Фантазийка

- И вот вы, что самое главное, пожалуй, не забывайте, что все написанное вами, да и проекты все ваши – это, ну как бы вам сказать, - Михаил пожевал губами и покрутил между пальцев поддельный Parker, - это же говно полное.

- Вы подождите, подождите, я же не оскорбить вас хочу, или унизить, я правду хочу сказать. Говно это, ну понимаете, полное говно, без шансов, да с еще и не выветрившимся запашком. И это не только я вам скажу, это вам любой не то, что профессионал, а и дилетант прямо скажет. В лицо. Литератору в лицо. И не побоится. Потому что не литератор вы.

Федор сидел напротив Михаила, в его кабинете, в принадлежащей Михаилу редакции, и ему было практически все равно, что ему сейчас говорят.

Основное он уже понял. Его рассказы не будут никогда напечатаны, и, максимум, на что он может рассчитывать это на пару десятков комментариев на сетелитературных сайтах, да и то, пожалуй, что не на всех. Да и там напишут – говно, пусть и завуалируют оценку свою, ибо недалеко и сами ушли в талантах.

- Тогда получается, что все – крах? – спросил Федор. Все попытки заканчиваются лживым самовнушением, что «пишу для себя» и «ради любопытства» - и все.

- А хотите я куплю вашу редакцию, предварительно обанкротив? – спросил он с грустной улыбкой у Михаила. На что вы будете тогда жить? Писать рассказы и продавать? – Федор вновь грустно и участливо улыбнулся, - главное, что это ведь не только литература, но и определенный уровень жизни, даже не столько в материальном, сколько в моральном аспекте. Вы же порой и богом себя тут чувствуете? И что делать останется? В петлю лезть? – невозмутимо закончил Федор.

А Михаил казалось, что и не расслышал последних слов, он все так же крутил свой китайский Parker, и смотрел куда-то в сторону от сидящего перед ним Федора.
- А ведь это все фантазийки, - задумчиво произнес Михаил. Креативы ваши, или если угодно – рассказы – ничто иное как фантазийки, «очередное надуманное говно», к тому же крайне коряво написанное. Зачем вам это вообще?

Если вы не в состоянии ответить на такой простой, по сути, вопрос, я считаю, что нам не о чем больше вести беседу, - Михаил зевнул, отложил Parker, и посмотрел прямо в глаза Федору.

- Вы знаете, сколько здесь всего этого, он небрежно приподнял рукопись над столом, - и все об одном и том же, либо крутые историйки, либо тупое нытье, либо надуманные фантазии.

- В том формате, в котором пытаетесь писать вы, уважаемый Федор, уже давно все написано. Только вот не сделано ничего. Так ... строчки ни о чем, иногда интересные и умные, иногда совсем как у вас, примерно.

- И что вы мне прикажете делать? – с раздражением спросил Михаил, - печатать?
- Ну, за деньги могли бы, и напечатать – ответил Федор
- Деньги здесь особой роли не играет – парировал Михаил, - здесь ведь как на рынке, идешь и смотришь – тухлые помидоры или свежие, и какие брать? Тухлые, конечно, дешевле.

- Вот на первый взгляд смотришь – вроде и формат и написано от души, а капнуть немного глубже, так надуманные фантазии в корявом изложении, да еще с претензией.

А ведь читатель читает, он с подобного рода творчеством постоянно сталкивается, у него глаз наметан, его не обманешь. Будь он хоть трижды быдло в понимании гениев – продолжал Михаил.

- Вы вообще-то представляете себе, что все писатели и поэты – это, по сути своей неудачники, страдающие и выплескивающие свои страдания на бумагу, дабы облегчить свое состояние и читателя нагрузить собственным настроением депрессивным? – спросил Михаил, - и снова посмотрел в глаза Федора, которые не выражали ничего, кроме скуки.

- К чему вы мне все это рассказываете? – спросил Федор, - не нравится – не берите.
- Было бы оно на самом деле все так, так и не было бы разговора этого. Пофилософствовать захотелось? Так от этого говно халвой не становится. Ну, так я халву и не употребляю, не говоря уже о говне, для этого у нас другие люди имеются – произнес Федор.

- Что вы можете предложить конкретно, без словоблудия этого и лишних ни к чему не ведущих слов? – спросил Федор.

- Не пишите никогда больше, - спокойно ответил Михаил, - или пишите, но сначала перережьте кому-нибудь горло, чтобы ваша жертва хрипела, чтобы кровь лилась, а потом ваша жертва в мучениях умерла.

- Понимаете, - продолжал Михаил, - все ваши потуги идут совсем не от сердца, а либо извините, от передозы, либо от желания выделиться банально. Вот вы скажите сами, но только честно, зачем вы пишите? Потому что не можете не писать или потому что вам делать нечего, или из-за амбиций? И не говорите только, что это приходящее хобби, слишком уж настойчиво это творчество ваше, а это уже не хобби.

Что до написания, в отношении качества ваших текстов, то работать вам еще и работать, долго, нудно, упорно, а и результат нельзя спрогнозировать. Быть может и не получится ничего, и потратите вы зря свое драгоценное время, и разочаруетесь сильно. Через душу-то пропускали все-таки что-то, и надежды имели.

- Я это печатать не буду, да и никто не будет, - продолжал Михаил, - поверьте. Ну, есть у вас вариант. Проплатите хорошо, выпустите, какое-то количество экземпляров и раздайте друзьям на память. Ищите таких людей. Я вам их подсказать не могу, потому не знаю и не желаю подобных знать.

- Есть у меня для вас, впрочем, предложение, Федор, - продолжал Михаил, - совершите сами какой-либо из описанных вами в рассказах поступков, действительно это пропустите через себя. И возможно сразу и корявость уйдет и читатель поверит. Натуги этой не будет, вы понимаете?

А пока лишь фантазийнность одна, да желание шокировать публику, и без того уже шокированную сверх меры, а в ответ одно разочарование. А может вам и нужно разочарование? – спросил Михаил. Совершите поступок! Реальный! И пишите, как сможете. Поглядим. Может быть.

- Где у вас талант, Федор? – а реальные действия, возможно, вытолкнут его из паутины бесчисленных иллюзий, в которых вы погрязли на сегодняшний день. Ведь это читается в каждой строчке любого рассказа вашего.

- Вы вот, что, - продолжил Михаил, - обращаясь к все также безмятежно сидящему напротив него Федору. Вы забирайте эти ваши потуги, и больше сюда не приходите уже, ну если только не получится у вас то, о чем я вам уже полчаса рассказываю, между прочим, бесплатно.

Слабо, а главное фантазийно, - Михаил собрал рукописи в папку, и придвинул их Федору, намекая на окончание аудиенции.

Федор не торопясь встал, сделал несколько шагов и подошел к окну, оказавшись, таким образом, за спиной у Михаила.
Затем он резким движением схватил редактора левой рукой за волосы, запрокинув ему голову, а в правой у него неожиданно оказался внушительных размеров остро отточенный нож, которым он и перерезал от уха до уха горло своего недавнего собеседника.

Раздался хрип, бульканье, кровь била фонтаном, и запачкала лежащие на столе рукописи, а сам Михаил упал головой на стол, весь уже запачканный его кровью.

В этот момент у Михаила зазвонил телефон. Федор аккуратно достал из кармана пиджака сотовый Михаила, включил и услышал в трубке умильный старушечий голос:
- Мишенька, сынок, ну так ты сегодня у нас обедаешь, не забыл?
Ждем тебя, Миша, ты слышишь, это же мама, мы приготовили…

Не отключая телефон, Федор бросил его в лужу крови на стол, затем взял рукопись, и, еще не успевший утонуть в крови пакет влажных салфеток. Аккуратно вытерев нож, папку и руки, он выбросил салфетки в корзину для мусора и отправился из кабинета прочь.

Проходя мимом секретарши, Федор приветливо ей улыбнулся и сообщил, что Михаил Евгеньевич просил его не беспокоить в течение трех часов, так очень серьезная работа, а потому его ни с кем не соединять, и к нему никого не пускать. Затем он не торопясь покинул редакцию, приветливо кивнув на прощанье охраннику.

- И как же это ловко все у них получается, - размышлял Федор, идя по весеннему бульвару, и наслаждаясь лучами солнца, пробивающимися сквозь кроны деревьев.

- И практика им нужна, а фантазия не нужна, а если нужна, то в меру, и критика, и стиль, и сюжет, а как до дела дойдет, так хрипят, как свиньи, а ведь бабки им нужны и ничего больше.

Солнце светило все ярче, время было уже около полудня, а в жизни ничего не менялось.
По бульвару было идти приятно и даже весело.
Неприятный разговор с редактором постепенно растворился в сознании, и вскоре Федор наслаждался прекрасной июньской погодой.