Неоновый дождь вероятностей дней

Очень сложно воспринимать того, кто уже чувствует себя победителем. Взираешь на это показательное величие с какой-то брезгливостью. Думаешь о том, что эта победоносная улыбка совершенно не к месту. И не понимаешь… для чего они так поступают?

Типовые, одинаковые… они заполонили мир людей своими условностями и убежденностями. На них не самые дорогие костюмы и рубашки нежных тонов. Если ты идешь по улице или заходишь в магазин… ты всегда можешь увидеть кого-то из них.

Тот, который сидел в кресле передо мной, осмелился предъявить ультиматум мне. Разве можно такое простить? Я уже знаю, что он умрет. Очень скоро. И умирать он будет долго и болезненно. Глупость не должна идти впереди совести. Но сейчас я его слушаю. Слушаю лишь потому, что он говорит и тем самым, не ведая того, продлевает свою никчемную жизнь.

Странные ощущения… я почти не узнаю тот мир, в который снова вернулся. Небывалые ощущения. Все новое, но абсолютно чужое, разъедающее мораль. Раньше я приходил сюда, чтобы укрыться от мрака. Теперь же мрак пришел в этот мир быстрее меня, заполонил его своими язвами и воплотил в реальность самые страшные опасения покинутых богов. Нет, мы не вершим судьбы людей и не кромсаем души на алтарь истории. Когда наше величие накрывало этот мир, нам было интересно другое. Мы превращали и изменяли, мы играли с разумом, пытаясь постичь его пределы. Мы изменяли материю, населяя ее признаками своих душ. Словно кровь в венах текла наша мысль по этому миру.

Теперь все стало иным. Мы оставили этот мир, чтобы иметь право приходит в него душой. Но нам закрыли наши же ворота. Бесполезно их штурмовать и брать приступом. Врата велики и бесконечно сильны. Нам не преодолеть их. И мы теперь вольны приходить в этот мир лишь как тени, возрождаясь в наших же творениях, на краткий миг осознаем свою сущность в полной силе, пытаемся совершить несовершенное, но человеческое тело живет быстро… и наши тени снова оказываются за вратами неприкаянными гордецами, познавшими боль разума.

Кто-то смирился и приходит в этот мир просто так. Другие же пытаются снова в нем изменить так, чтобы врата открылись. Но у них ничего не получится. А еще есть такие, как я… идеалы прошлого не довлеют надо мной. И потому я имею полное право играть свою собственную партию.

Меня забавляет принимать решение и притворять их в жизнь, создавая ситуации и запутывая крохи реальности, привнося в общую картину ирреальные черты. Так поступают все из нас, которые просто приходят в этот мир без всяких страстей и желаний. Вы слышали свои сказки? Мы – отголоски этих строк. Вам бывало страшно? Это наше дыхание касалось вашего разума. Кто-то думает, что мы воплотившиеся драконы. Ваш разум нам чужд. И не потому, что мы – другие. Просто наша воля создала вас такими, что вы никогда не станете нашими детьми.

Этот город держал в своей железной хватке огромную бухту, в которую входило теплое течение. Город-порт, город-торгаш. Жестокий, непримиримый… умеющий обижаться по детски и выпячивать бесконечное богатство фасадами домов; на его улицах есть все цвета людских порок и страстей. Вельможи, торговцы, грабители, моряки, пираты, проститутки, ростовщики, стражники, кухарки, таксисты, наемники и проходимцы, курьеры – все они смешали на улицах этого города под престолом императора Николая III Obliquus. Бесконечный карнавала историй проходил по улицам города, который уступал завоевателям, но не покорялся. Он принимал в себя желающих его престола, перемалывал их, развращал и делал своими.

И за всем этим надзирал замок в самом центре и два форта, ощетинившиеся страшными пушками. Огромными и страшными драконами они громили пиратские флотилии. Эти пушки создавались гениями и мастерами больше трехсот лет назад. Огромные механизмы обслуживали их и тысячи людей трудились и поддерживали их в боеспособном состоянии. Город был защищен от любого нападения с моря. Но не с суши и не с воздуха.

Но захватнические войны уже канули в небытие. Орды варваров не пересекали пустоши с подножья Желтых гор. Технологии победили варваров. И лишь пираты не желали мириться с этим. Они захватывали чужие суда и грабили прибрежные города. Свободные и независимые… они набивали свои острова сокровищами или нанимались в услужение к прибрежным баронам. Море никогда не было спокойным.

Но в городе им было свое место. Пираты вольны были приходить сюда на своих кораблях и обменивать награбленное на провиант, продавать и тратить. Пираты были удобны и полезны. Они заключали договора с торговыми домами города и оберегали их эскадры. Они нападали на конкурентов. Они не давали другим пиратам проникнуть и напасть на город. И получался симбиоз… такой, который проникал всюду и во все.

И все равно город стал другой. Я был здесь в последний раз, когда ветер трепал паруса. Теперь же машины несли корабли, двигатели толкали самоходные экипажи, а шпаги и мечи носили лишь дворяне. Зато чернь вооружилась автоматическим оружием. Если раньше портовые подворотни звенели сталью, то теперь могли грохотать выстрелами. Компьютеры и факсы управляли финансами, биржи опутаны сетями оптоволокна…

Меняется изменения… а пушки… пушки остаются вечными. Их конструировал Филипп Обручев, которого до сих пор считают безумным. И я знаю почему. Он был талантлив, но не достаточно. Я был той злой феей, которая в ночи навивала ему чертежи этих пушек, а днем я работал его помощником и «разбирал» чертежи так, чтобы было понятно. Пушки строились почти пятьдесят лет, и были столь тесно увязаны механизмами, что их невозможно переоборудовать. Даже сейчас, когда за наведение может отвечать электронный разум, пушки обслуживаются вручную. Заводы и предприятия. Если что-то сломается… никто их уже не сможет починить. Я это знаю. Их поддерживают в боеспособном состоянии, но не более. Они – гарантия от моря. Я это знаю. Потом уже я был среди тех, кто нападал на город с моря. Я видел, как гибла флотилия из четырехсот пиратских судов. Я был среди тех, кто оборонял город. Я знаю, на что способны мои пушки.

Я принес их в этот мир сам не зная зачем. Мне просто захотелось создать то, что может наводить страх и ужас как можно дольше. Что есть в этом мире рукотворного страшнее моих пушек? Ядерную энергию тут знают, но как-то не решаются ее использовать в военных целях. Не очень развита и авиация. Так что, остаются наземные и морские войска. И, не смотря на то, что войны на истребление тоже уже уходят в пепел времен, мои пушки все еще востребованы. Они словно символ. Их боятся и уважают до сих пор. Каждый капитан подходящего к бухте корабля внутренне боится, что сейчас какое-то жерло придет в движение и от его огромного корабля останется меньше чем от простой шлюпки.

Зачем я их тогда создал? Не знаю. Мне хотелось поселить в этом мире хоть какой-то ужас. Такой, который сложно будет понят, принять в себя полностью всем, живущим и рождающимся в этом мире.

Мои пушки – это целая индустрия: их изучают, выводят о них теории, пытаются разобраться в их механизмах… целые поколения отдают свои силы и разум на то, чтобы прийти к истине о них. Меня это забавляет, тешит мое самолюбие. Когда-то давно я не был самым лучшим богом. Но сейчас, когда прошло время и мы все изгнаны, то мне нравится ощущать, что я оставил свои мысли в этом мире в неприкаянном состоянии.

В мою честь никогда не возводили храмом и не возносили молитв. Я был богом стали, железа. Нет, я не наделял его сверхъестественными способностями. Просто мне было подвластно сотворить все, что угодно. Меня жаловали лишь кузнецы, да и то большего почтения у них получали боги огня. Но меня это не трогало и не волновало. Особенно теперь, когда обо мне написано три строчки в энциклопедии мифологии. Волнует ли это меня? Нет, не волнует. И не пугает. И не хочу я большего. Мне удобнее так, каков я есть сейчас.

Смущала меня сейчас лишь причина, по которой я здесь находился. Меня позвали. Это была не самая приятная новость, но я знал, у кого было на то право. Конечно, я волен был и не принять вызов, но мне стало любопытно, что Антуану нужно от такого, как я.

Антуан был старейшиной. По древнему договору на алтаре судьбы, старейшины были той связующей нас с этим миром нитью, которые и делали возможность нам здесь появляться. Взамен за это они имели право обращаться к нам. Антуан был молод для старейшины. Очень молод. Ему еще и не минуло тридцати лет, но он уже входил в высшую иерархию. Талантливый и беспринципный, он ощущал дух этого мира как никто лучше других. Это удивляло и настораживало. Такие способности не могли развиться в родившихся в этом мире. Скорее он был ближе к нам. Но он не был одним из нас. Наверное, поэтому я и ответил на его зов.

Он выбрал для встречи безликое кафе рядом с деловым центром, в котором, помимо финансовых структур, еще размещалось Управление Казначейства. Улица называлась «Мичманская», но все ее называли «Позолоченная». Она шла прямо от замка в центре города к порту по прямой линии. Это были более сорока километров самого высшего богатства и чванливости; самых дорогих магазины, цирюлен, кофейней, кондитерских и ресторанов; преуспевающие торговые дома и фирмы открывали здесь свои офисы и деловые центры; за неопределенными вывесками скрывались шикарные публичные дома, где можно найти было для утех красивейших женщин и мужчин этого мира. Вся улица была пешеходной. По ее центру были установлены лавочки и скамейки. Все они были разные. Ни одна ни в чем не повторяла другую. Их ставили те, кто имел здесь свой бизнес. Это было словно символом, печатью – поставить напротив своего магазина, офиса и так далее такую лавочку или скамейку, какая ничем не будет похожа на другие.

Огромные фонари причудливым светом заливали улицу ночью, а днем крыши домов украшались воздушными змеями и шариками самых причудливых окрасок. Лоточники продавали все, что только можно было. Их лотки, расписанные художниками, ломились от всякой бесполезной мелочевки: спички, конфетки, ажурные чулки и дешевые духи со всех концов мира… сигары из морского табака и освежающие дыхание леденцы, билеты в театры и оперу, открытки, почтовые конверты, марки. Этот бизнес был столь прибыльным. Что уже давно стал семейным делом. В него сложно было попасть со стороны. Здесь тоже были все только свои.

Семьи лоточников всегда были большими. Ведь чем больше рабочих рук и молодых ног, тем больше доходов. Каждая семья имела свое какое-то маленькое производство мелочевки и тоже изо всех сил старались превзойти конкурентов в оригинальности. А их лотки… с того дня, когда П’аапюс расписал свой лоток пейзажем сражения у мыса Березанки, лоточники «подхватили» эту моду и теперь щеголяли расписными лотками. Сейчас это были произведения искусства. Нередко за лоток, расписанный каким-нибудь художником, ставшим потом известным, могли заплатить больше денег, чем стоил весь бизнес лоточника. Так что, это была своего рода страховка от возможного разорения.

Да и художники тоже лоточникам не отказывали: бесплатная реклама. В художественных галереях малоизвестному живописцу, пусть и талантливому, выставляться было дорого. А так… работу мастера мог увидеть какой-нибудь меценат на лотке, и вполне поднят художника к желаемым высотам известности.

Антуан появился в кафе с восточного входа. Одет он был явно не по формату: здесь были в большинстве своем деловые костюмы. Я в расчет не входил. Мне можно было все. Но вот Антуан… он предпочел одежду пестрейших расцветок по самым ярким молодежным направлениям моды. Это сразу же смотрелось очень нелепо в этом месте, но «пиджаки» были заняты поглощением пищи, тогда как их мозги продолжали шевелить финансовыми шестернями. Поэтому, непонимания Антуан удостоился лишь от официанта, который приблизился к нашему столику.

Я заказал себе чай, а Антуан бокал де’Лавере трехлетней выдержки. Отличный выбор. Одно из лучших вин, которое разрешает продавать императорская палата по торговле.

- И как ты поживаешь? – спросил он, делая глоток.

- Приотвратно. Пытаюсь предположить наилучший конец этого мира.

- Даже так? Ты все еще не отказался от этой своей идеи?

- Зачем отказываться от мечты, которая не может сбыться? Ведь это так удобно. Многие стремятся, достигают и им более ничего не остается взамен. Выгорают потом и бесцельно встречают старость.

- Ты имеешь в виду Марту?

- Да.

- Значит, ты все же решил вывести свои капиталы из ее бизнеса. Но ведь от этого может начаться обвал экономики! Не самое лучшее время… принцы готовятся к войне.

- И с кем же на этот раз? Не думаю, что кто-то может вам всерьез угрожать. В вашем городе стоят мои пушки. Да и полный захват стратегически неудобен. Порвутся экономические связи. К чему это, когда город является крупнейшей финансовой точкой в этом мире?

- К чему? Хороший вопрос, на который куча простых ответов. Слишком много денег, Слишком многочисленная армия. Слишком быстро растет уровень безработицы. Чаша готова перелиться через край.

- Так всегда бывает. Любой мир стоит по угрозой быть стертым с поверхности огненным дождем апокалипсиса. Так что, вы не будете первыми и уж точно – не последними.

- Вы тоже когда-то доигрались.

- Да, шутки с адронными коллайдерами – не самое веселое дело. Поэтому, эта технология и не появиться в вашем мире. Хватает того, что смещение пространственно-временных цепей уже произошло. Странники появились в часовой цепи, и Судьбе остается лишь просто скрежетать зубами. Словно у нас был выбор…

- Я все не понимаю эту процедуру…

- Если бы понимали мы, то могли бы найти способ как ее подчинить. Это – вихревой поток времени. Мы в нем – лишь частицы. Поток несется, но не имеет направления. Т.е., относительно себя – он стабилен и постоянный, а вот относительно частиц, находящихся в нем, он – метафизичен. Способен принимать любые формы постоянного движения относительно пропорциональных направлений…

Видно было как он, сидя напротив, весь сосредоточился, пытаясь запомнить каждое слов, чтобы осмыслить их и понять. Тщетно… бесполезно. То, что я говорю сейчас со столь умным видом – лишь набор звуков, отлично вписывающийся в теорию, но совершенно не имеющий отношения к практике.

- И все это способно превратить нас тоже в богов?

- Богов? Не много ли вы хотите? Стать богами… кому это принесло радости? Да и какие мы боги? Невежественные. Больших успехов добивались лишь те, кто обладал знаниями в психологии. А другие… у нас тоже есть предел прочности.

- И вы не знаете какой он.

- Конечно. Вихревой поток не дает ответов. Он лишь разбрасывает частицы согласно своему движению. Угадать… Предугадать где и как ты выберешься – просто невозможно. Иногда все абсолютно логично, на чаще всего – это самая подлейшая лотерея. Тут невозможно планировать и загадывать. Миры... их бесконечное множество. Каждый многообразен, изменчив и подвержен тем силам, которые мы когда-то разбудили. Посмотри на ваши технологи… ваши моря бороздят парусные корабли, курс для которых рассчитывают компьютеры. Это – ирреальность. Гиперпрогрессия, замешанная на временных выплесках. И в этом вы хотите стать богами? Не смеши меня. Чтобы стать богом, нужно сначала стать пылью времен.

- Это – термин?

- Нет, это поэзия отчаяния. Подобные забавы умиляют лишь несколько десятков тысячелетий. Потом приходит апатия и скука. А это, чаще всего, означает, скоро произойдет последний переход.

- Что?

- Термин это такой, не самый точный. Ведь нас было много больше. Целый мир людей. А сейчас… даже если в этом пространственно-временном отрезке окажутся все странники, то вряд ли мыс можем заселить даже улицу. Понимаешь разность материй и составляющих? Мы все равно исчезаем. Медленно, верно и неукротимо.

- Когда ты так говоришь, у меня снова появляются подозрения, что за этой планируемой войной скрываешься ты.

«Может быть,» - подумал я. – «Только тебе об этом знать не обязательно… да и сам я не знаю.»

- Судьба выносит свои решения. Тебе ли бояться?

- Я могу погибнуть. Кто знает, какими своими знаниями ты можешь поделиться с нападающими на этот раз? Ты ведь игрок. Только другой. Не тот, кто стремиться к выигрышу любой ценой. Тебя забавляет и интересует процесс игры, ее суть, составляющее…

В чем-то он был прав. Они тоже нас изучили за годы служения. Пишут о нас книги, создают по нам учебные труды… и все это оседает в закрытых книгохранилищах. Так появляются мифы. Ничего страшного… Виктор как-то вообще создал библиотеку, в Семидневных горах. Уж и не знаю, как он умудрился собрать столько знаний. Да, была большая охота… было много огня и крови. Библиотека Виктора должна была исчезнуть. Мы сплотились и напали. И он защищался. Было умно создать простую до банальности секту, которая костьми ложилась под гусеницы танков и грудью кидалась на мечи и пулеметные амбразуры. Дирижабли и генетические драконы слились в кровавой схватке в небесах… я помню эту битву. Я был в ней. Я нес штандарты тяжелой конницы и положил ее всю, предприняв атаку по флангу. Выжил… в госпитале мне поставили механические ноги. И снова битва… новая кровь, огонь и боль. Я терял свою человеческую сущность и становился железным.

Когда армии подошли к горным рекам, то мое тело было сгустком стальных частей, проводов и тончайшей машинерии. Началась переправа… с той стороны нас обстреливали двухсотмиллиметровые пушки и катапульты. Холодная вода стала красной и уносила в ущелья сотни мертвецов. Я нес на плечах свой пламенный меч со встроенным пневмомотором. Я не чувствовал температуры воды, но ощущал как ржавею. Как каждое мое следующее движения становиться медленнее и тяжелее, скованное пластами набегающей ржавчины. Так я и погиб… оставшись железной статуей в ледяных потоках горных рек.

Виктора разбили уже без меня. Когда я снова оказался здесь, то побывал на том месте. Красиво и глупо. Конечно, мое тело не сохранилось, но там «благодарные» граждане водрузили памятник, судя по которому я был метра три высотой и утыкан пушками и пулеметами во всех имеющихся местах своего тела. Забавно как разворачивается история сквозь столетия.

- Игра всегда имеет цель. Даже если это, как ты выражаешься, лишь ее составляющая. Чтобы узнать, тебе нужно понять цели и задачи. Я видел листовки на стенах домов… вы собираетесь воевать в конгорцами? Они – сильны, но не сильнее вас.

- Если только не ты выступишь на их стороне.

- Зачем мне это?

- Ты готов принести клятву, что не будешь им помогать?

Готов ли я? Хороший вопрос. Шансы у конгорцев все же были. Они хорошо продвинулись, не смотря на хартию промышленников, сдерживающую развитие других государств. Мне они чем-то даже нравились: молчаливые, упертые и амбициозные. Властелинами этого мира они пытались стать достаточно часто, но все никак не случалось. Идеи были хорошие. Но откровенно хромало исполнение. Или же… наоборот. Сейчас, кажется, достигнут баланс. И это отличная смесь, чтобы бросить ее в горнило войны.

Вот уже почти семьсот лет конгорцы вели себя тихо, поддерживали дипломатические отношения и не особо бахвалились достижениями в военной промышленности. Усыпили мир. Есть такое.

А теперь оказалось, что они совершенно не смерились, а лишь притаились. Я в сем участия не принимал. Возможно, кто-нибудь из наших и дал дельный совет, но я совершенно не откажусь воспользоваться при необходимости и этим клинком. В войне, кажется, все средства хороши. Не имеет значения. Я не проявлял особой любви к населяющим этот мир существам. У них свои дела, у меня – свои планы. Поймать на Внутреннюю сторону зеркала отражения дождя… в голове вспыхнул огонь. Да, я помню. Я помню об этом… шанс ли это? Все может быть. Но нужно сначала сделать, чтобы сделать еще.

И конгорцы были бы замечательной фигурой на игровой доске. Территориально у них крайне мало суши и поэтому 80% их промышленности и экономического развития, так или иначе, связанно с водой. Пригодных для жизни территорий суши – крайне мало. Поэтому, они осваивают прибрежные территории под водой. Вместо того чтобы громоздить предприятия на столь драгоценной поверхности, конгорские инженеры, строители и архитекторы увели их под воду, решая тем самым вопросы с охлаждением громадных машин. Создаются подводные жилые кварталы, лаборатории, учебные заведения и базы подводного флота. О конгорцах говорят, что они – приходят из бездны. Почти что так. Они действительно полагаются на свои подводные лодки, в производстве которых достигли наибольших высот во всем этом мире. Конечно, правители тех стран, которые имеют морские и речные порты, страстно мечтают о подводных лодках с кангорских стапелей. Но продают они их крайне неохотно, да и при условии выработки не менее 15 лет. Они защищают свои тайны ретиво. И поэтому всегда в этой области впереди. Когда продается подводная лодка, то это значит, что конгорцы уже полностью сменили технологи производства, оснастки и инженерные решения. Конгорский подводный флот был реальной силой, представляющий не самую страшную угрозу. Было бы иначе… миром бы они уже могли править.

Поэтому, другие государства противопоставляли им флот надводный и укрепленные береговые линии. Конгорсике подводные лодки делились по двум принципам: водопроницаемого корпуса, который придавал кораблю гидродинамические функции, и водонепроницаемого, предназначенного для моделей, способных выдерживать большое давление и уходить на дальние глубины. Естественно, водопроницаемые модели составляли атакующую и быстроходную часть. На них ставились водометные движители и двигатели на химических компонентах, обеспечивающих возможность быстрых маневров и уклонения в случаи глубинной бомбардировки. Эти подводные лодки были рассчитаны на всплытие и обстрел других кораблей или же прибрежных территорий. Вся начинка была подчинена орудийному обеспечению и хранению боеприпасов: всплыл, обстрелял и попробовал уйти. С точки зрения сухопутных войск, такие подводные лодки были передвижными укрепточками или же – подводными танками.
А подлодки в водонепроницаемых корпусах были больших размеров и занимались перевозкой пехоты, техники и прочего. Они тоже могли использоваться для надводного обстрела. Но производство этих монстров было слишком дорогостоящим и их редко применяли в локальных конфликтах с неясным исходом.

Элита подводного флота… ударный кулак огромной мощи, который готов нанести свой удар. Я знаю, что конгорцы подготовили новую серию этих монстров. Даже и не серию… они создали отдельный организм, который состоял из различных по классу и назначению подлодок. Они передвигались на больших глубинах к заданной точке, а потом объединялись, становясь единым целым. Подобная крепость всплывала на поверхность и начинала… там были ремонтные цеха, производство. Плавучая крепость. Огромная… мощная. Не думаю, что можно ей что-то противопоставить кроме моих пушек. Ладно, посмотрим… у меня было яркое подозрение, что в мою игру кто-то желает вмешаться. И Антуан был тому отличное подтверждение. Я откинулся на спинку стула и сделал первый щелчок.

- Приносить клятву… не слишком ли ты многого хочешь? Если ты просишь меня о ней, то это лишь подтверждает вашу заинтересованность. Не думай, я знаю, что старейшины стали перебарщивать со своими правами. Чего вы добиваетесь?

- Мы ничего не добиваемся. И ты это знаешь.

- Из этого твоего «мы» я делаю вывод, что это идет не от всех вас. Что, решили поиграть в заговорщиков? Слишком высокий риск. И прецеденты уже были. Шадираа’атамара’ка-сидасотори’ана всегда активируется не только по нашему желанию.

Мой голос не звучал угрожающе, но это была угроза. Шах и мат. Антуан мог сколько угодно планировать и выгадывать, но после этих моих слов, он знал, что колесница лишь ждет всадников.

Он сразу скис. Само название наводило ужас. На то оно и было рассчитано… на нас тоже. Только мы знали, что скрывается за этой тарабарщиной. Знали и боялись тоже.

Если и есть что-то божественное в ткани мироздания, то этому… там самое место, хотя это чудо из моего мира. Осколок адронного коллайдера… сошедший с ума и возомнивший себя арбитром человеческих страстей… свихнувшийся от одиночества и призревший все физические законы… Сергей как-то предположил, что мы все становимся со временем его частью. Таким образом он пытается восстановить утерянные структуры, которые, возможно, во время смещения пространственных нитей, были утеряны и тем самым образуется препятствие в виде отсутствия тождественности. Да, Сергей тогда был очень пьян. И закончилось все это не очень хорошо… нельзя связываться с городской стражей, которая только вышла из казарм сменять посты. Да, драка была отменная. Городские барды до сих пор распевают баллады «О битве у Розы». «Роза» - это был дешевый кабак, в котором собиралось местное отрепье и мелкие криминальные элементы. Теперь же – это солидное заведение, овеянное всеми духами и ароматами романтизма. Пьяная схватка превратилась в легенду о двух братьях, которых злая мачеха (якобы племянница императора) лишила всех прав на титулы и наследство. Они собрали доказательства и хотели их передать постулату, который являл собой здесь самого высочайшего судью, совмещая в себе права решать светские и духовные вопросы одним росчерком пера.
 
Естественно, злобная мачеха узнала о намерениях братьев и подкупила начальника городской стражи (в боле фривольных версиях – совратила и внушила) дабы тот убил братьев на пути к дому постулата. Добраться братья не смогли и трогательно умерли последовательно: один на руках другого, а потом оставшегося в живых обвинили в том, что он намеривался свергнуть правящую власть. Все доказательства изъял нечестивый начальник городской стражи, а оставшегося брата казнили на рыночной площади. Вот как было дело, если рассказывать кратко.

На самом же деле, мы перебрали в этой «Розе» так, что нас впору было заткнуть пробками, дабы не пролилось. Оказавшись на улице, Сергей начал задирать проституток, которые оказались именно что стражниками. Стражники не очень отнеслись с понятиями к словам «сучки», «курвы», «драть вас…» и такое подобное. Блеснули клинки и понеслось. Наше происхождение давало преимущество в навыках. Но все же этого недостаточно против полусотни разъяренных стражников, носивших клиники тоже не для украшения. Может, если бы мы не были так пьяны, то ситуация окончилась бы иначе, и у баллад был бы другой конец, но Сергей наткнулся на клинок сердцем, а меня просто расстреляли из ружей с крыш домов, когда поняли, что это обойдется несколько дешевле и с меньшим ущербом к числу дееспособных городских стражников.

- Итак… ты все решил, - сказал он. – Ты уверен, что выбрал ту сторону?

- Уверен… или не уверен… какая теперь разница?

- Значит, ее судьба – тоже решена?

Ее судьба? Марты? Марта… я чуть потянул астральную нить, нащупывая точку перехода… легок и ненавязчиво… я вижу… ощущаю, как…

…Марта смотрит в небо. Свинцовые тучи заволакивают его, мерцают призрачными молниями. Скоро пойдет дождь. Предвестник. Хранитель начала конца. Марта гладит усталую кошку… кошка глядит в окно и знает, что скоро пойдет дождь.

Кошки все знаю. Ну, почти все. А то, о чем не знаю, предпочитают помалкивать. Как, в прочем и о том, о чем знают. Им просто нравиться молчать об этом, оставляя право все остальным лишь догадываться. Ну и что? они же – кошки. Не собаки какие-то. Собака все расскажет и доложит. Собаки умеют служить и любить своих хозяев с той безграничной преданностью, которой завидуют павшие императоры. Кошки же могут уважать и позволять. Кто они в этом мире? Наверное, смотрители, хранители, наблюдатели. Смотрят, хранят и наблюдают. Умеют делать то, для чего они в этом мире.

Чуть дальше за окном возвышаться мрачные стены и башни замка, который огородился рвом от петляющей Медовой улицы. Она поднимается на холм, петляет в старом городе под стенами замка, высвечивая букинистические лавки, и потом убегает прямой стрелой к порту, где теряется среди торговых складов и разгрузочных пирсов. Марте хорошо видно. Ее дом стоит почти на самой вершине холма Грез. Окна выходят на гавань и если их открыть, то по дому может пронестись морской бриз, наполняя дом свежестью.

Иногда видно как в гавань входят расцвеченные вымпелами и геральдическими знаками торговые пароходы; снуют быстрые яхты и утлые рыбацкие суденышки проверяют сети. Город живет бухтой. Он расположился в сердце, где сходятся великие течения, объединяющие материки торговыми путями. Разные товары стекаются в город, чтоб быть проданными на портовых биржах и рынках. Но их путь может и не заканчиваться. За крепостной стеной формируются караваны паровых повозок и отправляются вглубь самого большого и величественного континента. Какие чудеса они везут, и какие диковинки привозят? Много всего… и потом это снова попадает на рынки, биржи, в склады торговых домов, чтобы быть проданным снова, попасть в пропахшие солью трюмы и уйти навигационными путями на другие стороны океанов и морей.

Марта хотела бы побывать. Она руководила своим торговым домом вот уже почти пятьдесят лет, но так ни разу не уезжала из этого города. Хотя ее торговцы достигали таких глубин, которые кто-то мог воспринять и просто выдумкой. Марта с жадностью поглощала отчеты об этих путешествиях, вела деловую переписку и все думала о том, что придет тот день, когда ее ноги ступят на палубу флагмана ее торгового флота и капитану будет отдан приказ отплыть вечером этого дня. Марте хотелось бы увидеть на прощанье, как горит огнями факелов и газовых фонарей набережная и как ее свет становиться все незаметнее, когда корпус корабля начинает пожирать соленые мили черной воды…. До тех пор, пока лишь луч островного маяка не станет последней песнью прощанья на фоне бесконечного звездного неба, тонущего в линии ночного горизонта.

Это был надежный корабль, оборудованный мощными паровыми двигателями и пяти мачтами для хода под ветром. Гордый, мощный и вооруженный 103 пушками из оружейной мастерской Лео д’Ферро. С такой мощью можно было не бояться пиратов и сезонных штормов. Такой корабль мог пересечь океан и прийти к местам, где хрустальные башни дворцов великих миранов подпирали собой небо.

Но время шло, и Марта так никуда и не отправилась. Годы проходили… торговые империи рушились, приходила девальвация, подрастала новая когорта коррупционных чиновников, менялись технологии и строились другие корабли. Время принадлежало молодым. Марта уже не появлялась в своем офисе, расположившемся в семиэтажном особняке на Котельнической улице. Молодые и верткие управляющие лучше знали мир молодых. Марта принимала их отчеты курьерами в ливреях цвета ее торгового герба и раз в месяц проводила открытые совещания, на которых она уже больше просто слушала, чем давала указания. Они справляются лучше. Надо принять свою старость, чтобы не было так обидно за прожитые годы. Жизнь была интересной… когда ты молод, то финансовые авантюры не пугают. Иногда ловишь себя на мысли, что сам ищешь сомнительные торговые операции. Для чего? Просто, тогда еще есть скорость, которая требует быстрой прибыли. Это – гонка. Гонка с такими же, как и ты, которые тоже хотят урвать свой кусок пирога, быть первыми, предложить такой товар, которого еще не было, и сорвать свой золотой куш. А потом… потом вложить заработанное в новую авантюру и ждать, что все же она тоже обернется успехом.

Многие считали, что Марта рискует неоправданно. Но ей-то виделось иначе. Она успевала везде быть первой, и редко когда ее приз был перехвачен.

И пришло то время, когда уже не нужно было проверять тысячу слухов, чтобы проложить новый торговый путь. Торговый дом Марты больше походил на корпорацию. Ее интересы уже не ограничивались банальной торговлей. Она построила заводы, производившие товары по закупленным технологиям. Ее верфи строили торговые корабли, которые потом сдавались в аренду. Прибыль шла своим чередом… биржи, сети фирменных магазинов, дипломатические связи и уважение в среде таких же финансовых воротил. Все это пришло и ознаменовало собой старость…

…ту самую, когда сидишь у раскрытого окна, гладишь усталую кошку и просто ждешь начала дождя, ощущая как, в предчувствии, ноют старые кости. Стряхнуть оцепенение… изгнать из себя ветер чужой старости.

- Да, ее судьба – решена.

Он видит, как я встаю, и не спешит меня остановить. Антуан знает, что теперь уже ничего не изменишь. И скоро… очень скоро под стены города придут войска. И город изрыгнет смертоносную сталь жерлами моих пушек… и смешаются живые и мертвые… там, где пролился неоновой радугой дождь неслучившихся вероятностей со вкусом оставшихся дней.

КОНЕЦ