Сидоров Петя и банка из-под огурцов

Однажды Сидоров Петя проснулся утром в банке из-под огурцов. Оказалось, что за ночь он превратился в муху, и теперь был абсолютно заперт, потому что банка была крепко закрыта пластиковой крышкой. Конечно, воздуха в банке ему бы хватило еще на неделю, но самое ужасное, что сегодня был понедельник, а начальник терпеть не мог, когда Петя опаздывал, а опаздывал Петя – всегда. И именно сегодня на работу нужно было опоздать как можно меньше. Петя посмотрел на часы, и очень расстроился, потому что в таком виде ему решительно на работе делать было нечего. Придется полдня только доказывать охраннику, что просто – выглядишь так с дикого похмелья. Или лучше доказать ему, что это он вчера перепил, и сегодня ему кажется, что ты черепаха. Он еще раз с пристрастием осмотрел свое отражение в витрине, поправил рыжую прическу и затопал по улице, весело мяукая под нос и приминая огромными ногами попадавшиеся навстречу автомобили и одиноких пешеходов. Никогда раньше Пете не приходилось заявляться на работу слоном. Но он надеялся, что начальник не заметит этого, так как он был сильно близорук. Ему надоело нести документы в хоботе, и он положил их себе в сумку – еще в детстве Петя читал, что самое ценное кенгуру хранят именно в сумке. Город понемногу приходил в себя после вчерашнего, но минералку всю выпили еще вечером, и ему приходилось пить из грязных луж, закусывая свежими трупами крыс. Пете стало грустно, оттого, что утренние звезды падали не за горизонт, а прямо в мусорные баки. Поэтому загадывать желание совсем не хотелось, тем более что, по наблюдению Пети, всегда, когда загадываешь слишком большое желание – тебе дарят белый балахон с длинными рукавами и заставляют клеить бумажные коробочки. А вся твоя проблема лишь в том, что ты слишком замечтался и решил стать Наполеоном. Так думал Петя, бодро ползя по дороге. Рожденный ползать – может и летать, и плавать, и даже играть на губной гармошке, - понял Сидоров Петя. А начальник и правда не заметил. Он лишь, не глядя, ударил свернутой газеткой по столу, - и Пети не стало.