Я укрываю тебя любовью своей...

Из цикла "Я укрываю тебя любовью своей..."

Я УКРЫВАЮ ТЕБЯ ЛЮБОВЬЮ СВОЕЙ…

Я снова в этом прекрасном, мрачном зале. Передо мной стоит жертвенный алтарь, высеченный из глад-кого черного камня. Алтарь осыпан лепестками белых и алых роз, символизирующих невинность и страсть. Стены оплетены лозами все тех же красных и белых роз, а под плотью их листьев и мякотью цветов и тугих бутонов, мерцает благородным притушенным блеском сталь древних мечей, щитов, кинжалов. И вся суме-речная пустота зала дышит смертью, дышит прямо в лицо, и некуда деться, некуда спрятаться от этой пус-тоты, которая заполняет всю меня. Я совершенно обнажена и, словно распятая тишиной, не могу пошеве-литься.
Он подходит неслышно, словно скользит по каменному полу:
– Зачем ты пришла? – голос Его резкий, как выстрел, звенит вокруг меня.
– Мне очень нужно, я хочу ответов…– я повернулась, но Он вновь оказался за моей спиной, не желая открывать своего лица, – я прихожу к тебе не впервые, меня тянет сюда непреодолимая сила, словно я забы-ла здесь что-то очень важное, без чего невозможно идти дальше…
– А ты знаешь, кто я? – Он сказал это глухо, как-то обречено.
– Нет, но…– я действительно не знала кто он, не знала, зачем я здесь, я только чувствовала все это, ощущала потоки света, ярко-алого, словно рассветный сполох, исходившего от Него, а этот зал я видела когда-то очень давно, а может быть совсем недавно.
– Кем ты хочешь, чтобы я стал для тебя? – Он говорит отрывисто, словно бросает слова мне в лицо.
– Я не знаю, просто будь рядом…– я снова попыталась увидеть Его, но Он отступил в тень.
– Ты будь рядом, это ведь необходимо тебе… – Он засмеялся неприятным, лающим смехом.
– Ты спас мне жизнь когда-то. Ты сам не ведаешь этого, но я жива благодаря тебе. Жива во плоти. А в духе, опять же, по твоей вине или милости, я умерла, но воскресла. И я люблю тебя. Люблю не за жизнь, которая осталась у меня, а за то, что путь твой был мне опорой. Ты не мог вернуть мне прежние, сожженные в прах крылья, но ты дал мне новые. Это были крылья, высеченные из вороненой стали, легкие и сильные. Но стальные крылья выросли из не успевших затянуться ран, и каждый взмах давался мне нестерпимой бо-лью и страхом упасть. Но я улыбалась, даже когда хотелось выть от боли, и как бы тяжело не давался мне полет, я летела. За это я люблю тебя…
– Мне не нужна твоя любовь! – говорит Он с ненавистью.
– Разве воин любит свой щит? Нет, но ведь щит все равно отражает удар и бережет воина… - я произ-ношу эти слова с вызовом.
– Я покажу тебе нежность…– Он взял меня за плечи и рывком бросил на алтарь. От удара я ахнула, по-пыталась встать, но Он удержал меня.
Это уже было со мной…И память закружила меня вихрем воспоминаний: руки, лица, смех, острый за-пах дешевой водки, крови, боль и крик, крик такой, что весь воздух, словно ткань, разорван звуком в кло-чья…
– Я покажу тебе нежность…– снова повторяет Он, вырывая меня из паутины воспоминаний, и я слышу шум крыльев. Свистящий и неотвратимый, шум этот все ближе и ближе. К алтарю летит огромная орлица. Оперенье кофейного цвета, выделяет ее из полумрака. Круглые, немного выпуклые глаза смотрят отрешен-но. Выраженье чувств и мыслей в них давно выжгла белая боль голубого неба. Орлица подлетает к алтарю, садится на незащищенную грудь мою, разрывает ее своими мощными черными когтями и начинает выкле-вывать мне сердце. И я кричу, безжалостно калеча тишину, и не могу ничего сделать. Его сильные руки по прежнему прижимают меня, к леденящему спину, камню алтаря. Я закрываю, открываю глаза, и в них вли-вается вся тьма зала. Я ничего не вижу больше, ничего не чувствую, меня нет, я еще раз погибла…
…Все прекратилось. Я лежу на алтаре, из растерзанной груди льется темными густыми потоками кровь, окрашивая мои темно-русые волосы. Он стоит совсем близко. Кожа его, белее, чем отшлифованный мрамор, источает странное, чуть розоватое сиянье. Он больше не полыхает тем страшным ярко-алым светом, Он словно остыл, не в силах дальше сверкать. Губы искривлены в мучительной усмешке, а глаза…Глаза у Него, как у той орлицы, только у Него они голубые, как сапфиры.
– Ласкать или резать – вот истинная нежность Бога. – Говорит он, глядя прямо на меня. И взгляд Его – это взгляд загнанного в угол зверя, знающего, что Он обречен – после этого ты все еще любишь меня?
– Я все так же люблю тебя…– я с трудом встала, хотела коснуться Его, но Он отшатнулся, потом подо-шел, и, взяв меня одной рукой за запястье, а другой – сломал мне пальцы. Я вскрикнуло, прокусила губу до крови, а Он схватился за голову:
– Я падший! Мне нет прощенья!…
– Разве оно нужно тебе? – придерживая больную руку, спрашивала я, пытаясь заглянуть Ему в глаза – Ты чист, ведь ты начинал свой путь с открытым сердцем…А та боль, в которую попал ты, очистила тебя. Ты – ангел…
Это говорила я и не я. И вдруг мне стало понятно, что нас с Ним просто нет, мы не существуем. Мы что-то вроде вспышки, созданной пульсацией Вселенной, сгустки боли, которыми кровоточит Вечность. Он смотрит на меня в немом ужасе:
– Этого нельзя вынести даже мне…это нестерпимая боль… – глаза Его горели лихорадочным блеском – Мне страшно…
– Я знаю… – я дотронулась своей теплой рукой до Его холодной руки, и нас охватило пламя. Оно вы-рвалось откуда-то из груди моей, где раньше стучало сердце. Из глаз моих текли горячие слезы.
– Я хочу спасти тебя, но это невозможно, ты сам шел к Любви. Сознательно или бессознательно ты му-чительно искал ее. Ты горел заживо, каждый атом твоего тела пульсировал болью. Я люблю тебя за боль, которую ты перенес. Прежняя боль исчезнет, я тоже покажу тебе нежность, отныне ты будешь гореть Любо-вью мира всего… – я скорее думала это, чем говорила. Но Он понял:
– Мне не нужно этого!…
– Я не могу, у меня нет другого выхода. Я в твоем мире была, я в нем выжила. Выживи ты в моем...    

…Виденье исчезло. Я опять постучала. Никто не открыл. Я развернулась, было, чтоб уйти, но вдруг дверь открыла красивая белокурая женщина:
– Вы к кому?
– Мне бы… – я настолько растерялась, что забыла Его имя в этой реальности.
– Входите! – она понимающе кивнула и на красивом, совсем молодом лице ее появилось, что – то вроде улыбки – Он сейчас выйдет…
И Он действительно вышел, и сел напротив меня, резкий, как порыв северного ветра. И мы проговорили с Ним три часа, распахивая и закрывая души, словно фантастические цветы. И разговор наш напоминал танец над пропастью, и каждое сказанное слово напоминало брошенный кинжал. А потом Он показал мне своих птиц, и я долго смотрела на орлицу, которая выклевала мне сердце. В этом мире у нее не было одного глаза…
И я слышала множество звуков. Это были голоса хищных птиц, плач ребенка, женский стон, крик маль-чишки, грохот переворачиваемых клеток. И я видела тени людей, которые побывали здесь, они проходили навылет через мою грудь, а я стояла, не в силах уйти, не в состоянье даже закрыть лицо руками…
А потом мы попрощались, и, пройдя несколько шагов, я оглянулась. Вместо серого зданья предо мной высилось древнее строенье с башней, упирающейся в небо. А вокруг этой башни кружила ты самая орли-ца…
– Когда-нибудь ты полюбишь меня, а пока я укрываю тебя любовью своей, и она защитит тебя от всех, но не сохранит от себя… – сказала я, глядя на кружащуюся птицу.
Я уходила, чтобы вернуться…