Повесть Тридцать три. Гл. 8

                VIII

   Весна выдалась дружная и на редкость удачная для работников села. «Весна рассчитана на лодырей» – шутили некоторые острословы. Талые воды хорошо напитали поля и луга живительной влагой, а осеннее солнце быстро разбудило природу от долгого зимнего отдыха. Как-то разом зазеленели поля, молодая травка быстро пошла в рост.

   На большинстве ферм района скот выгнали на пастбища еще до майских праздников. Богатые естественные корма незамедлительно отразились на продуктивности дойного стада. Уже в первой половине мая было ликвидировано ранее допущенное отставание от графика продажи молока го-сударству.
 
  Проанализировав расход кормов за зимовку, к удивлению многих специалистов, за период с октября по апрель кормов было скормлено не больше, чем в предыдущие годы, а надои молока за-метно увеличились. В результате, из шести молочных совхозов, не один, как в прошлые годы, а три выполнили план продажи молока за минувший год. Было доказано, что взятый районом курс в животноводстве «не экономить корма в октябре» был верным. У руководства района стала укреп-ляться надежда на успешное выполнение годового плана. Впервые за последние два с лишним де-сятка лет.

  В середине мая, изучив состояние дел в районе, руководители обкома партии пришли к выво-ду: впервые за последние три года первого секретаря райкома можно отпустить в отпуск, а руково-дство районом в этот период возложить на Назарова.


  Выскочив на автостраду Москва–Ленинград, райкомовский Уазик облегченно вздохнул и рез-во покатил по асфальту, сбрасывая со своих колес комья и брызги весенней грязи непроходимых сельских дорог.

  За двадцать минут езды от Нового Рахина до районного центра у Георгия мысленно выстраи-вались в невидимую цепочку вопросы, которые необходимо срочно решить до окончания сего-дняшнего дня и те, которые можно отложить до утра.

  За многие годы Советской власти выработалась система ведения коллективного сельского хо-зяйства. Вышестоящие органы доводят задания, требуют с райкома партии и райисполкома, а те, в свою очередь, организуют дело непосредственно на местах и координируют работу всех партнеров села. Ремонт и обслуживание техники, обеспечение ее запчастями – дело «Сельхозтехники». У мелиораторов и «Сельхозхимии» – работа по улучшению земель и обеспечение хозяйств минеральными удобрениями. У «Нефтеснаба» – топливом, у лесхоза – пиломатериалами, у Райпо – обеспечение жителей села продуктами питания и так далее. У промышленников свои заботы, но сельскому хозяйству оказывать посильную помощь – святое дело, особенно в период заготовки кормов и уборки урожая.

  «Вот и за сегодняшний день, – размышлял Георгий, – только по совхозу «Путь Ленина» воз-никло бесчисленное множество вопросов. Из-за отсутствия надлежащего склада и в результате ве-сеннего бездорожья в совхоз недостаточно завезено минеральных удобрений, точнее суперфосфата и нитрофоски. Эта проблема разрешима. Уже завтра ожидается прибытие четырех вагонов удобре-ний из Новгорода. Если вагоны придут во время, то нужно будет срочно вызвать из совхоза транс-порт. Четыре агрегата сегодня остановились из-за поломок тракторов и сельхозмашин. Запчасти есть, до темна еще долго, многое можно успеть сделать. Если нужна будет помощь – утром напра-вим к ним «Сельхозтехнику». Это не проблемы. Сложнее решить вопросы с продуктами питания для механизаторов. Пришлось с руководством совхоза разработать систему «вынужденного забоя» нескольких бычков. Мясо будет, картошка есть, хуже с другими продуктами.

  Вспомнился телефонный звонок из милиции в четыре часа утра. Дежурный милиционер до-ложил, что на хлебозаводе ночью возник пожар, но сейчас все потушено и, в общем, то, ничего серьезного не произошло. Однако это ЧП принесло много непредвиденных неприятностей.

  Всем известно, что на селе расходуется хлеба значительно больше, чем в городе. Особенно осенью в период заключительного откорма скота в личных подсобных хозяйствах. Стоимость буханки хлеба составляет от четырнадцати до двадцати копеек в зависимости от качества. Для деревни, как правило, хлеб выпекают самого низшего сорта, из самой плохой муки. Поэтому он и стоит четырнадцать копеек. Специалисты хлебозавода доказывают, что из поставляемой для них муки даже теоретически хлеб испечь невозможно, а они, хотя и плохой, но выпекают. Выходит так, что и в пищу он пригоден только свиньям, бычкам и прочему домашнему скоту.

  В то время приближалась очередная годовщина Советской власти. Руководство района требо-вало от Райпо, на личных встречах с работниками хлебозавода просили их поработать предпразд-ничные десять-пятнадцать дней так, чтобы в хлебе не было недостатка. Вторую половину октября и начало ноября, в расчете на каждого жителя района, включая ребятишек, хлебопеки выпускали более трех килограммов хлеба в сутки. Но домашние хрюшки и буренки оказывались куда провор-нее хлебопеков. Хлеба не хватало. Завод работал в непрерывном цикле более месяца, люди физи-чески измотались. И вот: в ночь с пятого на шестое ноября по чьему то недосмотру формы в печи вспыхнули. Пожар был потушен, но завод выведен из строя. За время его восстановления хлеб приходилось завозить из Новгорода, Пролетарки, Валдая. Не полностью стабилизировалась обста-новка до настоящего времени. Сегодня совхоз направил в Райпо автомашину для завоза хлеба и других продуктов. Машина прибыла в Локотской магазин полностью загруженная бормотухой.

  – Миша, почему так получается: когда просишь завезти в магазин необходимых продуктов, работники нашего Райпо обязательно отправят бормотуху?

  Водитель Уазика Михаил Васильевич Лебедь, очень общительный, здраво мыслящий, веселый молодой мужчина не задумываясь, ответил:
  – Георгий Иванович, в следующий раз Вы прикажите торгашам завезти в Локотской магазин водки, или вина. Они обязательно привезут макароны, спички, мыло. Может быть, и рыбных кон-сервов забросят. Вы им сказали, что нужно завезти для механизаторов самые необходимые про-дукты, а они знают, что самый необходимый продукт для тракториста – это вино, которое поде-шевле.

  – Ну, Михаил! Ну, голова! В следующий раз так и сделаю. Если получится, тогда готовься на повышение.
  – Я всегда готов, но баранку крутить для меня увереннее.

  – Тоже правильно, – не уступал Георгий, – но ты знаешь, что такой опыт в районе уже есть. Помнишь то время, когда Володя Головин работал водителем в райкоме комсомола?
  – Как же не помнить? Прекрасно помню.

  – А помнишь, когда первого секретаря райкома комсомола направили на другую работу, а первым секретарем избрали Володьку? И работал он неплохо. Только Зарницкий приказал ему по-кинуть эстрадный оркестр при Районном Доме Культуры. «Не солидно, – говорил, – комсомольскому вожаку на трубе играть, как скомороху». Но тебе это не грозит. Ты на трубе не играешь. Только в шахматы. Да и Зарницкий теперь в Новгороде милицией, да прокуратурой командует, в наши дела не вмешивается.

  – Лично я, со своей колокольни, рассуждаю так, – подметил Михаил, – что игра на трубе по Володькиному авторитету нисколько не била. Наоборот. Он всегда был на виду у молодежи. На высокой сцене! Без его участия и оркестр стал каким то вялым. Иногда Володька  не выдерживал. Взбежит, было на сцену, возьмет свою позолоченную трубу. Так вдарит, что стены у Дома Культу-ры вздрагивали. За это ребята его уважали. А продолжение той истории знаете?
  – Какое продолжение?

  – Значит, не знаете, – с нотками сожаления подметил Михаил, – не спросили бы. Рассказать?
  – Конечно.

  – Когда Володьку направили учиться в Высшую партшколу, то первым секретарем снова из-брали райкомовского шофера. Да Вы его знаете. Валеру Аленичева.
  – Валерия Михайловича? Который сейчас торфопредприятием командует?

  – Он самый. Хороший мужик! – подвел итог Михаил.
  – Похоже, в районе комсомол не только сейчас, а и прежде был не на самом низком уровне, если такие ребята его возглавляли. Из старшего поколения – Володя Головин, Валера Аленичев, а сейчас – Антон Земляков. На мой взгляд, их объединяют такие хорошие черты, как масса неисчер-паемой энергии, умение работать и общаться с не только с молодежью, но и с руководителями  любых рангов. Своей простотой в общении они умеют вытащить собеседника на откровенный разговор.

  – А еще я Вам подскажу, что их подталкивать в работе не надо. Они всё наперед видят.
  – Верно, Михаил. Я здесь полгода работаю, а Антон меня уже десяток раз теребил по различным вопросам. Ясно, что у комсомола нет тех рычагов, какие нам предоставлены.

  – Георгий Иванович, а конкретно Вам удалось хоть в чем-то помочь ребятам?

  – Если честно, то совсем не много. Стараюсь поддерживать их в хороших начинаниях. Совсем недавно заходил Антон с двумя ребятами. Просили воздействовать на директора второй школы, чтобы тот отменил свое решение о закрытии мотоклуба. Есть мотоциклы, ребят, желающих зани-маться в клубе – хоть отбавляй… Тут же по телефону договорился с директором школы о встрече «на его территории». Поехали в школу вчетвером. Посмотрел их базу: класс, мастерские, мотоциклы, гараж.

  Конечно, для школы эти ребята создают некоторые неудобства. В вечернее время занимаются на территории, иногда в классе, внутри помещения. Но, если рассматривать по большому счету, то дело нужное. По моему мнению, эти организованные занятия больше пользы ребятам принесут, нежели бесцельное катание на мотоциклах по ночному поселку. А какие планы у этих ребят! По дороге на Болотницу, в карьере, планируют мототрассу построить. Но это позднее, когда подсох-нет. Антон дал слово, что сам лично будет присматривать за ребятами, чтобы те в школе не хулиганили.

  – Если Антон дал слово, значит так и будет, – подтвердил Михаил, – Антон слово свое сдер-жит. Он не из тех ребят, что до него были. Я конечно в деталях комсомольскую работу не знаю, но нам, шоферам, многое видно. Последние три года до приезда к нам Антона, райком комсомола только тем и занимался, что вечеринки, да пьянки устраивал. Зарницкий их несколько раз гонял из Дома Советов. Да толку-то. Через пару дней в другом месте собирались.

  Машина тем временем подкатила к Дому Советов, которого в народе называли «Белый Дом». Первоначально строители его покрасили в белый цвет, а народ подобные вещи подмечает очень тонко.

  – Какие будут дальнейшие указания? – уточнил Михаил.
  – Времени – начало седьмого, поэтому заправляй своего боевого коня, помой и ставь в стойло, на отдых. Сам тоже можешь отдыхать до понедельника. Пару дней сам баранку покручу. Пока идет посевная – у меня выходных не предвидится.

  – Сейчас посевная, потом заготовка кормов, потом уборка урожая. Сказали бы прямо – до сне-га, пока картошку с полей не уберем! – съязвил Михаил и поехал на заправку.

  Поднявшись на третий этаж, Георгий вошел в приемную.

  – А вот и Георгий Иванович! – обрадовалась Ольга Павловна, технический секретарь райкома.

  Кроме нее в приемной находились два посетителя: женщина средних лет и пожилой мужчина, ветеран Великой Отечественной войны, что было видно по орденам и медалям, теснившимся на его груди. На ходу поздоровавшись с ними, Георгий, не останавливаясь прошел в кабинет. Следом за ним сразу же вошла Ольга Павловна, с недоумением уточнила, узнал ли я женщину, находя-щуюся в приемной.

  – Ветерана неоднократно встречал в поселке, а женщину впервые вижу.
  – А она говорит, что Ваша сестра. Двоюродная. Мужчина пришел к первому секретарю, но раз Анатолий Николаевич в отпуске, то я посоветовала ему подождать Вас. Сестра тоже с обеда ждет.

  Услышав такое, Георгий посчитал это уловкой посетительницы. «Какая может быть двоюрод-ная сестра, – размышлял Георгий, – у меня есть двоюродная сестра Нина и двоюродный брат Слав-ка из Угловки. Других, вроде, никогда и не было».

  – А еще из Новгорода звонили. Завтра к десяти часам Вас приглашают в Обком. Я в совхоз не-сколько раз звонила, но там ответили, что Вы с директором уехали к механизированному отряду в Гришкино. Я знаю, что до Гришкина не доехать, дороги нет. Километра три пешком идти надо. А если туда ушли, значит надолго. Жалко, телефона в Гришкине нет.

   Георгий прочел запись телефонограммы. Набрал по телефону заместителя заведующего сель-хозотделом Леонида Ивановича Шарапова, который пояснил, что Анконов неожиданно решил со-брать первых секретарей из районов. Приказано прибыть к десяти часам в зал бюро. Будут рассматриваться вопросы посевной, а так же заготовок молока и мяса. Есть вероятность, что его могут «поднять» на трибуну с отчетом.

  Закончив разговор, Георгий тут же набрал номер телефона главного зоотехника Управления сельского хозяйства.

  – Алла Викторовна. К совещанию в девятнадцать часов обновите, пожалуйста, расчеты вы-полнения плана по молоку и мясу в разрезе хозяйств, с учетом последних дней.
  – Расчеты доделываю, только отпечатать некому.

  – Ничего страшного. Принесите в рукописном виде. Разберусь.
  Голос в трубке загадочно притих, а через секунду главный зоотехник полушепотом спросила:
  – Вам, какие расчеты нужны? На выполнение? Или на провал?

  – Как, какие расчеты? – возмутился Георгий, – мне нужны реальные расчеты. А какие расчеты еще могут быть?
  – Если поедете в Новгород корма просить – значит необходимо показывать расчеты на провал. А если…

  – Какой провал?! Над чем мы с Вами бьемся вот уже…? В Обком меня вызывают. С отчетом.
  – Всё! Всё! Всё поняла. Расчеты надо на выполнение.

  Тяжело вздохнув, Георгий положил трубку. Обратился к техническому секретарю:
  – Ольга Павловна. Сейчас пригласите, пожалуйста, ко мне ветерана, а потом и с «сестрой» разберемся. Подскажите, как его имя, отчество?
  – Михаил Михайлович Андреев. Может быть, отменить встречи? Вы к Новгороду подгото-виться не успеете. Материалы, может быть, помочь Вам собрать?

  – Спасибо, Ольга Павловна. Не беспокойтесь. Мишу предупредите о завтрашней поездке, при-глашайте ветерана и идите отдыхать. До понедельника.

    Выйдя из кабинета, Ольга Павловна пригласила посетителя.

  – Присаживайтесь, Михаил Михайлович, рассказывайте, какие дела привели ко мне.
  – Да Вы и сами знаете, а спрашиваете, – уклончиво ответил тот, – про мое дело весь поселок знает, гудит, как пчелиный улей.

  За последние недели большую часть времени Георгию приходилось проводить на полях и фермах, встречаться со специалистами, животноводами, доярками, пастухами, механизаторами. Не доставало времени для контроля положения дел в самом райцентре.

  – К сожалению, Михаил Михайлович, о Вашем деле я пока ничего не знаю. Выкладывайте всё с начала и до конца.

  Ветеран потер лоб, как бы раздумывая с чего начать. Тут Георгий заметил, что на его левой руке вместо кисти остались два обрубленные наполовину пальца, а кисть правой руки – тоже повреждена. Видимо на фронте.

  – Вы знаете, – начал рассказывать ветеран, – что нам раз в месяц организована продажа дефи-цитных продуктов питания: масло, колбасу, тушенку, консервы там всякие. Когда нас к девятому мая в очередной раз пригласили получать свою пайку, то стоящий в очереди Колька Матвеев на весь магазин прокричал, что я, якобы, и на фронте то не был, а воевал с бабами в обозе. На самом деле, это он, пес шелудивый, в обозе был. Я конечно не выдержал. У него кровь из носа пошла. Я не виноват, что нос у него такой слабый. Он еще и справку в поликлинике получил, что переноси-ца сломана. Меня разбирали на Совете ветеранов и порешили обратиться в районное общество охотников и в милицию, чтобы выгнали меня из охотников и лишили права хранения и ношения оружия. Мотивировали тем, что если у меня еще когда-нибудь нервы не выдержат, то я могу всех ветеранов перестрелять. Это же абсурд! Лучше лишите меня этой продовольственной пайки, чем охоты и ружья.

  С разными курьезными случаями Георгию доводилось сталкиваться, но этот случившийся факт его попросту поставил в тупик. Понятна ситуация, когда молодые ребята друг другу носы расквасят, но чтобы люди преклонного возраста таким же способом разрешали конфликтные си-туации… Человек, у которого вся грудь в орденах и медалях, в два раза старше Георгия, попал в эту нелепую, необъяснимую для него беду и надеется на помощь. Но как ему помочь, если Совет ветеранов уже вынес для него приговор? Георгий сам охотник, знает с десяток мужиков, для кото-рых охота и рыбалка являются почти самым важным занятием в их жизни. К этой категории лю-дей, видимо, относится и его собеседник. А члены Совета ветеранов, зная это, пошли на крайнюю меру, ударили его по самому больному месту.

  – Михаил Михайлович, а когда Ваше дело Совет ветеранов рассматривал?
  – Вчера. Специально собрались. Как будто у них дома дел никаких нет. Всю ночь думал, что предпринять.

  – Михаил Михайлович. Воспитывать я Вас не собираюсь. Сами понимаете, что разница в воз-расте у нас существенная. Я всегда с уважением относился и отношусь к ветеранам.  Мы с Иваном Васильевичем Герасимовым  заместителем председателя районного Совета ветеранов живем в од-ном подъезде и видимся каждый день. Сегодня я переговорю с ним. Если что можно исправить, тогда, понимая Ваше положение, я постараюсь это сделать. Но, если материалы заседания совета ветеранов уже переданы в милицию и в общество охотников, тогда я вмешиваться не буду. Вы же знаете, как люди Вашего возраста болезненно реагируют на вмешательство в их дела?
  – Еще как!

  – Так вот, чтобы члены совета ветеранов меня не избили, как Вы Кольку Матвеева, на том и порешим. Заходите завтра до восьми утра. Позднее меня уже не застанете. Я уеду в Новгород.

  Он встал, попытался заранее благодарить, но Георгий попрощался с ним за руку и попросил передать находившейся в приемной женщине, чтобы та через две-три минуты заходила.

   Набрал номер домашнего телефона Ивана Васильевича и попросил его ввести в курс дела по вчерашнему заседанию, пояснив, что Андреев только что был у него на официальном приеме. Всегда спокойный, рассудительный, вдумчивый голос Ивана Васильевича сразу преобразился. Он, с большой горечью и обидой за их товарища рассказал о случившемся. Практически, то же самое, что и вышедший из кабинета посетитель.

  Во время телефонного разговора открылась дверь, и в кабинет, сильно прихрамывая на обе ноги, вошла женщина. Голубое, изрядно выгоревшее демисезонное пальто и тщательно отмытые от весенней грязи резиновые сапоги непроизвольно бросились в глаза. Мелькнула мысль: «У этой женщины сильно болят ноги, а известно, что резиновая обувь еще больше усугубляет подобные болезни. Как-то аккуратно следует ей об этом подсказать». Не прерывая разговора, Георгий указал посетительнице на кресло, предлагая садиться, а сам внутренне возмутился, что она не смогла подождать пару минут, как её просили. При посторонних подобные разговоры вести просто неэтично.

  – Я знаю, – говорил Иван Васильевич, – что лишение охотничьего билета и ружья – это хуже смерти для Андреева. Без охоты он и жить не сможет. Сообщив  ему о своем решении, мы еще раз посоветовались и решили пока никуда не обращаться. А в целях воспитания Андрееву некоторое время ничего говорить не будем. Пусть подумает о своем поступке.

  – Понял Вас, Иван Васильевич. Завтра Андреев будет у меня. Я посоветую ему официально обратиться в совет ветеранов о пересмотре дела, а все остальное будет зависеть только от него самого.
  – Правильно! Пусть напишет официальное заявление, а мы его еще раз проработаем.

  Попрощавшись с Иваном Васильевичем, Георгий положил трубку, достал из стола журнал приема граждан, записал фамилию, имя и отчество посетителя и кратко изложил суть вопроса. Тут же Георгий мысленно выругал себя за то, что не уточнил у Андреева адрес, партийность, год рож-дения, как того требовали Правила. Георгий считал не совсем удобным вести эти записи при посе-тителе. Да и не каждый собеседник пойдет на откровенный разговор увидев, что все его высказы-вания зафиксируется в официальном журнале. Секунду поразмыслив, он успокоил себя тем, что наутро ветеран обязательно зайдет в этот кабинет еще раз. А по честному – то Георгий не считал эти формальности обязательными, за что ежемесячно получал замечания от заведующей общим отделом, которая в конце каждого месяца составляла отчеты, заодно заполняла допущенные в журнале пробелы. Крестцы – поселок не большой. Все жители прекрасно знают друг друга. Порой знают о людях даже больше, чем те сами о себе.

  Отложив журнал и авторучку, Георгий снял очки, взглянул на посетительницу. По виду ей было около сорока пяти лет, но седина довольно сильно просматривалась в её темных волосах.

  – Извините, что заставил Вас так долго ждать в приемной, но думаю, Вы   согласитесь – вете-рана войны я должен был выслушать первым.

  Не обращая внимания на слова Георгия, посетительница громким голосом нараспев восхи-щенно заголосила:
  – Гошенька! Какая у тебя сложная работа! А этот дедок зачем приходил? Ох, как сильно он переживал пока мы тебя ждали. Он даже несколько раз собирался  уходить, да женщина, у которой мы сидели, все успокаивала его и просила, чтобы подождал. А я была у вас в деревне. Это было давно. Еще автобусы из Окуловки в Боровичи не ходили. Мы с Таськой на поезде доехали до Ко-това, а там пешком шли…

  От её слов Георгий попросту опешил. Заранее уверенный, что уж родственников своих он зна-ет всех, тем более, двоюродных сестер, которая у него одна. Не обращая внимания на минутное замешательство Георгия, посетительница, не останавливаясь ни на секунду, все продолжала и про-должала нараспев оглашать свои воспоминания. С трудом отогнав нахлынувшее наваждение, Ге-оргий прислушался к рассказу собеседницы. У него еще теплилась надежда, что эта женщина явля-ется просто какой то знакомой его родственников, или, в крайнем случае, родственница, но очень дальняя. В таком случае, откуда ей известна, и довольно не плохо, его родина, известны сестры от-ца, которых он за всю сознательную жизнь ни разу не видел. Про Таську из поселка Кулотино Ге-оргий неоднократно слышал, но кем она ему приходится – не знал. А собеседница все продолжала и продолжала говорить. Видя недоумевающий вид Георгия, она примиряюще произнесла:
  – Да ты нас всех, может быть, и не помнишь. Ты в то время был еще совсем малышом, еще ваш батька жив был.

  – Где же мне помнить? – вставил Георгий, – отец умер, когда мне было шесть лет. Но вы при-ходили к нам не в последний же год его жизни?
   – Конечно не в последний. В то время и я была еще совсем маленькой.

   – Так Вы, в самом деле, приходитесь мне двоюродной сестрой? Двоюродные братья и сестры, по моему мнению, являются очень близкими родственниками, а я даже не знаю Вашего имени. Давайте знакомиться. Меня зовут Георгием, а Вас как?
   Георгий встал из-за стола, подошел к сестре, протянул руку. Не поднимаясь с кресла, она тоже подала руку и кокетливо проговорила:
  – Алевтина!
  – Очень приятно вот так неожиданно встретить своих близких родственников… – только и смог вымолвить Георгий.

   Перейдя к стоящему в стороне столу заседаний, развернул один из стульев, присел. Так он делал довольно часто, считая, что не служебные разговоры удобнее вести находясь не в рабочем кресле, а присев на обыкновенный стул у стола заседаний. Этот незначительный маневр, на его взгляд, расслаблял обстановку официальности и подчеркивал уважительное отношение к посети-телю. Разговор при этом как бы переходил из официальных рамок в обыкновенную, иногда даже дружескую обстановку. Множество сотен раз Георгию доводилось бывать в служебных кабинетах руководителей различных рангов и, решив служебные дела, зачастую разговоры переходили на от-влеченные темы (об охоте, о рыбалке и т.д.), некоторые «хозяева кабинета» развалившись в рабо-чем кресле, отпускали глупые шуточки, и сами же над ними смеялись. В таких случаях Георгию невольно приходила мысль: «ведешь ты, парень, себя в служебном кабинете так, как будто здесь ТЫ – начальник, а Я – дурак». Чтобы не походить на подобного «начальника» Георгий и старался отвлеченные разговоры вести не за рабочим столом.

  – А Вы сами то где живете? – перебил Алевтину Георгий.
  – Как где? – не поняла собеседница, – конечно в Кулотине. Может быть, ты помнишь Ири-нью? Родную сестру твоего батьки. Я её дочка…

   Взглянув на часы, Георгий понял, что этот разговор может затянуться надолго, предложил:
  – Чтобы не терять времени, я сейчас отвезу Вас к себе домой, а сам вернусь на работу. Через двадцать минут я должен быть снова здесь. Дома после работы поговорим.


   Вечером, за ужином, Алевтина много и долго рассказывала о родственниках, которых Геор-гию доводилось знать только понаслышке.

   Большую часть той ночи он размышлял над тем, почему более десятка двоюродных братьев и сестер, разбросанных по всей России, он никого толком не знал. Из давнишних рассказов отца при-помнилось, что в прежние времена семья деда была довольно дружной, зажиточной. Много бед натворила всеобщая коллективизация. Отнятые в колхоз земли, скот, сельхозинвентарь превратили их в настоящих бедняков, обозленных на всё и на всех. Трескучие морозы тридцать девятого доде-лали это черное дело, лишив семью богатейшего сада. Далее – война. Много бед она натворила. Вот и Алевтина, откуда-то узнав, что Георгий работает вторым секретарем райкома партии, прие-хала с просьбой, чтобы он «похлопотал» о переводе ее с пенсии по инвалидности на более доход-ную военную пенсию. Из ее рассказа Георгий узнал, что во время войны фашист выпустил по ней, еще несмышленой девчонке, очередь из автомата, перебил обе ножонки. Лечилась она в военном госпитале в Крестцах. С аналогичными просьбами Георгию уже приходилось иметь дело, и он по-яснил ей, как следует поступить. Необходимо подать заявление в военкомат по месту жительства, а те, уже по своим каналам, выйдут на военный архив в Ленинграде.

  – Чем еще можно помочь? – размышлял Георгий, – посадить Алевтину в машину и вместе с ней проехать в Окуловский военкомат? Не получится. Без разрешения обкома он не может выехать за пределы района. Попросить своего районного военкома? Так он не вправе обращаться по вопро-сам жителей другого района. Ничего, сходит и сама. Меня здесь смогла разыскать, а уж военкомат в Окуловке – разыщет. Заявление помог ей написать. Что еще?... А еще, по всей вероятности, зав-тра в Обкоме мне будет очередная трепка. Отстаем на посевной по картошке и по овощам. Анко-нов любит трепать вторых секретарей, в назидание первым. По молоку идем в графике. Так он про молоко и не вспомнит. Сразу забьет вопрос: «Что Вы лично, товарищ Назаров, предпринимаете, чтобы в этом году население района накормить овощами и картофелем?». Ответить, что население нашего района и овощи, и картошку в магазинах не покупает? Что у каждого имеется свой огород, а всё, что мы производим: и овощи, и картофель, и мясо, и молоко, и другую продукцию – всё от-правляем вагонами и автомашинами в ненасытную «колыбель трех революций»? А потом, круглый год, организовываем культпоездки в этот самый Ленинград за колбасой… Вот тогда уж наверняка будет строгий выговор, может быть и с занесением…