Украла

Украла!
Я отдыхала в лагере, а родители отдыхали от меня. Был тёплый летний вечер и весь мой отряд ушёл на дискотеку. А я осталась в этом непривычно тихом и пустом корпусе, в котором ещё несколько минут назад девочки пудрились, менялись одеждой и божились пригласить на «белый танец» самых красивых  мальчиков из старшего отряда. Даже если бы я и пошла на танцы, то не стала бы краситься, не потому что я за естественность, а потому что в моей серебристой косметичке лежит лишь дюжина резинок. Ещё у меня был блеск для губ с ароматом дикой ягоды. Но он куда-то запропастился. Девочки советовали посмотреть за тумбочкой. Я её отодвинула, но ничего кроме пыли и фантиков всех цветов радуги не обнаружила.
Ко мне в палату вошла загорелая, толстая вожатая и сказала:
- С тобой хочет поговорить один человек. Пойдём, я тебя провожу.
Я кивнула и неохотно встала с примятой постели. Вожатая взяла меня за руку, видимо чувствовала, что я волнуюсь. На миг мне стало очень приятно сжимать её тёплую пухлую руку. Ведь моя тонкая рука, через которую просвечивали все вены, была вечно холодной, как лягушка. И не факт, что она стала бы тёплой, сунь её в кипяток. Больше вероятности, что кипяток тут же остынет и покроется корочкой льда. Но потом, вспомнив, куда она меня ведёт и, напугавшись, я ослабила хватку, но всё же не отпустила её руку-грелку.
Она довела меня до двери, постучала, из комнаты донесся мужской голос:
- Входите!
Вожатая что-то пробормотала, опустила глаза вниз и пошла прочь, шаркая тапками, как старая женщина. Я с минуту смотрела на её удаляющуюся  бесформенную фигуру. А потом нерешительно отворила дверь.
 Комната по-размеру, больше походила на собачью будку. Если бы я хорошо знала математику, то смогла бы определить, на сколько она метров. Единственное, что делало её всё же комнатой, так это маленькое окно с массивной решёткой. Да и то я сомневаюсь, что через это толстенное сто лет немытое стекло проникает солнечный свет. В комнате стояла только односпальная кровать, плотно придвинутая к стене и деревянный стул, весь в белой краске. На котором как раз сидел мужчина. На полу лежала дорожная сумка с вещами. А обои на потолке повисли пузырями.
- Садись,- сказал парень, которому на вид было лет двадцать пять.    
Я села и вся затряслась, а ведь он ещё не начал разговор.
- Меня зовут Сергей. А тебя Юля, верно?- произнёс он, пристально смотря на меня.   
-Да,- как можно твёрже ответила я.
- Ты знаешь, почему ты здесь?- спросил Сергей.
Я судорожно стала вспоминать разговор с моей лагерной подружкой Катей Комаровой: «Все девочки из палаты сказали, что это ты украла. А я не верю. Милиционер тебя допрашивать будет, когда мы на дискотеку уйдём.  Ты только, не бойся. Слышишь?  Всё хорошо будет. Ну, не плачь. Я же тебе это сказала, не для того, чтобы ты расстраивалась. Нам вообще строго запретили тебе рассказывать об этом. Так, что сделай удивлённое лицо, когда тебя на дискотеку не пустят».
- Так ты знаешь, почему ты здесь?- снова повторил вопрос милиционер.
- Нет.
- Врёшь, ты же догадываешься!- повысил он голос.
- Нет. Я  не вру.
Я опустила глаза вниз. И вся сжалась, как от холода.
-  Ты воровала деньги! Это подтвердил весь отряд!
- Весь отряд?- повторила я эхом. Но моё эхо звучало как-то жалко.
- Да! Признайся и тебе ничего не будет! Они все говорят, что это ты.
«Неужели и Маша тоже так думает?» - пронеслось у меня в голове.
  - Это не  я.
-Тогда кто? Назови имя!- спросил он, зыркая на меня своими маленькими чёрными глазками.
- Не знаю,- промямлила я, и мои плечи предательски задрожали. Через минуту слёзы уже стекали по щекам.
-   Не реви!- яростно сказал он, его явно это нервировало.
Но меня  ни капельки не успокоил его сердитый тон. Ибо я чемпион по  рыданиям. Я могу затопить всю его жалкую комнату.  И он утонет в солёном море.
- Скажи же мне, пожалуйста, почему у всех девочек пропали деньги и только у тебя одной всё на месте,- произнес он, сделав ударение на слово «одной».
- Потому что все они дуры и бросают деньги, где попало! А я надёжно прятала!- заорала я.
Я посмотрела в лицо милиционеру. Оно было всё прыщавое, воспалённое и неровное.  И я подумала, что он злой урод.
- И где же ты хранишь денежки?- нахально спросил он.
- В пакете с нижним бельём! - выпалила я, ничуть не стесняясь.
- Куда ты потратила деньги? На сладости? У тебя ещё осталась какая-то сумма?
Я заплакала ещё пуще. Милиционер был очень высокий и широкоплечий, а я почувствовала себя очень маленькой и хрупкой, как яичная скорлупа.
Он ещё делал попытки вытянуть из меня признание. Но я плакала навзрыд. А когда я плачу, то птицы выкидывают свои яйца из гнезда, а сами летят прямо в рот коршуну. А  у волков от ужаса белеет шерсть, вытягиваются уши и они начинают скакать по лесу прям как зайцы!
Так что милиционер в скором времени сдался и стал меня поить тёплой минералкой, чтобы я поскорее успокоилась. Верно, понял, что ещё немного и его барабанные перепонки не выдержат.
А когда я уже собиралась уходить, он самодовольно сказал:
- Если тебя будут спрашивать, о чем мы с тобой разговаривали, то скажи, что мы пили чай. Тебе ведь неприятно будет вспоминать нашу беседу. Хорошо?
- Нет
- Почему?
- Потому что я не люблю врать,- ответила я и выскочила из комнаты.
***
Я слышала, когда девочки пришли с дискотеки: они визжали, прыгали и занимали очередь в душ, дабы смыть с себя краску, смешенную с потом. А я лежала в кровати, закутавшись в клетчатое одеяло. На край постели села Маша, она единственная заметила, что я не сплю. Я тихо плакала. Маша так долго шептала, что всё будет хорошо, что я и сама стала верить, что так оно и будет. Я села на постель и обняла её. Но тут почувствовала, что ее губы пахнут дикой ягодой.