. Улыбаясь и подшучивая надо мной, некоторые из солдат брали у меня гранаты и засовывали за поясной ремень. Я был очень горд, что снабдил наших освободителей настоящими боеприпасами.

Позже в нашем сарае советские солдаты устроили небольшой склад патронов, а потом двинулись вперед, забыв, очевидно, про него.  Патроны были калибра 7,62 мм – к автоматам ППШ и 14,5 – к противотанковым ружьям. Сколько интересных и полезных в мальчишеском хозяйстве вещей я выменял на «свои» патроны! К тому  же, так неожиданно обретенная должность начальника и фактического хозяина целого склада боеприпасов вознесла мой авторитет у окрестных пацанов до небес. Взрывы долго гремели в нашем городке и после войны: то на мине кто-нибудь подорвется, то мальчишки очередной фейерверк устроят. Немало детей пострадало, покалечилось и даже погибло от этого эха войны.