Настя и волшебная страна

 Первые  дни сентября  на курорте имеют  свой особый,  непередаваемый шарм.
С одной стороны спадает августовское пекло и солнце даже после обеда  удивительно  мягкое и  ласковое. Оно  нежно гладит тебя по неприкрытой голове и по загорелым плечам, но уже без прежней страсти.  И ты ему постоянно  улыбаешься в ответ. Как маме в детстве.
Море еще  совсем теплое. Кажется даже, что теплее, чем летом. И отдыхающих в нем еще много. Но в воздухе густо витает запах курортного «дембеля»:
- Мы завтра уезжаем.
- А мы послезавтра.
- А мы через два часа…
Люди уезжают волнами и с каждым днем их все меньше. Особенно тех, что с детьми школьного возраста. Но  это временный спад. Неделя-другая и с большой земли пойдет новая волна тех, что предпочитают отдыхать в бархатный сезон. И  с этой «бархатной» волной у всех местных жителей, кто имеет свой интерес в курортной  индустрии, от хозяев гостиниц до продавцов сладкой ваты,  традиционно связаны самые светлые надежды. Вот, мол, сейчас приедут люди с деньгами, которые не мелочатся, и уж тогда-то мы поднимем то,  чего не добрали летом.
У Рисующего на человеках в первые дни сентября тоже установилось  затишье с клиентами. Рисовать татушки стали заметно меньше, и большую часть рабочего дня теперь  можно  было загорать, купаться и всячески бездельничать. И с одной стороны, это обидно потому, что после августовского пекла краска наконец-то не течет, не скисает и утренний замес  не теряет свойств до самого позднего вечера. Только рисуй. Но с другой стороны, к сентябрю накапливается моральная утомленность  от  тысяч лиц и тел, которые прошли за сезон к этому времени через  твои глаза и руки, накрывает   легкая опустошенность от водоворота бесчисленных знакомств и соприкосновений. И поэтому, если честно, то, в общем-то, ты рад и искренне наслаждаешься этим вынужденным простоем, когда есть возможность ни с кем не разговаривать, никого не касаться, быть незаметным и ненужным и  просто так, бесцельно и с пустой от удовольствия   головой  лежать под солнцем, как простой курортник. И время от времени вставать, чтобы    зайти в воду  и уже в ней продолжать  лежать,  раскинув руки, сонно и лениво, словно  на жидкой перине, что слегка покачивает тебя и баюкает, слушая, как  тихонько  звенит в ушах глубокое  Черное море…
Однако ближе к концу дня это буддийская  отрешенность в душе начинала сменяться легкой тревогой: скоро   сдавать  дневную выручку, а ей пока еще и не пахнет. Рисующему на  человеках приходилось  прерывать свой абсолютный  покой и  начинать  колдовать, камлать и совершать всевозможные  ритуальные движения, призывающие клиентов: переставлять стулья, менять местами каталоги на столе, открывать на «заговоренных»  страницах, занимать определенные «магические» позы и т.д.
Кроме того приходилось включать  и  фантазию, чтобы просто как-то привлечь внимание к  своему столику и перехватить тех немногочисленных потенциальных  клиентов, которые   крейсировали по пляжу  от одного стола с временным тату к другому, придирчиво выбирая,  где картинки получше и цены пониже.
Но все это помогало слабо.
Вот и сегодня дела  шли не ахти. Кто-то из утренних  клиентов оставил как часть оплаты за татушку  пакет с  мелкими помидорами и Рисующий на человеках решил использовать их для своей рекламной кампании. Он достал банку с синей краской и раскрасил  ей несколько овощей. Потом сбрызнул их лаком для волос, чтобы получился глянцевый отлив, а сверху присыпал золотыми блестками. Полученные ГМО он  разложил  на краю стола, к которому прилепил  скотчем лист с написанной  разноцветными  фломастерами   текстом:
                Только сегодня!!!
                Каждому, кто нарисует у нас тату, ПОДАРОК:
                синие дивноморские помидоры со вкусом  сливы!
Однако даже такие уловки не срабатывали,  и точка художника сегодня была в центре мертвого штиля.
Дело на пляже шло к вечеру.
От нечего делать художник решил навестить массажиста дядю Сашу, который с задумчивым видом также скучал без клиентов в своей палатке, которая по совместительству являлась и пляжным медпунктом.  В  легком облаке благовоний от дымящихся палочек он был чем-то похож на римского  философа, погруженного в мысли о природе вещей, которые несли только  ведомый ему покой, утешение  и невозмутимость.
-Пан доктор,  вы слышали новость?
- Какую же, пан художник?
-В Египте пирамиды рухнули. Теперь все туристы к нам поедут. Мы домой после сезона на своих самолетах полетим. Так что, как сказал классик, грузите апельсины бочками! Но я к вам еще вот по какому  делу. Вид дланей моих  стал  оченно беспокоить  меня в последнее время. Да и клиентов смущает.
Рисующий на человеках поднял свои руки, демонстрируя пальцы, покрытые пятнами  несмываемой урзольной  краски. 
- Может ли мне современная медицина чем помочь  в этой проблеме, а то люди замучали  вопросами: что у вас с руками? Обратитесь к доктору немедленно.
Сан Саныч  флегматично пожал плечами:
- Ну, чем тут современная медицина помочь может?  Думаю, ампутация пальцев пока  будет излишней. Поэтому  можно ограничиться мягкой терапией. Давай-ка сюда руки.
Он достал из своей аптечки, представляющей собой  раздвижной  ящичек с двумя рядами  отсеков,   моток  узкого пластыря и с профессиональной ловкостью  обмотал им   пальцы художника. При этом  сами кончики доктор оставил открытыми.
- Ну вот. Большего медицина тут сделать не в состоянии.
-Вау, какая красота! Спасибо вам,  пан  знахарь. Я снова чувствую себя человеком.
- Не стоит благодарностей! Это всего лишь моя  работа. У тебя, кстати, возле столика , кажется, клиенты появились. Смотри не упусти.
И действительно,  его столик окружила кампания галдящих детей, среди которой возвышался большой квадратный мужчина. Это добавляло вероятности, что, наконец-то, сегодня кто-нибудь  что-нибудь нарисует. Поэтому Рисующий на человеках стремглав бросился к своему рабочему месту.
-Здорово, командир! Нарисуешь моим  архаровцам чего-нибудь? – спросил большой человек с большим лицом и большим животом, кивнув на троих мальчишек,  которые с азартом шумно   тыкали пальцами в картинки. –  Давайте, спиногрызы мои, можете начинать  по старшинству.
Все  ребята выбрали себе одного и того же человека-паука на плечо, которого Рисующий на человеках к этому времени нарисовал  уже целую  дивизию. Поэтому процесс клонирования  не занял много времени.
- Лихо рисуешь, - хмыкнул человек-гора. – А с пальцами что?
- Да пустяки! Пельменями обжог.
- Понятно. А я видишь, детей решил, наконец, с севера на море свозить. Балую их тут. И себя малость тоже. А то чего у нас  на севере там хорошего? Сырой "Беломор", дырявые валенки… - вздохнул грузный папаша и добавил. – Хотя и общего с югом тоже много.
-Что, например?
-Тоже одни олени вокруг…

 Едва эта северная компания ушла, как снова появилась  эта  девушка.
Она уже третий день подряд приходила к столику с каталогами, и подолгу в глубокой задумчивости   их перелистывала от начала до конца. На ее лице играло столько сомнений и противоречивых желаний, что, видимо, ей самой этот выбор казался медленной пыткой.
- Скажите, это ведь, правда, очень важно выбрать нужный и правильный рисунок? – спросила она еще в первый день.
- Правда, - кивнул ей, мягко улыбаясь,  художник. – Это ведь  древнейшая и  сильнейшая магия. Рисунок  на теле может менять  не только настроение и ауру  человека, но и заставляет  окружающую реальность  по-особенному  относиться к нему. С  выбранным рисунком  в твою жизнь может придти что-то новое и  доброе.
- А может наоборот?
-Может и наоборот…
Эти слова только еще больше смутили  колеблющуюся  девушку.  Рисующий на человеках, как мог, пытался помочь ей  с выбором идеальной для  нее  тату. Он рассказывал,  как эротично смотрится та и ли иная кошка, какую легкость привносят  ящерки  и  цветы, как стильно и экзотично  оплетают узоры на руках и кистях, как изысканно ложатся веточки слева от пупка или  горизонтальные узоры  на пояснице. Девушка внимательно разглядывала все предлагаемые варианты, кивала головой, но так и не могла ни на чем остановиться.
 Чтобы облегчить себе  выбор, она стала спрашивать, что означает тот или  иной рисунок. И тогда Рисующий  на  человеках начинал объяснять, что кошка символ женской сексуальности. Что  это животное, обладая способностью изменять форму зрачка, символизирует изменяющуюся силу солнца, а также фазы луны и великолепие ночи. Что змея символизирует мудрость, а  тату в виде нее повышает интеллектуальный уровень, развивает интуицию и даже ясновидение. Человек, носящий такой рисунок, делается более решительным, целеустремленным, активным, его воля становится железной, он преодолевает все жизненные преграды.  Он рассказывал ей о символике цветков. О том,  что, например,  орхидея олицетворяет великолепие, благосклонность и роскошь.
В китайской символике это совершенный человек, гармония, изысканность, любовь, красота, женское обаяние.  А вот роза - это совершенство,  завершенность, таинство жизни, ее средоточие, неведомое, красота, благодать, счастье, но также сладострастие и страстность. Как цветок женских божеств, роза означает любовь, жизнь, творчество, плодородие, красоту, а также девственность. Наконец, художник предложил просто написать ее имя, Настя, двумя  японскими иероглифами, которые означают воскрешать к жизни.
Девушка  все это внимательно и с интересом слушала, но, похоже,  только еще больше запутывалась  в своих  сомнениях.
-А можно я еще немножко похожу и  подумаю?…
Девушка была до невозможного трогательна. Ей было явно больше двадцати, но в ней чувствовалось   вечно детское начало  – в голосе, взгляде, в этой забавной  манере  кусать кончики своих косичек.
«Типичная Персефона», - с первого взгляда на нее заключил  Рисующий  на человеках, которому   часто приходилось  иметь дело с  этим  женским архетипом. Его носительницы, независимо от возраста, – и внешне, и внутренне – остаются вечными  девочками.
Вот и сегодня под вечер эта нерешительная барышня  в коротком платьице и  со своими неизменными косичками  снова  пришла снова выбирать себе татушку, от которой зависела  вся ее  дальнейшая   судьба. Лицо ее светилось  радостью,  словно от предвкушения праздника.
- Здравствуйте! Я пришла, как обещала.
- Здорово! Я очень рад.
- Сегодня я у вас точно что-нибудь выберу, - широко улыбнулась она художнику как своему старом и доброму знакомому. -  Просто теперь я точно знаю, какой мне нужен  рисунок.
- И какой же?
- Мне нужен такой рисунок, чтобы у меня в жизни кое-что поменялось к лучшему. Короче, мне нужно чудо. Пусть небольшое, но настоящее. Понимаете меня? Есть у вас такой рисунок?
«Глаза у нее и, правда, необычные, - с нежностью подумалось Рисующему на человеках.- И губы необыкновенные. И такие вечно удивленные и смущенные  плечи…»
- Такой рисунок должен быть не у меня, а у тебя.  Понимаешь,   я  ведь могу нарисовать   только  то,  что  уже  есть в  тебе самой. Просто,   когда рисуешь на человеке, так получается, что ты  словно срисовываешь откуда-то из его души. То, что ты ищешь, оно в тебе, а не в моих каталогах
- Ну, вот, я опять запуталась. А  может, я и сама  толком не знаю, что у меня в душе, -вздохнула девушка, отведя  в сторону взгляд. – Я даже не знаю, что именно нужно искать.
- Тогда давай поищем вместе!
Рисующий на человеках закрыл точку, спрятал  штендер, зонтик и пластиковую мебель  в свой тайник у забора студенческого лагеря и сдал негустую  дневную выручку  Лике. После этого они вдвоем с Настей снова вышли на пляж и сели у кромки багрового моря. За спиной над темными склонами  и полями висело марево. В воздухе плыли утешающие и умиротворяющие  запахи. Слышались   звуки гитар, флейт и кастаньет  музыкантов-индейцев, что играли на бульваре свой неизменный и привычный  репертуар.  Мимо  по пляжу томно бродили влюбленные   парочки,  глубоко  вдыхая романтику  приморского  осеннего вечера.
На Дивноморск медленно, почти незаметно опускалась шелковая темнота…
- Расскажи мне о себе, Настя.
- Прямо вот  так сразу? – удивленно улыбнулась она, с полминуты помолчала,  а потом мечтательно запрокинула голову и стала рассказывать о себе,  растягивая слова на манер всех девочек из страны чудес. – Ну, вообще-то я маленькое фейо… и я летаю в облаках. В моем мире живут только пони, которые на попах катаются по радуге и кушают  естественные  психоделики.  Зимой, когда снега у нас наметает до седьмого этажа, я разговариваю дома с компьютером, с розетками, с феном… И уж-ж-жасно расстраиваюсь, что они мне не отвечают. Скажите, доктор, я безнадежна?
Настя лукаво и кокетливо  заглянула художнику в глаза.
-  Я думаю, поскольку розетки тебе не отвечают, значит все не так уж и  безнадежно. Вот если бы  отвечали… Я  тоже нашел однажды в детстве  желудь величиной с сосновую шишку и подружился с ним. До сих пор дружу, хотя он старый уже совсем и в полном маразме.
-На самом деле,  мне кажется, что я живу неправильно и печально, - резко посерьезнев,  продолжала Настя. Будто не своей жизнью.  Играю в чужие игры, занимаюсь чужими делами, общаюсь с чужими людьми, влюбляюсь в чужих мужчин.  А где во всем этом мое? То для чего я создана?  Видишь, я даже татушку себе и то выбрать не могу…Но я все равно хочу найти свою розовую страну . И тогда  я точно узнаю, кто я есть на самом деле. Ведь зачем-то  послана на этот свет  моя легкая душа.  А ты, Рисующий на человеках, случайно не знаешь зачем?
В пестрых дивноморских сумерках  она и правда  казалась  маленькой феей, эта странная девушка с  косичками. И прохлада  надвигающейся ночи переливалась влажным блеском первых звезд на  небе.
- Нет, я не знаю, - помотал художник  головой.  – Хотя я знаю сказку про тебя.
- Про меня.?
- Скажем так: про точно такую же фею, у которой были такие же проблемы.
Сказка о забывчивой фее * ( Сказка С.А. Черняевой)
Жила-была Фея, такая забывчивая, что она забыла не только, как ее зовут, но и то, что она - фея. Однажды утром Фея вышла из дому и подошла к цвету¬щему лугу.
 - Здравствуй, Цветок, - обратилась она к луговому колокольчику.
Колокольчик сразу обрел голос и ответил фее: «Здравствуй, Цветок!». (Дело в том, что цветы знают только о цветах. Может быть, еще немного о бабочках и пчелах, но имена они дают только цветам.)
И фея стала цветком. Вместе с другими цветами она радовалась солнцу и летнему дождику, ждала росы и улыбалась ветерку. Она разговаривала с другими цветами, и они охотно ей отвечали, ведь они обретали способность говорить тогда, когда к ним обращалась фея. Но приближалась осень. Цветы стали увя¬дать, уходить в землю, рассеивать семена. И фея поняла, что она не цветок.
На лугу паслись олени.
- Кто вы? - спросила фея.
- Олени, конечно, как и ты, - ответила фее олениха с прекрасными темными глазами. (Дело в том, что олени не замечают в жизни ничего, кроме своего стада и зеленой травы. Знают они, конечно, и о волках, но имена дают только оленям.) - Мы очень красивы, мы счастливы на этом зеленом лугу!
И фея стала оленем. Вместе с другими оленями она пила прозрачную воду из ручья, грелась на солнце, чтобы оно расцветило ей спину своими зайчиками, на¬слаждалась зеленой травой и тенью деревьев в полдень. Наступила зима. Оленье стадо ушло в горы. Они скакали по склонам, пили воду из водопадов. Олени-самцы устраивали турниры, а самки смотрели на них, размышляя о слабых нежных оле¬нятах в пятнистой шубке.
И фея поняла, что она не олень. Она жила среди камней, и камни станови¬лись поющими и драгоценными. Она жила среди рыб, и рыбы становились зо¬лотыми и говорящими. Сейчас она живет среди облаков.
Эта сказка не окончена. Сказка продолжается. И что будет  в ней  дальше, зависит только от тебя…
Настя, уже совсем не улыбаясь, уткнулась  подбородком  в свои голые коленки  и грустно вздохнула:
- Да, это сказка про меня…
Рядом с ними  набережная  залилась   светом фонарей и наполнилась  фланирующим людом.  Со стороны гор  доносились порывы свежего ветра. Эта  первая прохлада надвигающейся осени  дышала на них  оттуда, с самых вершин Кавказского хребта,  где всегда лежали  снега. Вершин далеких, как предания  нартов, как мотивы древних легенд и  старинных напевов, что переживут  и даже не заметят всех этих маленьких   и случайных людей, которые  бесцельно   бродили  сейчас по  улицам приморского  городка.
- Не грусти, дружок, а  то нос не будет расти! – подбадривающее  улыбнулся  Рисующий на человеках и   положил свою ладонь на плечо девушки. Тепло от нее  тут же растеклось по всему ее телу. –  Я помогу тебе найти твой рисунок счастья. Это будет прекрасным приключением, какого у тебя наверняка еще не было. И еще это будет… весело. Завтра у меня выходной  и я могу с тобой поработать.   Согласна?


На следующее утро, как и договаривались, они  встретились на пересечении Кирова и Ленина, там, где берет свое начало  самый главный пешеходный бульвар, выходящий  через улицу, заполненную  кафешками и торговыми палатками,  на центральную набережную. По нему уже пошел поток  курортников с надувными матрасами, кругами и зонтиками . Практически у каждого  третьего ( если  не второго)  из мужчин  в руках была бутылка или банка пива.  Солнце весело скользило  по ним, отчего весь бульвар был наполнен  скачущими солнечными зайчиками.
Настя  лучилась. И  Рисующий на человеках, глядя на нее, тоже был светел, подобно  тому,  как светла   луна   от солнца.
- Давай  не  будем терять времени и начнем прямо сейчас. Ты готова?
- Ага. Только не очень понятно, к чему.
- К тому, чтобы  немного пошалить.
Художник достал из своего  рюкзака большой  платок  и, свернув в несколько раз, обвязал его вокруг глаз девушки.
- Уже интересно, - с легким скепсисом в голосе хмыкнула она. -  Как будто для меня  белый свет выключили.
Некоторые из проходящих мимо курортников  на ходу    бросали  любопытные  взгляды на странную  девушку с завязанными глазами.
- Нет, мой друг. Мы всего лишь выключили твое зрение.
- Зачем?
- Затем что оно тебе сейчас ни к чему.
- Как это мило! Значит, я буду танцующей в темноте.
- Зрение это постоянный контроль и постоянное напряжение. С помощью глаз ты ежесекундно  пытаешься  контролировать  окружающее пространство. И тебе кажется, чем больше ты видишь, тем больше знаешь и тем тебе спокойнее.  Отсюда это твое непрерывное напряжение. И еще твои глаза это твои  блоки, зажимы  и страхи. Страх ошибки и неправильного выбора. Эти страхи управляют тобой.
- Не знаю. Мне наоборот как раз сейчас не по себе. Я чувствую себя беспомощной.
- Это с непривычки. На самом деле ты можешь прекрасно общаться с этим миром и, не прибегая  к помощи  глаз.   Я временно отключил тебя  от них, чтобы заблокировать твоего цензора в голове. Именно этот товарищ  и  мешает тебе чувствовать и  понимать себя?
  - И что мне теперь делать дальше?
- Просто чувствуй. Ощущай… И ничего не бойся!  Сегодня   я возьму  на  себя роль поводыря и проводника в твою розовую страну. Но при одном условии: чтобы ни происходило, ты не должна снимать повязки с глаз. Помни, что я рядом, и я тебя страхую. Понятно?
Настя  молча  кивнула.
Рисующий на человеках мягко взял  руку девушки и несильно потянул ее вперед. Та с легкой нерешительностью сделала первый шаг в темноту.
- Ничего-ничего, - успокаивающе  шепнул он ей на ухо. – Вот увидишь, ты быстро освоишься.
И  настин поводырь, легко сжимая запястье своей подопечной, повел ее по улице. Рука ее сама  инстинктивно вцепилась в его руку, и он чувствовал, как она  слегка дрожит  и волнуется. Однако  с каждым шагом девушка двигалась все  спокойней  и уверенней.
- Знаешь ли ты, мой добрый гений, что человек по тонкости осязания превосходит все остальные живые существа на свете,  а наша кожа  есть самый чувствительный орган. Ты можешь почувствовать ей взмах крыла мухи, касание легчайшей пушинки, солнечный луч, взгляд человека…
-Угу, особенно если этот   человек молодой и симпатичный! –  с улыбкой вставила  Настя, которой  эта игра в поводыря и слепую  казалась забавной, но пока  еще не очень  понятной.
- Мир можно воспринимать глазами, ушами, запахами, вкусами, а можно и тактильными  ощущениями. То есть через прикосновения, - продолжал Рисующий на человеках тоном заправского   гуру. - Вещи, которые при взгляде на них кажутся одним, на ощупь могут оказаться совершенно другим.
- Правда? А я всю жизнь думала, что все то, что блестит,  и есть  золото.
- Гы, ты смотри, психи на прогулке, - раздалось рядом. – Эй, чудики, а че это вы делаете?
Два парня с красными от порошкового вина глазами в мятых шортах-бермудах, приспущенных до самых лобков,  не смогли пройти мимо и оставить без внимания то, что было для них непонятным.  Но ответа на свой вопрос они так и не услышали: странная парочка его откровенно проигнорировала.
- А теперь давай познакомимся  с этим миром  на ощупь, - продолжал художник. - Сначала прислушайся к себе, к   ощущениям в своем теле…  А теперь ощущай  только  свои руки.  Помни, что сейчас они заменяют тебе глаза. И твои пальцы могут видеть больше так же хорошо. Даже еще лучше. Гораздо лучше. Они видят самую суть вещей. Слушай их  внимательно! Они никогда не обманывают и не ошибаются.
И Настя действительно почувствовала, что  кончики  пальцев к этому моменту превратились в  маленькие, но невероятно сильные центры всей ее  восприимчивости.
Поводырь завел ее под большую иву, пышно  распустившую  свои тонкие ветви, точно  юная красавица волосы.   На ощупь они были  необыкновенно мягкие,  сочные, живые. Настины  пальцы  с удовольствием заскользили по ним. И девушка, улыбаясь,   принялась  трогать   длинные ивовые ветви, а они стали  трогать ее. Эта нежное   ощупывание  увлекло и  поглотило   обе стороны – и девушку, и дерево.
- А теперь потрогай это, - сказал Рисующий на человеках, когда девушка наласкалась  с ивой.
Он подвел ее к стоящей рядом  деревянной скамейке и прислонил к ней  ее ладонь.
- Прислушайся внимательно  к этой скамейке. И ты услышишь  ее.
Настя ласково погладила деревянные перекладины, покрытые морилкой,  со слегка  скругленными гранями и произнесла:
-Сначала мне показалось, что это жесткое и мертвое  дерево. А теперь я чувствую его тепло, которым оно отвечает мне. Оно мягкое, его хочется трогать и гладить… И еще я чувствую тепло тех людей, которые на ней сидели. Представляешь, оказывается, оно помнит все зады, которые  отирали эту скамью.
- Вот видишь, у тебя определенно есть талант к биолокации.
-  А нам, феям, без него никак!
Рисующий на человеках вновь подхватил ее руку и подвел Настю к  другой такой же скамейке, что стояла в паре метров. На ней сидела молодая парочка и увлеченно целовалась, не замечая никого и ничего вокруг.  Настина кисть, ведомая своим поводырем, осторожно, словно легкий сквознячок,  скользнула по головам влюбленных. Те приоткрыли глаза, не размыкая своих губ и рук, и тут же их закрыли, продолжив с упоением целоваться.
- Какие они хорошенькие!.. И такие пушистые, - шепнула с восторгом Настя и еще раз нежно погладила парня с девушкой по макушкам,  словно они были обычными котятами.
- Ну не будем мешать их счастью, - произнес художник и повел свою подопечную по бульвару дальше.
- А теперь поиграем в куклу и кукловода.  Ты  сама   прощупывай  себе дорогу, а я буду поддерживать сзади.  Главное, не забегай вперед и не отрывайся от моей руки.
Рисующий на человеках положил  свою ладонь   между лопаток девушки  и слегка подтолкнул ее вперед. «Кукла»  послушно двинулась в направлении, заданном ее «кукловодом»,  вытянув вперед руки, которыми принялась  исследовать  пространство перед собой.
- Как говорила Алиса, все чудесится и чудесится , - сказала Настя и в ее голосе уже почувствовался  восторг от всего происходящего.
Она осторожно вслепую  шла  вперед,  и ее  руки то и дело касались чьих-то спин, плеч и затылков. Она словно плыла сквозь море людей.   Она  вскользь трогала витрины магазинов,  развешанные торговцами  кепки, панамы, надувные  круги, матрасы, зонты  и прочий курортный «флуд».
Люди реагировали по-разному: кто-то   шарахался, кто-то улыбался, кто-то вообще никак.
- Ой, девушка, что ж вы так пугаете?!
- А это что, перфоманс такой?
- А  потрогайте меня еще раз и помедленней…
-И меня тоже!
- Вот и правительство  точно так же водит народ с повязкой на глазах.
 Прямо на   парапете   сидели две улыбчивые девушки студенческого возраста  и  ели шоколадки, жизнерадостно болтая ногами. Рисующий на человеках, заметив их, тут же  направил к ним  свою подопечную  .
- Познакомься с девочками.
Настина рука нащупала коленку одной из сладкоежек и  та хихикнула в ответ:
- Ой! Какие вы прикольные! Это у вас такая игра или психологический  эксперимент?
- Пожалуй,  и то, и другое, - ответил Рисующий на человеках.
Настя  прошлась рукой по  бедру невидимой незнакомки, поднялась вверх до лица и ласково провела по щеке.
- Ммм, как приятна-а-а, - растаяла студентка и в благодарность за удовольствие поднесла к губам Насти свою шоколадку. – Угощайся!
«Слепая»  тут же откусила кусок и  тоже замычала от удовольствия.
-  А можно  мы тоже с вами поиграем в эту игру?
- Конечно, присоединяйтесь! – кивнул художник. – Есть, чем глаза завязать?
Спустя полчаса по бульвару уже бродило несколько пар «слепых» и «поводырей», которые с азартом щупали недоуменных прохожих. То и дело слышался смех, удивленные вздохи и вскрики.

Наигравшись с людьми,  художник повел  Настю  туда, где их не было и через некоторое время  они оказались  на уединенной  опушке  среди полуденного заброшенного сада,  что примыкал  с юга к  «Голубой дали»,  самому крайнему санаторию Дивноморска. Вокруг шумели на легком бризе   яблони, алычи и  груши.  В их тени  пышно зеленели  заросли   ежевики, боярышника и  шиповника. То тут, то там по земле  густо расстилался  плющ, лежа между деревьями пушистыми зелеными одеялами.
Здесь было тихо и спокойно, а  воздух был таким  сладким, влажным и терпким,  как будто где-то рядом варили варенье.
- Где мы? – спросила Настя, у которой  все еще  оставалась на глазах повязка.
- В розовой стране, как ты и хотела. Здесь духи моря, гор, деревьев и цветов  зачаровывают людей и они навсегда остаются детьми…
- И что мы здесь будем делать?
- Рисовать твой рисунок счастья.
- А ты уже знаешь,  как он выглядит?
- Чтобы узнать это, нужно просто начать  его рисовать.
Рисующий на человеках расстелил свой рабочий  пенопленовый коврик  и распахнул рюкзак с красками.
- Тогда я хочу, чтобы это был большой рисунок, на все тело. Чтобы он  покрыл меня всю.
И девушка  парой ловких  движений  изящно скинула с себя то немногое, что на ней было надето.
- Ах, как хорошо! Как же  мне прекрасно!!- радостно вздохнула она от удовольствия и ее обнаженное тело,  прекрасное как само южное лето,  запело от свободы.
Опьяненная от своей наготы ,  переполненная восторгом и безоглядной  радостью, Настя   принялась   кружиться  и танцевать, подпрыгивать и хлопать себя по бедрам, совсем как  ребенок.  А потом вдруг остановилась и  в избытке какой-то торжествующей нежности начала трогать и  целовать, все к чему прикасалась – листочки на ветках, цветы,  травинки.  Нащупав   ствол мушмулы, девушка  обняла его и слилась с ним, как с милым любовником в порыве  нежной страсти.
- Я люблю тебя, милое мое деревце! …
Рисующий на человеках подошел сзади и мягко  опустил руки на плечи возбужденной девушки.  Ее тело под ними тотчас замерло, будто потрясенное этим прикосновением. Настя вдруг почувствовала себя  укутанными в эти мягкие, теплые ладони и ей стало так уютно,  так хорошо, так успокоительно легко. И бушевавший в ней огонь   от одного этого прикосновения превратился  в облачко  белого пара.
Художник и  сам в этот момент почувствовал, словно держит на ладони только что родившегося цыпленка,  которого так хочется поднести    к губам и  согреть теплом своего дыхания. Это  ощущение чего-то доверчивого и хрупкого, живого и нежного  в своих руках и было тем самым чувством, которое  в этот момент пронзило всего его.
Они оба замерли, и  вокруг стало вдруг необыкновенно тихо.  Так  тихо, что был  слышен  шелест крыльев бабочек.
- А теперь успокойся… расслабься… замедли дыхание и биение сердца…вздохни глубоко … и глубоко выдохни… И медленно опускайся на землю. Нам пора начинать…
Настя послушно   легла на коврик  в позе звезды, широко разведя в сторону руки и ноги.   Сами собой  раскрылись  ее ладони. Она все еще была возбуждена, и  было видно, как подрагивают кончики пальцев на ее ногах. Но постепенно тело девушки обмякало, и дыхание становилось все более ровным.
Рисующий на человеках  прикоснулся к ней и  тут же  отвел руку, будто обжегся. Так  пронзительно было ощущение  и велико  удовольствие. Ему захотелось посмаковать  его, выпить, не торопясь, маленькими глотками, как дорогое вино, чтобы не ускользнул ни один оттенок.
  Он закрыл  глаза и  где-то там, за пределами его сознания,  перед ним потекли причудливые тактильные  образы: прохладная гладкость шелка… убаюкивающее тепло бархата… дыхание  легкого первого морозца … ласка пушистого котенка… скольжение  страусиного пера… искристый  влажный бриз… легкое щекотание лепестков ромашки… нежность солнечного ветерка в середине мая… сладкая свежесть летнего  морского утра… мякоть мармелада…бегущие по телу капли теплого молока…
Рука  его медленно  плыла  по  телу, то поднимаясь, то опускаясь, повторяя  его трепетный рельеф. Ладони   ложились на  плечи, бедра, лицо, грудь, живот, колени мягко-мягко, словно первый  снегопад на рассвете,  что приходит в мир неслышно, на своих белых и легких  цыпочках, пока все еще спят. И женское тело откликалось на эти  прикосновения. Оно едва ощутимо устремлялось вслед мужской руке,  словно бы стараясь удержать ее и прося не покидать, не оставлять, не разрывать этой хрупкой и блаженной  связи между плотью и плотью. Их кожи соприкасались,  сливались, проникали друг в друга, втекали молоком в молоко и принимали одна другую как свет, как радость, как абсолютную нежность.
Вдруг Настя почувствовала совсем другое прикосновение. Влажное, от неожиданности даже показавшееся ей обжигающим. Она не сразу поняла, что это было прикосновение кисти с краской.
Художник начинал  на ней рисовать.
- Говори все, что сейчас плывет у тебя пред глазами. Все, что видишь, все, что  чувствуешь, все, что идет в голову…
Настя ответила не сразу. Прошла минута, другая,  а потом, словно из  полузабытья, с ее губ полился поток образов:
- Я развлекаю гусениц, гусеницы развлекают меня… тонкие кошки на ветру… удары гонга над пропастью… кристаллические пирамиды…жонглирую бумерангами…повстанцы на летающих  полотенцах… пальмы в снегу…теплый хлеб на груди…мотыльки над цветущим гранатом…ладони, полные вина…ящерицы на краю вулкана…я иду по спинам медлительных рыб…слезы с привкусом изюма…платье, полное тишины…
Девушка озвучивала свой  поток сознания, которому, казалось, не было ни конца ни края,  а Рисующий на человеках  тем временем скользил по ней своими  кистями, стараясь  запечатлеть каждый из этих прихотливых образов. На живом  холсте стремительно рождалась невероятно яркая, пестрая и красочная фантасмагория.  На обнаженном теле, точно  на волшебном ковре,  распускались пышные и удивительные цветы, вились  и перетекали друг в друга  причудливые  узоры.  Все это было похоже на  карнавальное буйство красок и безумный сон  наяву.
С  каждым новым  мазком, что были  так похожи на влажные поцелуи,  Настя чувствовала, что все глубже и  глубже погружается  в свое наслаждение. Это было состояние парения  в чем-то мягком, густом, обволакивающем  и сладко пахнущем.  Девушка чувствовала себя  сочащейся нектаром ягодой  во взбитых сливках. Она истекала и изнемогала от томления. Но, в то же время, она все сильней  чувствовала каждую линию, каждый штрих, каждую окружность, что ложились на ее кожу.  Чувствовала даже  цвет краски. Цвета были похожи   на волны энергии, втекающие в нее и проходящие насквозь. Красный цвет ее обжигал, заставлял пылать изнутри и опьянял, как глоток коньяка, а оранжевый будто щекотал и  заставлял невольно  улыбаться. Когда по телу скользила кисть с розовой краской, ее словно накрывал поток   нежности и она обмякала   от неги. Когда Рисующий на человеках  обмакивал  кисть в белую краску, девушку подхватывала неведомая   сила и поднимала ее куда-то вверх, высоко-высоко.  Она чувствовала на своей  коже  дыхание снежной свежести. И она словно бы покрывалась каплями росы.  Перед глазами плыли  в хрустальной чистоте   клубящиеся облака. Желтый щекотал ее,  зеленый успокаивал, вызывал ощущение благотворного покоя, а голубой возвышал, дарил ощущение чего-то неземного и звал в бесконечность.
Краски разных цветов одна за другой волнообразно покрывали все  тело Насти,  не смешиваясь, но образуя  рисунок удивительных сочетаний, переливов и контрастов. Это был танец в цвете  и ощущения в  линиях. Это было изощренное и многослойное наслаждение, от которого набухали  и увлажнялись губы,  и в сладостно-мучительном томлении выгибалась поясница. Каждое новое прикосновение кисти  усиливало его. Оно становилось щемящим, невыносимым, тотальным…
Девушка изнемогала.
Казалось, еще чуть-чуть и …
Но она отчаянно  из последних сил старалась  удержаться в этом мире, не пересечь ту грань своего наслаждения, за которую    неумолимо увлекали ее ласковые и беспощадные мужские руки.
Наконец, когда Рисующий на человеках решил   внести в  свою палитру  золотой и его слепящая на солнце роскошь растеклась по трепещущему живому холсту, Настю захлестнул всепоглощающий экстаз.  Ее наслаждение было столь велико, что тело его уже просто не могло в себе уместить.  Сама душа будто хотела в этом экстазе вырваться за пределы своей телесной оболочки   и со скоростью света  устремиться в глубины вселенной, туда, где загорались звезды и где из криков счастливых женщин рождались новые миры.
- Я закончил, – чуть слышно произнес Рисующий на человеках
- Я … тоже, - ответила, смущенно улыбаясь, Настя. – Теперь я протоплазма.  Живое и неразумное нечто…
Он развязал повязку на ее лице, но она не спешила их открывать.
Из уголков глаз тонкой влажной ниточкой  стекали слезы. Все ее тело благоухало  жарким запахом эйфории, как у всех женщин в такие минуты.  Оно было  бессильно, как будто еще не совсем вернулось из своего утомительно полета и медленно планировало  вниз на воздушных потоках. Девушка превратилась  во что-то аморфное, газообразное и в то же время – такое обостренно телесное. И ей сейчас хотелось плакать от этой своей сладостной хрупкости, обнаженности и слабости.
И она плакала.
А сверху на нее смотрела нежная лазурная бездна.
И с умилением любовалась  маленькой волшебной страной, нарисованной на женском теле.