Катя и тигра

Она по вечерней  набережной босая.
В короткой  зеленой  юбочке и белом  топике с глазами, голубыми  до  необыкновения.
Шла  и улыбалась.
И то ли от того,  что  она была  босиком, то ли  дело было  в  ее  воздушном  настроении , но походка  была такой  легкой, парящей, словно  несли ее по  мостовой  не  ноги,   а невидимые   крылья  за  спиной.
Слегка  рассеянный  и мечтательный взгляд ни на чем и ни на  ком  не задерживался, а плыл, едва   касаясь окружающего мира и видя  в нем  только  какую-то  одной  ей ведомую красоту.
Ее юные  обнаженные  ноги с аккуратными  коленками и узкими   лодыжками смотрелись так  великолепно и свежо, будто были только  что выточены неведомым  гением  женской  красоты, словно в них воплотились  все  человеческие   представления о  прекрасном,  пропорциональном  и  совершенном. И даже  со  стороны можно было почувствовать,  как  хорошо, как приятно и сладостно  этим ногам, нежно  облитым  ласковым   вечерним солнцем и восхищенными мужскими взглядами,  идти босиком  по приморской  набережной.
Рисующий  на  человеках издалека заметил   эту  парящую  босую  девушку и  поневоле  залюбовался. Сами собой  вспомнились цветаевские  строчки:
Не стыдись, страна  Россия!
Ангелы – всегда босые…
Мимо плыл  теплейший оранжевый вечер. Отдыхающие  вереницей  потянулись  с пляжа на ужин. Им на смену шли любители покупаться на закате, коих, правда,  было гораздо меньше. Рядом  на  бульваре настраивали  аппаратуру для  очередного уличного концерта по-цыгански смуглые индейцы в черных шляпах. Спасатели  флиртовали со смешливыми курортницами. Дядя Саша   массажировал   «проблемные места» очередной  клиентки, что-то рассказывая  ей о правильном и неправильном питании, от которого у нее и появляются  все эти проблемные места. В пиццерии напротив то и дело звучали  номера готовых  заказов. Дети изо всех сил метали  дротики в надутые шарики в надежде получить призовую игрушку, рядом  щелкали выстрелы воздушек в тире и время от времени слышались удары по резиновому животу сотрудника ГИБДД. Робот-милиционер надменным  голосом тут же комментировал эти удары:
 - Ты слишком пьян.
- Моя теща бьет сильнее.
- А  за такой удар можно и  штраф получить.
Во всем этом  была   какая-то блаженная  неспешность бытия, счастливая  курортная  будничность, когда  просто  хорошо , что ты  здесь  и  сейчас. И не  хочется  ничего  менять.
Между  тем парящая босая девушка зацепилась  взглядом  за баннер « Временное  тату» и, остановившись в  секундном раздумье, свернула  с бульвара к столику Рисующего   на человеках. В глазах ее при этом вспыхнуло радостное  воодушевление, какое появляется  в глазах  ребенка  при  виде магазина игрушек.
- Здравствуйте, -  приветливо кивнула  она художнику. – Можно посмотреть ваши каталоги?
- Конечно! Можете даже на стульчик при этом  сесть, - сказал  Рисующий  на  человеках и с демонстративной  услужливостью придвинул к ней пластиковое кресло.
Ему очень  хотелось порисовать на ней. Пожалуй, он даже сам готов был заплатить ей за это удовольствие.
- Какой сервис! Благодарю. И что вы мне сами посоветуете, господин мастер?
Блондинка подняла  на него свои улыбающиеся  глаза, в которых было столько всего  живого, сияющего и  радостного.
- Хм, сложно сказать так сразу. Варианты  самые  разные…
Рисующий  на  человеках принялся  листать перед  своей  клиенткой  каталоги, показывая и объясняя,  какой  рисунок  где  будет  лучше  смотреться.
- Вот эта кошечка выглядит безумно женственно  и эротично. Она очень хороша для  руки, - и он  легко  провел  кончиком  пальца по  ее коже от плеча до локтя.
И от этого касания  приятная  волна тут же   пробежала по обоим.
- Просто великолепна  эта  лилия в обрамлении вьющихся  узоров, - ненавязчиво провел он мизинцем по девичьей лодыжке
- Стильно и очень вкусно   смотрится на животике вот эта  изящная змейка, - и его палец  вывел чуть  ниже  пупка  легкий  изгиб.
Девушке при этом почти мурлыкала. Ей явно нравилась такая наглядно-тактильная консультация.
- А что, по-вашему,  лучше:  узор или  рисунок?
- Изысканный орнаментаж – это утонченный  способ украшения. Узоры на кожи притягивают взгляды к изяществу  ваших  движений и жестов. К красоте вашей руки или ноги… А вот  рисунок больше  расскажет о вашей натуре. Кошка, например, символизирует женскую свободу, красоту и сексуальность. Такая  тату, кстати, приносит удачу, делает женщину  более утонченной, чувственной, загадочной. Даже физически вы будете с ней чувствовать себя заметно  лучше. Так что … думайте сами.
- Ну, мне думать вредно: волосы  темнеть начинают. Доверюсь вашему вкусу. Почему-то вы у меня вызываете доверие…
-Что ж, тогда просто расслабьтесь и отдайтесь  моим рукам.
Рисующий  на  человеках  обмакнул  кисточку в черную  краску  и не спеша начал вырисовывать на животе девушки кошку, выгнувшую  спину и закрутившую  полувосьмеркой свой  тонкий  хвост. Клиентка  в это время откинулась на кресле, блаженно  смежила  веки и слегка откинула назад голову. Было заметно, как она искренне  отдается  своему  удовольствию от  прикосновений кисточки,  мягких  пальцев художника и его чуть заметного теплого дыхания, которое  смешивалось  с таким же  теплым и легким  бризом  с вечернего моря. Она  наслаждалась запахами и звуками  этого черноморского  вечера и сладко млела, не в силах открыть глаза. Клонившееся   к горизонту солнце стекало расплавленным золотом по ее волосам.
- Мур-р-р, у меня  прямо  мурашечки  по  всему телу… Ощущение, что  я падаю откуда-то  с самого  неба… Легкая , как зонтик из головки  одуванчика… Падаю, но никак  не могу  упасть. Потому что меня держат. Ты держишь… Меня Катя зовут, а прилетела я сюда аж из Хабаровска.
- На одуванчике?
-Нет, на самолете…
Катина кожа  на ощупь  показалась Рисующему на человеках тонкой и гладкой, как натуральный шелк. Он рисовал гораздо медленнее, чем  мог бы,  растягивая и смакуя свое удовольствие ощущать ее поверхность, тепло и запах. И еще при этом  наблюдать,  как под  его рукой  происходит  это  таинство   встречи   краски и женского  тела, как рождается  маленький  рисунок  на живом, дышащем, трепетном полотне. Рождается, словно сам по себе, а он лишь свидетель этого чуда, которое  происходило  на его  глазах  десятки раз  за день, но которое от  этого ни на каплю не  теряло своего очарования.
- Вот и все!
- Ой, какая прелестная кошечка! – радостно и совсем по-детски  воскликнула девушка.
- Только смотри, Катюша, рисуночек  наш еще не готов. Нужно  ему дать подсохнуть  особым образом.
- Как это?
- Со свеже сделанной татушкой  нужно полчаса  ходить  по берегу вдоль  моря. Причем  непременно с тем, кто ее сделал.
- Неужели?
- Иначе ваша кошечка просто убежит назад к хозяину.
Рисующему на  человеках   можно было работать еще  часа два-три, но девушка из Хабаровска была так хороша, что ему хотелось во что бы то ни стало побыть рядом с ней еще хоть немного.
И они вдвоем пошли бродить вдоль тихо мурлыкающего моря под удивительным, как сон ангела,   вечерним небом. Вечер пах детской радостью, вечной  юностью и еще чем-то невысказанным, неуловимым, но точно добрым, нежным и красивым.
- А я тоже уже месяц босиком  хожу. Когда башмаки порвались, я все никак не мог  до  рынка дойти, чтоб новые купить. А потом так  и привык. Помнится, я читал где-то,  что на стопе расположены массажные  голографические точки, каждая из которых  соответствует определенному  органу. Поэтому когда человек  ходит босиком,  стимулируются  все органы . И кровь циркулирует  равномерно. И правильная осанка развивается. И иммунитет укрепляется. И много, чего еще – я всего не упомню.
- А мне просто босиком ходить нравится.  Так я  с землей  разговариваю. Чувствую, понимаю. Я ей отдаю свою энергию, а она мне свою. Да  и просто это одна из естественных жизненных радостей. Такая  игра  ощущений – холодно-тепло, мягко-твердо, тут ровно, там шершаво. Ходи и ощущай  на  здоровье. Тем более здесь,  на море. У нас там дома особенно не побосуешь… А еще, когда я «босикомой»  хожу, возбуждаюсь. Чувствительность во  всем  теле  просыпается такая, ого-го.  У меня  вообще  склонность чувствовать мир на осязательном уровне, кожей.… Есть еще в этом что-то такое, как бы это назвать, эксгибиционистское что ли. Своего рода   маленький стриптиз, микрообнажение. Есть у меня какая-то к этому  порочная  наклонность. Представляешь, я однажды  шла  совсем  голая  по дороге по разделительной полосе. Дядьки в  машинах так бибикали!..
- Вот это да! Подробности  в  студию.
- Потом как-нибудь расскажу.
За  разговором они  постепенно  уходили   все  дальше и дальше от  центра  пляжа, вокруг становилось  все  безлюднее и  интимнее, а темнеющее небо ниже и ближе к ним. Катя шла впереди, по-птичьи порхая по  прибрежной  гальке, а Рисующий  на человеках вслед за ней, стараясь наступать на те же  камешки, которых   за пару секунд до этого  коснулась  ее стопа, чувствуя на них ее тающее  тепло.
Так они дошли до большого валуна, похожего на  срубленную  голову  великана, и тут же забрались на него, свесив ноги над  легкими закатными волнами. Слева от них   до самого горбатого  мостика над почти  пересохшей речкой Мезыбь сияла  под шеренгой   белых круглых  фонарей людная набережная.  На мостике  то и дело мелькали вспышки  фотоаппаратов. (Считается, побывать в Дивноморске и не сфотографироваться на этом выгнутым дугой мосту,  почти невозможно. Для этого, как минимум,  нужно вообще не иметь фотоаппарата. Впрочем, даже это не дает гарантии).
А  сверху над всем этим  медленно   таяли  в сумерках  очертания Мархотского хребта и  горела вдоль вершин  гирлянда   высоковольтных линий.
Катя и Рисующий на человеках  сидели на краю  обломка скалы и любовались на закат, соприкасаясь  своими плечами,  обнаженными, загорелыми и такими  пронзительно чувствительными   .
Художник вдруг предложил:
- А представь, что я самый настоящий  волшебник и исполняю любые желания. Чтобы ты у меня попросила?
- Ой, много чего! Хочу, чтобы я каждый  день  была  разными людьми и в разных местах. И чтобы все всегда было по-разному.
Хочу ходить по всему миру пешком, останавливаясь в каждом  городе и фотографируя первых встречных.
 Хочу, чтобы ко мне на  зелено-красно-желто-оранжево-бирюзовом  единороге прискакал  прынц. Хочу почувствовать что-то по-настоящему: любовь,  страх,  счастье, ненависть, восторг… Просто узнать всю глубину,  на  которую  способно  мое  сердце, узнать  предел своих чувств…  и потом зайти за него.
 Хочу жить только душой.
Хочу три раза выйти замуж. Один раз за блондина, один раз за брюнета и один  раз  за  женщину.
Хочу  какое-нибудь невероятное и сексуальное пирожное прямо сейчас. И мятных  пряников. Умираю, как хочу мятных пряников, таких мягких, какими бывают только  мятные пряники. И еще хочу шоколада. И чтоб его принес мне Джонни Депп, одетый как Вили Вонка.
Еще я хочу дружить с говорящими деревьями.
Хочу глаза малинового цвета, которые  в темноте светятся. А еще я бы хотела, чтобы все парни красили ногти на ногах в ярко-розовый цвет. Просто так, для прикола…
Девушку так увлекла тема своих причудливых желаний, что им не было видно ни конца ни края.
Солнце скользнуло  за алый горизонт.
- Ой, извини, но мне уже пора, - вдруг прервала этот  увлекательный  полет фантазии Катя. – Я маме в девять обещала вернуться. Она у меня такая впечатлительная девушка – накрутит себе еще Бог весть чего.
-  Я  еще смогу увидеть тебя?
-  А  ты сможешь хотя бы одно из моих желаний исполнить?
- Я подарю тебе новые…
Катя по-приятельски чмокнула Рисующего  на человеках  в щеку, словно они уже век были знакомы, проворно  соскользнула с камня и, мелькая белыми пятками, убежала в сторону набережной.
Он не стал ее догонять, а остался   сидеть  в одиночестве, наслаждаясь  послевкусием этого милого знакомства.



Закрыв  точку и сдав хозяйке  кассу, Рисующий  на  человеках  еще  долго  ходил по вечерним, а потом и по ночным   улицам  курортного поселка. Он жадно любовался  на встречных  праздно прогуливающихся девушек, словно бы вообще впервые  в жизни видел подобных созданий. Но в каждой из них он чувствовал что-то  от той девушки, с которой он сегодня познакомился. И от этого душа наполнялась чувством тайной внутренней близости с ними.
Все  вокруг  словно  было  создано для встреч,  свиданий  и прогулок. Это желание  любви  было  растворено в воздухе; оно  проникало  через поры кожи в фибры  души, оно  томило,  кружило голову и сердце, пьянило, заставляло  жаждать  какой-то необыкновенной нежности.
Рисующий  на  человеках  ходил  по  людным  бульварам как зачарованный,  с ощущением  необыкновенного  вдохновения  и удовольствия, мучительно-сладостной  любви ко  всей  этой жизни, плескавшейся разноцветными  коктейлями в глазах встречных незнакомок.
И потом, уже лежа на кровати в своей комнатушке, он долго еще  не мог  уснуть, все  думая   о забавной и бесконечно милой девушке из Хабаровска.
За окном в ночи пронзительно пели цикады.




Следующим утром он шел на работу  почти вприпрыжку, точно впервые влюбленный сельский паренек. Сегодня  он снова увидит ее! Она непременно придет. Это  уверенное  предчувствие делало  привычный  маршрут на пляж , будто усеянным  розами.
Пляж  к его приходу уже почти  заполнился.  Многие отдыхающие  старались покупаться и позагорать именно утром, пока солнце было еще мягким и нежным, совсем не похожим  на того безжалостного  монстра, в которое оно превращалось  к обеду.
Спасатели  в оранжевых майках  уже вовсю бегали между шезлонгами,  собирая мзду за роскошь прилечь на пластиковую раскладушку.
Первым  делом  Рисующий  на  человеках  по  привычке окунулся  в море и  сделал  заплыв  до  буйков, у которых  полежал на  спине  минут десять  в блаженной невесомости, обнимая  раскинутыми   руками  небо над собой.
Выйдя  из  воды  с ощущением  невероятной  свежести,  он почувствовал   себя  неким  незаконнорожденным  братом  богини  любви, только что рожденным  в пене морской  и при этом -  рожденным  исключительно   ради неги и  вечных   наслаждений.
Художник  пошел  вдоль кромки  пляжа, словно  осматривая  свои  владения. Он  осторожно  ступал между   множества кофейных, умащенных  антизагарными  маслами женских  тел  и постепенно  опьянялся  их  красотой. Каждая   из  женщин, юная  и не очень,  стройная  и не совсем,  была для него  глотком  этой  сокровенной  прелести, которая  была  неизмеримо  больше любых внешних  параметров. И  каждая из них   по капельке   опьяняла его  своим видом.  Подобно  тому,  как  алкоголик  после  одного  глотка жаждет следующего и не может уже сам остановиться,  Рисующий  на  человеках  в этом  запое все глубже  погружался в   свое тайное  восхищение, смешанное с жадным  вниманием  к каждой  черточке, изгибу, наклону головы и позе.
Когда же он,  наконец, полупьяный от обильной женской красоты, вернулся к своему рабочему месту, его уже  ждали.
Как и обычно,  рабочую  смену  открывала голопузая  малышня, убедившая  своих  родителей, что  без  картинки на себе  жизнь им не в радость.
Рисующий на человеках  начал с мальчика  лет пяти, который  выбрал себе на руку извивающегося  дракона, больше  похожего на рогатую  змею с гребнем и крыльями. Мальчик был очень взволновано серьезен и важен, его маленькую голову украшала модельная  стрижка, а шею – золотая цепочка.
- А ты кем хочешь  стать,   когда  вырастишь?
Мальчик  взмахнул  своими пушистыми ресницами и прямо-таки засветился  изнутри, как будто ему напомнили о чем-то  очень приятном.
- Я буду как Рафшан!
- Это строителем  что ли?
- Ага.
- Хм, - Рисующий  на человеках впервые встретился с такой необычной детской мечтой. – Так  на  тебя же  начальник  будет всегда кричать и обидно обзываться.
- Не, не  будет, - убежденно  замотал головой мальчик. – Я же буду хорошо  работать. Я буду  стараться.
- А мама с папой, где у тебя  работают?
- А они в банке работают.
-Как  интересно. А как же они в банку  помещаются?
Мальчик пожал  плечами.
- Вот и папа приходит  домой грустный и говорит: банка скоро лопнет, банка скоро лопнет. А вы где живете?
- Я живу в сахарном домике. У меня  шоколадное кресло, диван из  пряников и подушки из зефира, а из  крана  сгущенное молоко льется. Я им даже умываюсь.
На лице мальчика мелькнул  искренний  интерес. Похоже,  он   еще  ни разу  не  встречал  обитателей  сахарных  домиков.
- Ух, ты ж! Я,  когда вырасту и стану таким, как  Рафшан,  тоже построю  себе  такой  домик.
- А мне, а мне, когда  я вырасту, папа машину  купит, - не  выдержала и  вмешалась  в мужской разговор рядом  стоящая  девчушка. – Такую большую и розовую. И когда я буду на ней  ехать, у меня  волосы  на ветру  будут  красиво так  лететь,  и все на меня будут смотреть, какая  я  красивая.
Папа  девочки стоял рядом и для него  слова дочки, похоже,  стали  маленьким   откровением. Он с мягкой  улыбкой покачал  головой:
- Вот так  новости! Почему это я тебе должен большие розовые  машины покупать? Вырастешь  и  сама заработаешь. Ты у меня девочка умная.
- Пап, ну не настолько же…
Так непринужденно и весело пошла вереница утренних клиентов. На каждую незамысловатую   татушку уходило  минут  десять, а  то хватало  и пары,  учитывая, что некоторые  из них Рисующий  на  человеках  уже  столько  раз  рисовал прежде,  что мог  делать это  уже с закрытыми глазами.
К обеду  очередь постепенно  иссякла. Последними желающими оказались   три девочки, младшей  из которых было  лет   шесть, а двум  другим года на два больше. Старшие  сверстницы тут же  выбрали себе узоры  на поясницу, а  младшая  после долгих  раздумий  бабочку  на живот. Каждой хотелось  оказаться  с татушкой непременно первой,   и из-за этого  тут же возник  шумный девчоночий  галдеж.
- Успокойтесь, девочки, - попытался утихомирить их  Рисующий  на  человеках и объявил им свое соломоново решение: - Все будут  первыми! Я буду рисовать на  вас одновременно.
Он  велел всем  троим  лечь на их коврики, а сам  принялся, как бабочка над  цветами, порхать между ними с кисточкой в руках.  Сделав два-три мазка на одной клиентке, он переходил к другой, потом к третьей, а затем возвращался к первой. И  таким образом   на двух девичьих спинках и одном  животике одновременно рождались три рисунка.
Девочки теперь лежали  такие притихшие и смирные, понимая всю ответственность и серьезность творимого с ними.
- Вот и готово! – торжественно объявил Рисующий  на  человеках  и  сразу  добавил: - Только не вставайте сейчас сразу, а то краска растечется и размажется. Полежите немного, чтобы она впиталась  и подсохла.
(На самом деле  ему просто понравилось, как  трогательно  они лежали, и он решил  немного краем глаза полюбоваться на эту умилительную пляжную мизансцену.)
Девочки послушно  остались лежать на своих  местах.  Самая  младшая  из них,  та, что  выбрала себе  бабочку   на  животик, казалось,  была  на  вершине  блаженства. Она  так  давно  хотела  эту  татушку, столько  раз  представляла  себя  с ней, с такой  завистью  смотрела на  других  девчонок, щеголявших со  своими бабочками,  кошечками, цветочками. Только  для  нее  одной  было  ведомо, как нужен был ей  этот рисуночек. И вот, наконец,  это  свершилось  и заветная  бабочка,  самая  красивая, какую  только можно было нарисовать, с тоненькими  усиками  и причудливыми  узорами на крылышках, теперь была  на ней. Она  остро чувствовала  на  своей  коже влажную,  слегка пощипывающую краску и почти боялась дышать.
Это было счастье!
Девочка сама чувствовала себя сейчас  бабочкой, такой же легкой, почти невесомой и необыкновенно прекрасной. Осторожно поворачивая голову, она  переводила взгляд то на одну  подружку, то на другую, то на маму, то на белые облака над собой.  И без устали улыбалась, не произнося ни  слова. Весь мир вокруг нее сиял волшебными красками и большей радости и желать уже было нельзя.
Это была  маленькая  счастливая  женщина и  за ее счастьем можно было наблюдать бесконечно.
«Если бы я снимал кино про свою работу, - подумалось Рисующему  на человеках, - то  просто смонтировал бы   видеоряд без слов, где бы  крупным планом шли женские лица. Самого  разного возраста. Лица, сияющие радостью, блаженством, негой, возбуждением, покоем, нежностью, смущением. И еще тысячью оттенков, которыми во время действа переливаются лица моих клиенток …»
Все это было так  необыкновенно  хорошо, так невыразимо прекрасно и в то же время так  просто. Во всем окружающем, в каждом звуке и запахе  этого уходящего лета, ощущалась   поющая  радость, красота  и гармония. Даже солнце, теперь уже не такое страстное, как в середине августа, казалось, проникнуто особой нежностью и любовью ко всему живущему под ним. В приступе этой эйфории могло даже  показаться, что это был самый прекрасный  день самого  чудесного года и здесь – именно на этом пляже – собрались самые  прекрасные люди.
Лишь одно обстоятельство омрачало эту идиллию: рядом не было Кати.
Рисующий на человеках  то и дело  вглядывался  в людской  поток на бульваре   в надежде увидеть  знакомую  легкую  походку. Но, увы…
И в то же время художник был как никогда  спокоен. Он просто  знал,  что она  обязательно придет.
Сзади по плечу по-дружески хлопнули.
 - Привет, повелитель татушек!
Рисующий на человеках  обернулся и увидел Дэна, своего старого знакомого, одного из тех, кто каждый сезон приезжал   на заработки на побережье. Из-за очков с каким-то грандиозным минусом (еще при этом постоянно треснутых), среди «берегового  братства» он был известен по прозвищу «оптик». Дэна обычно слышно было издалека, поскольку он работал зазывалой  на экскурсии, джиппинг, морские прогулки и полеты на парашюте.
- Скучаем?
- Сиеста в мире, охотник на человеков, народ изволит почивать,  - пожал  плечами  художник и кивнул на пляж вокруг, покрытый  полусонными  телами.
- Щас  мы разлохматим это  сонное  царство!
И Оптик , поправив бейсболку, поднес ко рту свой  красный  мегафон, включил его щелчком пальца и громко, так что  у Рисующего  на человеках на мгновение  заложило  уши, зычно закричал:
- Дельфины! Смотрите, дельфины  прямо у берега!
В следующий  же  миг  сотни лежащих  людей  как  по  команде  вскочили  на  ноги и   дружно стали всматриваться в море в надежде  увидеть обещанных  дельфинов.
- Ах, как я смешно пошутил, друзья! – с нескрываемым   самодовольством продолжил Дэн. – Но если  вы  действительно хотите увидеть живых  дельфинов, то  мы  приглашаем  вас на  увлекательную двухчасовую  морскую  прогулку на нашем  катере «Тайфун» к скале Парус. Отправление  каждые  два часа от  причала  военного  санатория.
Пляжный   народ  разочарованно загудел, явно не оценив шутки, и вновь принял горизонтальное  положение.
Художник снова задремал под  своим зонтиком,  уронив голову на сложенные на столе руки,  и даже увидел  какие-то смутные  картинки-видения, как в неглубоком сне.
Он  увидел  себя где-то в глухой  китайской провинции. По ощущениям это были средние века. Художник  был  в комнате  с плетеными  перегородками  и стенами, обтянутыми бумагой. На легком  сквозняке  шелестели  шторы  из сушенных  водяных  трав.
Рядом теплился очаг, полный нагретых  камней, а с улицы  доносилось пение  кукушек и чьи-то тонкие голоса. Перед ним   стоял  низкий  круглый  столик, а на нем  плюшки  с побегами  молодого  папоротника. Он почувствовал, как кто-то вошел сзади в комнату. Кто-то, такой теплый, нежный и желанный.
Послушались легкие шаги босых ног.
Они были  все  ближе…
И вдруг он почувствовал прикосновение.
Наяву, а не во сне.
По его обнаженной  спине легчайше скользнули  кончики  ногтей и  едва  ощутимые подушечки   пальцев. Они  проплыли снизу  вверху, от поясницы до затылка.
Это  прикосновение было похоже  на желанную  прохладу после утомительного зноя. Прикосновение, похожее на священное омовение, на дар свыше…
И в то же время оно было так волнующе и  дразняще.
Сердце  Рисующего на человеках  радостно взмыло куда-то высоко-высоко, а кожа на спине от невероятного  удовольствия тут же  покрылась   пупырышками. Он улыбнулся, не открывая  глаз, и мягко снял со своих плеч  обе руки, поднеся их к своим губам:
-Катя…

На улице уже было совсем темно, когда они вошли в его комнату. Но вместо электрического света он  начал зажигать свечи и курительные палочки, которые были повсюду расставлены в его маленьком жилище – на столике, на полке, на подоконнике, на полу вдоль всей  стенки. Комната тут же наполнилась мерцанием огоньков и запахами  пряных благовоний. Прямо за окном на ветке негромко и переливчато запел свою ночную песню соловей.
- Сразу, чувствуется, что я попала в домик чародея, - улыбнулась чуть смущенная Катя, присаживаясь на  край  кровати.
Рисующий на человеках, загадочно улыбаясь в ответ и не говоря ни слова, вышел и вскоре вернулся с тазом  теплой воды. Он поставил его у ног девушки, достал из сумки   под кроватью  несколько  цветных бутыльков  и из каждого   стал  подливать в воду  понемногу  масла. От его тонких струек тут же  взметнулись вверх пьяняще сладкие ароматы, мягко кружа голову от предвкушения чего-то еще более сладостного.
- Ты сейчас похож  на алхимика, колдующего над зельем. Что за волшебную смесь ты готовишь?
- Твое наслаждение. 
- Ах… - вздохнула Катя и почувствовала, как по внутренней стороне ее бедер пробежала обжигающая волна. Она тут же отозвалась легким покалыванием в кончиках пальцев на руках и ногах и сладкими искорками на кончиках ее груди.
- В твоей жизни не часто, но бывают (а если не бывают, то должны бывать!) такие мгновения, когда ты чувствуешь себя чем-то большим, чем просто женщина, - продолжал Рисующий на человеках тихим голосом, и каждое слово его сейчас казалось таким осязаемым. - Это фантастическое ощущение дарит тебе мужчина своими ласковыми руками… на которых он поднимает тебя на небеса…  где ты возлежишь в своем наслаждении, словно  богиня на облаке… Сегодня я хочу подарить тебе  одну из самых сокровенных, трогательных и чувственных ласк.  Она есть даже нечто более глубокое, чем просто ласка. Это маленькая  мистерия и таинство.  Это «Церемония ног».
С этими словами он осторожно    взял босые ноги девушки в свои ладони и опустил их в таз с водой и маслом. Катя глубоко вздохнула  от удовольствия и закрыла глаза, чувствуя как, наполняются  они слезами от невыносимой сладости.
- Раньше, когда я только учился видеть и чувствовать женщину, я наивно полагал, что ноги даны женщинам исключительно для красоты. Но впоследствии, когда мне было оказана величайшая честь к ним прикоснуться, я  понял: ноги даны женщинам, чтобы чувствовать…   Ласкать женские ноги это искусство. Искусство  превращать женщину в жидкое состояние, а из жидкого — в газообразное. Ласкать твои ноги -  это превращать плоть в свет, а свет в радость. И я уже  чувствую, как начали улыбаться, как задышали  твои ножки. Как наполняются они  воздушностью и негой... и тают в моих руках. Теперь ты понимаешь, зачем тебе были даны такие впечатлительные ножки? И  эти чуткие пальчики на них? Ни о чем не думай сейчас. Просто смакуй и наслаждайся тем, что с тобой  происходит.
Катя замерла едва живая от  водоворота ощущений. От слов художника  воображение распалялось все  сильнее и сильнее, а от  прикосновений к ее ступням и лодыжкам в насыщенной маслом воде все тело безвольно размякало в глубокой неге. Эта ласка волновала, завораживала, и окутывала сладостным туманом все ее женское существо. Он омывал ее ноги очень аккуратно и подчеркнуто ласково, необыкновенно нежно, как будто в его руках был только что родившейся и едва дышащий ребеночек. Но эти движения вовсе не были неуверенны или неловки. Наоборот руки скользили по Катиным ногам удивительно легко,   словно бы лунный свет плыл по дну каменистой прозрачной реки.
- У твоих ног я словно у подножия небесного трона. Я полон восхищения. Я хочу, чтобы оно и тебе передалось.
Время шло, теряя счет, а Рисующий  на человеках продолжал  дарить  медленные  и старательные ласки каждой частичке катиных ног. Он был похож на вдохновленного скульптора, который бесконечно внимательно лепил и выводил своей лаской контур женских ног, каждый изгиб, повторяя гениальную руку Творца, словно  стараясь в немом восторге, запомнить их навсегда,  запечатлеть в памяти каждую деталь.
Катя все глубже погружалась в свое блаженство.  И чем дольше оно  продолжалось, тем меньше оставалось в ней  воли и сознания.  Она чувствовала, что становится   рабой этих  ласк и  рабой того, кто дарил их ей. Ее ноги оказались словно пойманными в мелкую сеть, сплетенную прикосновениями искусных  мужских рук. Они превращали ее в дышащий, но уже  лишенный разума сгусток ощущений. Ее плоть переплавлялась в медленно закипающее масло.
- А теперь, - произнес Рисующий на человеках, в голосе, которого почувствовалось искреннее волнение, - теперь я хочу высушить и обогреть твои ноги своим дыханием.
Ступни Кати, к этому  времени превращенные ласками в два тающих от удовольствия облачка, почувствовали, будто на них подул теплый  солнечный  ветерок. Художник целовал каждый пальчик на них, точно каждый из них был для него самым бесценным  на свете, как маленькую частью великого целого. Он  с радостным восторгом чувствовал, как в каждом из них  бьется маленькое сердце той женщины, которую он сейчас ласкал. И женщина в этот момент начала испытывать новое невероятное ощущение, нечто совершенно необычное и неожиданное для самой себя. Она чувствовала, что действительно  дышит своими ногами. Она ими сейчас видела, слышала и ими же смеялась  от счастья. Вся ее чувствительность, вся она сама  стеклась чем-то теплым, почти горячим и влажным туда, в свои разомлевшие  ступни. Они стали до безумия  нежными и мягкими. Совсем как у младенца.
 Рисующий  на человеках  приложил их  к  своей груди. И Катя сразу  почувствовала своими такими  чуткими теперь ногами, как бьется его сердце. Она отчетливо  ощущала каждый его удар. Мужчина был сейчас для нее морем, в которое она медленно погружалась.
- Такое ощущение, что до  меня  дотронулось само  счастье, - сказал он и у девушки  задрожали ресницы от желания  слиться с ним всем своим существом и без остатка раствориться в этой  близости.



На  следующее  утро Катя  сказала с легким отчаянием  в голосе:
- Я так  не хочу  с тобой  расставаться. А до поезда  осталось всего семьдесят  два часа…   Пожалуйста,  останови  время!  Ты же волшебник.
Он мягко  улыбнулся ей, словно  ребенку,  и  нежно  провел  по  волосам. А когда  отвел от головы  руку, в его  пальцах  остался один длинный  светлый  волос.
- Нет  ничего  проще.
Рисующий  на  человеках взял с тумбочки будильник, снял с него  стекло и  обмотал катиным  волосом часовую и минутную  стрелки.


Они  много  купались, смеялись, он рассказывал  ей  сказки, а она  читала  ему   стихи. Не спали по ночам и расставались с восходом  солнца. И звезды над ними гасли торжественно и печально, словно свечи   после бала.
И постоянно прикасались друг  к другу.
- Не знаю почему, но я постоянно  хочу  трогать  тебя, касаться и целовать,  -  повторяла  она.
Даже когда, он работал и рисовал  на  клиентах , она  пристраивалась  сзади на  втором стуле и гладила его по спине и плечам, то и дело  прижимаясь к ним щекой или губами.
Одна тетушка,   которой художник рисовал на плече, критично  взглянув на эти нежности,  даже спросила:
- Послушайте, а вам  ваша  девушка  рисовать не  мешает?
- Отнюдь! -  успокоил ее  Рисующий  на  человеках. – Я наоборот рисовать    без этого уже просто  не могу. 
А еще она садилась  к нему  на колени и клала  голову  на плечи, обхватив  руками  за  шею.
- И чего всем этим   людям  от нас нужно? Зачем  они  вообще подходят к нам? Неужели не видят, что мы заняты, - совсем  по-детски ворчала Катя.
- Ты забываешь, что  я  сейчас все-таки на работе, - умилялся ее праведному гневу художник.
- Прости, но  я ничего  не  могу  поделать  со своей  ревностью. Так и хочется  взять твою гадкую краску и написать крупными  буквами: МОЕ! НЕ   ТРОГАТЬ!  НЕ РАЗГОВАРИВАТЬ! НЕ  СМОТРЕТЬ!
Время  от  времени Катя  убегала отметиться у мамы,  и для  обоих  эти  часы  разлуки были мучительны. И вдобавок  так  обидны, учитывая, что их становилось все меньше и меньше.
- Если б ты только видел,  как  я  бежала к тебе! Наверное, все женщины  в таком  состоянии летают так же, как я. Не  видя ничего и не слыша. Знаешь,  я даже  когда просто по улице иду, чувствую, как возле меня витает твой запах. И у тела такие ощущения! Как подует  ветерок, так его тут же  в трепет бросает. Мне  с тобой  хочется  постоянной  нежности. Просто  лежать вместе, обнявшись   и  прижавшись,  друг к другу, переплетя ноги и тихо  разговаривая…
В последний  день  перед отъездом он  спросил ее:
- А расскажи, как ты по улице  голая  ходила.  Жутко интересно.
 - На самом деле это совсем  грустная история. Я с одним парнем познакомилась, начали встречаться. Вроде  нравился. А когда дело дошло до нашей первой постели, я не смогла. Просто не захотела и все. Он  взбесился и два раза  головой об стенку ударил, а потом выгнал на улицу,   в чем была. То есть в чем  мать родила. Вот я и пошла  голая  домой, зареванная, с  разбитой  в кровь головой. Машины сигналили, помню.  Какие-то  типы  даже  пытались с собой увезти, еле вырвалась. Хотя мне тогда уже все ничто было.  Тупо шла по разделительной  полосе и ничего не замечала.


Время  до  Катиного  отъезда  таяло, а главного между ними (то есть  боди-арта) все не  случалось. Хотя   Рисующий  на  человеках постепенно  покрыл тонкой  вязью  узоров оба  ее предплечья  и ноги  от  щиколотки  до  больших  пальцев.
Наконец в самый  последний  день  это  все-таки  случилось.
Он сказал:
- А  давай  сделаем это  весело? Так, чтобы  запомнилось  и нам, и тем, кто  это увидит. Согласна?
- Конечно,  хороший  мой!  С  тобой на  все что   угодно!
- Тогда  раздевайся.
- Совсем?
- Нет,  пожалуй. Сними на  этот раз только верх.
Разговор  происходил  посреди многолюдного  центрального   пляжа  на  рабочем  месте  Рисующего  на  человеках.  На  часах  было  около  пяти  вечера и  электронное  табло извещало, что температура  воды 24 градуса, а воздуха  двадцать семь. Стоял полный штиль, и  даже флажок над  вышкой  спасателей  висел неподвижной желтой  тряпочкой. 
Накупавшись  в море, кто, почернев, кто, покраснев  под  морским солнцем, напившись  порошкового вина, что разливают  в пластиковые  бутылки на каждом  углу местные   «виноделы», наевшись  чебуреков и самсы, ходили  вокруг отдыхающие с видом  избранников  судьбы, познавших  все    радости  земного  бытия  и от них уже  успевших  устать.
Катя  сняла с себя узенькие, каплеобразные чашечки, прикрывающие  ее  грудь, а Рисующий  на  человеках набрал в ладонь белой  краски, разбавленной  жидким  мылом, и начал  размазывать по коже девушки  от  шеи до  низа живота и внутренней  стороны  бедер.
- Это будет белое  пузико  нашего   тигренка.
- Белое  и  пушистое, мурр…
Все  остальное -  руки, ноги, плечи,  спину – он  покрыл ярко-красным,  смешанным   с ядовито-оранжевым. Катя  на  глазах  превращалась в  существо ослепительное и  удивительное, но  со стороны пока еще непонятное.
Художника и его  модель тотчас  окружили зеваки.
- А что  это   такое  вы делаете?
- Это для  праздника  какого-то?
- А зачем  вы тетю краской пачкаете?
Довольно  быстро загрунтовав   Катю  от  шеи до пяток в красно-оранжево-белый ,  Рисующий  на   человеках принялся  выводить на ней  кисточкой  параллельные и слегка  ломанные черные  полосы. В солнечном  свете,  цвета  раскаленного  золота,  раскрашенная  девушка  выглядела просто необыкновенно. Художник  рисовал  на  ней  с радостным  вдохновением,   и  кисть в  его руке скользила  стремительно и виртуозно, словно палочка  дирижера. Сегодня он,  безусловно,  был  в  ударе и наблюдать за ним, как и  за тем, что он  делает,  было интересно.
Это было зрелище.
Толпа  пляжных  зевак росла. Они  обступили  их  двоих  со  всех  сторон и живо  комментировали действо. Кто-то смотрел с добродушным  любопытством, кто-то  просто  с непониманием и изумлением, кто-то с демонстративным  скептицизмом, мол, идиоты какие, делать им нечего. Кто-то с  пустым  равнодушием во взгляде,  по  которыму было сложно   определить  их  отношение.
- Обалдеть! – шепнула слегка  смущенная  Катя. – Они  все   так   смотрят  на  нас.
Рисующий  на  человеках  мельком  глянул  на  толпу у себя  за  спиной.
 - И  пусть  смотрят! Мы  сегодня   с тобой  звезды.
Какая-то  странная  женщина средних  лет вдруг  стала хватать Рисующего на человеках, пытаясь  вырвать  из его рук кисточку.
- Что же  вы  делаете?!  Остановитесь! Одумайтесь! Нужно  одуматься и понять, что вы  должны  не ерундой  заниматься, не безобразием этим! Вы должны учиться,  работать и творить  на  благо  нашей  родины!  В то время, как  враги России …
Кто-то из толпы ехидно произнес:
- Позовите доктора. Тут женщине плохо с головой.
Безумная патриотка тут же  переключила на него  все внимание, обрушившись со  всей страстью своей гражданственности и потеряв к Рисующему на человеках всякий  интерес.
Чему, впрочем,  он  был  только  рад.
К тому  времени, когда  художник  заканчивал  раскрашивать  лицо, превратившееся  теперь в тигриную  мордашку, набралась   целая  очередь из  желающих  сфотографироваться с «чудо-кошкой». Они  нетерпеливо кружили вокруг,  держа  в руках фотоаппараты  и сторублевые бумажки.
Наконец,  Рисующий  на  человеках  закрасил белой  краской Катины  кисти и черным – ногти.  Получилось совсем как лапка  с когтями.
- Вот, теперь ты настоящая королева дикой  природы! – с чувством   удовлетворения от проделанной  работы выдохнул   художник  и отошел  на  несколько   шагов,  чтобы оглядеть  творение  своих  рук.
Перед  ним была  юная   тигрица, ослепительно  яркая, грациозная, пластичная, поблескивающая   местами еще  не высохшей   краской. Человекоподобная  хищница,  в  которой  даже  Катина  мама  наверняка  бы не сразу  признала  свою  дочь.
Люди  вокруг тоже смотрели на результат  этого необычного преображения, как  зачарованные, и лица многих  из них в этот  момент   стали  светлы от  восхищения.
- Браво! – тут же раздалось из толпы.
- Вот она, волшебная сила  искусства!
Эмоциональней и восторженней  всего  реагировали  девушки.
- Ого, как сексуальненько!
- Супер! Хотела  бы  я оказаться  на  ее месте.
- О, превратите меня тоже  в тигрицу…
Впрочем, это массовое очарование  продлилось недолго.  Дождавшись  своего  часа,  фотолюбители  дружно  кинулись к Кате.
- Только  убедительная  просьба: не трогайте и не прижимайтесь  к девушке, - поспешил предупредить их художник. – Краска нестойкая и легко пачкает все вокруг. И к тому же  не  отстирывается.
Наступил звездный час «тигры Кати»!
Почувствовав  себя   центром  такого  живого  внимания,  она   принялась  необыкновенно артистично   изображать  хищную  кошку  -   своими жестами,  позами, рычанием и мурлыканием. Это была,  несомненно,  ее  роль и она  вошла  в нее легко. Мамы  с детьми,  парни и девушки, женщины и мужчины в возрасте, одинокие и семейные, - все хотели запечатлеть себя рядом с девушкой в эффектном боди-арте. Рисующий  на  человеках  только  успевал  принимать от них  сторублевки  за это  право.
- Это куда  лучше, чем  с  обезьянкой на  поводке  фоткаться, - слышались  одобрительные  комментарии.
Сам фон для  съемки   сегодня был как никогда   великолепен. Кромка  лилово-золотого  предзакатного   моря с нависшими  над  горизонтом   курчавыми  облаками, словно  написанными на небесном  холсте гениальным живописцем-маринистом, и солнцем,  расплывшимся  в огромное нежно сияющее пятно. Девушка – тигрица в  таких  декорациях выглядела  завораживающе прекрасно.
Привлеченные запахом чего-то необычного, подходили  все   новые  люди,  и вокруг становилось все оживленнее. И неизвестно,   сколько бы еще  продолжалась  эта  феерическая фотосессия, как вдруг, словно  откуда-то с неба, раздалось:
- Девушка, пройдемте с нами. И ты, приятель,  тоже…
Два милиционера  подошли незаметно, неслышные, как ассасины.
- Расходимся все. Шоу  закончено.
Толпа недовольно загудела и заворчала, но в открытую выражать  протест, как в прошлый раз  с леопардом, никто не стал.
Катя немного растерялась.
- Ой, а это  что, мы арестованы?
- Вроде того. Но ты главное не волнуйся и ничего не бойся. Шоу на самом деле продолжается. Все в той же последовательности  как у  Мюнхгаузена: торжества, аресты, танцы…
Дорога  в  опорный  пункт  милиции шла  через  запруженную  курортниками вечернюю  набережную и те,  кому  посчастливилось встретить  тогда  эту  необычную  процессию, с удовольствием  фотографировали ее на все, что только  можно было ( чуть позже Рисующий  на  человеках  узнает, что  уже в тот же вечер в Интернете  в  рубриках «Фотоприколы» эти снимки начнут собирать рекордные  рейтинги). Для пущего фарса Катя  демонстративно  завела  руки за голову, совсем как пленная.
- Куда это киску ведут? – спрашивал  прохожие.
- В зоопарк, наверное, - пожимал  плечами тот, из-за  кого началась вся эта заварушка. – А может, и шкурку снимут.
- Будете так шутить, - прошипел один из милиционеров, – точно снимем.
- А   можно с тигрой  сфотографироваться? – подбежали две бойкие девушки.
Рисующий  на человеках, не  спрашивая разрешения  у конвоя, быстро сделал пару кадров на их фотоаппарат. Девушки в благодарность  протянули  сторублевую  купюру, но когда он хотел уже сунуть ее в свой карман, один из  милиционеров  хлопнул  его  по  плечу.
- Деньги  сюда гони.
Пришлось отдать.
Задержанных завели во внутренний дворик опорного пункта, который со всех  сторон был огорожен  бетонным  забором. Вдоль одной  стены в ряд  стояло несколько  потертых  кресел, точно таких же, какие  стояли в прежние  времена  в кинотеатрах  и актовых залах.  На центральном  из них, точно на скромном  троне,  сидел,  нескромно  развалившись,  новый  начальник  дивноморской  милиции,  которого Рисующий  на человеках видел в первый раз.
По обе  стороны от своего  шефа  стояло шестеро  разновозрастных сержантов.
- О-о, кто у нас  сегодня в гостях! – и подполковник даже присвистнул от  удивления, когда художника и его  модель  завели  во  двор.
Его подчиненные  заулыбались, озирая разрисованную  Катю с любопытством и даже некоторым смущением, так  не  свойственном  их природе.
- Что это за парад  геев? – махнул рукой на нее главный милиционер.
- А вам  разве  не нравится? – сразу кинулась в атаку  Катя. Похоже, она воспринимала все происходящее не более чем  как забавную ролевую  игру, в  которой ей принадлежала  главная роль.
- Нет, мне не нравится, - сухо ответил он.
- Какой же  вы взыскательный  эстет! – с наигранным  огорчением  взмахнула руками девушка. – Ну, хотите я для  вас  как-нибудь по-особенному   встану, чтобы  вы лучше  могли мою  красоту  рассмотреть?
И с этими словами она, крутясь  и  выгибаясь  по-кошачьи,  начала  принимать  перед  начальником  милиции вызывающе   эротичные  позы.
- А вот так я вам  нравлюсь  больше? А может вот так?
Стоявшие рядом  милиционеры дружно и совсем по-мальчишечьи загоготали. Однако  на подполковника такое  вызывающее поведение Кати произвело обратный  эффект.
- Ну, раз  ты  такая вся  сексуально-взрывоопасная штучка, отправлю  я   тебя  в  камеру к мужикам с высоких гор. Им ты   понравишься и без всяких  кривляний.
Рисующему  на  человеках  совсем  уже  не  понравился этот  тон, и он решил  побыстрее  смягчить  его, пока еще  было  не   поздно.
- Господин  полковник, не  обращайте  на  нее  внимания. Девчонка  совсем  еще  глупая и молодая, из медвежьего  угла  к нам  приехала, а воздух  юга совсем  у них  тут  башню  сносит. Сами же  знаете,  лучше  меня.
- Ты  рисовал?
- Я…
- Значит тебя закроем  в воспитательных  целях. Чтоб  башню кому  не надо не сносил. У нас  тут  не Голландия, чтобы  парады геев устраивать. Это  Россия. И люди здесь нормальные пока еще живут.
Начальник милиции еще  минут  десять философствовал  на тему судьбы страны, ее прошлого и современности, пока, наконец, не подвел  к  выводу, что все беды в России от таких, как Рисующий  на человеках.
Художник слушал  внимательно, кивал  в знак  согласия и, когда тот закончил, он положил руку на сердце и с глазами  человека, потрясенного вдруг открывшейся ему истиной, произнес:
- Все именно  так, ваше превосходительство! Теперь, после  ваших слов,  я  осознал, как был не прав, и искренне  раскаиваюсь. Обещаю, что больше не буду голых несознательных  девиц краской мазать.
Трудно  было  понять  по невозмутимому,  почти  каменному лицу подполковника произвела  ли  на   него  впечатление покаянная  речь Рисующего  на  человеках. После  небольшой  паузы он повернулся  к двум  постовым, что  привели их с Катей сюда.
- Ладно, отведите их домой и проследите, чтобы она  смыла с себя всю эту  гадость.
- Ой, какая  прелесть! Мне мальчики-милиционеры  спинку потрут?
- Катя, не начинай! – процедил   сквозь  зубы художник, сжав  ее  за  локоть. – Кланяемся, улыбаемся и уходим.
- А тебе  последнее  китайское  предупреждение, - напоследок  добавил  начальник  милиции, глядя  исподлобья на Рисующего  на   человеках. – Еще  раз  увижу  кого-нибудь  в  краске,  спрячу  так, что мать  родная не будет знать,  куда передачки   носить.
Свобода  их  встретила все таким  же бурлящим  бульваром, уже  освещенным огнями  реклам, фонарей, гирлянд  и прочих  разноцветных иллюминаций.
- А что,  может,  девка  еще  поработает? – предложил один из  конвоиров. – Народу-то до черта.   Бабла  на  фотках можно  поднять, я думаю, не  мало.
Рисующий  на  человеках тут же жестко оборвал его:
- Вам что шеф сказал? До дому  нас  довести, а не  бабло  на  фотках  поднимать. И вообще,   нужно  идти  по  Черноморской, а не по центральному  бульвару. Нечего  народ  смешить и вам   самим  позориться.
И не  дожидаясь  реакции, он  взял Катю  под  руку и повернул  в узкий  и почти безлюдный  переулок, что  выводил на  параллельную  улицу.
Милиционеры без  слов  послушно последовали  за  ними.
- Может, избавимся от этих жандармов? – шепотом  предложил Кате художник.
- Да, какие-то  они  не  симпатичные и навязчивые. Фу!  У тебя  есть идея?
- Можно  попробовать один вариант. Видишь вон  тот  темный  проулок впереди?  Через  него     уйдем.
Девушка понимающе  кивнула  и  через  несколько  шагов, поравнявшись  с  ним,  вдруг «затанцевала».
- Не  могу  больше   терпеть! Хочу уединиться на минутку.
Конвоиры переглянулись, но ничего не  сказали. Катя  нырнула на  узкую неосвещенную  дорожку, густо заросшую  кустами.
 Прошла минута, другая, третья.   Кати не было.
- Как бы чего не случилось. Я схожу,  узнаю, - сказал Рисующий  на человеках,  велев  конвою  не  расходиться.
В  темноте  он   почти сразу  заметил ее по яркому  окрасу  хищника. Они  взялись  за  руки и, захлебываясь от  смеха,  словно дети после  удачной  проказы, кинулись  по переулку  наутек.
- Ура! Свобода!
Выбежали на широкую улицу, при этом до  визга напугав парочку  дам бальзаковского  возраста, которые  никак  не  могли  ожидать, что  на них , беспечно  прогуливающихся  по  тротуару, из  темного  проулка может  выскочить человекотигр.
 - Ой, мамочки! – хором вскрикнули они, всплеснув  руками и так и не разглядев толком то,  что их напугало.
А хохочущие   беглецы, держась  за  руки,  вприпрыжку побежали по улице дальше. Немногочисленные  встречные  прохожие улыбались, глядя ни них, и долго потом смотрели им вслед.
Неожиданно с ними  поравнялась черная иномарка с ростовскими номерами и из ее окон разом  выглянуло несколько  молодых лиц, похожих друг на друга, как молочные  братья.
- Гы-ы! Это она  голая типа?
- Не голая, а в краске! – с негодованием парировала Катя.
- О, крута! А сколько стоит?
- 100 рублей  фото.
- Э, на кой нам твоя фото? Ты нам вся нужна! Платим штукарь.
Рисующий  на  человеках закрыл собой  уже  закипающую от гнева Катю.
- Нет, ребята, она не продается.
Машина продолжала следовать  плавно и  параллельно.
- Слушай, а ты ваще, кто такой? Сутенер что ли?
- Нет, я не сутенер.
- А зачем тогда в наш диалог вписываешься?  Мы, может, сами с девушкой  договоримся.
- Это вряд ли. Я бы даже  сказал,  без вариантов. Тут  вам  ничего не  обломится.
- А ты  уверен? Отвечаешь  за  базар?
Машина  резко  остановилась,  вырулив  на  тротуар  и перекрыв  Рисующему на человеках и Кате  дорогу. Все  четыре  двери  одновременно  открылись, и из каждой  вышло по одному «серьезно настроенному»  и коротко стриженному молодому человеку.
- Катюш, предлагаю делать отсюда ноги  в обратном направлении…
И не дожидаясь  ответа, художник схватил свою  модель за руку и побежал назад, увлекая за  собой  растерянную  «тигрицу».
- Эй-эй, стой! – раздалось у них за спиной,  и тут же  послышался  дружный  топот  преследователей.
Беглецы быстро  добежали до темного проулка,  по  которому  несколько  минут  назад  убегали от милиционеров, и занырнули  в него  снова ,  только  теперь  уже  ускоряясь  в  обратном  направлении.
Конвоиры - на  их  счастье – стояли  все  там   же,  где  их  оставили.
- Ну, вы чё так  долго?! Нам что ли всю  смену теперь  с вами гулять?
- Там это… в общем  за  нами какая-то  школота  увязалась!
И в  следующее  мгновение из  проулка  выскочили представители ростовской  молодежи.
- Вот они!
Увидав рядом с  двумя  беглецами милицию они тут же  остановились как  вкопанные  с нескрываемым  разочарованием  на  лицах. Никто из них не ожидал  такого поворота.
- Какие  проблемы? - спросил  один из  стражей  порядка и шагнул  им  навстречу.
- Никаких,  командир! Просто  хотели девку размалеванную  получше  разглядеть. А то темновато как-то, издалека плохо  видно…
- А может,  еще  чего хотели?  Напомнить,  как эта   статья  называется?
- Нет, не стоит. Мы люди грамотные и поэтому уже уходим. Классный боди-арт! Уважаем красоту.
И  вся  четверка разом развернулась  и  скрылась  в  темноте.
Милиционеры с профессиональной ухмылкой  посмотрели  им вслед, а потом обратились к  своим подконвойным:
- Ну, вот, вы нам такое спасибо должны  нам сказать, что в карман не поместится. А то где  бы  вы сейчас  оба  были? – не  без  самодовольства  резюмировал один  из  парней  в голубом, когда  они  пошли  дальше.
Катя в ответ  на  эту реплику буквально  зарычала:
- Да, я бы  их  на  куски  разорвала!
А потом  неожиданно  для  всех бросилась  бежать  по  спуску,  воинственно  размахивая  руками и  перебегая то на одну  сторону  дороги,  то  на   другую.
- Ах,  какая  ночь!  Какая  удивительная  ночь! Разве  можно  спать  в такую ночь?! Звезды,  смотрите  на  меня, бедного тигреночка! Я  счастлива! Я счас – тли – вааа…
Мужчины  ускорили  шаг,  каждый  по-своему  переживая  за  Катю, но та продолжала кружиться  по улице в своей, понятной  только  ей  эйфории, мелькая в полутьме одиноко танцующей  полосатой фигурой.
Вдруг она  остановилась и упала на асфальт, неподвижно замерев.
- Чего это  с ней? -  спросили  милиционеры и кинулись  к ней.
Рисующий на человеках  лишь улыбнулся. Все эти пируэты женской  психики были ему давно хорошо знакомы.
- Это нормально, ребята. 
Молодые  сержанты участливо  склонились над  замеревшей в позе  эмбриона  девушкой
- Тебе  плохо?
Но Катя,  свернувшись  калачиком и закрыв  лицо  руками-лапками, им не  отвечала.
- Ой, мама! – воскликнула девочка  лет  шести,  которая  шла  мимо  вместе  со  своими  родителями. – Милиционеры  тигру  убили!
Рисующий на  человеках  подошел к лежащей девушке,  нежно  погладил  ее по  голове и, не  говоря  ни  слова,  взял  ее на  руки, будто  уснувшего от усталости  ребенка. И совсем  как  ребенок, Катя обхватила  его  за  шею и уткнулась  подбородком  в  плечо. По  ее лицу  текли  слезы, размывая  краску, оставляя  темно-серые  дорожки  на  тигриной  мордашке.
- Я вдруг  вспомнила, что  у меня  уже  завтра  утром  самолет. И эта  мысль меня просто свалила с ног. Практически убила…
Над  набережной с  оглушительным  грохотом  лопнула   ракета, из которой  расплескался по темному небу  искрящийся  звездный дождь. Вслед   за ней один  за  другим стали распускаться другие  ослепительные  белые  цветы. Сполохи фейерверка весело  играли на раскрашенном лице Кати, по которому все текли и текли слезы.
Так,  на  своих руках  Рисующий на человеках и донес ее до ворот кемпинга. Перешагнув натянутую цепь, он уверенно  понес свою модель прямо в душевую. Милиционеры, на секунду-другую  замешкавшись  в легком сомнении, последовали за ними.
Вода в душе из-за позднего  часа оказалась   уже  холодной, но Катя  и Рисующий  на  человеках, стоя  вдвоем  под  ее  струями,  почти не чувствовали этого. Они  были полностью  поглощены ласками друг  друга, и краска с ее тела густо размазывалась по нему. С ног до головы  они оба были в сплошном цветном  месиве и, будто  вдохновленные  художники,  рисовали друг на друге картины своей  нежности  и страсти.  Вода под  ногами растекалась  бурыми пятнами, но краске, казалось, не будет конца.
Милиционеры  в это время стояли в проходе душевой, прислонившись дверному косяку. Они  молча курили и  внимательно смотрели  на них, выполняя приказание своего начальника, проследить, чтобы  боди-арт был полностью смыт.



Под утро, когда еще на часах не было  и шести, он пошел провожать  ее домой.
Эта  прощальная прогулка  была мучительна и прекрасна одновременно. Они почти  ничего не говорили  друг другу, и Катя сейчас была так не похожа на саму  себя. Рядом с Рисующим на человеках шла взрослая женщина с  мудрой грустью в глазах.
- Ну,  вот и еще одна  маленькая  жизнь  прожита .  Спасибо  тебе  за нее… Когда-нибудь  я  буду  рассказывать своим  детям  сказку про то,  что  где-то   на  белом  свете  и на   черном  море под  голубым  небом живет  добрый  волшебник.  Его   сила  -  в  его  нежности и  любви к  красоте и всему живому. Рядом  с  ним  люди  улыбаются и  глаза  их  загораются  радостью, а на душе  становится  спокойно  и  тепло. Он каждый  день  творит  чудеса. Но  вместо  волшебной  палочки  у него  в руках кисточка  с краской. Встретить его это подарок  судьбы. Тому, кому это удастся, тот поверит в сказку и поверит в самого себя…
Катя говорила тихо, словно только самой  себе, и голос  ее  слегка  дрожал.
 А потом надолго замолчала…
И вдруг  запела:
Никого не пощадила эта осень.
Даже солнце не в ту сторону упало.
Вот и листья разъезжаются, как гости,
После бала, после бала, после бала...
Они подошли к двери, за которой  им предстояла  навсегда  расстаться.
Наступил самый тягостный миг.
Подходящим для него слов не находилось, ни у него, ни у нее.
- А давай не будем  прощаться? – вдруг предложил Рисующий на  человеках и в голосе его даже послышалось некое воодушевление. – Давай  договоримся, что  мы  сегодня  же встретимся опять. Сейчас ты выспишься, отдохнешь, а после  обеда опять  ко  мне  придешь.
- Классная  идея! Давай так и сделаем!
С этой  обманчивой легкостью, в  которой   откровенно  чувствовалась попытка обмануть  самих  себя, они и простились. Будто бы и сами поверили,  что они встретятся в этот же день.
Рисующий  на  человеках нежно  обнял Катю и оставил  ей вместе с легким поцелуем  свое такое  же легкое «пока». В следующий  же миг он быстро  развернулся, чтобы не встретится с ней взглядом, ибо,  если  бы  он увидел в этот момент ее глаза  в слезах, он бы и сам не выдержал.
Он выбежал  на улицу и пошел домой, оглушенный и смиренный. И благодарный всему за все. Как все любовники на  рассвете.
Пустынные улицы  были  полны вчерашнего  мусора. Во  всем  вокруг, от  этих мятых  оберток   под  ногами  до горящих  напрасно  фонарей над  головой,    чувствовалась  какая-то печальная и странная   прелесть. Тонкая грань  дня и ночи,  когда  луна  еще ярка и вдоль улиц  стелется  зыбкий туман с гор, ползущий к розовому  морю.
Все так  свежо, тихо  и мягко.
И только первые  птицы то там,  то где-то совсем  над  ухом  нарушают  эту  тишину. Да и то как-то неуверенно, сбиваясь с нот и обрывая трели.
А еще во всем этом уже  ощущалось  неуловимое начало  осени, ее первые тихие  шаги.
И хотя  будут  еще – наверняка  будут – и новые встречи, и замирания  сердца, и наваждения, и  много всего   того  удивительного, красивого и радостного,  что щедро дарит  Рисующему на человеках  его  работа.  И  море будет еще  теплее, чем   в июле, и  ночи еще  звезднее, чем  в августе… Но сейчас, в первое утро осени, он шел уставший  по пустынным  улицам к себе домой. Лица его не покидала   грустная  улыбка  и   в уголках  глаз никак не высыхала слеза.   Ему казалось, это утро пахнет первым  снегом.
Он придет к себе в комнату, поспит часа три и снова отправиться на пляж рисовать  на беззаботных и счастливых людях, еще не знающих,  что это лето уже кончилось.