Кукольник Марианн

Сегодня восьмое сентября. Другими словами, спать в лесу теперь станет несколько проблематично.
Значит, надо купить одеяло. Но одеяло большое – в сумку не залезет. Тогда надо купить сумку побольше. А еще теплый плащ, сапоги, шарф…
Черт, зима приносит кучу неприятностей. Сумку надо будет покупать действительно большую.
И тогда сколько эта орясина будет весить?
Как вариант, можно купить лошадь. Но ее надо кормить, защищать от расплодившейся в лесу нежити, да и не факт, что она не убежит. Тем более менестрелям не очень-то и положены лошади.
Тем более слепой менестрель на лошади – это довольно-таки экзотично.
Нет, тут лошадь только мешать будет.
Значит, надо будет купить сумку…
Но сколько она будет весить-то?
Много. Это немного проблематично, особенно если на тебя напал голодный вурдалак. Хотя… вурдалаки маленькие, если сумка достаточно большая, их можно раздавить. Ага, особенно если учесть, что вурдалаки нападают стаями. Тогда придется сумку бросать а землю.
А если на земле лужа? Сумка запачкается! А потом ее стирать!
А лошадь тоже не вариант. Но и сумка…
Вот какие мысли занимали Марианна по дороге в Канинефат.
Или в Токсандр. Или в Эбурон. Ему, впрочем, было все равно – как-никак, если достаточно долго куда-нибудь идти, в конце концов, куда-нибудь обязательно придешь.
А странствующим менестрелям, по идее, все равно, куда идти – лишь бы в городе, куда они придут, было что-то вроде таверны.
Или, на худой конец, оврага с утопленниками или упырями… за них платят гораздо лучше, чем за песни…
Размышления о поистине гамлетовской дилемме были прерваны самым бесцеремонным образом. Марианн просто врезался в дерево. В елку. В маленькую, чахленькую, но от того не менее колючую.
Наверное, если бы он не был слепым, он бы остался без зрения. А так – только энное количество иголок застряло в волосах, ну, и шишка на голову упала.
Марианн пришел к выводу, что много думать вредно, особенно когда идешь в лесу. Это еще хорошо, что тут стояла елка, а ведь он мог еще и в болото зайти. И все, прощай, менестрель, не дойдешь ты до конечного пункта.
Марианн что-то прошипел сквозь зубы, перехватил посох поудобней, и вернулся на дорогу.

Марианн остановился возле ворот – точнее, на расстоянии вытянутой руки, в которой был зажат посох. Собаки по ту сторону стены зашлись яростным лаем.
Нет, день сегодня обещал быть вдвойне неудачным с самого утра, начиная уже с того, что сегодня восьмое сентября и скоро зима. Потом та злополучная елка, а теперь – собаки, решившие подзакусить одиноким слепым менестрелем. Они вылезали из-под дырок под забором (наверное, прорытых именно для этих целей), и, принюхиваясь и рыча, бежали к Марианну.
Да что ж сегодня за день такой! Только наступило утро, а уже приходится кого-то бить!
Ах, если бы можно было снять с глаз повязку! Марианн как-то читал, что собак можно остановить твердым властным взглядом. Как бы это сейчас пригодилось…
Да где ж сторож? Или у этой деревни забава такая – всех приезжих (вернее сказать, пришедших) травить собаками? Если да – то как у них может быть развита торговля, а если нет – то где любой человек, который мог бы приструнить этих шавок?
Он, вообще, и не целился в собаку (довольно трудно куда-то целится при отсутствии зрения как такового), и взмахнул посохам так, просто для психологической поддержки, но по собаке, что странно, попал. Первый удар пришелся собаке на голову. Какого размера была собака – Марианну было невозможно узнать, но, когда она заскулила, Марианн каким-то звериным инстинктом почувствовал, что собаки… ну, не испугались, но насторожились.
А потом – наконец-то! – подоспел сторож и отогнал собак.
- Вы уж простите старика, господин хороший, - оправдывался сторож, добродушный старичок, таким извиняющимся голосом, что злость на него сразу же испарилась. – Я, понимаете ль, и не думал, что кто-то придеть в такую рань… вот, понимаете ли, только-только проснулся – еще рассвета и не было, а потом, как солнышко и взошло – чу! - слышу, понимаете ли, собачки мои лають… ну я и побежал – а там вы, милсдарь. Я прям-таки и не предполагал, что кто-то в наши Теплые Озера в такую рань придеть, ведь сейчас токо-токо солнце-то и поднялось, и семи утра нет!
Видимо, дедок мог молоть языком безо всяких усилий и абсолютно на любую тему.
- Так сейчас всего-то рассвет? – спросил Марианн. Ему, по понятным причинам, было несколько трудно следить за временем.
- Так точно, молодой человек! А, вы, поди, и не видите-то чтоль?
- Не вижу. Вот уже десять лет слепой, абсолютно.
- А! Эт, поди, последствия катастрофы Раскаленных Небес?
- Абсолютно так.
- Понятненько! Мне, понимаете ли, в связи с этим тоже немало проблем перепало – я правую руку тогда потерял, а дочка моя на всю жизнь плоская, будто доска, осталась, чесслово! Впрочем, это не помешало ей выскочить замуж и родить внучат-близняшек… ах, вы бы их видели! Милые, пухленькие, здоровые, румяные – просто сердце радуется на них смотреть! Ах, вы ж слепой… Но, кажется, вам это не мешаеть – вон на поясе у вас ножны с мечом…
- Да, я, можно сказать, наемный убийца. Охотник на чудовищ, Марианн Врие, абсолютно. Ну, и странствующий менестрель по совместительству.
- А-а-а! – протянул довольный дедок. – Вы-то нам, юноша, и потребны. Тут, видите ли, какая закавыка… Какие-то огро-о-омные птицы прилетають посреди бела дня… и – хвать! – крадуть наш скот! Коров, быков, овец, даже цыплятами лакомятся! – дедок от переполнявших его чувств аж ногой пристукнул об землю, о чем сразу же пожалел – нога из-за последствий Раскаленных Небес и так болела немилосердно. – Иногда даже детят малых хватають и едять, прям на лету – во какие тут дела творятся! Что мы не делали – и стреляли в них, и коров крысиным ядом отравленных перед ними ставили – не действует, итить твою кипятить, не действует! Они лишь ржуть аки кобылы молодые, и перья на людей кидають! Тяжелые, заразы, медные!!! Сему пудов весу, на человека, аки перышки – фррр, - и давять насмерть! Так мы на продаже энтих перьев знаете, скоко зарабатываем? Но, понимаете ль, урон, причиненный поеданием коров, гораздо, гораздо больше! Тут до вас еще пять-десять Охотников было! Всех побили птицы… - дедок осекся, сообразив, что сболтнул немного лишнего.
- Стимфалийские птицы? – задумчиво протянул Марианн, смакуя эту новость. – Я за убийство одной беру пятьдесят золотых гелиосиев. Абсолютно.
- А-а-а… эм… а вы уверены? – спросил старичок опасливо. – А как же… эм… отсутствие зрения?
«И всего-то пятьдесят гелиосиев за каждую!» - радостно-удивленно добавил про себя пенсионер.
- Не извольте беспокоиться, - успокоил Марианн пожилого человека. – Я таких убиваю довольно-таки часто. А слепота отнюдь этому не вредит, абсолютно. А сколько птиц?
- Пять или шесть… кажется, а то и больше…
Марианн решил, что день не так уж и плох. Получит триста гелиосиев… заманчиво. На эти деньги можно купить целых две лошади… Неплохо, неплохо. Хотя убить Стимфалийских птиц не так уж и легко, но для Марианна, который в свое время довольно часто с ними сражался, так что ничего особо сложного в этом не было.
В любом случае, бинты и некоторые лекарства в сумке еще остались… надо будет купить еще… а то на дорогу до Канинефата\Токсандра\Эбурона не хватит, а в лесу столько абсолютно разной нежити…
Дедушка под ухом прямо-таки разливался соловьем – так обрадовался он счастливому избавлению деревни Теплые Озера от мерзкопакостных птиц.
- Когда появляются птицы? – прервал болтуна менестрель.
- В полдень на деревенском пастбище, милсдарь.
- Сколько времени осталось?
- Шесть авеллинских свечей…
- Отлично… убью стимфалийских птиц и можно будет пообедать… абсолютно… у вас таверна в деревне есть?
- Конечно, есть, обижаете, юноша! Теплые Озера – это не очень-то и маленькая деревня, тут тридцать дворов! Как же тут без таверны?!!
- Это хорошо… слушайте, эм… дедушка, у вас в деревне нет каких-нибудь незанятых детей? А то мне будет несколько проблематично найти пастбище и таверну при абсолютном отсутствии зрения… не волнуйтесь, дети нисколько не пострадают – стимфалийские птицы сначала попытаются убить меня, а если убьют, отвлекутся на поедание сердца, и дети их уже не будут интересовать, абсолютно.
- Дети… да хоть возьмите мои внучку! Она девочка хорошая – и покажет, и поможет, если надо, этих… стильных всяких птиц отнести в деревню, и в таверне проследит, чтоб вам всякой гадости не дали – любят они там пакостить слепым…
- Буду очень признателен. А как девочку зовут?
- Цеся! Но это сокращенное, полное имя – Целестина, прекрасное, возвышенное имя! Ах, вы бы только видели, как это имя ей подходит!
- Прелестное имя, абсолютно - согласился Марианн. Сейчас он был готов согласиться с чем угодно, лишь бы бойкий старичок замолк.
- Впрочем, могу вам и второго внучка дать! Такой милый мальчик – он и не дерется почти!
- Делайте абсолютно что хотите, - вздохнул Марианн.
«Да уж, господин менестрель, в своих странствиях совсем вы одичали, уже и человеческой речи не любите, абсолютно, ай-ай-ай» - мысленно костерил себя Марианн.
Дедушка сказал менестрелю постоять здесь, пока он приведет ребенка, оставив Марианна терзаться сомнениями по поводу его адекватности.
«Твоя коммуникабельность скоро абсолютно атрофируется, глупый менестрель. Тебе надо меньше ходить по всяким глухим лесам и больше разговаривать с социумом. А то скоро зарастешь щетиной и будешь как дикарь!» - вел Марианн внутренний монолог. Поскольку он обычно ходил по глухим лесам и редко бывал в населенных пунктах, то у него развились некоторые специфические привычки, свойственные асоциальным людям, долгое время находившимся вдали от всякой цивилизации. В частности, это практически непрерывный внутренний (иногда переходящий во внешний) монолог, специфические словечки (внимательный читатель должен был заметить, что частенько Марианн использует слово «абсолютно), которые часто меняются (неделю назад он говорил «что не может не радовать\настораживать\огорчать\вызывать озабоченность – в зависимости от контекста), некоторая бестактность, беспорядочный образ жизни, неаккуратность и прочее, прочее, прочее.
Таким образом, в состоянии внутреннего монолога он провел где-то десять соломинок – время, достаточное для того, чтобы большая часть девушек из Теплых Озер пошли к колодцу\прилипли к окнам\вышли на улицы\сели на лавку у крыльца, чтобы всласть полюбоваться на странствующего менестреля.
Надо сказать, что их интерес был абсолютно оправдан экзотической внешностью Марианна – высокий, бледный, с белыми волосами, как будто выгоревший – такая внешность была немного не свойственно жителям Тубана, но гораздо более свойственно жителю Фреса. Длинные волосы – на самом деле ему было просто лень стричься – были заплетены в толстую белую косу – просто ему было несколько проблематично расчесываться по причине отсутствия зрения. А так очень удобно, заплел косу – и забыл о расческе. Помыл волосы – снова заплел в косу, и никакой расчески. Косу, надо сказать, несколько небрежно-кривоватую – по понятным причинам. Чтобы коса не расплелась во сне или по дороге, ее сдерживал большой белый бант, причем выполнял он эту великую миссию с видом высокомерным и исполнительным, и было видно, что даже если грядут вторые Раскаленные Небеса – он все равно будет стойко сдерживать косу, и умрет, исполняя свой долг – сдерживать волосы в заплетенном состоянии…
Точно такого же цвета, как и бант, глаза скрывала белая повязка – чтобы никто не усомнился в том, что ее обладатель – абсолютно слепой. Для большего эффекта не хватало только написать на ней что-нибудь впечатляющее, что-то вроде «осторожно, слепой» или «слепой, осторожно». Правая рука – точнее, та ее часть, которая была видна из-за длинного рукава – была полностью забинтована, и шея тоже. Из-за слепоты Марианн покупал одежду только белого цвета - чтобы не запутаться в цветах. А так как одежда была довольно-таки свободного покроя – то издалека его можно было принять за привидение, или за снеговика – у кого какое воображение. Вообще менестрель производил приятное впечатление и был довольно-таки красив, что вызывало понятный интерес у прекрасной половины человечества.
А внутренний монолог Марианна уже плавно перешел с темы самобичевания на тему человеческой живучести. И вот вроде только десять лет назад были Раскаленные Небеса, и он, Марианн, собственными, тогда еще зрячими, глазами видел, как люди от нестерпимого жара падали на землю, как на земле тут и там валялись уродливые, обугленные трупы, из которых выползали какие-то белые черви, он великолепно помнил стоны умирающих и бульканье воды в кипящих реках – и вот, поди ж ты, снова везде, в каждой из шести стран материка Делоса – россыпь городов, городков и деревушек, где везде живут бабушки, старички, девушки и молодые парни, наивные дети, их собаки, кошки и крысы…
А ведь всего десять лет прошло с того кошмара, называвшегося Раскаленными Небесами!
Ужасы того дня до сих пор мучают менестреля в кошмарах – к счастью, нечастых. А потом – голод, расплодившиеся из-за не похороненных трупов упыри и утопленники, процветание грабежа и мародерства…
А люди все равно живут, и, судя по рассказам дедка, отличнейшим образом живут! Поистине удивительна жизнелюбивая человеческая натура, которая из года в год…
- Вы ведь нездешний?
Милый голосок прервал вдохновенные размышления Марианна об удивительнейшей человеческой натуре, плавно скатывающиеся на не менее вдохновенный внутренний монолог о превосходстве свирели над лютней.
- Абсолютно так, миледи.
- И куда вы направляетесь? В Канинефат?
- Честно говоря, я не знаю, абсолютно. С чего вы взяли, что в Канинефат?
- Ну, у нас все путник шли в Канинефат – как-никак, это самый богатый город в Делосе!
- Абсолютно, а также толпы нищих, мелких воришек больше, чем крыс в крестьянской избе, сточные канавы... Просто прелесть, абсолютно.
Марианн вообще был не особенно разговорчивым человеком, а уж как разговаривать с представительницами женского пола – просто понятия не имел. Впрочем, это имело абсолютно противоположный эффект – девушки слетались к нему, как осы на варенье, справедливо полагая, что шансы одинаковы и у красавиц, и у абсолютных уродин.
Но на этот раз спасение пришло в лице давешнего болтливого дедушки, ведущего за руку заметно оробевшего внука. Дедок подошел к проблеме серьезно, и спросил у внуков – кто хочет посмотреть на Битву Века – Пришлый Менестрель против Ужасных Стимфалийских Птиц. Цеська, девочка вообще хорошая, но трусливая, сразу же залезла на печку – чтоб никому и в голову не пришло, что она жаждет насладиться грядущей битвой. Зато малолетний Данёк сразу смекнул, что сегодня ему определенно будет чем похвастать перед соседскими пострелятами – Битва Века! Куча крови! Рыцарь! Это же так интересно! А если хорошо попросить менестреля, то он разрешит ему какую-нибудь безделушку прихватить – зуб там, или кость, или самое маленькое и легкое перышко… и Данёк на всю неделю станет самым уважаемым мальчишкой в деревне!
Но чем дальше он уходил от дома, тем страшнее ему становилось. Менестреля он увидел, еще когда залаяли собаки - как вы думаете, кому принадлежит революционная идея дырок под забором, чтоб собакам было легче выбегать? - и, мягко говоря, менестрель не произвел на него должного впечатления. Какой-то невнушительный видок был у новоиспеченного рыцаря. Худой, бледный, слепой, забинтованный. Разве такими должны быть настоящие рыцари? А Вдруг эти… хм… стильные птицы его убьют? И тогда его, Даньку, тоже.
Но так хочется стать знаменитостью! Для Даньки сейчас на кон было поставлено все, что у него есть, на одной чаше весов – слава по всей деревне, на другой – самое жизнь.
Ну, Данек так и думал, по крайней мере. Или ему просто нравилось так думать. Но обязательно, обязательно надо будет попросить этого менестреля, чтоб он дал подержать его меч! Это – да, это просто непременно надо сделать! Подержать настоящий меч!
Другими словами, пока Данек наконец-то дошел до ворот, где их ждал давешний менестрель, он успел испытать такую гамму чувств, что, казалось. Ни разу в жизни не чувствовал столько за такой короткий промежуток времени ни разу в своей маленькой семилетней жизни.
- Вот, молодой человек, мой внучо-о-ок! – крикнул дедушка, едва завидев Спасителя Всея Деревни. Данек, не дожидаясь дедушки, первым побежал к охотнику на чудовищ, шлепя босыми пятками по земле и теплым лужам от недавнего, вчерашнего грибного дождика. Осени как таковой еще не было, а стояла та самая неясная, промежуточная пора между осенью и летом – вроде днем тепло, и ночью тепло, и солнце вроде светит также – но при ближайшем рассмотрении замечаешь, что то тут, то там на зеленых листьях появляется незаметный, а потом все более отчетливый оранжево-красный контур, что потом желтизна и багрянец незаметно и медленно, как клякса на пергаменте, растекаются по листьям, и замечаешь, что речка стала горазд холодней, и видишь стаи птиц, которые улетают далеко-далеко… и как-то и грустно, и весело становится на душе, когда замечаешь первые желтые травинки, первый желтый лист, величественно плывущий по холодной, а оттого медлительной речке Короткой, когда видишь маленькую скромную тучку, поспешно убегающую от ветра, когда с цветов гривки лесной опадают маленькие желтые цветочки, и кажется, словно на полянках в лесу снова зацвели крохотные одуванчики… и знаешь, что буквально лишь через неделю начнутся сильные дожди. И с деревьев упадут все листья, и будет холодно, и на траве утром будет серебристый иней, и лужи по утрам будут затягиваться тонким сахарным ледком, и так тебе от того хорошо становится, что хочется смеяться, и пить теплое молоко, и грызть кочерыжку только что сорванной на щи капусты…
- А как внучка зовут? – поинтересовался грядущий освободитель деревни.
- Меня зовут Данек! – приосанился ребенок, и тут же задал встречный вопрос. – А вас как?
- Марианн Врие, охотник на чудовищ, странствующий менестрель.
- Вы в Канинефат идете? – поинтересовался мальчишка.
Нет, ну почему все думают, что он идет именно туда?
- Ну… наверное… - улыбнулся Марианн.
- Почему «наверное»? Вы скажите точно – куда идете! – потребовал Данек, который во всем любил точность.
- Мальчик, эм… Данек, в связи с абсолютным отсутствием зрения, мне очень трудно сказать, куда я иду, а так как я хожу по Делосу без определенный цели, то на твой вопрос я не смогу дать ответ с высокой степенью достоверности, абсолютно…
- Чего? – не понял ребенок.
- Я хотел сказать, что абсолютно не знаю, куда иду.
- Как же так можно? – удивился ребенок. – Тогда зачем вы идете?
- Абсолютно… наверное, чтобы куда-нибудь прийти?
В процессе этого разговора Марианн чуть было не забыл, что он пообещал старичку, и зачем ему этот пацан.
- Лучше бы дома сидели! – фыркнул Данек. – Вы вообще откуда?
- Из Фреса.
- Да, это серьезно, - авторитетно кивнул смышленый ребенок. Теперь понятно, почему этот полоумный слепой и почему не сидит дома. Эпицентр Раскаленных Небес был как раз над Фресом! Там чуть ли не больше половину народу умерло, а остальные лишились чего-то – зрения, слуха, руки, пальцев, языка…
- Так вот, пацан, в смысле, Данек, назревает абсолютный вопрос – у вас река здесь есть?
- Есть! Называется - Короткая! Только вот почему – не знаю. Она на самом деле длинная-длинная, идет от опушки леса и до самой реки Крисан! Я до конца Короткой еще ни разу не доходил…
- В общем, Данька, веди меня к этой вашей абсолютной реке. От реки до вашего пастбища недалеко?
- Нет, всего четверть свечи ходу!
- Отлично, к полудню ты абсолютно обязан отвести меня туда, если хочешь защитить вашу драгоценную деревню и коров, живущих в ней… а пока веди к реке… да, абсолютно. А как убью Стимфалийских птиц, можно будет и пообедать, абсолютно так.
- Дяденька… Мари, - поскольку имя Марианн казалось Даньку слишком длинным, он заменил его упрощенным вариантом. – А вы дадите мне ваш меч подержать?
- Если хочешь, сможешь его даже отмыть от крови Стимфалийских птиц.
Да, такого счастья Данька не испытывал с тех пор, как дедушка подарил ему рогатку. Меч! И не только подержать, но и помыть! И это не сон!
- Что, правда? – обрадовался ребенок.
- Абсолютно. Главное, не утопи его в воде, а то я тебе устрою абсолютные похороны.
Чем быстрее они придут к ребе, тем лучше. Надо было срочно промыть глаза – наверное, они не выдержали натиска дорожной пыли, которая, как ни крути, все равно попадала под повязку, и сейчас глаза жгло немилосердно.
- И не называй меня «Мари», я не слишком похож на девушку.
- Почему, похожи! Волосы у вас как у девчонки, честное слово, да и в этом плаще можно подумать, что вы в платье одеты! – счастливо проинформировал Данек Марианна. – Правда, коса у вас уж очень неаккуратная, даже я своей сестре заплетаю лучше!
- Косы заплетаешь?
- Ага! – ребенок целеустремленно тащил Марианна, напрочь забыв, что слепые имеют обыкновение спотыкаться на ровном месте. – У сестры моей волосы не шибко-то и длинные, но ваши – просто кошмар! Аж до пояса! Это как так вообще ходить можно? Они ж пачкаются, путаются, в общем, одни проблемы от них!
Да уж, Марианн и не предполагал, что за сегодня узнает о себе так много нового.
- Так вот, мелкий… то есть Данек, когда придем к реке, мне придется снять повязку с глаз. Так вот – ни в коем случае абсолютно не смотри мне в глаза, понял?
- Почему? – заинтересовался Данек.
Марианн решил, что если он соврет пацану, ничего страшного не случится.
- У меня там змеи живут, если они тебя увидят – съедят абсолютно заживо и будут долго переваривать в желудке, абсолютно.
Более абсурдной мысли Марианну и в голову не приходило. Змеи в глазах – просто глупость, вряд ли мелкий в это поверить. Глазница – место довольно небольшое, там даже червяк вряд ли поместится, а уж змея скорее заживет в самом черепе, предварительно съев мозг – а без мозга, как известно, бегают только курицы – и то недолго, всего лишь восемь соломинок.
Но постреленок, кажется, принял его слова за чистую монету – вон как заинтересованно засопел.
- Так вот почему вы не спотыкаетесь, когда идете, и ту собаку по голове ударили? – ничуть не испугавшись, спросил заинтригованный ребенок. – Потому что змеи вам говорят, что надо делать?
- Абсолютно так, - согласился Марианн, невольно удивляясь, какие же наивные эти деревенские детишки. Впрочем, после Раскаленных Небес он бы этому даже не удивился – ему приходилось встречать людей с жабрами, с дополнительной парой рук, и с прочими уродствами (да и сам он был из таких), так что если бы он услышал подобный абсурд из уст кого-то другого, он бы, наверное, тоже (поначалу) поверил, как и Данек.
- Так мелкий, нам надо прийти на пастбище за две свечи до полудня… и вообще, сколько сейчас времени?
- Ну, утро, всего-то хм… шесть свечей с рассвета прошло.
- Отлично, я еще успею уточнить направление… абсолютно верно... а сколько идти от речки до деревни?
- Две свечи. Ничего, мы скоро дойдем! – горячо заверил Данек менестреля.
- Я абсолютно не сомневаюсь в этом вопросе… - сказал Марианн, перекидывая сумку с одного плеча на другое. Она было среднего размера – но весила гораздо, гораздо больше, чем можно было предположить по ее внешнему виду. Что тяжелая – это ладно, Марианну в свое время приходилось таскать вещи и потяжелее, но проблема была в другом – ремешок действовал как жгут для остановки крови, поэтому если носить эту сумку на одном плече часа два-три – рука онемеет и будет стойкое ощущение, что в нее воткнули как минимум килограмм иголок.
Было видно, что Данек унаследовал от деда. Ребенок просто вываливал на Марианна ушаты информации и пространных размышлений, почему случилось то или иное событие, размышлял, рассказывал о том, как прекрасна осенняя природа – и все это в непринужденной и путаной детской манере разговора, что превращало всю эту лекцию в на редкость труднопереваримый коктейль. Уже на пятой соломинке Марианн потерял нить разговора – ребенок так быстро переключался с одной темы на другую, переходя по одному ему видимой нити мимолетных ассоциаций, что первоначальная тема мгновенно забывалась и начиналась новая.
Но все проходит, и спустя полсвечки наконец-то послышался плеск пресловутой реки. К этому времени Марианн окончательно запутался в сложных перипетиях селянской жизни, и не понимал, почему косая Любавка выскочила замуж за Павелека, кто такая Пятнышка (как оказалась, это местная собака) и почему Мировод ушел в другую деревню, оставив жену и детей. Эти житейские моменты и трагичные повести Данек рассказывал с таким драматизмом и сопереживанием, что впору было пьесу ставить. Но, как уже было сказано, путаная детская манера разговора делала свое черное дело – Марианн путался в описаниях, именах и пытался поспеть мыслью за ребенком, с легкостью скачущим от одной мысли к другой.
Но, как бы там ни было, Данек пока что верно исполнял свои обязанности проводника – если бы не ребенок, Марианн бы стопроцентно упал в по-осеннему холодные воды Короткой речки.