Повесть Тридцать три. Гл. 10

 
    Обсудив с Первым неотложные вопросы минувшего рабочего дня и наметив некоторые на-метки на завтра, Георгий Иванович вышел из Дома Советов на улицу. За полтора года совместной работы в райкоме у них c Туймановым  вошло в правило: все вопросы завтрашнего дня обсуждать заранее, с вечера.

    Георгий не мог понять, почему в верхах высказываются, что хозяйственная работа не является делом партийных органов, а на практике, за результаты работы каждого предприятия ведется самый, что ни есть строжайший спрос. Главными показателями для их района были и остаются про-изводство и продажа государству продукции животноводства. Известно, чтобы получить эту про-дукцию, в первую очередь, скот нужно накормить. А это самая тонкая ниточка в огромной техно-логической цепи сельскохозяйственного производства. Сейчас все силы района направлены на заготовку кормов. Механизаторы и другие работники совхозов работают на полях весь световой день, до изнеможения. Каждому предприятию, всем организациям райцентра, Райкомом партии доведено задание по заготовке для подшефных хозяйств сена из расчета не менее одной тонны на каждого работающего мужчину и половину тонны – на женщину. Предоставленной им властью вынуждены отдельные предприятия райцентра закрыть полностью, остальные частично. Все от-правлены на заготовку кормов. И Назаров, и первый секретарь Туйманов со всей ответственностью понимают, что это не самый верный метод работы, но, на данном этапе, к сожалению, других методов нет. Этот год для района должен быть переломным в животноводстве.

   Заготовка кормов в самом разгаре, хотя и началась в этом году с некоторым опозданием. Весь июнь лили проливные дожди. Порой казалось, что напитанные влагой свинцовые тучи уже не могут удержаться в небе, и сплошной серой пеленой падают и падают на землю, прихватив с собой влагу, собранную ими со всей округи. Напившаяся до предела почва на зеленых полях уже не мог-ла больше впитывать в себя влагу. Большие и маленькие канавы, ручейки и речки переполнились, как бывает дружной половодной весной. Только одиннадцатого июля, в канун Петрова Дня (как приметили старики), тучи по небу разогнало и выглянуло веселое летнее солнышко. Как будто спохватившись, что люди в этой зоне его не видели более месяца, принялось наверстывать упу-щенное. К тому времени Назаров уже на собственном опыте познал, что во многих делах без авра-лов не бывает, с пониманием относился и к таким причудам природы.
 
  В этот вечер горячее июльское солнце уже скрылось за верхушками деревьев парка, но прока-ленная за день, увлажненная до предела, земля и начинающий плавиться асфальт дышали каким то тяжелым влажным жаром. Духота.

   – Иваныч, – раздался с крыльца голос Первого, – проскочим до озера. Окунемся.  Усталость – как рукой снимет. Пока теплая погода позволяет, надо хоть иногда пользоваться этими благами природы. На обратной дороге на огород заскочим, я огурцы посмотрю.
  – С удовольствием освежусь, – согласился Назаров, – и мне  тоже на огород заглянуть надо. Может быть, и урожай соберу. На котором Уазике поедем?
  – Поедем на моем. Я водителя просил не загонять его в гараж, оставить  на улице.

   Направились к гаражу. Служебный Уазик первого секретаря, чисто вымытый, сверкая в лучах вечернего солнца, стоял перед гаражными воротами. Другие автомашины находились в боксах. Из неплотно прикрытых ворот одного из гаражей доносился веселый мужской разговор, прерываемый громким смехом. Поняв, в чем дело, Григорий отворил ворота. В гараже вокруг поставленного по центру письменного стола восседала веселая компания водителей автомобилей райкома, исполко-ма, управления сельского хозяйства. Сразу воцарилась тишина.

   – Какой праздник отмечаете, ребята?

   – Да, вот, Николаю Зотову сегодня тридцать лет исполнилось. Женка дома ему не разрешила праздновать, а мы никак не можем такой случай упустить. Это большой грех. Тем более что жена, впервые за всю жизнь, на Юбилей ему выделила некоторую сумму… – за всех ответил Михаил Лебедь.

  – Юбилей – дело святое, – согласился Назаров, – но не забывайте, что завтра всем  за руль са-диться. А тебя, Николай, поздравляю с юбилеем. Здоровья, поменьше рытвин и ухабов на всех дорогах, которые предстоит проехать и пройти!

  – Георгий Иванович, проходите, я специально в Долгие Бороды ездил, для Дня Рождения при-вез Посольскую. Попробуйте. Сама во рту тает. У нас в районе такой водки нет, а на Правительст-венном курорте шофер знакомый работает, вынес для меня.
  – Спасибо, Николай. Но завтра нужно рано вставать, а сейчас собираемся с Анатолием Алек-сандровичем по делам проехать.

  Конечно, у Назарова это было обыкновенной отговоркой, а истинная причина состояла в том, что об его участии в такой компании водителей уже через несколько часов могла знать половина поселка. Не исключено, что выпитая рюмка у рассказчиков может превратиться в бутылку, литр и т.д. Могут представить и так: напился, дескать, до такой степени, что сам Туйманов его на Уазике домой отвез. Подобного исхода, естественно, не хотелось.

  Тем временем Первый завел машину. Услышав шум мотора своей машины, водитель Алексей Пономарев быстро вскочил на ноги, бросился к воротам. Но, видимо, Посольская свое дело сдела-ла быстрее, чем Алексей это понял. Напрямую от стола до ворот было не более трех-четырех мет-ров, но Алексей описал синусоиду общей протяженностью метров в десять-двенадцать. Со стороны казалось, что он быстро обходит какие то, не видимые остальным присутствующим, препятствия. Обеими руками поймал ручку ворот, что и позволило ему закончить перебежку. Остановился, напряженно уставился на машину, с трудом выдавил:

  – А-а-а. Анатоль Николаич!

  В гараже раздался дружный неуемный хохот. Подвыпившие мужички, схватившись за живо-ты, смеялись до слез, показывая друг другу проделанный Алексеем путь. Чей то голос утверждал, что у Алексея кривая всегда короче прямой.

  – Теперь мне понятно, почему на машине он по триста верст в день наматывает, – заикаясь от смеха, выкрикивал Михаил, – я подсчитал, что на триста километров район можно проехать один раз вдоль, два раза поперек, да еще вернуться и обратно по тому же пути. А у него каждый день – триста.

  – Садись в машину, – вмешался Туйманов, – довезу до дома. Неровен час, опять в «рыбник» угодишь в таком виде. Не всё тебе меня возить. Имею полное моральное право и тебя хоть раз про-катить до дома.

  – С превеликим удовольствием прокачусь! Прокачусь справа от водителя. – Категорически за-ключил Алексей и неуверенной походкой направился к машине.

  – Нет, голубчик. Справа от водителя Назаров поедет. Садись на заднее сиденье. Спереди ты своим видом всех жителей поселка распугаешь.

  – На заднем, так на заднем. Поедем на заднем. По мне, лучше плохо ехать, чем хорошо идти. А хорошо идти  сегодня не получится, – здраво рассуждал Алексей, забираясь в машину, – значит надо ехать.

  Несколько минут пути, и машина плавно подвезла Алексея к подъезду.

  – Приехали, выходите, – с подчеркнутой вежливостью промолвил первый секретарь и уже с нотками напускного подхалимства в голосе, уточнил, – завтра, во сколько за Вами заехать?

  – Сам доберусь! – пробурчал Алексей, вылезая из машины. Но в этот момент у него про-мелькнула тоже интересная мысль, и он властным голосом продолжил:

  – А вот сегодня Вы мне  понадобитесь.               
  – Что такое? – не ожидал Туйманов.
  – У меня, где-то было пять рублей. Привези мне бутылку водки, а на сдачу – сигарет. Можно «Родопи», но лучше «ТУ». В магазине газовиков есть. Для Вас я там вчера брал.

  – Ну, ты, братец, и наглец!
  – Так я же в шутку! А Вы уже и испугались.

  – Да и я в шутку… – подыграл Первый.
  – Ну, если и Вы в шутку, тогда не надо. Сам схожу.

  – На сегодня тебе достаточно. Ступай отдыхать.
  – Там я выпил за день рождения, а дома надо выпить для здоровья, с медом. Здоровье – оно у-у-ух. Его надо беречь.

  Он, пошатываясь, направился домой. Машина тронулась в путь. Назаров не выдержал, как бы про себя произнес:
  – Развезло Алексея. Другие мужики вполне нормально выглядят, а он…

  – Георгий! За полтора года работы в районе людей ты еще плохо изучил. Помнишь, когда Лешке день рождения?

  – По правде сказать, не помню… – признался Георгий.

  – Если не помнишь, значит, и не знал. Вот в том и собака зарыта. Он родился 29 февраля. Свой День Рождения отмечает один раз в четыре года. В другие годы – ни 28 февраля, ни 1 марта – не считает своим Днем Рождения. Из принципа. Ребята это знают и, иные в виде шутки, другие вполне серьезно, предлагают Алешке выпить побольше. Дескать, в этом году у тебя нет своего Дня Рождения, так дополнительную рюмашку за мой пропусти и не считай себя обиженным. Подобные шутки Алексей переносит довольно болезненно, поэтому от дополнительного стаканчика не отка-зывается. Это уже традицией становится, горькой традицией. Свой, настоящий День Рождения он всегда превращает в маленький Юбилей. В такие годы первого марта ему всегда отгул даем.

  – А всё-таки обидно иметь день рождения один раз в четыре года,– согласился Георгий, – и, наверняка, не один он так мучается.

  – В Управлении сельского хозяйства у нас Валентина агрономом работала. У нее еще чуднее получилось. Она с пятидесятого года рождения, тоже 29 февраля, а Алексей – с сорокового. Одна-жды, 29 февраля водители отметили в гараже День Рождения Алексея. Показалось мало. Пошли в контору к Валентине, в чисто женскую компанию. Там им ничего не откололось. Слово – за слово, и один из мужичков в горечах брякнул, что 1950 год вообще не был високосным, и День Рождения у Валентины – липовый. А если День Рождения липовый, так она относится к категории незакон-норожденных. Мужиков бабы выгнали, посмеялись над ними, но на всякий случай принялись подсчитывать. Несколько раз пересчитали. Действительно, пятидесятый год не был високосным. Порешили на том, что, или родители Валентины промахнулись, или работники сельсовета при реги-страции по пьяному делу напутали. Пришлось ей документы переделывать. Теперь у нее День Рождения первого марта. Вот что делает простая случайность – ненароком брошенная фраза. Налей они мужикам по сотне граммов – до сегодняшнего дня Валентина не узнала бы своего истинного дня рождения. Как говорится, нет худа, без добра. Так, Георгий?

 – Пословицы и поговорки народом не случайно придуманы. Они проверены временем, жизнью выстраданы. Поэтому против них, как говорится, не попрешь. Истина.
 – Георгий. Ты уже прожил тридцать семь лет. Сможешь ли ты из своих тридцати семи выде-лить один какой то День Рождения, как самый примечательный, интересный?

  Неожиданно заданный вопрос затронул одну из, может быть, самых сокровенных частиц вос-поминаний Георгия о прошлом. Но стоит ли рассказывать об этом? Не каждый собеседник сможет понять того душевного состояния, которое довелось ему однажды испытать в том далеком, как сейчас кажется, шестьдесят шестом. В Краснодарском крае. И главное то, что рассказчиком он се-бя считал никудышным. Схитрил:

 – Если подумать, то все минувшие дни рождения похожи один на другой. Собирались узким кругом, отмечали, веселились. Песни, пляски. И до следующего.

  Самой же знаменательной датой для себя Георгий считал свое двадцатилетие. Отмечено оно было достойно, по-особому, находясь на службе в Армии. Эта, по-своему забавная история завязла у него в памяти на всю оставшуюся жизнь. Он все-таки не стал её рассказывать, а в мыслях четкой вереницей нахлынули воспоминания.

  В Армию Георгия призвали сразу после окончания техникума. Вслед за выпускным вечером, на сборы дали всего двое неполных суток. Большая часть ребят их выпускного курса вместо того, чтобы набираться практического опыта в сельскохозяйственном производстве, в реммастерских колхозов и совхозов, надела солдатскую форму. Вспомнилось, как они в количестве двенадцати человек попали в воинскую часть, что располагалась в Сертолово, под Ленинградом. Остальных ребят разбросали по необъятному Ленинградскому Военному Округу.

  В тот период военнослужащих срочной службы со средним специальным образованием было не так уж много. Поэтому к ним отношение командования было несколько особое. Следует учесть, что появились они в воинской части большим, сплоченным, дружным коллективом. В целом же чувство коллективизма у солдат (не на словах, а на деле) вырабатывалось не ранее, как в конце второго, в начале третьего года службы. В отличие от других, они уже в течение четырех с половиной лет жили одним дружным коллективом, без утайки делились между собой всеми радостями и бедами, выручали друг друга. Одним словом, с первого дня, к изумлению старослужащих солдат, могли коллективно постоять за каждого из их коллектива.
 Учитывая эти особенности, назначили к ним командиром отделения старшего сержанта третьего года службы. Лично у Георгия о нем сохранились самые наилучшие впечатления и вос-поминания. Коренной Ленинградец, на пару лет постарше их, работающий мастер спорта по боксу, реально оценивающий обстановку, не заносчив. Для них он оказался не столько командиром, сколько старшим товарищем. Знали: если он сказал «надо», значит действительно надо. Учились. Исполняли. Разбивались в лепешку, но исполняли, помогая друг другу.

 Сам лично зампотех дивизии неоднократно проводил занятия с их отделением. Присматривал-ся. Делился своей мечтой о создании в дивизии отдельного автобатальона. Именно для этого он и взял их, двенадцать дипломированных механиков, к себе в часть. Под его личным контролем «делали из них солдат», а технически они были уже подготовлены в техникуме.

 До начала лета 1966 года, по неизвестным причинам, автобатальон не создали. Чтобы бесцель-но не растерять полностью этот коллектив, зампотех отобрал группу в количестве шести человек, направил на уборку урожая в составе отдельного авторемонтного подразделения. Напутствовал:
   – Набирайтесь опыта, ребята, в практических делах. Пощупаете детали руками, поотобьете пальцы. Рано, или поздно, каждый механик должен пройти такую практическую школу. Вы еще мне пригодитесь. До встречи осенью.

   Два с половиной месяца в Ставропольском крае и полтора месяца в Зауралье убирали зерновые, полтора – в Краснодарском крае вывозили с полей свеклу. Переоборудованные под грузопе-ревозящие, высокопроходимые, с тремя ведущими мостами, военные автомашины ЗИЛ-151 в жар-ких условиях непрерывной работы часто перегревались. Двигатели и другие агрегаты выходили из строя, ломались. Они их восстанавливали. Работали много. Нередко – до изнурения. Особенно на Ставрополье, где в июле – августе только в отдельные дни температура воздуха была ниже сорока пяти градусов. Работали под открытым небом. Форма одежды – трусы и сапоги. Чумазые от сма-зочных материалов, загорелые от палящего солнца, они, как негры на плантации сахарного тростника, работали, работали, работали. Необходимо было как можно быстрее запускать сломавшиеся автомобили в работу на вывозку с полей прекрасного урожая пшеницы. На новгородских полях таких хлебов не бывает.

   Неизгладимые впечатления остались у Георгия от бескрайних полей зерновых культур. Ему довелось наблюдать за уборкой пшеницы раздельным способом с урожайностью более 50 центне-ров зерна с гектара. Налившиеся квадратные колосья толще пальца, длиннее авторучки, крепко си-дели на мощных стеблях. Во многих колосьях насчитывали более сотни огромных, душистых хлебных зерен. Стебли соломы не большие, чуть выше колена, но валки скошенной хлебной массы огромные, не перешагнуть. И трудно представить: за всю уборку – ни одного дождя. Не то, что здесь. Особенно этим летом.

  К началу ноября свеклу с Краснодарских полей убрали. Второго ноября, к вечеру, выдали сол-датскую зарплату по три восемьдесят, а ротный им, новгородцам, под большим секретом сообщил, что, завтра Министерство Обороны и Министерство Путей Сообщения проводят совместные воен-ные учения. Цель учений: отработка передислокации крупных воинских подразделений на боль-шие расстояния железнодорожным транспортом. В девять часов утра комбат должен вскрыть кон-верт, в котором будут указаны наши конкретные действия. Железнодорожники подсказали, что со всей округи открытые платформы сегодня собирают и направляют на станцию Ея, что от них на-ходится в двух с половиной сотнях километров. Видимо, там погрузка – и домой, в часть. Чтобы выглядело приближенным к боевой обстановке, всех их утром, около семи часов, поднимут по тре-воге. Дадут два часа на погрузку имущества, а далее –двухсотпятидесятикилометровый марш до стации Ея. По  настоятельной просьбе новгородцев, разрешил им  все инструменты, верстаки и другие материальные ценности собрать и погрузить в летучки заранее.

   Закончив погрузку, присели на перекур. В этот момент компанейский парень Санька из До-нецка, подойдя к ним со своей неразлучной спутницей гитарой, нечаянно проронил:

 – Зарплата в кармане, а у Георгия сегодня день рождения. Что будем делать, новгородцы? У соседней станицы, на хуторе, одна бабка самогонку продает. Рубль за бутылку. И всего то! Завтра некогда будет. Видимо, поедем на погрузку. Вон, медики уже свою палатку свернули. Так отправим гонца?

 – А почему гонца? – уточнил один из новгородских парней, Алешка Елагин, и тут же предло-жил, – сядем сейчас в свободную летучку и махнем всей компанией. Офицеры и сержанты в станицу по девкам ударили, их до утра не жди, а летучка Коли Кукушкина свободная. Как Георгий?

   Георгий был польщен тем, что не забыли ребята про его двадцатилетие, одобрил предложение:
 – В машине – оба бака заправлены под завязку, времени – хоть отбавляй. За ночь успеем не только до хутора, а и до Кропоткина, или до самого Краснодара смотать. Сейчас я с Колей перетолкую.

    – Кукушкин давно в машине за рулем сидит, ждет попутчика… – уточнил Сашка.

 Сказано – сделано. Уже через пару минут огромная тяжелая летучка, грозно рыча, невидимой тенью проползла мимо условного КПП, где в тот момент никого не было, вырулила на станичную улицу. Сидя в салоне летучки с наглухо зашторенными окнами ребята испытывали некоторое вол-нение, надеялись, что на их машину никто не обратил внимания. Один поворот, второй, третий и стало ясно, что станица позади, а машина вырвалась на проселочный гладко накатанный тракт. Де-сяток минут езды по гладкой дороге, снова поворот.

 – С трассы на хутор свернул… – предположил кто-то из парней.

   Вскоре машина остановилась. Водитель, открыв снаружи дверь летучки, своим бодрым Воло-годским говорком скомандовал:
 – Выходите, Православные! По одному. Не все сразу.

 – Коля, не богохульствуй… – выскакивая из машины в темноту, предостерег Георгий.
 – Какое может быть богохульство? – возмутился тот, – во первых:  мы на святое дело приеха-ли, во вторых:  взгляни сюда и перекрестись.

 В глубокой темноте, невдалеке от машины просматривался силуэт здания с куполом.
 – Это церковь? Действующая?
 – Нет, это местная часовенка, – пояснил Николай, – стоит, как памятник. Сколько раз сюда приезжал, никогда около нее людей не видел.

 – А где бабуля? – летучей фразой из фильма «Операция Ы» уточнил Георгий.

 – Бабуля по другую сторону дороги живет. Сашка побежал к ней.

   На противоположной стороне дороги, чуть поодаль, виднелся небольшой хуторской домик – мазанка. Услышали Сашкин стук в дверь. На низком  крылечке, в одну-две ступеньки, зажглась электрическая лампочка, затем появилась бабуля, осмотрелась. Сашка завел с ней разговор. До ре-бят доносились только отдельные фразы. Георгий нутром почувствовал, что у Сашки в разговоре с бабулей, почему-то не клеится.

   – Срываются у Сашки переговоры. Надо спешить на выручку. Попробуем двойной тягой.
   С этими словами он направился к домику. Приблизившись, увидел, что на крыльце стояла со-всем даже не бабуля, а розовощекая, с черными аккуратно причесанными длинными волосами, в полном расцвете сил, кубанская казачка лет сорока – сорока пяти.

 – Гляньте, люди добре. Ще один в погонах идэт. Враз обоих помэлэм з прыступочкыв.

   Георгий сообразил, что эта фраза адресована ему. Здесь, прикидывает, нужен иной подход, чисто деревенский.

 – Такая симпатичная, а я бы сказал, красивая женщина и так нехорошо на молодых ребят: «помэлэм з прыступочкыв». Здравствуй, хозяюшка. Мир дому твоему… – скороговоркой произнес Георгий.

 – Вот з того и начинать трэба, а то – «самогону, самогону». Нет у меня самогону. Откуда будете то?

 – Мы, хозяюшка, – продолжил Георгий начатый разговор, – солдаты. Помогаем вам урожай убирать. Завтра уезжаем, а у меня – день рождения. Двадцать лет исполнилось. Такое событие не каждый день бывает. Надо отметить. Может быть, у Вас что и найдется? В магазин за такими по-купками нам запрещено ходить. Выручайте.

 – Я спрашиваю, откуда будете?
 – Он, – Георгий указал на Сашку, – из Донецка.

 – Понятно. А ты?
 – Я – из Новгорода.

 – Сразу видно, что хохол! – заключила хозяйка.

 – Ни какой я не хохол, – возмутился Георгий, – Вы Новгород, что под Ленинградом, знаете?

 – Новгород? Под Ленинградом? Не знаю.

   Георгий, конечно, был поражен знаниями географии, да и истории у собеседницы, но на кон-фликт идти было нельзя. Высказал обратное:
 – Не беда, что раньше не знали Новгорода, зато сейчас узнали, что есть такой областной город. И живут в этом городе никакие не холлы, а чисто русские люди. Вся Русь начиналась с Господина Великого Новгорода. Так у Вас что-нибудь найдется? Деньги у нас есть. Заплатим, сколько скажете.

   Казачка призадумалась, уточнила:
 – Так вы не из милиции?
 – Какая милиция?! Солдаты мы.

 – Топерь поняла. Погодьте трошки на прыступочках… – промолвила хозяйка и удалилась за дверь.

 – А зачем Трошку ждать? Сама не торгует? – не понял Георгий.
   Сашка неслышно рассмеялся, пояснил:
 – Трошки – это не имя. По-ихнему это означает: недолго, маленько.

  С затаенным дыханием остальные ребята вслушивались в разговор. Наконец поняв, что пере-говоры с казачкой завершаются в их пользу, приблизились. Сашка приложил палец к губам, дал понять, чтобы не шумели. Вскоре вышла хозяйка, подала Георгию литровую банку с напитком.

 – Испробуйте. Это у меня свое домашнее молодое вино.
   Отпив несколько глотков, передал банку кому-то из ребят. Вино, довольно приятное на вкус, было совершенно не похожим на магазинную бормотуху.

 – Отменный вкус! Напиток богов! – заключил он, и зачем-то уточнил, – а сколько градусов?
 – Не знаю. Понравилось? Тогда еще принесу.

   Банка прошла по кругу, а хозяйка тем временем вынесла трехлитровый эмалированный бидончик и граненый стакан.

 – Пробуйте, солдатики. Этого вина у меня много, а пить некому. Да садитесь вы на приступочки, не стесняйтесь. Я сейчас и закуску принесу.

   В качестве закуски на крыльце появились яблоки, какие-то фрукты – толи абрикосы, толи персики, может быть и те и другие. Георгий и сейчас их между собой не особенно различает, а в то время только и понял, что они были неимоверно вкусные, во рту таяли сами.

   После первого бидончика на крыльце появился второй. Сашка принес из машины четвертушку медицинского спирта, пояснив, что за этот трофей местный парнишка выпросил у него самодельную радиолюбительскую приставку, через которую Сашка вечерами хулиганил в местном эфире с непонятным, для остальных ребят,  позывным «Бомбей из Кропоткина». По  всеобщей просьбе, теперь уже крепленого (со спиртом) вина, пропустила и сама хозяйка. После чего она оказалась неуемной собеседницей, всё щебетала и щебетала. Даже говорить она стала чисто по-русски, без ме-стного акцента. Узнав, что зовут её Оксаной, Сашка виртуозно перебрал пальцами по струнам ги-тары и запел своим прекрасным бархатным голосом:

               Оксана, Оксана. Я голос твой слышу.
               Мне ветер родной с Украины донес
               Я слышу, как стонет нескошенный колос
               И вижу глаза твои полные слез…


    Дослушав песню до конца, растроганная хозяйка, смахивая нахлынувшую слезу, удалилась, а через минуту вынесла на крылечко третий бидончик, а к нему – три бутылки «чачи из буряков».
    Не смотря на все уговоры, за вино денег не взяла. За самогонку – Алешка Елагин почти на-сильно сунул ей в карман халата свою трехрублевку.

  – Санек, что-то тебя на тюремные песни потянуло, – подметил Кукушкин, – давай что-нибудь повеселее, нашенское.
   Не дожидаясь вступительных аккордов гитары, он, во всю мощь своего голоса запел «Расцветали яблони и груши», ребята подхватили напев, и по бескрайним Краснодарским полям дружным эхом полилась песня, за ней вторая, третья. Во время веселья пробовали крепкий и вонючий до ужаса напиток «из буряков», запивали ароматным вином. Прелесть! Красота!

 Вскоре, откуда-то из глубины хутора донеслись звуки веселой гармошки, а вмести с ними и песня:

                Хвастать, милая не стану
                Знаю сам, что говорю
                С неба звездочку достану
                И на память подарю.

  – Мишка-гармонист на прогулку вышел, – пояснила хозяйка, – сейчас весь хутор на ноги под-нимет. Сюда идет.

 Действительно, песня приближалась, а через минуту из-за угла появился и сам гармонист, му-жичок лет сорока пяти, невысокого роста. Он так лихо, с крутыми переборами, наигрывал на сво-ей, видавшей виды, гармошке, что солдатские сапоги у Георгия сами в такт музыке стали прито-пывать по земле.

 – Привет, Ксюша! – не переставая играть, поздоровался гармонист, – а я слышу, гости у тебя. А какие могут быть гости без гармошки!

 – Да, вот, племянник, – она указала на Георгия, – в Армии служит! Проездом со своими друзьями на минуточку заскочил.
 – Федькин, что ли?

 – Нет. Ванькин. Двоюродного брата сын. Да помнишь Ваньку, который в Ростове живет?
 Гармонист, явно никакого Ваньку не помнил, но в знак согласия кивнул головой и как то лихо вздернув плечами, допел свою удалую песню до конца, быстрым движением поставил гармонь, обнял хозяйку, ущипнул ее за мягкое место.

 – Чо лезешь, черт окаянный?! – взвизгнула Оксана, – может, выпить хочешь? Так и скажи.
 – Не откажусь!

   Михаил приблизился к ребятам, поздоровался с каждым за руку. Георгия дружески похлопал  по плечу. Сам взял на крылечке стакан, наполнил до половины напитком «из буряков», выпил, крякнул, схватил гармошку, заиграл и запел веселую, известную всем песню. Ребята подхватили напев.

   Еще не закончилась песня, а к собравшейся компании подошли несколько человек, за ними еще и еще. Даже ребятишки, дошкольники, откуда то появились, которые, как известно, в деревне, спать рано не ложатся. Как Оксана и предполагала, собрались все жители хутора. Мужичков, кро-ме солдат, было только двое, включая гармониста.

  В одно мгновение весь хутор узнал, что к Оксанке заехал двоюродный племянник, радовались за нее. Женщины, что постарше сетовали, что к ним даже сыновья из города по году не приезжают, а Ксюхе сегодня повезло – к ней племянник, даже двоюродный, хоть на минутку, но заехал. Хозяй-ка, поняв, что ее выдумка удалась, подлила масла в огонь, объявила, что племянник к ней заехал не просто так, а в связи с хорошим событием – ему сегодня исполнилось ровно двадцать годиков.

  Георгия поздравляли с Днем Рождения совсем не знакомые ему люди. Было как-то и неудоб-но, и в то же время приятно. Принимая поздравления, он ничуть не обижался на хозяйку, которая представила его в роли племянника. Видел, как искренне ей завидуют соседки. «Племянник, так племянник, – рассуждал он, – от этого никому нисколько не станет хуже, а жителям этого далекого хутора разрядка нужна. Пусть повеселятся после тяжелых летних деревенских работ. Главное – причина подходящая».

  Песни, пляски, снова песни. Откуда-то появился стол. Женщины уходили (на минутку), при-носили бидончики своего молодого вина, некоторые – напиток «из буряков» в бутылках. Появи-лись на столе яблоки различных сортов, какие то фрукты. Такого изобилия вина и фруктов на од-ном столе Георгию, да и многим ребятам, до той поры еще не приходилось видеть. Их угощали, они пробовали, нахваливали. На вопросы, чье вино вкуснее (чтобы не обидеть соседок) нахвалива-ли каждое. Утверждали, что каждое вино хорошо по-своему. У каждого вина свои достоинства. Недостатков у принесенных вин не было.

  Изрядно захмелев, Мишка под гармонь принялся исполнять озорные частушки. Как опытный исполнитель озорных песен он, после каждой частушки, исполнял лихой проигрыш с переборами, давал время посмеяться, затем запевал следующую. Каждая из частушек вызывала очередной весе-лый взрыв смеха. Одна из женщин вышла плясать, тут же образовался круг. В круг ребята вытолк-нули Георгия, еще несколько человек.
 
   Что может быть веселее пляски с частушками! Получается довольно забавно: кто кого пере-пляшет, и кто кого перепоет. Любил Георгий в молодости плясать, но многие известные ему самые крутые частушки, почему-то в такие моменты вылетали из головы. С уверенностью, предполагая, что он перепляшет напарницу, пару частушек он в таких случаях оставлял под самое завершение, чтобы выйти в победители красиво. Он был уверен, что из всего множества пропетых куплетов и частушек в памяти всех присутствующих останется одна, последняя.

   Ребята помогали ему, как могли. В нужный момент подсказывали. После удачно пропетых – устраивали взрывы веселого смеха. И на этот раз получилось красиво. Уловив момент, когда последняя женщина устало, запы-хавшись, уже без перепляса, пропела какую-то посредственную частушечку и повернула на выход из круга, он ловко отбил сапогами по звонкой земле очередное колено, пропел:

                Пошла плясать
                А сама боится
                У татарина в штанах
                Что-то шевелится.

   Раздался оглушительный взрыв смеха и аплодисменты не только ребят, а и всех собравшихся. Больше других победу «своего племянника» выражала Оксана.

  Уже далеко за полночь одна из соседок объявила, что «ресторан» пора закрывать. Причина понятна: солдатам пора уезжать в часть, а всем хуторянам и хуторянкам утром нужно рано вста-вать. Как говорится, делу – время, потехе – час. Все собравшиеся её поддержали, забрали с собой гармониста, стол, пустые банки и бидончики, удалились по домам. Ребята выпросили у хозяйки «чачи из буряков» еще на одну трешку. Принесла. Деловито окинула взглядом крылечко – всё ли убрано, попрощавшись, скрылась за дверью, а вскоре и выключила на крыльце свет. На хуторе как–то  разом всё стихло.

  На обратный путь Сашка забрался вместе с новгородцами в летучку. Взревел мощный двига-тель, а из настежь открытой двери летучки над засыпающим хутором понеслась песня:

                Спят курганы темные
                Солнцем опаленные
                И туманы белые
                Ходят чередой.
                Через рощи синие
                И поля зеленые
                Вышел в степь донецкую
                Парень молодой…

   Никто не сможет сказать, сколько времени они ехали. Вдруг, как-то неожиданно машина ос-тановилась. Услышали голос водителя:

  – Ребята, я думаю, что заблудились мы. В этой степи все дороги одинаковые. Куда ехать, не знаю. В наших, Вологодских лесах проще дорогу отыскать, нежели в этой мертвой степи. Выле-зайте, будем по звездам определяться.

  Все невольно опешили. Кто мог предположить подобное? Вышли из летучки. Чтобы лучше присмотреться, водитель выключил освещение, заглушил двигатель. Воцарилась неимоверная ночная тишина. Ни единого постороннего звука. Не по осеннему теплый воздух недвижимо повис над степью, как бы оберегая окружающих от чего-то неведомого, известного только ему одному. Вдыхаемый полной грудью ночной аромат Краснодарских полей блаженно разливался по всему телу. Небо, одетое в торжественное черное платье, сплошь усеяно сверкающим бисером звезд, ко-торые в своих сочетаниях создавали причудливые, неизвестные новгородцам южные созвездия. Яркий, но совершенно не дающий света месяц в неестественной турецкой позе рожками кверху, как бриллиантовый амулет, украшал праздничный наряд бескрайнего глубокого неба.

  Невольно для себя, Георгий как бы растворился в окружающем пространстве. Любовался, на-слаждался и наслаждался фантастической тишиной, ароматом полей. Невольно нахлынули мысли: «А что довелось видеть и испытать ему за минувший огромный, как тогда казалось, период жизни? Голодное послевоенное детство? А всё детство самопроизвольно связывалось с роковым 1952 годом, когда скоропостижно скончался отец, оставив на руках матери четверых малышей. Старшему – двенадцать, младшей сестренке – три года. Наибеднейший колхоз, где приходилось работать, работать и работать. Работать всем. Лично ему  –  с семи лет, после окончания первого класса. Без всякой оплаты. За трудодни, или как их называли « за палочки», на которые в конце года колхозу выдавать было нечего. А еще налоги… Чтобы их заплатить, всей семьей, по пояс в глубоком снегу, из года в год заготавливали дрова для местной пекарни, для школы, для продажи в город. Мать вынуждена была тянуть из последних сил, чтобы они, на фоне других деревенских ребятишек, не выглядели «босоногой безотцовщиной». Для этого всем нужно было работать, работать, работать. Старший, окончив в пятьдесят четвертом семилетку, по случаю, устроился в Боровичах на курсы электромонтеров, а через полтора месяца «перешел на свои хлеба». Его приняли в бригаду, которая занималась электрификацией населенных пунктов близлежащих районов. У них, двух средних братьев, после окончания школы голодные, но по-своему прекрасные незабываемые юно-шеские студенческие годы. Далее – Армия.

  За двадцать лет: работа и учеба, учеба и работа. Так в чем же состоит смысл нашей жизни? В учебе и работе? Нет, это слишком просто. Может быть в служении Отечеству? (Как им сейчас пы-таются втолковать). Тоже не подходит. Отечеству он добросовестно отслужит положенные три го-да и баста. А если взглянуть с иной стороны? Вот здесь в Армии, подавляющее большинство солдат имеют за плечами по семь классов, некоторые школу и ПТУ, отдельные (как они) – техникум. А ведь только благодаря полученному образованию к ним относятся более почтительно. Совсем редко встречаются ребята с высшим образованием. К ним – уже особое отношение. И правильно. Не каждая голова может осилить такую массу сложнейших наук. Лично Георгию учеба давалась без особого труда, без излишнего напряжения. После Армии обязательно нужно поступить в Ленинградский сельхозинститут, выучиться на инженера-механика. Сейчас от одного слова «инженер» мурашки по коже пробегают. Это звание надо будет заработать учебой. Учиться придется заочно. Мать для них уже сделала невозможное, поставила на ноги в полном смысле слова. Ей сейчас пятьдесят пять и никакого здоровья. Намечено, в этой пятилетке и колхозникам пенсию начислять. Хорошо бы! На инженерном факультете заочно нужно будет учиться шесть с половиной лет. Много. На экономическом полегче, и учиться на год меньше, но обязательно поступлю на инже-нерный. Придется поработать головой. Надо осилить. И как же всё чудно переплетается: по боль-шому счету учеба – это тоже изнурительный труд, значит, работа. Чудно…

  Главное, чтобы в дальнейшем не опошлили это высокое звание инженера, как в настоящее время опошляется звание механика. В их колхозе, к примеру, механиком работает бывший тракто-рист. Знает технику, умеет организовать дело,  нос задран кверху как у матерого гуся, а образова-ние – с гулькин нос. Поэтому и отношение механизаторов к нему далеко не лучшее. Председатель колхоза – умнейший мужик, имеет высшее образование, значит ближайшие его помощники – спе-циалисты, как минимум  должны иметь средне-специальное. Вообще то колхоз – это не показатель. Лично у Георгия к его «родному» колхозу отношение сложилось своеобразное, про него вслух нельзя говорить. Дело в том, что его дед со своими сыновьями колхозу отдали всё нажитое: ухо-женные поля, трех лошадей, четырех коров, сельхозинвентарь, сбрую, три десятка семей пчел (ко-торых новые «хозяева» загубили в тот же, зимний морозный день). Отдали и свою свободу. Взамен получили нищету и работу с рассвета до заката, потеряли здоровье. У матери, начиная с тридцать девятого года, практически не было ни одного выходного дня…

  Георгий не мог понять, почему он только сегодня смог разглядеть вот этот чудесный и чудной мир, испытать миг блаженства. Может быть, этому помог «Его Величество Случай», который не-ожиданно свел его с простыми, как он и сам, деревенскими людьми, привыкшими и горе, и час ра-дости делить со всеми. Проведенный на хуторе вечер, нарядное черное, усеянное бриллиантами Краснодарское небо, аромат невидимых бескрайних полей – всё слилось во что-то единое, прекрасное. В душу закрадывалась тоска оттого, что он не может, ему просто не дано, отобразить это-го внутреннего состояния, как удается сделать поэтам, писателям, художникам».

  Ребята, тоже очарованные и завороженные неописуемой, ранее неизвестной красотой осенней южной ночи, молча стояли, как в  ином мире, с наслаждением вбирая в себя живительный аромат убранного хлебного поля. Георгий поймал себя на мысли, что за такие вечера и минуты, готов еще и еще раз переносить все тяготы и невзгоды этой нелегкой жизни. К сожалению, приходят такие минуты не часто. Лично ему – впервые за двадцать лет. У кого-то из ребят, видимо тоже непроиз-вольно, вырвалась известная фраза стихотворения:

                Тиха Украинская ночь…

  – Вот еще один Новгородский хохол объявился, – нарушив прекрасную тишину, съязвил Саш-ка, – Георгия казачка хохлом обозвала, а Алешка сам в хохлы напрашивается. Вот так компания!... Мужики, определились по звездам, где Север, где Юг?

  – Нет, Санек, в этом небе не наш планетарий, – за всех откликнулся  Коля Кукушкин, – садись-ка лучше ко мне в кабину, развернемся, поедем обратно. Вдвоем быстрее дорогу отыщем.

  Такое предложение  ребята одобрили, окликнули Георгия, который всё никак не мог оторвать-ся от замысловатых нарядных узоров, сияющих в черном Краснодарском небе.