Сапожник

   Целый час я блуждал в поисках этой маленькой будки. Мне сообщили адрес, и только, но я ожидал увидеть вывеску или хотя бы буквы, наклеенные на окно — к такому приему часто прибегают те, кто по каким-либо причинам не в состоянии заказать вывеску. Здесь не было и этого — по причине отсутствия окна.
   Будка прислонилась к стене дома, как котенок, жмущийся к батарее. Ее стены были сделаны из досок, которые, казалось, были оторванны от различных транспортировочных ящиков — в некоторых местах на них сохранились типичные условные отметки: бокал в квадрате (хрупкий груз) или три стрелки, направленные вверх (указание на правильное положение ящика). Крыша состояла из обломков шифера, наваленных на брезент.
   Я постучал в стеклянное окошко, настолько замызганное, что с равным успехом оно могло бы быть из любого другого материала — прозрачность все равно была давно утрачена. Через несколько секунд оно отворилось, наружу вырвалось облачко пара, пахнущего обувью, и я, наклонившись, заглянул внутрь.
   Маленький мужчина в рабочем фартухе из грубой ткани строго посмотрел на меня сквозь мутные стекла квадратных очков.
   — Что вы желаете? — спросил он.
   Я несколько растерялся при виде открышейся мне внутренней обстановки будки — полумрак, едва освещаемый тусклой лампочкой, свисающей с потолка на толстом проводе когда-то белого цвета, а теперь пожелтевшего, как зубы старого курильщика; прямо перед окошком — маленький станок неизвестного мне предназначения; рядом с ним, на полочке, аккуратно, как у хирурга, разложенные инструменты; разнообразные куски ткани и кожи, лежащие на полу, которых было так много, что ноги хозяина будки были скрыты ими до колен — и ничего не ответил.
   — Молодой человек! — повторно обратился ко мне сапожник. — Вы ошибаетесь, если считаете, что мне здесь жарко!
   — Я так не считаю, — опешил я.
   — А почему же вы тогда стоите и ждете, пока из моей мастерской выветрится все тепло? — возразил он.
   — Да нет же, просто мне необходимо починить обувь! — воскликнул я, опасаясь, что он закроет окошко. Впрочем, кажется, такие опасения были излишни, и сапожник подтвердил это следующими словами:
   — Починить обувь — это, конечно, замечательно, хотя ничуть не объясняет причин такого вашего отношения ко мне, к которому я, вообще-то, привык, ведь все равно ничего нельзя поделать, а к тому, чего не можешь изменить, лучше привыкнуть.
   Он грустно взглянул на меня, отложил сапог, над которым работал, и протянул руку:
   — Давайте вашу обувь.
   — Сейчас, сейчас, — замешкался я, доставая свои ботинки из сумки. — Вот, пожалуйста.
   Он повертел ботинки в руках и вернул их мне:
   — Ничего не могу сделать.
   — Но простите, — удивился я, — ведь вы даже не спросили, что именно нужно сделать.
   — А это неважно, — отрезал он и потянулся вперед, чтобы закрыть окошко. Я вцепился в него изо всех сил и не давал сапожнику возможности закрыться.
   — Послушайте, — сказал я умоляющим голосом, — вы моя последняя надежда.
   Пару минут он молча тянул окошко на себя. Затем, видимо, устав, отпустил его и сплюнул прямо на пол, заваленый кожей и тканью.
   — Так и быть, — буркнул он. — Раз вы упрямый дурак и настаиваете, я вынужден буду принять ваш заказ, хотя вы прекрасно должны понимать, что я не могу этого сделать, и все-таки делаю, но исключительно из-за вашего ослиного упрямства. Что у вас?
   — Вот здесь, видите, подошва отклеилась, — обрадованно сказал я, не обращая внимания на его оскорбления.
   — Даже слепой бы увидел, — проворчал он. — Стоить будет полтинник, забрать можете через сутки в другое время.
   — В какое другое время? — не понял я.
   Он устало вздохнул, взглянул на часы и сообщил:
   — В три часа дня.
   Я тоже посмотрел на часы. Они показывали ровно три.
   — Но позвольте, сейчас как раз три, — осторожно заметил я. — Стало быть, вы говорите, что я смогу забрать ботинки завтра в это же время?
   — Каков дурак, а? — всплеснул руками сапожник. — Ну как завтра может быть сегодняшнее время? У вас совсем в голове что ли пусто?
   Я уже порядком устал от его оскорблений, и потому заявил прямо:
   — В любом случае, какое бы там ни было время, а через сутки меня не устраивает. Дело в том, что ботинки мне обязательно нужны завтра утром — поэтому я и сказал, что вы моя последняя надежда.
   Теперь пришла его очередь удивляться:
   — Это зачем же вам завтра утром ботинки?
   — Я приглашен на торжественное мероприятие, — с достоинством ответил я.
   — И вам больше нечего обуть? — осенило, к моей досаде, сапожника.
   Я униженно промолчал. Он улыбнулся и сочувственно заметил:
   — Это у вас, конечно, неприятно не получилось.
   — Что не получилось? — хмуро спросил я.
   — Ну, с ботинками, разумеется.
   — Вы хотите сказать, неприятно получилось, — поправил я его. Сапожник пораженно уставился на меня и даже поправил очки, как будто желая получше рассмотреть мое лицо.
   — В жизни не видел такого непроходимого тупицы, — сказал он. — Что же у вас получилось, если у вас ничего не получилось? Или у вас все получилось, а вы мне тут только голову морочите?
   — Нет, нет, — испуганно заверил я его. — Действительно ничего не получилось, и ботинки мне очень нужны завтра утром, иначе ничего и не получится.
   — В таком случае, забирайте их, — заявил сапожник. — Я не могу принять такой заказ.
   — Я заплачу вам вдвое больше, — предложил я.
   — Нет, — отказался он. — Есть определенные правила, и я не могу их нарушать.
   — А я думал, это ваша... — я хотел сказать «будка», но вовремя припомнил, что сапожник употреблял другое слово, — ... мастерская.
   — Ну, моя, — согласился он.
   — Тогда кто же устаналивает вам правила? — недоумевал я.
   — Я сам себе устанавливаю правила! — пафосно провозгласил сапожник. — И никогда их не нарушаю.
   — Как же быть, ведь мне обязательно завтра утром нужны ботинки, — промямлил я и замолк. Мой собеседник тоже молчал и, казалось, не замечая меня, даже вернулся к работе. Спустя несколько минут он, не отрываясь от чинимого сапога, заговорщицки прошептал:
   — Вот что мы сделаем. Вы сегодня вечером зайдете ко мне домой — я возьму ваш заказ неофициально. Буду работать ночью, и к завтрашнему утру ваши ботинки будут готовы.
   — Замечательно! — просиял я. — Спасибо вам! Во сколько зайти?
   — После шести заходите, после шести, — пробормотал он, тянучись к окошку. — А сейчас я, наверно, закроюсь, чтобы спокойно поработать, и заказов сегодня больше брать не буду.
   Я весело зашагал домой, но, пройдя пару десятков метров, вдруг понял, что не спросил у сапожника его домашний адрес. Волнуясь, я бросился назад к будке, но — увы! — мои опасения оказались не напрасными: окошко было заперто, и, сколько я не стучался, сапожник мне так и не открыл.