Весна

     По-весеннему спокойная улица разрезает мою память своим влажным запахом.
     За окном всё то же серое небо...
серое,
отражающееся в мутном растаявшем снеге,
заставляющееся забыться.
     Ветер качает ветки деревьев, выбрасывая птиц в бесконечность неба.
     Этот звук... неповторимый звук взмаха крыльев,
и недолгая вечность полёта -
это жизнь,
не моя.
     Весна разрезает мою память острыми проводами воспоминаний небесно-мутного цвета.
     Водоворот ветра и память о ещё непогаснувших звёздах -
весна... я так люблю тебя,
теперь люблю
     …
     Знаете, сейчас мне так трудно ходить, ощущать, смотреть вокруг. Каждый день отличается от предыдущего лишь цифрами на календаре, а время суток – относительным светом или мраком за окном. Каждый день я пытаюсь вспомнить, как давно всё стало именно таким, но с ужасом понимаю, что просто не знаю. Всё это время дни тянулись настолько долго, что каждый казался маленькой вечностью. Но это совсем не то, что я хочу вам рассказать… больше всего сейчас я хочу, чтобы вы узнали, что есть ещё на свете такие люди, как та, которая научила меня жить.
     Мы познакомились весной, когда солнце уже садилось за горизонт и горячий, прогретый за день воздух ещё продолжал ласкать кожу. Она сидела на берегу реки рядом с мольбертом и рисовала, а я шёл своим обычным путём с очередной плохой новостью с работы. Тогда ещё я работал фотографом, но больше меня всегда тянуло к картинам. Увидев её профиль, её изящную руку, держащую карандаш, я невольно остановился, достал фотоаппарат и начал намечать с какого ракурса лучше щёлкнуть. Лучик света радостно играл в её волосах, а её улыбка могла ослепить даже хмурый весенний вечер. Заметив меня, она начала изображать что-то, позировать, но, не смотря на это, на удивление, смотрелась она в кадре очень естественно. Я подошёл ближе, и заговорил с ней, когда приблизился на расстоянии нескольких метров. Отсюда и начались наши долгие прогулки по вечерам, вечно совместное времяпровождение… так летели дни, месяцы, годы. Она научила меня жить. Она помогла понять, что действительно было моим, а что мне чуждым. Я ушёл с работы, продолжил рисовать, правда, успеха в этом деле почти не имел, но главное – что моя душа была спокойна, она радовалась вместе со мной каждому прожитому дню. Мы сошлись, два художника.  С ней я мог делать всё, на что раньше не решался, с ней каждый день я буквально летал, в каждой фразе узнавал и открывал для себя что-то новое, ранее неощутимое. Мы были одним целым, действительно одним. Господи, как же сильно она любила эту жизнь… я никогда раньше не встречал таких людей. Никогда. Она была девушкой, которая радовалась отражению солнца в холодной воде, она видела небо в лужах, в дорогах – вечность. Каждый прожитый вместе с ней день казался неповторимым. Она была для меня неизведанной раскрытой книгой. Она учила меня жизни, по кусочку, складывала как мозаику отрывки моих мыслей в связные предложения. Только слепой мог бы не заметить, насколько она прекрасна. Я любил её… любил и люблю до сих пор, хотя и не могу понять, почему она ушла. Это было поздней осенью, когда птицы уже потянулись к югу, а солнце перестало греть. Утром я проснулся на удивление рано, но её рядом не было. Комната немного опустела – какой-то части её вещей не хватало, но она забрала не всё… как будто понимала, что я не смогу жить без этих родных безделушек. На стене по обыкновению весели её задумчивые картины, но они уже казались такими чужими. Шли дни, но она не возвращалась. Я даже не знал где она, что с ней. Она не оставила записки, она просто ушла, перечеркнув любую возможность связаться с ней. Каждый день после обеда я проводил у почтового ящика – ждал хоть какой-то весточки, каждый вечер одиноко курил у окна в надежде разглядеть её силуэт в потоке холодного дождя. Она ушла… ушла. И я не знаю сколько времени прошло с тех счастливых дней, когда мы были вместе, но я не виню её, я даже ей благодарен. Если она захотела уйти не попрощавшись – это её право. Я благодарен ей за все дни, проведённые вместе, за эти счастливые дни, когда я с головой окунался в любовь и чувствовал крылья за спиной. Кажется, что прошла уже целая вечность. Я часто приходил в лес на наше любимое место, где обычно мы устраивали пикники, молча смотрел на эту полянку, а потом возвращался домой, грязью оставляя одинокие следы на разноцветных листьях. Я часто ходил теми дорогами, где когда-то мы гуляли вместе, и всё вокруг оживало, преобразовалось на глазах, и я видел как будто со стороны наши переплетённые взгляды, улыбки. Сейчас мне так трудно жить, трудно радоваться утреннему ослепляющему солнцу, трудно надеяться на что-то… но я не виню её ни в чём. И продолжаю любить, как любил всегда.
     …
     Она курила, подняв голову к парижскому небу. К этому бескрайнему серо-кофейному холодному цвету чьих-то иллюзий. Маленькие редкие капли сухого дождя разбавляли сигаретный дым и покрывали её глаза, руки, плечи. Она заворожено смотрела на небо и продолжала пускать колечки дыма, которые спиралью исчезали в холодном пространстве города. Она вспоминала о нём. С тоской она вспоминала их прогулки, их постоянные ночные разговоры, их клятвы о чём-то неземном, вечном. Они оба так искусно разговаривали с тишиной, что слышали в ответ слова на свои молитвы. Она пыталась полюбить. Каждый день она рисовала их общее счастье, но понимала, что всё – пустое. Он помог ей подняться на ноги, помог встать и пойти вперёд, помог оторваться от прошлого, которое так тянуло назад. Она любила… тогда, очень давно, ещё задолго до него. Она любила так сильно и так болезненно, что уже больше не смогла ни к кому испытывать подобные чувства. А он просто оказался первым человеком, которого она увидела после этой любви, и она вцепилась в него всеми силами, веря, что он – её последняя и единственная надежда остаться на плаву в этом огромном океане. Они были вместе так долго, что она свыклась с его вредными привычками, она начала принимать его таким, какой он был и пыталась радоваться каждому прожитому дню, в тысячный раз одевая на себя маску плохого скульптора, который с трудом может передать радость в своих шедеврах. Она ушла, потому что больше не могла врать. Ушла, оставляя за собой тонкую нить, чтобы была возможность вернуться, но этой нити стало недостаточно. С лёгкостью она оставила его в прошлом, но со временем внутри начало колоть.
     Она стояла, прижимая конверт, смотрела на небо, изрезанное полосками взлетающих самолётов и закрывала глаза, растворяясь в бесконечности недосказанных слов. Одно движение руки, и она уже находится в чужой бесконечности.
     …
     Он проснулся от шума дождя и долго не мог сдвинуться с места, заворожено наблюдая как тысячи холодных капель разбиваются о пыльное стекло, вырисовывая мокрыми дорожками всё новые и новые узоры.
     Он вышел на балкон, допивая уже остывшее кофе и остановившимся взглядом уставился на редких прохожих, всё сильнее укутывающихся в тёплую одежду. Ветер срывал жёлтые листья и плавно отпускал, кружа в последнем танце. Капли барабанили по алюминиевым карнизам, повторяя монотонно-бесконечную недопетую мелодию.
     Он получил письмо в один из тех спиралью тянущихся друг за другом дождливых дней, но не сразу решился распечатать и прочитать. Этот знакомый почерк и ровные строчки, пахнущие сигаретами и холодным инеем.
     «Машины больше не разъезжали вдоль и поперёк по этим холодным улицам, которые мы когда-то пересекали вместе. Небо больше не делилось на «до» и «после»… всё слилось в одно, перемешалось…  Память умерла. Умерли воспоминания. Так выглядело моё первое утро без тебя. Но мы снова встретимся. Весной. Я верю.»