Вас осматривал ветврач? Повесть

Вступление.

Целиком согласен: всяк по-своему с ума сходит. Старая истина, да не ста-реет. Каждый почему-то уверен, что сойти с ума может кто угодно, но уж только не он сам, такой умный и благоразумный.
А зря, батенька. И то, что ты себя не считаешь великим Наполеоном, ещё ни о чём не говорит. О нём многие уже и не знают, считают, что это из-вестный коньяк в интересной бутылке, да и только. А у тебя же вполне может быть и другой бзик, посовременней. И ты более-менее сходишь за нормального лишь потому, что ещё ни перед кем им пока не хвастался.
А у иных сдвиги хоть и видны невооружённым глазом, но к таким народ относится по-отечески снисходительно. Ходит человек в галошах по ули-цам, поёт песни, палочкой машет. Или вот, к примеру, сочинители: в их карманах ветер свищет, жены ворчат, а они что-то там день и ночь пишут
и пишут, строчат и строчат. Ясно ведь, что тоже не в своём уме. Нормаль-ный человек в это время лес валит-пилит-стружит или бельём на рынке торгует – деньги на жизнь семье зарабатывает. Куда ныне без них?
Да и вообще, порой жутко трудно определить кто же ненормальней: нор-мальный или ненормальный? Как в популярной песне прошлого века: «…вот главврачиха, женщина, пусть тихо, но помешана. Ей говорю: сойду с ума, она мне – подожди!». И ждали порой по много лет, пока время всё рассудит, аккуратно разложит по полочкам, определит, кто есть кто?
 Сейчас всё несётся гораздо стремительней, и ждать-изнывать в длинных очередях у времени как-то не модно. Особенно, ежели главный врач твоя старая знакомая: пригласят-позовут, приведут-привезут, быстро подлечат, отправят домой. Ну, а если уж слегка там и задержишься, значит, так надо, есть на то веские причины. И у каждого свои, неповторимые…

Глава 1. Я – сумасшедший, и это не смешно.

Я – сумасшедший и это, в самом деле, совсем не смешно. Диагноз стави-ли опытные психиатры, им-то полагается верить. Я-то сам не верю, потому что я вовсе не сумасшедший! Я всего лишь не реализовавшийся маньяк.  Почти у каждого есть какая-нибудь мания, но это же не повод помещать полмира в дурдом. Я ничего преступного не совершал, я очень тихий чело-век. Вся моя проблема в том, что я хочу совершить убийство. И это совсем не оригинально, ведь каждого, уж не лукавьте, господа, посещают такие мысли! Но привозят сюда полечиться не всех подряд, а только избранных. Наверное, в назидание всем прочим «мыслителям»: будешь думать не так или не то – отдохнёшь в нашей белой палате в этом сером халате. Это для тех, кто без умолку треплется о своих грозных планах.
Другие же повёрнутые на убийство поступают умнее: молчат себе в тря-почку да продвигаются к цели. Устраиваются туда, где убийство можно легко списать на профессиональную ошибку или роковое стечение обстоя-тельств. И автографов на трупе или пояснительных записок, естественно, не оставляют. Попробуй-ка, докажи потом злую волю или причастность.
Я же честно признавался и признаюсь в том, что хочу убить знакомую главврачиху. И не скрываю как: задушить её же колготками. Не буду рас-писывать её хрипы и стоны, выпученные глаза и посиневшие толстые губы на бледном лице… Ведь у каждого человека должна быть мечта. И она у меня есть. Почему же меня за мечту, без преступления, без суда, упекли за решетку? Только за то, что я не скрываю свою заветную мечту? Бред ка-кой-то. И бредят-то они, а не я. Вот их-то и надо лечить!
Сама же главврачиха, Жанна Витольдовна, улыбаясь и сияя, доказывает мне, что, рано или поздно, а я попытаюсь совершить это преступное дея-ние. И поэтому лучше своевременно, и, конечно же, временно, изолиро-вать меня. Ну, раз наши законы ещё недостаточно совершенны и не позво-ляют дать мне срок за готовящееся преступление, то ей приходится решать проблему безопасности общества своими силами. Диагноз мне был по-ставлен независимыми экспертами совершенно правильно, уж она поста-ралась им в этом помочь.
– И, по-вашему, я маньяк-убийца?
– Ну, что вы, вы потенциальный убийца, вы зациклились на этой идее. А это же весьма опасно, особенно для меня!
Тут она громко и весело расхохоталась, сияя крепкими белыми зубами и колыхаясь всем телом. Да, она права в отношении себя. Но я ей этого не сказал, зачем повторяться? То, что хотел, я ей давно высказал. Она всё это записала в мою медицинскую карту и, если захочет, сможет перечитать на сон грядущий вместо своего любимого врачебного справочника.
– А знаете, Сергей Коммунарович, – тут же продолжила она, – я иногда в свободное время с интересом перечитываю вашу медицинскую карточку словно настоящий приключенческий роман. У вас такой разгул фантазии, вы случайно сами не пописываете?
– В каком смысле? Писанину я ненавижу. Это уловки слабых и безволь-ных людей, бегущих от трудностей реальной жизни. Создают себе какие-то эфемерные миры, где они и герои, и гении. А на деле? Нюни и растяпы.
– Выходит так, что вы реальный герой из реальной жизни, человек воли?
– Да, я не вижу в этом ничего плохого. Я составил чёткий план вашего убийства, я иду к этому и не скрываю этого. Разве это не смелый посту-пок? Ведь я уже поплатился свободой за него.
– Нет-нет, никто вас свободы не лишал за ваши смелые мысли. Просто вам нужно чуть отдохнуть, немножко подлечиться, привести в порядок свои нервы, а потом вернуться к обычной жизни.
– Но если я не хочу лечиться?
– А вы и не лечитесь, друг мой. Просто отдохнёте у нас, пока мы офор-мим все нужные для выписки документы. Их, к сожалению, немало, и всё это займёт недельку-другую. А потом отправляйтесь загорать хоть на Ка-нарские острова. Знаете, как там приятно расслабиться на песочке и под-ремать под жарким солнышком! А пока вы слишком обеспокоены и вряд ли заснёте, поэтому дадим вам маленький снотворный укольчик. Он вре-менно заменит вам канарское солнышко. До скорой встречи, радость моя!
От подобной наглости я просто вскипел и с жаром послал её, но не Кана-ры, а чуток подальше. Как и ожидалось, тут же ввалились двое здоровен-ных санитаров. Они быстро, без всякой медсестры, воткнули мне однора-зовый шприц в одно место, меня закружило-завертело, и я провалился в какой-то бездонный водоворот, сопровождаемый хохочущими женскими голосами…

Глава 2. Не делай добра, не увидишь и зла.

Назавтра сияющая, словно медный таз под жгучим канарским солнцем, главврачиха Жанна Витольдовна радостно впорхнула ко мне в палату рано утречком, когда я ещё не очухался ото сна.
– Ну-с, как настроеньице, мой дорогой?
– Как с похмелья, – вяло признался я, – это всё ваши укольчики.
– Ну-ну, не преувеличивайте. Выглядите вы неплохо. Сергей Коммунаро-вич, я вполне серьёзно готовлю вас к выписке, ждём лишь заключения не-зависимого эксперта, что недавно беседовал с вами. Вечерком я навещу вас снова, ждите меня, ждите!
Вот и прекрасно, а пока я соберусь с мыслями. Она просто обследует ме-ня, или, как азартный игрок, играет в какую-то рисковую игру? Скорее, и то, и другое вместе. Хотя, если разобраться, чем она рискует? Орудия пре-ступления у меня нет. В постель ко мне она ложиться не будет, не та об-становка. А в наглую сдёргивать с неё колготки бессмысленно: сразу же истошно завопит, ворвутся санитары и намнут мне бока. А, может, и она чокнутая? А что, работает-то в психушке. И нормальный-то человек среди психов давно бы сошел с ума. А для маньяка здесь вообще родная стихия, родная атмосфера. Надо бы присмотреться к ней повнимательней, а пока неплохо бы умыться.
Вечерком после ужина (надо же, даже домой не спешит к любимым и родным!) врывается ко мне всё такая же радостная и сияющая Жанна Ви-тольдовна:
– Как вы тут без меня, не соскучились?
– Весь исстрадался, с тоской на дверь взирая!
– А говорили мне, что ничего не пишете – вон какой слог!
– Читал в детстве много, вот и запомнилось кое-что.
– Может, где-то и вычитали про идею убийства несчастного врача? Или убивать уже приходилось и не раз? Да вы не стесняйтесь, ваши слова здесь юридической силы не имеют. Расскажите, мне так интересно.
– Да, приходилось.
– И вы так спокойно об этом говорите! Почему?
– Потому! Впрочем, ладно, расскажу, не всё же с самим собой разговари-вать, верно? Это было очень давно, когда даже я был молодой. Женщины с разгону на шею мне не вешались и из-за меня тоже. Но послушать любили. Вот как-то топаю вечерком домой, а навстречу несётся одна знакомая:
– Помоги, помоги, за мной вон тот мужик гонится!
Странная женщина: другая бы обрадовалась, а она убегает. Пока я выяс-нял с этим пьяным дядей, что ему надо, дамочка благополучно смылась. Я тоже, вдоволь наругавшись, ушел домой. Только разделся – стук в дверь. Думал, что эта дамочка вернулась поблагодарить. Радостно открываю, а там тот поддатый дядька стоит и ухмыляется:
– Думал, козёл, не найду? Ты помешал мне и тебе пиз… Нас в десанте этому хорошо учили.
И резко бьёт мне ногой в пах. Я-то трезвый да уже наготове, успел-таки отшагнуть да подставить руку. Больно попало, но хорошо хоть только по руке. А он уже другую ногу на меня задирает, козёл сраный! А я думаю одно – лишь бы с ног не сбил, тогда уж действительно пиз… Тут что-то упало, он чуток отвлёкся, а я в этот момент резко толкнул его ладонями в грудь. Дядька завалился назад, и мы оба вывалились на лестничную пло-щадку. Он, гад, быстро вскочил на ноги, хоть и пьян. А мне под руку по-пался стул, отец делал, крепкая вещь.
Дальше, хоть и трезвый был, помню обрывками. Бью его этим стулом и сверху, и сбоку, и по ногам, а он только прыгает взад-вперёд и ничего-то ему не делается. Знал я, что десантники хорошо удары держат, но чтобы так! Но дядька прыгал, прыгал да и замешкался малость. А я стулом-то ему по черепушке и врезал! Досочка от сиденья аж винтом взвилась, щепки по-сыпались, в руках от стула всего половинка осталась. Рухнул этот десант-ник. Помню, что всё бью и бью его, лежачего, этим остатком стула куда ни попадя, сам не понимая, что делаю…
А дядька лежит уже тихо, не мычит, не дёргается. И тут я увидал, что во-круг головы у него красная лужица крови. Она становится всё больше и больше. А он лежит без движения, даже не моргает. Вот тут-то стало жут-ко страшно: я убил! Я его убил! Убил! Он лежит в крови, а я тупо смотрю на него… Потом выскочил на улицу. Что делать? Да ничего уже не сдела-ешь. Пошёл к соседу позвонить в милицию.
– А пульс вы проверили, а скорую вызвали, а зрачки какие у него были?
– Это у вас вид крови активизирует мышление и жажду деятельности, а у меня совсем наоборот. Наряд быстро подъехал, погрузили бедолагу в ма-шину и увезли.
– И вас потом оправдали?
– Нет, до сих пор никто не оправдал убийства. Потому что оно не состоя-лось: живучий дядька оказался, очухался в машине и опять завыступал.
– Ну, какое разочарование, а так интересно всё начиналось…
– Вам интересней, если бы я его в самом деле убил?
– Конечно же, интересней. А так – обычная драка на бытовой почве.
– Вы так говорите, словно тема убийства вас заводит. А если бы вы ока-зались на его месте?
– Я не гоняюсь в пьяном виде за женщинами!
– Я не о вашем моральном облике, а о лишении человека жизни.
– Вот в такой ситуации я не бывала. Пока.
Она поднялась, молча повернулась и ушла. Не понял: она так попроща-лась или же «пока» не бывала в подобной ситуации? В этом обтекаемом ответе какая-то загадка. На сей раз ни санитары, ни медсестра со снотвор-ным не явились. Тоже интересно.

Глава 3. Не сходи ты с ума, подожди!

Назавтра Жанна вообще не появилась. Утренний обход делала другая врачиха. Да главврач, по большому счёту, и не обязан всё это делать. Хотя перекидывать ждущего помощи измученного пациента от одного врача к другому тоже не дело. Может, она одумалась и решила не играть с огнём? Ситуация-то щекотливая: одна в палате с психом, жаждущим её убить. На-до быть полной дурой, чтобы этого не понимать. Ведь если всё сделать бы-стро и тихо, то ни один санитар не поможет. И последствий никаких – что ты с психа возьмёшь? Она это понимает, вот и прекратила глупую игру, наигралась досыта. Тем более что узнала про мой опыт «убийства». Реаль-ное оно, свершилось или нет, решала тогда судьба, а не я. Но психологиче-ский барьер я тогда, видимо, перескочил. Если раньше всерьез о таком и не думал, то теперь всё чаще и чаще мысли крутились вокруг убийства. Пока не превратились во вполне конкретную навязчивую идею. Значит, я дейст-вительно псих, о чём мне и толкует главврачиха? В таких размышлениях и прошёл весь день.
Зато на следующее утро Жанна Витольдовна заявилась ранёхонько:
– Вы уж меня извините, закрутилась в делах, завертелась, не смогла вчера заглянуть к вам.
– Я полагал, что вы меня бросили, поняв, что всё у нас всерьёз.
– Ну, что вы, я насторожилась бы, если б вы реально человека убили.
Очень странная женщина: если я её убью, как она после этого сможет на-сторожиться. И зачем? Впрочем, здесь дурдом, и логика хромает на обе ноги. Ведь она работает с психами давно и, следовательно, тоже…
– Вот главврачиха, женщина, пусть тихо, но помешана…
– Ну, это наш неофициальный гимн, все праздники с него начинаем!
– Понятно, Владимир Семёнович точно отразил положение в психушках?
– Вы говорите сейчас как истинный сумасшедший!
– Ага, вы лишь сравнили меня с сумасшедшим, значит, на самом-то деле считаете меня здоровым, а себя пусть тихо, но помешанной?
– Хорошо, я поправлюсь: вы рассуждаете КАК здравомыслящий человек!
– Я так рад: наконец-то и вы признали, что я не псих!
Она кольнула меня холодным взглядом, молча встала и ушла. Ну, а я-то как всегда: сказану быстро, а уж затем начинаю медленно думать. Она вы-разила мне комплимент или издевается? Но себя сумасшедшей она явно не считает. Да и с какой стати? Только потому, что какой-то псих считает её маньячкой? Тогда с чего такое пристальное внимание к моей чокнутой персоне? На любовь или животную страсть это совсем не похоже. Диссер-тацию она не пишет. И, значит, у неё явно не академический интерес к своему убийце.
Вот тебе раз, я же подумал «к своему убийце»! Раньше я всё же размыш-лял о её убийстве как о чём-то довольно отдалённом, со стороны наблюда-теля, а не участника. Как в кино. А теперь в голове это звучит как чуть ли не свершившийся факт. То есть, я уже психологически готов войти в это «кино» и начать действовать? Интересно, поняла ли это главврачиха? Во-шла в азарт игры или одумается? Придёт иль не придёт, вот в чём вопрос?
 
Глава 4. Вино, любовь и Харе Кришна.

Пришла-таки, пришла, дорогуша! Сразу после отбоя. Как всегда с дежур-ной улыбкой на лице и вкрадчивым ангельским голоском. Душечка!
– Не утерпела, тоже пришла поделиться с вами самым сокровенным. На-помнили вы мне один случай, и бессонница вновь замучила. Вы ведь ни-кому здесь не расскажете, верно?
Я ведь тоже прошла через это. Ещё в институте училась. Химию, фарма-кологию знала лучше всех на курсе. И на практике в горбольнице быстро освоилась. А в это время к нам в общагу один знакомый, Васик, приходил. Вначале к подруге, а потом ко мне. Заметный такой, деловой, девки мне жутко завидовали. Подарки всегда приносил. Голова и закружилась. Как-то пригласил к себе, а я, дура деревенская, и согласилась. Старенький та-кой дом в стороне от дороги. Выпили с ним, обнимались, целовались, тан-цевали. А потом он меня за руку потащил в соседнюю комнату, да я особо и не сопротивлялась. А Васик вдруг и говорит:
– Тут мой приятель отдыхает, поразвлекай его, он давно женской ласки не получал. Ты не обижай его отказом, не расстраивай.
А там на диване лежит здоровенный полуголый детина в татуировках. Вот влила! И кричать бесполезно – соседей-то нет. Дура я дурой, да губа-то не дура. Я в клинике один флакончик прикарманила: новое, сильное ле-карство, можно было за хорошую цену продать.
– Ладно, поразвлекаю. Только у вас тут коньяк, а я так хочу сухого…
– Сиди, не дёргайся, есть и сухое.
– Ну, тогда я стаканчики сполосну?
Пошла к умывальнику, а там этого лекарства в стаканы и прыснула. Раз-лили сухое, они опрокинули стаканы, как воду пили. Вскоре оба обмякли и свалились. Лекарство давление хорошо снижает, но я, наверное, много плеснула, перестаралась от страха-то. Надо было бы пульс пощупать, да какое там, я оделась да бегом в город. Неделю у знакомой девчонки про-жила, в общагу не ходила. Но меня и там милиция нашла. Допрашивали. Мол, при невыясненных обстоятельствах скоропостижно скончался один из ваших знакомых, а у него в доме обнаружен ваш студенческий билет… Но я отвертелась, язык подвешен, активисткой и в школе, и в институте была, и научилась лапшу развешивать.
– И совесть вас, естественно, не мучила?
– Вначале плохо было, но потом забылось. А вы вот опять напомнили, разбередили душу.
– А если я сообщу в прокуратуру?
– Да кто там архивы ворошить станет, кто поверит? У вас же диагноз: ма-ния убийства. Увидят там нашу справку, покачают головой и сдадут в ар-хив вместе с вашим заявлением.
– Это вам такой диагноз надо ставить!
– Ну, не могу же я сама с собой беседовать и себе диагнозы ставить! И потом: с психикой у меня всё нормально, я могу даже справку об этом на-писать и принести её вам! Ну, отдыхайте, до вечера.
Вот ведь: такая сияющая, улыбчивая, передовая – и убийца! Да ещё и на свободе. А я, такой тихий маньяк, в заточении, возможно, даже бессроч-ном. Она же может меня тут годами обследовать и пролечивать, пролечи-вать и обследовать! И только за то, что сдуру выставил напоказ свои мыс-ли. Чем они так опасны? Я ворочал в голове эту досаду и обиду полночи, потом кое-как всё же заснул.
И снится мне радостный сон, что я прокурор! В новом мундире, но без погон. Неуютно как-то без них даже во сне. А тут ходит по коридору такой сияющий блондин с чётками и громко напевает «Харе Кришна, Кришна Харе…». Я ему и говорю:
– Вы, гражданин Харе Кришна, не шумите в присутственном месте, это не положено. А если вы действительно Харе Кришна, то сделайте-ка мне такие аккуратные золотые погончики на мундире. Чтоб со звёздочками!
– Нет проблем, – отвечает Харе Кришна, – именем высшей власти наде-ляю вас золотыми погонами. Харе Кришна, Кришна Харе-Харе-Харе…
И что же? Тут же появились у меня на плечах увесистые литые погоны из чистого золота! С большими сияющими звёздами. Раз так, сразу я взялся  за дело. Открыл его, а в этом деле был всего один листок: моё собственное заявление на главврачиху. Прочитал я его и вынес резолюцию: немедленно сдать в архив, потому как он псих и явный убийца.
И просыпаюсь в холодном поту. Дожил: даже во сне именую себя психом и убийцей! Теперь уж от этой идеи никак не отвяжешься. Я просто обречен на убийство. С такой грустной мыслью я и заснул снова.

Глава 5. Эксперимент доктора Жанны.

Это утро выдалось тихим, ясным и сияющим. Солнечные лучи пронзали стёкла, заполняя комнату чистым янтарным светом. Лоб вспотел, в палате было жарко и душно. Хотелось пить. На столе стояла полная кружка. По-пробовал: вода как вода, с каким-то металлическим привкусом. Из-под крана, наверное? Выпил всё, неплохо бы ещё. Стало ещё жарче, щёки аж запылали. Прошиб пот. И тут стена вдруг поплыла на меня и ударила в лоб. Я сразу отключился, словно провалился обратно в сон.
Очнулся на кровати. Медсестра Зоечка свертывала непослушный жгут, на столе лежал шприц, чем-то резко пахло.
– Везунчик вы, так давление сильно упало, что другой бы и не пришел в себя. А вы меня дождались. Видать, заговорённый.
Ну, вот, главврачиха атакует. Проболталась вчера, теперь свидетеля уби-рает. Мысли медленно и нехотя шуршали в голове, словно сонные тарака-ны на осеннем сквозняке.
– А кто принёс эту кружку с водой.
– Это не вода, а раствор для дезинфекции. Ничего нельзя без присмотра оставить!
Ну, надо же, какую гадость выпил и не распознал! Значит, моя главврачи-ха тут не при чём? Или они все из одной команды и друг друга прикрыва-ют? Скорее всего, так оно и есть. Какая дезинфекция, если тут ни клопы, ни тараканы не выживают! Хлорку я бы враз по запаху учуял, перекись побелела бы, вон плеснул малость на пол, но никаких следов. Да и не тош-нит, не колотит, как при отравлении. И они не суетятся с тазиком и рвот-ными, явно не нервничают.
Явилась, не запылилась, и главврачиха.
– Ну, вы словно мой единственный пациент, всё время вокруг вас только и верчусь. Зачем вы весь дезраствор выпили, подставить меня захотели?
– Я думал, что это вода из-под крана, потому металлом и отдаёт.
– Из-под крана хлоркой отдаёт, а не металлом!
– Понятно, ошибся. У меня, пока я жив ещё, к вам самый последний во-просик: почему я в палате один? Везде по пять-семь человек, как мне из-вестно, а я в одиночке, словно буйно помешанный?
– Правильно, вас изолировали для общей безопасности. С вашей идеей вы опасны для соседей. Кто может поручиться, что от мыслей вы не перейдёте к действиям? Никто. Так что лежите спокойно, дышите глубже и считайте белых баранов, а я пошла, у меня ещё много-много важных дел.
Разве это не беспредел?! Творят, что хотят. Даже сюда заманили обма-ном. Раз вы поступаете на работу в очень серьёзную фирму, то обязаны пройти полное медицинское обследование, в том числе и здесь. Вот и «об-следуют». А не надо было трепаться про главврачиху с кем попало, вот и не попал бы к ней. Выходит, что сам напросился.
А началось всё с того, что попал сюда один мой приятель. И его вдруг словно подменили. Был таким заводным, а стал очень тихим и спокойным. Ходит изредка сюда на приёмы. Выполняет все поручения Жанны Витоль-довны без разговоров. Потом второй знакомый резко изменился после зна-комства с главврачихой. Теперь тоже аккуратно исполняет все её указания и поручения. До остального им и дела нет. Словно зомби какие. Я сразу же вспомнил старый фильм «Эксперимент доктора Абста». Очень похоже.
И все эти наши массовые телевизионные и радио внушения просто дет-ский лепет на фоне достижений Жанны Витольдовны. Может, она на кого и работает, а, вероятнее, сама к абсолютной власти над головами пробива-ется. Ведь баба-то умная, рисковая, напористая. Привыкла добиваться сво-его, взять хотя бы то давнее отравление. Она поопаснее любого психа. И если её вовремя не остановишь…
Главврачиха тоже понимает, что я её понимаю, и сама пытается остано-вить меня. Правда, она не торопится, ещё не наигралась. А я в её полной власти, поэтому играет и играет со мной, как кошка с мышкой. Кто кого перехитрит, кто первый изловчится для эффектного удара? Ей нужен яр-кий театральный эффект, это уже понятно. Иначе она давно бы смяла меня, приглашала бы изредка на приёмы и давала личные поручения. А я их бес-прекословно исполнял бы.
Теперь, поняв это, я уже не рассуждал о добре и зле, прощении и покая-нии, о морали и этике. Есть зло и его надо уничтожить. Вот такая установ-ка готовности к действию. Да, шаг за шагом я расстаюсь со своими прин-ципами и опускаюсь всё глубже и глубже в бездонные пучины беззакония. Или просто на самом деле схожу с ума?

Глава 6. Ник-Никодим.

Дождался-таки, напросился сам: двое санитаров принесли постельное бе-льё, застелили вторую кровать. Явно ожидается новоселье. У меня будет собеседник! Кто это? Наполеон или Борис Николаевич? Я предпочёл бы беседы о Франции и великих походах. Ждать нового постояльца пришлось долго. Это новая пытка милой главврачихи? Пытка ожиданием. Но позд-ним вечером, или ранней ночью, появился новый сосед. Вот уж это сюр-приз: это один из тех санитаров, что следили за больными, укутывали их в  смирительные рубашки, изредка разнимали дерущихся Бориса Николаеви-ча и Михаила Сергеевича! Его сопровождала сама Жанна Витольдовна (ну, просто сгорает на работе!).
– Вот ваш новый сосед Никодим. Своего имени он стесняется и предпо-читает, чтобы его звали Ник. Он пережил сильный стресс и ему нужно с недельку отдохнуть. Он весь погружен в работу, постарайтесь его отвлечь.
Главврачиха быстро упорхнула со всей возможной для её комплекции прытью. А Ник тут же молча лёг и отвернулся к стене. Здоровый мужичок, хоть и невысок. Глаза какие-то пустые, водянистые. Драться с ним не хо-телось, а на вопросы он не откликался. Ну, и хрен с тобой, чучело болот-ное! Сонливость что-то быстро одолела – подсыпали опять чего? И как я ни таращил глаза, а сон сморил-таки.
Проснулся я вдруг среди ночи. Резко так, словно кто подтолкнул. Санитар сидел на стуле возле своей кровати и, прикусив губу, сосредоточенно свя-зывал какие-то тряпицы. Пошевелиться я не мог. Скосив глаза, разглядел, что привязан к кровати в нескольких местах.
– Ты что делаешь, Ник?
– Молчи, псих, убью, – спокойно ответил он, продолжая сплетать косичку из полосок разорванной простыни.
– Ты зачем меня привязал, Никодим?
– Вот доплету удавку, узнаешь.
– Тебя же посадят, Ник, не делай этого!
– Меня посадят, если я не доплету её.
– Тебе за это заплатили, Ник?
– Мне за это обещали свободу.
– Ты что-то натворил?
– Задушил жену с любовником.
Вот это да! Подсадили ко мне убийцу со вполне понятным заданием. Уже и алиби приготовлено: сошел с ума и нуждается в лечении. Что ещё с пси-ха возьмёшь? Но мне-то от этого не легче ничуть! Идиот, расслабился, по-верил! И кому поверил-то? Самой Жанне Витольдовне! Уже и кружку с отравой успел позабыть, раззява! Да, действует она быстро и умело. Вот сплетёт Ник верёвочку и удавит, а потом спокойно ляжет спать.
Спета моя песенка. Тут хоть как дёргайся, а из пут не выскользнешь. Профессионал работал, сразу видно. Вдруг стало жутко и досадно. И по-чему-то главным был не страх, а досада: он срывает мне все планы! Как я потом убью главврачиху? Явлюсь к ней зыбким привидением и буду горе-стно стонать над ухом? Нет уж, надо действовать. И я заорал:
– Люди добрые, помогите, псих жизни лишает!
– Не ори, санитар напился и дрыхнет на первом этаже, а там не слышно.
Я умолк. Ник молча довязал верёвочку и сделал петлю. Потом встал на кровать и привязал её к трубе отопления под потолком. Это уже полегче: ему придётся меня отвязать! Вот и иголка пригодится, которую я прихва-тил у медсестры. Но Ник поступил очень странно: сам засунул голову в петлю и согнул ноги! Идиот, он псих, что ли?! А он захрипел, схватился руками за верёвку, но ноги не разогнул.
– Помогите! – жутко заорал я и начал биться головой о железную спинку кровати. Кровать застонала, заскрежетала, затряслась и застучала о бата-рею отопления. Возможно, что эти стуки разнеслись по трубам отопления и разбудили дежурного санитара. Он вбежал с какой-то дубинкой, быстро всё понял и бросился к коллеге. Приподняв Ника и прижав его коленом к стене, он быстро ослабил петлю. Бросив Ника на кровать, санитар влепил ему пару звонких пощёчин, с хрустом крутанул уши и зло вдавил пальцем под носом. Тот пришел в себя и застонал. Затем санитар освободил от пут и меня, но без спешки.
И надо же, какое чудесное совпадение, появляется главврачиха!
– Что здесь происходит? Ник, ты делаешь явно не то! Тебя придётся отсе-лить в отдельную палату. А вы спите спокойно, вам ничто не угрожает.
Соседняя койка вновь опустела, даже бельё забрали. Я долго не мог успо-коиться, но успокоительного просить не стал: после такого можно ожидать и не такого! Я понятно выразился? Ну, со временем сами всё поймёте, если здесь окажетесь. И только через несколько часов я наткнулся на простей-шие вопросы, которые были на самом виду: откуда среди ночи тут появи-лась главврачиха? Она явно чего-то ждала. И что означают её слова «Ник, ты делаешь явно не то!»? Что же должен был сделать Ник по её приказу? И только с рассветом мне удалось задремать.

Глава 7. Побег шамана в кальсонах.

Перед самым обедом, как ни в чём не бывало, появилась неунывающая Жанна Витольдовна:
– Ну-с, как сегодня наши дела?
– И вы ещё спрашиваете! А что здесь стряслось ночью, вы не помните?
– А что здесь стряслось ночью? Я не помню!
Да такая наглость выведет из себя кого угодно! Я чуть не задохнулся от праведного гнева:
– Как это, двое человек были на грани гибели, а вам всё хихоньки да ха-хоньки!
– Вы что-то преувеличиваете, мой друг. Никодим опять начал плести ма-краме и развешивать где попало. Это у него бывает. Вот и всё.
– Как это все? Он убил жену, её любовника, меня связал, а сам полез в петлю! А для вас это пустячки, какая-то чепуха.
– Действительно, это че-пу-ха. Никого Ник не убивал. От него ушла жена, и он находится сейчас немножко не в себе, плетёт свои верёвочки и нико-му не мешает. Это вы, друг мой, слишком возбудимы: стучите ночами, людей будоражите, спать никому не даёте. Мне санитар всё рассказал про ваши выходки.
Ого, значит, она в сговоре с санитарами, надо иметь это в виду.
– А что же вы здесь желали ночью, вдали от дома родного?
– А это всё работа: я заменяла дежурного врача, он отпросился по семей-ным обстоятельствам.
– Тоже жена бросила? – брякнул я.
– Да, откуда вы это знаете?
– Я телепат и экстрасенс в свободное от психушек время.
– Надо же, – с интересом оглядела меня главврачиха, – не могли бы вы рассказать, о чём я сейчас думаю?
– Без проблем. Вы думаете, что, раз и второй блин вышел комом, надо не спешить, не суетиться, а хорошенько всё проверить, уточнить, обдумать…
– Вот это да! Я действительно вчера пыталась печь блины и всё как-то неудачно. Вы опасный человек, однако, я буду с вами теперь гораздо осто-рожней. До встречи, дорогой шаман!               
Она ушла, оглянувшись всё же у дверей. Конечно, совсем не те блины я имел в виду, когда прикидывался всемогущим телепатом. И только зря на-сторожил её. Теперь уж точно, и к гадалке не ходи, она будет очень внима-тельна и не расслабится, как раньше. Ясно и другое: ночное происшествие они стараются замять. Но по какой причине? Просто не хочется исписы-вать гору бумаг в связи и по поводу? Хотят выглядеть образцовым учреж-дением с идеально гладким и приятным лицом? Или же это очередной хитрый ход в её шахматной партии? И они все в сговоре?
Час от часу не легче: раз я псих, то должен тихо и спокойно лечиться. А меня вынуждают решать эти дюже дурные дурдомовские головоломки. И что прикажете делать? Написать гневную жалобу в международную ко-миссию по правам человека? Я требую прав и свобод! И попросить сани-тара отвезти его? Чушь.
И сбежать отсюда – не сбежишь: такие решётки на окнах, ещё царские, на совесть сделаны и со вкусом. А всё же надо подумать, это же не Тауэр, а всего лишь психбольница! А где тупик, там и выход! Так сказал один мой коллега по несчастью. Я в тупике, стало быть, здесь и надо делать подкоп или аэроплан. Надо исходить из того, что есть. Лопаты нет, с бальсой тоже напряг. Есть вот камера, пардон, палата номер шесть, кровать, стул, ещё кровать, окно, дверь. Совсем не густо. Медсестра время от времени захо-дит. Мед-се-стра, се-стра, сестра…Да, вот оно, спасение моё! Уговорить её  помочь мне, конечно, не удастся. Но, как говорится, с помощью и при по-средстве этой дамы я и сбегу. План созрел.
Часов около четырёх, как я и ожидал, зашла медсестра с укольчиком. Я привычно встал, чтобы оголить одно место, но делать этого не стал. А за-хлестнул у неё на шее жгут, по примеру Никодима свитый из полосок про-стыни. Совсем как в кино. Перехватив жгут, я быстро переступил ей за спину и затянул концы… Бедняжка быстро обмякла и свалилась на мою кровать. Я сдёрнул с неё халат, юбку и колпак и быстро натянул всё на се-бя. Всё же нащупал у неё сонную артерию: пульс есть. Свернул одеяло и взвалил его на плечо, чтобы скрыть лицо, и вышел в коридор. Психи и са-нитары не обратили на меня ни малейшего внимания. Так спокойно я до-шел до выхода, оставалось лишь с десяток шагов до свободы. Но тут кто-то крепко ухватил меня за плечо: «Куда?!». Охранник!
Он поддал мне сзади дубинкой под колени, и я грохнулся на пол. Санита-ры тут же подняли меня и втащили в карцер. Это я так подумал. На самом деле это был всего лишь душ. Довольно долго простояв под холодянкой, я всё-всё осознал и понял, что сбегать нехорошо. Затем я был помещен в ма-люсенькую комнату с одной кроватью. Длинная рубаха до пят, длинные, на вырост, рукава – далеко не лучший прикид. Спеленатый словно мумия, я тихо и мирно лежал на жёсткой койке и размышлял. Как всё же охранник смог распознать меня? Ведь из-за одеяла он никак не мог разглядеть моё лицо! Но ответа так и не нашёл. Придётся ждать ненаглядную главврачи-ху. Уж она-то не удержится от искушения и обязательно присыплет солью раны моей истерзанной души, обязательно расскажет, на чём я прокололся.

Глава 8. Вас осматривал ветврач?

– И я доверяла этому человеку самое сокровенное! – услышал я гневный женский голос. Жена, что ли, опять ворчит, спросонья подумал я. Да нет, не должна, мы уж сто лет как разведены. Или назло приехала из Магадана? Она может! Осторожно приоткрыв глаза, я увидел главврачиху Жанну Ви-тольдовну. Она нависла надо мной, уперев руки в бока, где когда-то, воз-можно, была талия. Надо же, глаза-то у неё серые, а я всё думал, что зелё-ные.
– Вы обманули моё доверие, вы сгубили всю жизнь моей лучшей медсе-стры, моей верной помощницы!
– Как, она умерла! Не может быть! – ужаснулся я. Жуткий холодок про-катился по телу, аж кожу защипало. Я же не хотел этого. Я даже пульс у неё нащупал. И вот тебе раз. Я стал убийцей. Ужас! Обрывки мыслей ко-пошились в головы, сплетаясь и мешая друг другу. Одно дело вынашивать планы, придумывать что-то такое, и совсем другое – совершить. Ох, не на-до было бежать, надо было перетерпеть всё это. И, может быть, судьба бы наградила за терпение, потом, когда-нибудь и чем-нибудь… Но дух уп-рямства снова пересилил тихий шепот разума:
– Нет, нет, она была жива, я трогал её пульс, она жива!
– А кто сказал, что она умерла? Она рассчиталась, она ушла с работы. Это хуже, чем смерть! Где вы ещё найдёте такую медсестру, которой можно доверить всё?! А всё потому, что вы, негодяй, захотели её изнасиловать!
– Я её?! – я хотел вскочить, но смирительная рубашка напомнила о себе. – Да нужна она мне, как собаке сковородка! Я лишь увидал её полураздетой, так мне сразу захотелось убежать подальше отсюда.
– Ну, вы это и сделали, охранник мне всё уже рассказал.
– Кстати, как это он умудрился меня раскусить? – всё ж не удержался я.
– А нечего вам в кальсонах по больнице бегать! У нас, к вашему сведе-нию, ни одна медсестра кальсон не носит! Это только вы в юбке с кальсо-нами бегаете, нас, женщин позорите.
Так вот оно что! Забыл ведь кальсоны скинуть: пока пульс прощупывал, совсем про них забыл! Идиот! Тебе бы только воздушные замки строить да мыльные пузыри надувать, а не побеги устраивать. Как гениально было за-думано, а на такой мелочи прокололся. Не зря же говорят, что дьявол кро-ется в деталях, в таких вот мелочах.
– Ну, и что теперь? До конца своих дней пролежу я в этой рубашоночке?
– Что вы, что вы! Я и не заметила. Это всё санитары перестарались. Я уж им сделаю замечание.
– И с холодным душем они тоже погорячились?
– Как, и холодный душ ещё? Это и вовсе зря, как им не стыдно!
– Вы уж им пальчиком-то погрозите, ладно?
– Обязательно. И уши надеру. А пока подождите, я скажу, чтобы вас пе-ревели в свою палату.
Ждать пришлось совсем чуть-чуть, до вечера. А к ночи я был уже в своей родной палате. Вот только мою прежнюю кровать отвинтили и убрали, по-этому постелили на другой. Где санитар в петлю лез. Ещё не хватало, что-бы ночью раздался свист и появилась пёстрая лента! И я до того разжёг своё воображение подобными ужастиками, что и на этот раз едва уснул.
А ночью проснулся от тихого шелеста и шуршания. Мурашки вмиг вы¬сыпали на коже, знакомый холодок прокатился по телу – пёстрая лента?! Да ерунда всё это, е-рун-да. Но тут что-то странное больно вцепилось мне в щёку! Резко хлопнув ладонью, я схватил «это». Это было небольшое, но жутко отвратительное чёрное существо с длинным узким туловищем и множеством лапок. Я резко сбросил его на пол. Оно проворно юркнуло под плинтус. А по стене ко мне ползёт ещё одна такая же отвратительная тварь. Схватив тапок, я ударил по ней. Но тварь оказалась проворней, сле-тев на пол, она тут же исчезла. Полночи при свете ночника я гонял этих мерзких тварей. Настоящий фильм ужасов. К утру разогнал всех и кое-как уснул.
Проснулся от сильного зуда и жжения на лице и руках. Руки были покры-ты большими водянистыми волдырями, лицо, видимо, тоже. Ядовитыми оказались эти твари! Волдыри здорово зудели. Пришёл дежурный врач и долго меня разглядывал да вздыхал:
– Очень, очень необычно. Если к завтрашнему утру не пройдёт, то при-дётся вызывать к вам ветврача, может быть, он с подобными явлениями в своей практике сталкивался?
– Да за каким ананасом? Что я, конь какой или бычок? Только ветврач меня ещё и не осматривал!
– Так вы же сами сказали, что ночью то ли змеи, то ли саламандры вас покусали.
– Да не говорил я такого!
– Слов, может быть, таких и не говорили, но по описанию очень похоже. Я словно своими глазами их видел!
И оставили меня в этой же палате. Следующая ночь была столь же без¬образной, что и предыдущая. С тапками в руках я носился по палате, неус¬танно шлёпая по стенам, по полу, по потолку… И, если бы не зудящие пу¬зыри на теле, я бы точно уверился, что окончательно сошёл с ума. И что у меня начались глюки. На всякий случай я заглянул под кровать, но ни пин¬гвинов, ни чертей там пока ещё не было. И то хорошо. Значит, ещё не са-мая последняя стадия, и шанс меня излечить у врачей не потерян.
 
Глава 9. Семеро одного не боятся.

Уже утром, после бессонной ночи, я задремал. И не услышал, как вошла главврачиха:
– Долго же вы спите, долго, – чуть не пропела она над ухом.
– Вам бы так спать-отдыхать, – пробурчал я, отрывая лицо от подушки, – 
теперь вот напустили на меня этих чёрных тварей: не сожрут, так точно с ума сведут. Это ваш фирменный приёмчик?
– Ах, эти маленькие, робкие паучки так вас напугали. Да они вовсе не опасны. А у вас просто аллергия на их выделения, это быстро пройдёт, зо-лотко моё.
– А как же вы сумели их на меня науськать?
– Да никого я на вас не науськивала – сами приползли. Мы проводим то-тальную дезинфекцию, вот они и разбегаются, лезут во все щели. Зря вы всё время на меня дуетесь, я ведь вам только добра желаю, так забочусь о вас, пекусь!
– Уже упекли в свой дурдом. Еще пара недель такой трогательной заботы и я точно тронусь, на самом деле сойду с ума.
– А вы разве ещё не сошли? Да шучу я, шучу, – улыбнулась она напосле-док и, выстукивая каблучками, удалилась.
Она ушла, а я призадумался. А, может, у неё и в самом деле такой чёртов планчик: разными выходками расшатать мою нервную систему, затем  создать серьёзную стрессовую ситуацию (слова-то пошли на одну букву –  началось?) и готово – нервный срыв. Тут же  тебе «помогут» лекарствами
в лошадиных дозах, и буду я сутками гонять и тараканов, и пауков, и чер-тей с пингвинами. Она профессионал, значит, рано или поздно, а своего добьётся. У меня нет шансов. Стало быть, сдаться, стать зомби и безропот-но выполнять любые приказы? Или попытаться её опередить?
Вечером она появилась вновь:
– Вот видите, паучков больше нет, значит, вы пошли на поправку и скоро выпишетесь.
Хотел я было ей в ответ такое разэтакое завернуть, но сдержался, хоть я и псих или кандидат в психи.
– Если уж я пошел на поправку и скоро домой, то можете ли вы подарить какой-нибудь сувенирчик на память о нашем долгом и плодотворном со-трудничестве?
– Знаете, я тоже почитываю чужие мысли: вы хотите попросить мои чёр-ные колготки?
– Да, вы попали в самую точку.
– Странно, но у меня в сумочке как раз такие и лежат! Купила, но так ни разу не одевала, берите.
Она вынула шелестящий пакетик, положила на стол и вышла. Так, орудие убийства у меня есть! Теперь надо окончательно решиться, чтоб не коле-баться в час возмездия, и выбрать подходящий момент. Она игрок, ей нра-вится играть с огнём. Или же настолько уверена в своей безопасности, что считает всё это детскими шалостями в песочнице?
И все же она играет с огнём. Ведь я же агрессивный псих, а таким не по-ложено доверять что-то потенциально опасное. А колготки очень даже опасное оружие. Это ж такая прочная синтетика, что ни одна жертва их руками никак не разорвёт. И я легко смогу медсестру, к примеру, или ох-ранника ими задушить! А, может, она меня к этому и подталкивает? Хочет, видимо, подставить под удар другого, чтобы таким манером отвести его от себя? Выпустить пар и замарать меня, не замарав при том своих руково-дящих и направляющих белых ручек? Нет уж, барыня, не дождёшься, ты одна у меня, ты одна, долгожданная радость моя!
А её не было уж несколько дней. Явно выжидала. Понятно чего: колготки жгут и жгут руки, наконец, терпение лопается и я использую своё оружие! А вот уж нет уж! Я тоже терпеливо ждал. И вот, на третий или четвёртый день, появляется она. Но какая-то на себя не похожая, потускневшая, слов-но после славного запоя или диких скачек на мустанге по прериям.
– Вы до сих пор не применили своё смертоносное оружие?
– А зачем, если милой и любимой рядом нет?
– Вот я, рядом, близко-близко, что мешает вам, родной?
– Мою душу терзают смутные сомнения, мой внутренний взор спотыка-ется о преграды, а подводные камни сбивают потоки энергии в сторону.
Тем временем я подскочил к двери и распахнул её. Так и есть: в коридоре, привалившись к стене, скучал здоровенный санитар.
– Я опять прав. Вы под усиленной охраной, потому так вызывающе и ве-дёте себя. Семеро одного не боятся.
– Нахал! – подскочила она, – вам никогда, никогда не удастся совершить задуманное, а мне всегда удаётся, и ваши приятели это прекрасно знают!
И выскочила вон, словно пробка шампанского на волю из тесного гор-лышка, только лишь пены да брызг не последовало.
Занятно. Она всё-таки дрожит за свою шкурку, опасается. Возможно, с испугу и призналась, что всё происшедшее с моими приятелями не было случайностью. Страшный человек: шаг за шагом любого загоняет в угол, вынуждая делать то, что нужно ей. И понятно, что ей нужно. Ей нужна аб-солютная власть над людьми, над их поступками, над их душами. И сколь-ко человек она уже успела превратить в роботов? Но не подкопаешься: ни один суд доказательств сумасшедшего принимать во внимание не станет. Да и делает она всё чисто и аккуратно. Профессионал. И никто её не оста-новит, никто.
А её надо, надо остановить! Раз ей нужна абсолютная власть, то ради сво-ей заманчивой цели она готова будет уничтожить всех, кто этому мешает. И её зомби тихо и спокойно выполнят любой приказ. Аккуратно ликвиди-руют тех, на кого она укажет. И меня она уничтожит, поскольку играть и темнить дальше уже нет ни малейшего смысла, все карты раскрыты. И что делать? Осталось только одно – ждать развязки.
               
Глава 10. Два удара – сто лет счастья.

Ждать развязки пришлось недолго: через день, поздно вечером, она яви-лась. В белом, чистейшем, накрахмаленном халате с рубиновой каплей до-нора на груди. Ни колец, ни серёжек – всё снято. Бледные губы, без пома-ды, волосы просто забраны пучком сзади. Без колпака. В руках сияющий шприц.
– Давайте сделаем ещё один укольчик, и через пару дней мы с вами рас-прощаемся, даю слово.
– Если там ваш любимый клофелинчик, то распрощаемся уже сегодня.
– Ну-ну, зачем так мрачно! Вы же преступления не совершили, вы мне даже не соперник, зачем мне пачкать руки? Это обычный дежурный укольчик, оголяйтесь.
– Тогда почему дежурный укольчик не делает дежурная медсестра?
– Потому что не успевает, закрутилась, новенькая ведь.
Я уж было успокоился, но тут вспомнил тихую, ровную речь своего зна-комого. Он нередко вспоминал про «дежурный укольчик», его просто за-циклило на этом.
– А Ивану Павловичу вы тоже делали укольчики?
– Помню его, пришлось как-то сделать перед выпиской. Вон он какой те-перь молодец!
– Он же теперь спит на ходу, только на ваши звонки и реагирует.
– И вы сейчас будете спокойны, всем довольны и сладко выспитесь. Ну же, оголяйтесь, не стесняйтесь!
– Вы упустили одно обстоятельство: после ужина медсестра уже сделала мне укол, я и так сплю на ходу.
– Вот и прекрасно, значит, вы не будете сопротивляться. А завтра станете милейшим и добрейшим человеком. Открою вам секрет: здесь находится эликсир счастья, моё личное изобретение! Мечта многих. Она избавляет человека от всех ненужных тревог и волнений. Пока ещё страшный дефи-цит, но для вас… Оголяйтесь, друг мой, и будьте счастливы!
У меня и так всё плывёт перед глазами, голову обносит, вот-вот упаду. А тут ещё эта гнусная главврачиха со своим жидким счастьем. Я не хочу быть роботом. Уж лучше умереть стоя, чем жить на коленях! Я кое-как встал и подошел к ней.
– Ты, конечно, одна, без свидетелей?
– Верно, они не нужны. Ты не опасен – тебе вкатили двойную дозу, вот-вот упадёшь.
Я молча вытащил из кармана её чёрные колготки. Она усмехнулась и тут же резко ткнула шприцом мне в бок. Да мимо: я пошатнулся, и она только шаркнула рукой по боку. А меня повело всё дальше в сторону, и я ткнулся плечом в стену. Укол медсестры действовал прекрасно. А главврачиха уже подскочила и бьёт шприцом, как ножом, резко, без размаха. И где так на-ловчилась? Попала на сей раз меж рёбер. Я отступил. Опять попала, я от-ступил в угол. Всё, дальше некуда, загнала кобыла короля. Сейчас шах и мат! А главврачиха-женщина, что тихо, но помешана, становится всё шире и шире, всё более туманной и расплывчатой. Чей укол так действует?
Вот она снова рядом и резко бьёт. Как-то непроизвольно я выставил руку и попал ладонью в её рукав, что затормозило удар. Уцепившись уже обеи-ми руками, я приподнял её руку и, поднырнув под неё, развернул шприце-носную кисть ей в живот… Тут все поплыло и я грохнулся на пол.
               
Заключение без заключения.

Все говорят, что я удивительно спокойный и счастливый человек. Ставят меня в пример другим. Не пью, не ругаюсь, не ссорюсь ни с кем, даже не спорю. Только ласково улыбаюсь в ответ. Сам не знаю, почему я такой, всё мне ладно, всё хорошо. Если где-то что-то не так, значит, так и надо, так и должно быть. Мир и покой в моей душе. Мало таких людей, все куда-то спешат, суетятся, нервничают. Иногда встречаю во время прогулки по парку такую же неторопливую, улыбающуюся, полную женщину. Где-то я её раньше встречал, но это совсем неважно теперь. Мы молча улыбаемся друг другу и расходимся. Иногда, стоя у реки и пытаясь вспомнить нечто важное, но всё время ускользающее, я замечаю и её. Она тоже подолгу глядит на тихие, легкие волны, на белые отмели и тоже пытается что-то вспомнить, так мне кажется. Я ей не мешаю размышлять. Порою сталки-ваюсь с ней в больнице, на приёме у главврача, солидного бородатого мужчины. Он беседует с нами, выписывает лекарства, говорит, что скоро каждый из нас выздоровеет. А зачем, мне и так хорошо.

 Солониха, 2006 г.

 Примечание от автора.

 Все события в данной повести абсолютно не соответствуют нашей пре-красной действительности! Все названия, имена, отчества и прозвища взя-ты автором наугад. А любое маловероятное и чисто случайное совпадение с реальной жизнью следует считать всего лишь досадным казусом и не бо-лее того. При сочинении повести никто не пострадал.