Если бы...

Грехи отцов больнее всего ударяют по тем детям, лета которых несовершенны.

МАЛЕНЬКИЙ РАЗБОЙНИК ИЗ КУВШИНА.

Крошечная зеленая мошка перелетела с листка на листок. В солнечном свете ее крылышки блестели и переливались всеми цветами радуги. Не слишком заботясь о своей судьбе, она радостно взмыла вверх, покружилась и села на загорелую щеку человека, который подвязывал виноградную лозу. Человек почесал лицо, отмахнулся от докучливой букашки. Распрямив спину и потянувшись, встал, огляделся вокруг, и произнес: «Добрая земля. Славный виноград уродился, славный! - с удовольствием потер руки и добавил - надеюсь, Господь не оставит своею милостью и на будущий год».

А год и впрямь выдался урожайным. С тех пор как воды потопа омыли землю, она словно рожденная заново, очищенная от всякой скверны, напиталась свежей силой, принялась пышно плодоносить и беззаботно питать всякую плоть. Казалось, воткни в почву любой сучек, как он тут же оживится,  пустит корни и потянет к небу зеленые руки-ветви. Не говоря уже о виноградной лозе, которая расцвела и дала такой обильный урожай, что его с лихвой хватило бы ни на одну хорошую свадьбу. Точила переливались через край и человек радовался, представляя, сколько прекрасного вина он заготовит для себя и своей семьи. Первая партия пьянящего игристого напитка  уже  томилась в огромных глиняных кувшинах - еще немного и можно будет перелить его в новую посуду и запечатать на более длительный срок.
 
Солнце склонилось  к закату. Последние кусты обрезаны и подвязаны. Все приготовления к зиме завершены. Человек взвалил на плечи свой нехитрый скарб, инструменты и тронулся в путь: «Завтра обязательно сниму пробу с молодого вина,- подумал он – а то, как же – без пробы никак нельзя». В желудке сладко заурчало: «С вином любая пища приятна».
 
Поутру человек проснулся оттого, что  наглый солнечный луч елозил по его носу и заглядывал под ресницы. В душе блаженно защекотало какое-то воспоминание. О чём? Ах, да… - Великолепный напиток богов…  Как давно это было! Кажется в прошлой, давно ушедшей жизни. Теперь всё иначе –  Земля изменилась. Пришли ветры, а за ними холода и смена времён года. Интересно, будет ли вино таким же отменным и крепким, каким было раньше?

 Умывшись, и переделав кое-какие дела, он спустился в прохладную яму у дома и выкатил оттуда несколько больших кувшинов. Бережно распечатал один из них, медленно вдохнул аромат и осторожно, как бы опасаясь, сделал первый глоток. «Славное вино, славное! Слава Господу!», - радостно улыбнувшись, произнес человек. Наливая чашу до краёв, он любовался плодом своих рук и вспоминал, как выискивал лучшие виноградные кусты, заботливо высаживал их в ряд, радовался цветам и каждой новой завязи.

Напоенное солнечными лучами, духом окрестных лесов и полей, вкусом терпких и ароматных трав, вино игриво переливалось через край и на просвет  казалось то янтарно- желтым, то темно-вишневым.  Выпив несколько глотков, человек почувствовал, как по телу разливается приятная истома. Он пробовал снова и снова, и божественный напиток горячей волной  тек по жилам, наполняя силой и радостью.

«Эх, славное вино, славное», - неустанно повторял человек, наливая очередную порцию, и глядя, как золотой солнечный луч, отражаясь, смеется в кувшине. «А вот я тебя!» - засмеялся он в ответ, сцедил последнюю порцию и выплеснул осадок, а остатки мигом опрокинул в рот.  Но солнечный луч и не думал униматься, а лишь перескочил в очередной кувшин.

«Сейчас я тебя поймаю и проучу!» Изрядно развеселившись и раззадорившись схваткой с маленьким безобразником, человек погрузил руки в вино по локоть и принялся ловить хитреца. Но луч лишь дразнился и потешался в ответ, беспрепятственно проскальзывая между пальцев. Кувшин покачнулся, накренился и опрокинулся прямо на человека, окатив его с головы до ног. «Ты зачем меня обли- и- ил? – обиженно протянул он,  стягивая с себя мокрую одежду. «Не порядок! И -ик…»  Поставив пустой кувшин на место, человек заглянул внутрь и, не увидев давешнего знакомца, разочарованно хмыкнул. Но, поискав в следующем сосуде, радостно воскликнул: «А-а я-я-я тебя ви-и-ижу, вот ты, оказывается, где-е-е, ик…  Давай вместе еще, ик…, выпьем!»

ВЕЧЕРОМ ТОГО ЖЕ ДНЯ.

Хам очень уважал своего отца. Он восхищался им и практически боготворил каждое его слово. Отец был примером. Отец был человеком без недостатков. «Не зря Бог избрал отца и спас во время потопа всю нашу семью. Мой отец праведник, а значит и все мы тоже. Значит мы – избранные дети самого Бога, а все кого смыл потоп – грязные и никчёмные люди.  Значит чтобы Бог спас тебя, нужно делать всё правильно: правильно работать и правильно отдыхать и … », - углубившись в такие рассуждения, младший сын Ноя не заметил, как ноги сами принесли его к дому отца.

Перед входом в шатер в беспорядке валялись какие-то вещи, полог был неровно откинут, а из самого шатра доносился громкий храп. «Странно, - прервал свои размышления Хам, - очень странно. Спать как-то рановато…» В мозгу тоненько кольнула и сразу же осела мысль: «Если всяк будет спать, когда ему заблагорассудится, когда же работать? – мысль расползлась  серым пятном и стала большой и колючей: «Интересно, чем праведный человек может объяснить свое безделье в такое время суток?»

 Хам заглянул в шатер и увидел то, что, потрясло его до глубины души. В жилище у отца царил полный бедлам. Вперемешку с кухонной утварью и тряпьём  валялись большие кувшины, часть из которых была разбита. Обиталище было пропитано кисловатым запахом отрыжки и винных паров.  Из угла доносился смачный храп, с присвистом и сладким причмокиванием.

Хам подошёл ближе и… о ужас! – увидел обнаженного отца лежащего  прямо на полу в совершенно неподобающей праведнику позе. Пьяный  и счастливый в своём неведении тот сладко спал на боку, крепко обхватив рукой кувшин и любовно закинув на него ногу.   
Некоторое время Хам стоял, не совсем понимая, что происходит, но постепенно до него дошла вся картина случившегося. «Да ты, да ты… - нервно произнес он, - да какой ты праведник после такого! Да ты… ты - просто пьяная свинья!» Как бы в подтверждение его слов, Ной издал сладкий хрюк во сне и перевернулся на другой бок, поджав под себя ноги. Хам с осуждением плюнул и в гневе выбежал из отцовского шатра.

 Всю дорогу до своего дома он разочарованно и зло повторял: «Тоже мне пример благочестия. И как только Бог терпит такое безобразие!»

«Папа! Посмотри, что я придумал!» - увидев приближающегося Хама, маленький Ханаан радостно выбежал ему навстречу. В руках мальчика была скорлупка от ореха. «Она плавает! А  еще…», - ребенок взглянул на отца и не договорил.  Никогда еще он не видел его таким разгневанным. «Пойдем, сынок, мы должны собрать семейный совет.  Не для того Бог спас нас, чтобы мы стали как он. Надо что-то решать. Они должны знать. Они все должны знать…»

ЦЕНА ВЫСОКОМЕРИЯ.

Я всегда думаю, а что было бы если…

Если бы Ева не возжелала большего знания, власти,  не согласилась со змеем и не ослушалась Бога...

Если бы Адам доверился и вышел к Отцу, попросив у Него прощения…

Если бы Каин преодолел свою зависть и злость на брата…

Если бы люди одумались и покаялись перед Богом в своих грехах еще до потопа, разрушившего повсеместный теплый  райский климат на Земле…

Если бы, придя домой, Хам подавил желание рассказать своим близким о том, что он видел в шатре отца, а дождавшись пробуждения того поговорил бы с ним с любовью и заботой?...

 И если бы я не раздражалась на своего ребенка, а просто дала ему возможность ошибаться, и при этом учиться на собственном опыте…

Как много всяких если… Вся жизнь сплошное «если… если…»

Пробудившись, и узнав что сделал его младший сын, Ной долго не мог поверить в случившееся. Его неотступно, противно, по комариному свербила одна и та же мысль: «Ах, если бы… 

 Ты знаешь, Господи, что я очень хотел привить своим детям нетерпение ко греху…  Прости меня, Отец, наверное, я перестарался. Вместо этого в сердце одного из сыновей моих поселилось высокомерие. Хам решил, что на основании своих знаний о добре и зле, стал вправе судить других людей. Вернее осуждать. И теперь мой несовершеннолетний внук Ханаан будет поступать по примеру отца, а его дети по примеру своих отцов...  О, горе, горе! Ведь они обрекают себя на страшное проклятие! Ибо за все нужно платить. И вот как тяжела эта плата: теперь, меряя других по собственной мерке - высоко-меряя! - они станут рабами своей собственной морали, лишенной доброты и милосердия. Жестокосердными судьями себе подобных. Узколобыми узниками собственной гордыни, потерявшими свободу жить собственной жизнью и обреченными на постыдное рабство и плен среди людей.
 
  Ах, если бы!... Если бы было можно было вернуть моего сына на верный путь! Оградить его от его  от его же ХАМСТВА! Но он почитает меня слабым и никчемным стариком, а слёзы моего раскаяния еще больше убеждают его в этом. Как больно, что моему внуку и его потомкам придется понести всю тяжесть этого порока! И как же горько Слово проклятия! Неужели я должен произнести это страшное Слово?

 Господи, ответь мне - Кто сможет разомкнуть этот порочный круг и вывести из него моего сына...Нет! Не только сына - всех! Всех нас? Какая Великая Жертва способна очистить от этого зла? Ах, если бы знать...
 Если бы..."