III Третий сын. Глава 14. Соответствующие меры

    ВОЗВРАЩЕНИЕ СОЛНЦА.
   
    ЧАСТЬ III. ТРЕТИЙ СЫН.

    ГЛАВА 14. СООТВЕТСТВУЮЩИЕ МЕРЫ.

    Я очень долго сидел на палубе и глядел на холодную воду. Не люблю я холода. Река, конечно, давно приспособилась к северным зимам, но мне стало жалко её. Долго-долго не будет тепла. Долго-долго из-подо льда не увидеть неба. Оттенки зелёного, синего, золотого сменили бурые, унылые, приглушённые. Тонкий слой холодного серебра, под которым сон и тишина. И покой.
   Природа мудра. Но зря она не позволила мне родиться толстым довольным сомом, что по полгода спит под корягой. Зачем эти треволнения? Я так привык к нашей чудесной, с некоторых пор замечательно спокойной жизни на «Комарике». Зачем реформы? Зачем домой? Мне очень не хотелось. Хотя, если жить дома много спокойных лет, когда солнце, когда в саду цветы, жить с Натой, смеяться с Натой, строить с ней планы, радовать Нату, прикасаться к ней, играть с нашей дочкой – мне очень хотелось девочку! – и чтобы родители приходили в гости, чтобы Рики мужал на моих глазах, чтобы друзья всегда были со мной…  Разве это так уж много? Разве невозможно?
    Я не заметил, что наступила промозглая беззвёздная ночь – так задумался. Мечтал – мечтал о счастливой жизни в Някке – и стал вспоминать её тенистые улочки, её парк, её запахи, её дивное море. Мои страхи – они тоже живут в моём городе. Не хочу. Не хочу больше видеть пожары, не хочу потерь. Эя, что я пережил с прошлой весны!
    Наверное, действительно надо вернуться, чтобы предупредить страшные события дома. Чтобы никогда больше уже не бояться. Чтобы моя будущая дочка росла спокойно и не просыпалась ночью от страха за свою младшую сестрёнку. Не вглядывалась бы в темноту за окнами, не клала под подушку топор. Я действительно нарушу приказ. Я доставлю Петрика в Някку, и буду помогать ему, лишь бы предотвратить и никогда больше не видеть никаких смут. Главное, ему надо сейчас по-человечески объясниться с ребятами. Я как-нибудь проживу без объяснений. Ну почему он сразу не попросил меня выйти?
    Я встал и, поёживаясь в тёплой куртке, зажёг огни. Надо было раньше, да я размечтался и забыл. Было скучно, не с кем поговорить. Я поболтался по палубе туда и сюда, но в темноте не было решительно ничего интересного. Не погадать – карты остались в каюте. Не почитать – холодно и тревожно. На пристани ни одного человека, не с кем завести разговор. Я хотел, было, докричаться до судёнышка, что стояло ниже по течению, отпустить какую-нибудь шутку, но кажется, там все ужинали, на воздухе не было никого. Вспомнил, что надо бы и самому подкрепиться и, может, подогреть еду для всех. Вспомнил о пиратском волшебнике, но нигде по-прежнему не ощущал угрозы – и вспоминать о нём стало уже не интересно.
    «В конце концов, почему я должен обходиться без объяснений?» - от скуки задумался я. Подумал – подумал, и применил заклинание Длинного Уха. Ну, собственно, почему бы и не подслушать Чудилкины речи? Только я забыл, что мой дружок владеет контрзаклинанием. Не повезло. Тогда я решил пойти и подсмотреть в замочную скважину. Ну правда, почему так долго? Послонялся у двери и ушёл. Нехорошо это – подглядывать, если нет шансов подслушать. Повозился у плиты, положил перед собой книгу, и поужинал, не соображая, что читаю. Оказалось, детский журнал, который покупает себе Лала - «Фуфуня и её друзья». Может, уже стоит напомнить этим заседателям о времени? Я был уверен, что Чудилкина главная причина для возвращения домой столь грандиозна, что не требует никакого обсуждения. А они сидят и сидят.
     - Эй! – крикнул я, постучав в дверь. – Сколько можно? Вы что, ужинать не хотите?
     - Ты где бродишь, Миче? Нет тебя и нет, - изобразил недовольство Лёка, открывший мне дверь. Он явно пытался скрыть смущение. Вот чудо: я впервые видел его покрасневшим. Никогда прежде краска не заливала его лицо, даже тогда, когда, глядя в глаза директору, утверждал, что это вовсе не он намалевал на школьной стене карикатуру на противного Хрота Корка, зануду и задаваку.
    Теперь от меня прятали глаза абсолютно все, кроме нашей зверушки. Издавая звуки, которые всегда издают весело смеющиеся чикикуки, полные радости и задора, она принялась скакать вокруг меня, приставать к Рыжику и карабкаться мне на плечи.
     - А что, - спросил я, - теперь уже никто никогда не будет на меня смотреть? Я что-то кому-то сделал? Или вы сплетничали обо мне, когда вам надо было обсуждать возвращение? И потом, я не понял, что с моим ребёнком. Рики, ты плакал? Они тебя обижали?
    - Нет. Ни капельки.
     Глаза у моего родного мальчика были красными, и все толпились как раз вокруг него, но не похоже было, что он сильно огорчён. Наоборот, даже улыбался. Рики жался к Петрику, крепко ухватив его за плечо двумя руками.
    - Значит так, - сказал я, чтобы сразу прояснить ситуацию, - меня всё это не касается. Спрашивать ни о чём не буду. Просто скажите, мы домой или нет?
    Тут все заулыбались, даже тихонько засмеялись, пиратцы отойдя в угол, просто захохотали, пихая друг друга в бока локтями и кулаками. И мне даже стало смешно. Тем более, что Петрик смеялся тоже.
     - С ума сойти! – воскликнул Кохи Корк и, мотая головой, как жеребёнок на лугу, ускакал в сторону кухни. Там он что-то уронил, и это его только пуще развеселило. 
     - Миче, - обняв меня, звонко прокричала мне в ухо Ната. – Завтра, когда мы отчалим, ты встанешь у руля.
     Ну вот и славно.

   *   *   *
   Мы шли вниз по течению несколько дней. Ещё очень, очень далеко было до покинутых нами гор, половина континента, наверное, но мы мечтали о моменте, когда различим на горизонте их голубоватые спинки. Золотые листья унесло вперед, мы смели их с нашей палубы в воду, ледяную и тёмную. Мы торопились. В Някке наши родители. Мы не хотели, чтобы они попали в беду без нас. Я имею в виду себя и Рики, Нату и Малька. Коркам и Терезке от опасности, угрожающей их предкам, не было ни жарко, ни холодно. Они переживали за нас. Скажу по секрету, Мадинка, Хрот и Кохи очень привязались к моим маме и папе, когда жили у нас в садовом домике. То, что сказал Петрик за закрытой дверью, убедило ребят, что опасность нешуточная, возвращение необходимо, а присутствие Чудилки в столице может как-то повлиять на ситуацию.
   Кохи грустил. Его девушка уплывала на север без него. Он видел её ещё несколько раз за время пути. Конец их свиданий был одинаков: девушка оставляла своего кавалера в оцепенении и недоумении, и каждый раз ему мерещилось, будто наряд немой девчонки прямо на глазах превращается в мешок, подпоясанный верёвкой, а на ногах не изящные туфельки, а прохудившиеся кожаные тапки без задников. В конце концов, унылый вид Кохи стал действовать мне на нервы. Я сказал, оглядевшись, нет ли поблизости Чикикуки:
   - Хочешь, дам амулет, защищающий от её колдовства?
   - Нет, - отказался Корк, решивший брать пример с меня, дурачка. – Значит, ей так надо.
   - Она может оказаться злой, коварной ведьмой, - я огляделся ещё более тщательно.
   Он рассмеялся:
   - Ты просто не знаешь её.
   - Ладно. Про ведьму молчу. Но! Не ложь ли про семью и путешествие? Почему она не знакомит тебя со своими братьями?
   - Плевать.
   - Хорошо. Тогда что ты расстраиваешься? Увидитесь в Някке.
   - Представляешь, когда?!
   - Но увидитесь же.
   - Я не смог её предупредить, - заломил руки Кохи. – Она обидится!
   - Простит.
   - Её могут выдать замуж за другого! Если братья злые.
   - Разведётся. Что ты молчишь? Ты понимаешь, что тут что–то не то?
   - Понимаю, - осчастливил меня признанием Корк.
   - Тогда, уж поверь, вы скоро встретитесь снова. Твоя влюбленная красавица соврёт что – нибудь. Например: их судно тоже повернуло на юг потому, что вдруг приспичило.
   - Влюблённая? – мечтательно переспросил он.
   - Ну, уж поверь мне.
   - Он снова гадал тебе без твоего разрешения, - чирикнул пробегающий мимо Рики.
   - Плевать, - улыбнулся Кохи.
   Был огорчен и Хрот из–за того, что мы идём на юг. Понятно. Сожалел о не записанных ещё легендах, хоть записанных у него была целая куча – специально же из–за этого останавливались в глухих деревнях на маленьких речках. Хрот, зато, нашёл в этом положительную сторону – он уже планировал, как издаст две или даже пять книг с историями разных областей и сфер деятельности. Кажется, одну он уже написал. Терезка и Мадина откровенно трусили. Малёк и Аня радовались – их ждала свадьба, новая жизнь. Мы с Натой не знали, как относиться к этому всему. Просто спешили. Детям хотелось бы путешествовать ещё.
    Петрик снова был как всегда. Он здорово умеет держать себя в руках. Некоторое время ребята, глядя на него, не могли удержаться от смешков. Он в ответ улыбался смущённо. Некоторое время мы оба чувствовали себя неловко, но потом прошло. Я не спрашивал, он не оправдывался.
    Да, мне было любопытно, я даже попытался разузнать что-нибудь у Рики. Спросил его в лоб, почему то, что Петрик сказал другим, нельзя знать мне.
    - Потому что его родители взяли с него клятву, что лично тебе он не скажет никогда, - серьёзно и честно ответил очень младший брат.
      - А тебе? – чуть оскорбившись, полюбопытствовал я.
      - А про меня они забыли, - со смехом поведал Рики. – Я тогда маленьким был. И никаких проблем со мной не было… Ну, ты понимаешь, каких… Чего про меня помнить, если есть ты? – и он захихикал. Потом напустил на себя серьёзный вид: – Ладно, Миче, на самом деле Чудик поклялся, что ты никогда ни от кого ничего не узнаешь. От меня тоже. Поэтому пришлось нам всем поклясться. Из солидарности. Понимаешь, Миче, каково мне-то? Я не могу от тебя больших тайн иметь, но пришлось. Так уж получилось. Извини.
       - Да ладно. Я понимаю, не переживай. Это всё, что ты можешь мне сообщить?
       - Да, это всё. Ну, разве ещё, что Чудилка прямо очень тебя любит. Прямо, как ты меня. Только это он не говорил, конечно. Это и так понятно. Ты на него не сердись.
     - Я не сержусь. Но, что бы он ни сообщил, теперь очень много людей это знает.
     - А не выдадут, - вздохнул Рики. – Хотя, он был бы рад, чтобы никаких тайн не было. Понимаешь, пиратцы знали об этой тайне с самого начала – и не разболтали. Вот так. Не сказали вслух даже когда мы их допрашивали, хотя тогда ещё Петрик не взял с них обещания молчать. Только вчера взял, понимаешь? Я тоже ничего не скажу, ты не беспокойся. Я уже большой. И ты не спрашивай больше никого, ни Лёку, ни Нату – бесполезно.
    Я не спрашивал. Лёка и Ната – Чудилкины друзья. Его тайну они будут свято беречь. Даже от меня, хоть я им тоже друг.
    - Почему ты плакал? – грозно спросил я очень младшего братца. Думал, не ответит, но он, опустив глаза в пол, выдохнул – словно ветерок прошелестел:
    - Как-то жалко всех, Миче.
    - Кого жалко? Чудилку? Он заболел? – тут же всполошился я, вспомнив гадание.
    - Нет, не заболел. Просто жалко.
    Больше я от него ничего не добился. Стал сам следить за Петриком, но не чувствовалось, что он болен или несчастен. Как раз было похоже, что наоборот.
    Пару дней все как-то странно относились к нам с Рики, я даже не берусь объяснить, как. Чересчур заботливо, что ли. Мы сказали, что нам это не нравится. История эта забывалась. Мы спешили на юг – к мамам и папам, которые могли попасть в беду. Иногда то один, то другой перечитывал послание короля, вздыхал, качал головой и снова прятал в ящик. Я боялся за Нату. Капитана, нарушившего королевский приказ, скорей всего, ждёт наказание. Утешало одно – она всё-таки женщина. Может, мы отделаемся штрафом?
    Всё чаще мы с Натой заговаривали о нашей свадьбе, о нашей будущей жизни вдвоём, о наших будущих дочках. Много времени проводили вместе, потому что ребята стали опытными речниками, и Ната меньше переживала за судно. Рики, вклинившись однажды в наши мечты, сказал:
   - Ничего не знаю. Я стану жить с вами. А что, нельзя?
   - Можно, - радостно согласились мы, не подумав, каково будет моим родителям от такого Рикиного решения и нашего разрешения.
    Чудилка повадился целыми сутками что-то обсуждать с Кохи. Если я подходил, они замолкали. И контрзаклинание против Длинного Уха действовало отлично. Зато, если подходил кто-нибудь другой, эти двое радовались и принимались обсуждать с утроенной силой. Ну что делать? Я наплевал на ревность и обиду и отпинал гнусные чувства подальше. Если бы я потакал им, мне было бы очень плохо. Пусть Петрик и Кохи болтают друг с другом, пожалуйста. Я сказал «целыми сутками»? Да нет, на самом деле, только первые день – полтора.
    А Петрику опять пришло письмо. Даже два.
   - Эй, на «Комарике», - окликнули нас с быстроходного почтового судёнышка. – Петрик Тихо тут кто? Забери конверт, сынок.
   Петрик забрал.
   «Мы с женой просчитали твои действия и пришли к выводу, что ты уговоришь свою компанию идти домой. Мы помним, как на тебе отразилось то твоё гадание, мы понимаем, что тебе хотелось бы быть с родителями в конце весны, но просим тебя и вас всех: продолжайте двигаться на север. Призови на помощь здравый смысл, Петрик, прекрати верить в ерунду вроде гаданий. Сейчас вы меньше всего нужны в Някке, никто вам не будет рад. Для нашей охраны и охраны столицы есть известные вам службы. Поворачивайте судно на север. Если же ты, Петрик Тихо, или твои товарищи ослушаетесь нашего королевского приказа, к вам будут применены соответствующие меры».
   Так писал король. Письмо от родителей Петрика было написано его мамой, но содержание то же самое.
    Мы не повернули обратно и дождались соответствующих мер.
В городе при слиянии Мекри и Шукри нас арестовали и посадили под замок в доме воеводы. Представьте себе, всех, кроме детей и Терезки. Даже Нату, нет, вы видали такое?! Я был зол ужасно, и первым моим порывом было тут же применить заклинание Разрыв-Камня. Но нельзя же портить чужую, ни в чём не повинную, соственность. Тем более, что Малёк показав мне большой кулак, предупредил, чтобы я не накликал на наши головы ещё бОльшие неприятности.   
    Рики очень переживал, что меня арестовали, и целыми днями требовал, чтобы его посадили ко мне.
     Нас держали взаперти трое суток, и нам были обещаны ещё более соответствующие меры, если мы нарушим королевский приказ. Нам предписывалось идти по Мекри знаете почему? Она совсем не имеет притоков, текущих с юга, зато с севера – сколько угодно. Даже по волокам мы попадём только северней. Мы обязаны были отмечаться в городах самое меньшее раз в четыре дня: как хочешь укладывайся. Если где задержимся – сообщить и иметь потом бумаги от соответствующих лиц. Известные нам службы предупреждены или будут предупреждены. В каждом порту станут осматривать кораблик на предмет наличия перечисленных членов команды и соответствия их описанию в специальном документе. Фальшивые паспорта у нас отобрали, зато вручили карту с намеченным маршрутом, объяснили, что поверни мы назад, нам не пройти незамеченными, передали письма от наших с Рики, с Натой, с Мальком родителей, где нас умоляли быть послушными и благоразумными, и помахали руками с пристани. Вместе с нами вверх по Мекри отправлялся полицейский соглядатай по имени Мирон с документами для следующего, который должен его сменить. Нам не оставили никакой лазейки. Наши государи дружны с государями северных стран. Стоило только попросить - и пожалуйста! - за нами следят очень бдительно и повсеместно.
   - Грубая сила, - сказал Петрик и заперся в каюте.
   - Да уж. И расстояние, кажется, будет только увеличиваться, наверное, - вздохнула Аня и вытерла слезу.
   - Никакого уважения, - прорычал Малёк, и покосившись на полицейского, сдул с Ани пылинку. – Чего такой переполох из–за нас? Зачем такая возня и такие меры? Будто с нами, ни много, ни мало, сама королева путешествует.
    - Не бурчите, ребята, - примирительно сказал соглядатай. Выглядел он, кстати, нормальным парнем. – О вас же заботятся. К тому же говорят, ты, Миче, такой, что в столицу тебя пускать никак нельзя. Возмутитель спокойствия, а остальные не лучше.
   - Ладно, меня нельзя, а Петрика надо отпустить. Необходимость у него, понимаешь? Давай отпустим, а?
   - Нет. К тому же так прямо и сказано: этого Петрика стеречь пуще всех.
   - До чего дожили! - крикнул Петрик, вылетая из каюты. – Где Чикикука? Мы забыли Чикикуку в вашем паршивом городишке. Бедного одинокого зверька! Что с нею будет? Разрыв сердца! Вот до чего довели вы нас. О Эя! Мы забыли Кохи!!!
   - Да не нервничай, сейчас развернемся и добудем и ту и другого, город ещё виден.
   - Ага! – злорадно  воскликнул  Чудила, - запишите в ваших бумажках, что мы опоздали отметиться в следующем хуторке вот именно из–за этого. Из–за того, что нет свободы передвижения.
   - Успеем, - отмахнулся полицейский, а Чудила опять ушел, шарахнув дверью.
   - Ага! – закричал он, появляясь на палубе в очередной раз и отбирая у Рики Рыжика в свою пользу. – Вот у вас какой город! Полный разврат нравов! Целуются, где ни попадя, практически в самом центре!
   Это он загнул от нервов. Какой там центр! На окраине, возле молодой сосенки, действительно царил разврат. Там Кохи целовался со своей красоткой, гладил её по спинке, ручкам и головке. Девушку было не разглядеть, но юного Корка мы узнали.
   Петрик – таки вывел из себя нашего соглядатая.
   - Там всё нормально, - важно заявил тот. – Это на вашем «Комарике» разврат. Ужас! В таком окружении мне придётся провести четыре дня!
   - Миче, эй Миче! – донеслось откуда–то издалека. Где–то там кто–то весело смеялся.
   Оказалось, что хохочут все, кроме Петрика – он опять улепетнул и грохнул створкой. Стоя в центре, мы с Натой тоже целовались, прямо не хуже Кохи и его девушки.
   - Вот это и есть разврат, - вякнул полицейский и демонстративно отвернулся. Мы же все уставились на берег: очень хотелось рассмотреть девчонку.
   Кохи оторвался от неё и показал на «Комарик». Что, вы думаете, сделала авантюристка? Да. Вскинула свои лапки и прыгнула за сосенку. Где–то там она спряталась, а наш дурачок Кохи остался стоять, как сосенка номер два. Посмеиваясь, мы подняли его на борт, а минуту спустя из ямки выскочила Чикикука и, взлетев на «Комарик», кинулась мне на грудь, требуя ласки и сочувствия.

Продолжение:  http://www.proza.ru/2010/05/29/981

Иллюстрация Саши Фургал "Осенняя река". Фотошоп.